147. Беда вторая. 1204 г. 148. Беда третья. 1205 г

147. Беда вторая. 1204 г

Единственным естественным и потому искренним другом Руси была Византия. Сами греки русичам не нравились. Их считали «льстивыми», т. е. обманщиками, и корыстолюбивыми. Но культура Константинополя не зависела от пройдох, торговавших в Херсонесе, и от латифундиалов Никеи и Фессалии. С этими русичи и не общались, а философию, литературу и искусство получали от образованных и талантливых людей, которых, впрочем, в Византии XIII в. оставалось немного.

Как уже было отмечено, эта культура служила цементом, кое-как скреплявшим Русскую землю даже при спаде пассионарного напряжения системы. Только благодаря общности культуры новгородцы беседовали с суздальцами, черниговец щадил киевлянина, а не продавал его в рабство половцам, галицкий боярин отстаивал свой город от венгров и поляков, а смоленский витязь отражал ятвягов. Источником этой целительной культуры был Константинополь… и в страшный день 13 апреля 1204 г. он пал, захваченный французско-итальянскими крестоносцами, врагами православия. Эта потеря воспринималась на Руси как внезапная смерть близкого человека. Всем мыслящим людям было ясно, что ни от гибеллинов (в Риге), ни от папистов (на Босфоре) милости ждать нечего. Русь перестала быть частью грандиозной мировой системы, а оказалась в изоляции; схваченная в клещи двумя крестоносными воинствами, с севера и юга, она могла вот-вот погибнуть… но тут вмешались половцы. Они пришли на помощь болгарскому царю Калояну и в 1205 г. разгромили крестоносцев при Адрианополе. Реальная опасность исчезла, но чувство горького одиночества осталось и стало толкать отдельных деятелей на поиски выхода… в тупик. Они пытались найти общий язык с католической Европой.

Отвлечемся от изложения событий и поговорим о культурах. Культуры разных стран и веков разнообразны. Они влияют друг на друга, то привлекая, то отталкивая тех людей, с которыми носители той или иной культуры находятся в контакте, ибо всех людей привлекают идеалы истинности, добра и красоты, проявляющиеся у разных этносов по-своему. Сила этого влечения — аттрактивности[892] — зависит от уровня пассионарного напряжения этнической системы и комплиментарности, позволяющей делать выбор между разными культурами.

Так, в X в. русичи преклонились перед опытной красавицей — Византией, а в XIII в., когда она состарилась, они обратили внимание на юную романо-германскую Европу, конечно, исключая тех, кто смел хранить верность прошлому. Так начался раскол этнической системы Древней Руси, а закончился он в XIV в., когда на месте былого единства возникли два братских этноса, «родных по матери» — Древней Руси — и потому в XVIII в. потянувшихся друг к другу. Но прежде чем единство было восстановлено, пришлось пережить пять трудных веков, и в 1205 г. никто не мог угадать, чем этот начавшийся разлом кончится. А беды пошли одна за другой.

148. Беда третья. 1205 г

Роман, князь Волынский и Галицкий, родился от брака Мстислава Изяславича с дочерью короля польского Болеслава Кривоустого и воспитывался в Польше при дворе Казимира Великого. Это обстоятельство определило многое в его судьбе. Роман был храбр, энергичен, жесток, вероломен и весьма предприимчив. Всю жизнь он воевал «против», но не «за», исключая самого себя. Начал он с княжения в Новгороде и одержал блестящую победу над суздальцами и их союзниками в том самом 1169 г., когда Андрей Боголюбский взял Киев у его отца и отдал «мать городов русских» своим ратникам на трехдневный грабеж.

В 1173 г. новгородцы «показали путь» князю Роману. Ему пришлось уйти на Волынь, по дороге женившись на дочери Рюрика Ростиславича Смоленского. С этого времени он не знал ни покоя, ни верности слову, ни успеха. Он то участвовал в усобицах своих польских родственников, то, захватив Галич, бежал из него от венгров, то ссорился со своим братом Всеволодом из-за Волыни, то воевал с соседями Руси — литовцами, ятвягами и половцами или с русскими князьями Ольговичами, со своим тестем Рюриком и в 1197 г. с галицкими боярами. Здесь он запятнал себя такими жестокостями, что русский летописец предпочел не упоминать эти факты. Сведения о них сохранились только в польских летописях. [893] Но сам Роман по этому поводу говорил: «Не передавивши пчел, меду не есть». Единственными искренними друзьями его были торки. Они помогали ему в январе 1203 г. отстаивать Киев от черниговцев, смолян и половцев. Но Роман потерпел неудачу и здесь; после этого он обратил взор на Запад.

А Западная Европа по-прежнему обливалась кровью. В Германии гибеллинов возглавлял Гогенштауфен, Филипп Швабский, опиравшийся на Восточную и Южную Германию, а его противник, Оттон IV, сын Генриха Льва и племянник Ричарда Львиное Сердце, был популярен на Нижнем Рейне и в Вестфалии; его поддерживал папа Иннокентий III. Силы были равны, и война шла напряженно.

В этой ситуации любая поддержка была кстати. В 1204 г. папа предложил Роману королевскую корону, но Роман предпочел договориться с гибеллинами. Французский хронист XIII в. написал: «Король Руси, по имени Роман, выйдя за пределы своих границ и желая пройти через Польшу в Саксонию (на соединение с Филиппом)… по воле Божьей убит двумя братьями, князьями польскими, Лешком и Конрадом, на реке Висле». [894] Лешко и Конрад посвятили алтарь в Краковском соборе святым Гервасию и Протасию, в день памяти которых был убит Роман. [895] Одно это показывает, какое значение придавалось вмешательству русского князя в немецкие дела.

В 1208 г. Филипп был убит в Бамберге пфальцграфом Оттоном Виттельсбахом. Убийца был казнен, но победа досталась Оттону IV, и события потекли по другому руслу; то же русло, которое питало Гогенштауфенов, постепенно иссохло, несмотря на активность Фридриха II и его наследников.

Проиграла и Юго-Западная Русь. Сыну Романа Даниилу по смерти отца было четыре года. Темп развития политической мощи Галицко-Волынского княжества был потерян.

А теперь перейдем к этнологическому анализу. Социальный аспект: и в Европе, и на Руси шли феодальные войны. Но фазы этногенеза были различны: Европа прожила к 1205 г. меньше трети нормального цикла. Там пассионарность была в акматической фазе. Все воевали за что-нибудь. Одни — за престол св. Петра, другие — за императорский венец, третьи — за свободу своей городской коммуны, четвертые — за право считать мир творением сатаны, пятые — за Гроб Господень, шестые — за лилии Франции и т. д. А славянские князья воевали друг против друга, и Роман Мстиславич — яркий тому пример. Он «устремлялся на поганых, как лев, сердит был, как рысь, губил, как крокодил, проходил землю их, как орел, а храбр был, как тур». [896] Но эти «поганые» были соседние литовцы, ятвиги и половецкие женщины, которых Роман полонил в то время, когда их мужчины пошли на помощь болгарскому царю Иоаннице, стремившемуся заключить с греками пристойный мир (1201 г. ). Набег Романа был совершен в 1202 г., очевидно, в угоду его верным союзникам и заклятым врагам половцев — торкам.

Всю остальную жизнь он проливал русскую кровь, от Новгорода до Галича, предавал друзей и родных и никогда не щадил слабых. Роман был больше похож на римского солдатского императора III в. или на тюркского эмира XV в., чем на графа Аквитании, Ломбардии или Саксонии. Но его тянуло к ним, и если бы ему удалось установить контакт с Гогенштауфенами, Волынь превратилась бы в европейское королевство вроде Богемии или Польши. Но тогда переход в католичество был бы неизбежен, а потеря древнерусской культуры предрешена, как оно впоследствии и произошло в Галиции.