Культ Вернадского и ноосферы

СССР

Множество аналогичных примеров дает и советское общество. Появившаяся в 60-е годы русская Новая Правая дала знать о себе не только в литературе (деревенщики), но и в журналах («Наш современник», «Огонек», «Вече», «Молодая гвардия») и социальных организациях (Память, ВООПИК). Фаддей Шипунов — активист движения за чистоту Волги, может служить образцом характерной комбинации религиозности, идеализации крестьянства и антикосмополитизма (кодовое слово, обозначающее в советском контексте антиинтеллектуализм и антисемитизм). Этические категории для него — просто выражение Великого Духа, которому мы причастны.

Глубинная экология

Моррис Берман

Моррис Берман в своей книге Coming to our senses и других предлагает оригинальную теорию единства человека и космоса, нашего тела и души. Изна­чально мы не сознавали своего отдельного Я. Впоследствии единство нарушалось в процессе эволюции и индивидуации (но ведь даже самцы морского льва — индивидуалисты настолько, что защищают свои гаремы от других самцов!). Бер­ман апеллирует к неконвенциональным путям познания (даже плоть обладает памятью о порядке и беспорядке, к которым мы якобы можем получить доступ благодаря технике йогического дыхания, ЛСД, технике перерождения).

В чем смысл этого желания вернуться «внутрь яйца», освободив нашу жизнь от так называемого «дуализма»? Предполагается, что такое дуалистическое отчуждение действительно существует, что от него можно излечиться и что желанное «единство» почему-то заведомо превосходит онтологически наше ны­нешнее «расколотое» существование. Но обязаны ли мы принимать на веру заявление Бермана о том, что наше «Эго» искажает природную гармонию?

В самом деле, как мог продукт гармонической природы вдруг оказаться «не­естественным», отчужденным дуалистическим ренегатом? Вот вопрос, на который не в силах ответить поборники погружения назад в природу. Впрочем, они его и не ставят: на их взгляд, их отказ признавать результаты миллионов лет эволюции человечества не противоречит их вере в непогрешимость природы.

Круглый стол

Американский историк Дональд Уорстер убежден в том, что некоторые агро-экосистемы, такие, как, например, филиппинская, где на одном поле выращива­ются одновременно по сорок различных культур, лучше всех прочих в некоем абсолютном смысле. «Ландшафты, создающиеся в результате подобных традиционных практик, представляют собой тщательно интегрированные функциональные мозаики, сохраняющие мудрость самой природы»[31],— пишет Уорстер. Он выдвигает новые ценности стабильности, неизменности и уважения к требованиям межродовой этики в противовес ценностям изменения, инновации, роста и полезной продуктивности. Я в большой степени разделяю ценности, предлагаемые Уорстером, однако настаиваю на том, что любые цели, которые люди ставят перед собой, обусловлены культурным развитием (и только в этом смысле могут быть названы «естественными»), и что мы обязаны нести ответст­венность за наши ценности, признавая, что они — наш собственный выбор, а не абсолютные Заповеди Природы, которым мы должны следовать. Никто, кроме экологических детерминистов, не может рассматривать организацию человече­ского общества как «большее или меньшее отклонение от стабильного экологиче­ского идеала»,— если воспользоваться словами Ричарда Уайта, единомыш­ленника Уорстера[32].

Взгляды технократов

«Евангелие эффективности»

Огромную роль в ревизии экологической историографии в США сыграла вышедшая в 1959 г. книга Самуила П. Хейса «Экология и апостолы эф­фективности: Прогрессивно-экологическое движение 1890—1920». Хейс исследо­вал господствовавшее тогда убеждение, сформулированное, в частности, историком Леонардом Бейтсом, что прогрессивная. экология есть «завершение американской демократии». Хейс обнаружил, что значительную часть этого движения (его лозунг, выдвинутый Джиффордом Пинчотом: «Наибольшее благо для наибольшего числа людей на наиболее долгий срок») составляли недавние выпускники первых американских профессиональных программ управления ресурсами (лесное дело, геология, водные ресурсы), стремившиеся получить преимущественное право — в качестве экспертов — распоряжаться этими ресур­сами во имя «общего блага».

Но кое-что эти эксперты скрывали и от самих себя, и от широкой публики, а именно, что и они неизбежно принимали решения касательно природных ресурсов на основании определенных политических воззрений. В их случае воззрения были таковы: рационализировать расходы в наиболее расточительных областях американской жизни, оживить сельское хозяйство и снять «ослабляющие» страну конфликты между трудом и капиталом путем интенсивного государственного регулирования. Все это должно было быть осуществлено под их «беспартийным» контролем, на основе «непредвзятой» технической экспертизы, разумеется, их собственной. Дух «надклассовости» владел технократами, ставившими себя выше всяких политических игр. Как пишет Хейс, «более широкое значение природоох­ранного движения связано с той ролью, которую оно сыграло в превращении децентрализованного, нетехнического, слабо организованного общества, где рас­точительство бежало наперегонки с неэффективностью, в высокоорганизованное, техничное общество с центральным планированием и управлением, которое эф­фективно и целесообразно могло отвечать на новые требования все усложняюще­гося мира... Эти задачи требовали общественного вмешательства... Они требовали также новых методов администрирования, самого полного использования но­вейших научных достижений и квалифицированных кадров экспертов... Тогда-то было проповедано новое «Евангелие эффективности»...

Теодор Рузвельт свято верил, что социальные и экономические проблемы следует решать не силовой политикой, но с помощью экспертов, которые предпримут научные исследования и выдадут оптимальные решения. Его вера в прикладную науку была почти безгранична»[33].

Суммируя идеологию проповедников нового Евангелия, Хейс констатирует:

«Главное значение природоохранного движения заключалось в его политических импликациях: кто и как должен принимать решения касательно природных ресур­сов? Всякая проблема, связанная с ресурсами, порождает конфликты. Как разре­шать их: через партийную политику, компромисс между противостоящими группировками или через суд? Для экологов все эти пути были неприемлемы — они означали прямое предательство их Евангелия эффективности. Все решения относительно развития и использования ресурсов, размещения фондов и распре­деления вложений должны принимать эксперты, используя технические и науч­ные методы... Центральный пункт их Евангелия — рациональный научный метод принятия базовых технологических решений единой центральной властью»[34].

Культ Вернадского и ноосферы

Большое впечатление произвела на меня недавно статья в журнале «Природа», написанная нижегородским философом Владимиром Александ­ровичем Кутыревым. Это было, возможно, первое опровержение утопической и научнонесостоятельной идеи, что космос в один прекрасный день будет рационально управляться человеческим разумом. Кутырев приводит необычайно эффектную цитату из юбилейной статьи В. Барсукова и А. Яншина в Вестнике АН (1988. № 6. С. 56): «По мысли В. И. Вернадского, ноосфера — это гармоническое соединение природы и общества, это торжество разума и гуманизма, это слитые воедино наука, общественное развитие и государственная политика на благо человека, это мир без оружия, войн и экологических проблем, это мечта, цель, стоящая перед людьми доброй воли, это вера в великую миссию науки и челове­чества, вооруженного наукой»[35].

Может быть, планирование именно в России так легко принимают за панацею потому, что чересчур боятся хаоса и потери управляемости. Люди готовы смириться с индивидуальным бессилием, чтобы избежать противоположной крайности — анархии. Однако мы не должны забывать о том, что хаос зарождается на плодородной почве авторитаризма, там, где нет индивидуальной ответственности и привычки считаться с интересами других. «Планирование» и хаос — две сторо­ны непрерывно возобновляющегося процесса, который можно остановить, лишь развивая подлинную общность сознательных, ответственных индивидов.

Для тех, кто стремится к триумфу разума в космическом масштабе (космисты), равно как и для тех, кто идеализирует природу, реальные живые люди «как они есть»— лишь помеха на пути к желанной мировой гармонии. Поэтому все космисты, по Кутыреву, в конечном счете приходят к мысли о «Новом челове­ке»— то ли сверхчеловеке, то ли гуманоиде, который не станет мешать дальней­шему прогрессу мысли и технологии[36]. Мы не можем подробно рассматривать здесь адептов Константина Циолковского и Николая Федорова; или поразитель­ное сходство этого рода идей со сталинистской идеологией великого преобразо­вания природы, с идеями Горького, например[37]. Стремление к насильственной переделке людей, какими бы благими целями оно ни руководствовалось (включая «гармонию с природой»), всегда остается чрезвычайно опасным, чему свидетель — вся советская история. И культ ноосферы, и культ природы равно игнорируют индивидуальную ответственность и отвергают компромисс с несовершенной реальностью. Перед лицом этой опасности одинокий голос Кутырева предостере­гает: нам нужны реалистические надежды и исполнимые утопии[38].

Массы и классы

12Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: