 |
2. В зеленом ультрафиолете
|
|
|
|
Седуксен еще не был придуман. А в среду с утра ноги были мягкие, как ватные подушки, – не могло быть и речи о том, чтобы пересечь город на таких бесформенных конечностях даже с помощью трамвая или автобуса.
Ираклий, видя, в каком я состоянии, «ушел в кусты» – не очень приятно толкать родного брата на вечный позор, явно неизбежный для человека, который плохо стоит на своих двоих и норовит все время на что‑ нибудь плюхнуться. Но Вива решительно вызвала такси и сама повезла к институту.
– Не смей быть таким мрачным! Гляди веселее, улыбайся, все будет замечательно! – твердила Вива всю дорогу и с этими же словами вытолкнула меня из машины.
Цепляясь за перила, словно старец, карабкаюсь на второй этаж и вижу в преддверье капицевского кабинета участников научного семинара. Памятуя наставления, улыбаюсь, пожимаю руки ученым мужам, пробую даже принять участие в общей беседе.
Ровно в семь появился Капица, и все уселись по своим местам: Капица – за свой рабочий стол, Ландау – спиной к доске, заместитель директора Ольга Алексеевна Стецкая – лицом к доске, прочие экспериментаторы и теоретики сгруппировались вокруг круглого столика с бутербродами, печеньем и конфетами. Студенты расположились вторым кругом, и, чтобы дотянуться до еды, им приходилось класть живот или грудь на головы сидевших в первом круге.
– Вот товарищ Андроникашвили. Доцент из Тиблисского университета. Он там заведует кафедрой. Он хотел бы поработать у нас год‑ полтора. Он расскажет нам одну из своих работ. Потом мы решим. Пожалуйста! Вам надо будет уложиться в пятьдесят минут, – сказал Капица и добавил: – Всегда лучше рассказывать более сжато, чтобы оставить побольше времени на дискуссию.
|
|
|
Как потом выяснилось, эта фраза, которую он произносил неизменно, находилась в вопиющем противоречии с практикой ведения семинара. Только доклад кончался, Капица задавал два‑ три вопроса, Ландау говорил: «В общем интересно», а вопросы, доносившиеся со стороны круглого стола, Капице обычно казались несущественными, и оставшееся время все чинно высиживали, говоря о том о сем и поглядывая на стрелки часов…
– Вы разрешите мне рассказать о моей работе, посвященной теории фазовых превращений первого рода в конденсированных системах?
– Да, пожалуйста. Все, что хотите.
Неужели Шальников, который изображает из себя моего друга, будет, как и все, жевать эти бутерброды и хлебать чай? Таки есть: громче всех жует! Кому же мне рассказывать? И самому очень хочется есть – ведь я сегодня от страха даже не пообедал!
– Ну, что же вы? – как бы очнувшись, услыхал я голос председателя.
И я начал.
Пошло как будто гладко. Во всяком случае, все сидели с понимающим и одобрительным видом, хоть и держали стаканы в руках.
И вдруг заминка.
– Что обозначает в вашей формуле буква «и»? – спрашивает Капица. – Кстати, и буква «пи» у вас должна была сократиться!
Что за черт! Никакой буквы «и» на доске нет, а известное всем школьникам «π » должно стоять здесь намертво, безо всяких сокращений…
– Петр Леонидович имеет в виду не «и», а «Е»! Это, Петр Леонидович, у него, наверное, обозначает энергию, – говорит Шальников, лучший и, пожалуй, единственный толкователь капицевских оговорок.
Ах, вот что! Он русские буквы произносит на английский лад, соображаю я. Значит, его интересует не «пи», а «p», то есть давление. Видно, они здесь не только жуют бутерброды, но и слушают. Довольно внимательно.
И речь моя зазвучала четче, внятней. Скажу даже – ритмичней.
– Этого вашего вывода я не понимаю, – снова прервал меня Капица.
|
|
|
– Как же это вы не понимаете? – сорвалось тут у меня, и я с удивлением взглянул на председателя.
– Нет‑ нет, кажется, я и в самом деле понимаю, – поспешил согласиться Петр Леонидович.
Наконец и доклад, и дискуссия окончены. Я сел уплетать бутерброды. Все позади, и меня уже не так сильно страшит приговор, который вот‑ вот будет произнесен.
– Ну что же, – медленно сказал Капица. – Направление ваших работ вполне совместимо с тем, что делается в моем институте. И я не вижу причин, почему бы вам не поработать у нас. Некоторое время. Мы тоже занимаемся фазовыми превращениями. Правда, не первого рода, а второго. Я имею в виду жидкий гелий и сверхпроводимость. Ну, как вам понравился, товарищи, доклад нашего гостя?
Я обернулся к Шальникову:
– Спасибо вам громадное, Александр Иосифович, за вашу выдумку определить меня сюда.
– Рад за вас.
…После следующего доклада (докладывалась статья из только что полученного журнала) Капица спросил:
– Кто автор этого эксперимента? А кого он благодарит? Это хорошая научная школа и эксперимент первоклассный. Отличие хорошего опыта от хорошей теории заключается в том, что теория очень быстро стареет и заменяется новой теорией, основанной на более совершенных представлениях, и скоро совсем забывается. Другое дело – эксперимент! Хорошо продуманный и тщательно поставленный опыт входит в науку навсегда, делается ее частью. А трактовать этот опыт в разные времена можно по‑ разному.
Он помолчал и потом сказал задумчиво, ни к кому не обращаясь:
– Некоторые из изучавшихся этим автором явлений было бы удобнее наблюдать в зеленом ультрафиолете.
– Петр Леонидович! – подскочил Шальников. – В ультрафиолетовой части спектра никакого зеленого цвета нет. На то он и ультрафиолет. Вы, вероятно, имели в виду что‑ нибудь другое?
– Как нет? – удивился Капица и добавил с полной уверенностью: – В ультрафиолете есть свой зеленый цвет…
Несомненно, Петр Леонидович хотел высказать еще какие‑ то необычайно интересные идеи – из тех, что он высказывал часто и неожиданно. Но в данном случае даже сам Шальников, всегда знавший, что хотел сказать Капица, не сумел догадаться, какая мысль крылась за случайно сорвавшимися с его уст словами.
|
|
|
– У нас до девяти еще семнадцать минут. Можно поделиться новостями. Какие у вас в Тиблиси новые анекдоты?
– Я, Петр Леонидович, не рассказываю анекдотов. Ну, совершенно не умею.
– Жаль!
– Петр Леонидович, это неправда. Элевтер Луарсабович отлично рассказывает анекдоты и знает их целую кучу.
– Да что вы! Ведь я вам рассказывал только настоящие происшествия!
– Ну расскажите что‑ нибудь в этом роде…
Будь проклят этот Шальников, – какие тут происшествия после доклада, когда у меня еле язык ворочается!
Происшествие получилось неинтересным, все слушали вяло.
– Ну что же, сейчас ровно девять, и мы можем расходиться, – заключил Капица. – А вы останьтесь, – сказал он мне, – мы обсудим, когда вы к нам приедете и что будете делать…
|
|
|
