Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 14. ДУХ СИЛЬНЕЕ ПЛОТИ 4 глава




- Что произошло? – прошептал я.

Когда она заговорила снова, то, казалось, очень тщательно подбирала слова.

- Он убедился, что проповедник понял, что именно произойдет с Карин, а затем убил его – очень медленно, а Карин смотрела на это, корчась от боли и ужаса.

Я содрогнулся. Она сочувственно кивнула.

- Вампир ушёл. Карин знала, на что обречена, если кто-то найдёт её в этом состоянии. Всё, к чему прикоснулось чудовище, полагалось уничтожить. Она действовала инстинктивно, спасая собственную жизнь. Несмотря на терзавшую её боль, она уползла в погреб и на три дня зарылась в груду гниющего картофеля. Ей чудом удалось сохранить молчание и не дать себя обнаружить. Затем всё было кончено, и она поняла, чем стала.

Не знаю точно, что происходило с моим лицом, но внезапно она снова прервала рассказ.

- Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

- Хорошо… что произошло дальше?

Видя мой страстный интерес, она чуть заметно улыбнулась, затем развернулась и повела меня в обратную сторону по коридору.

- Что ж, тогда пошли, – сказала она. – Я тебе покажу.

 

Глава 16. КАРИН

 

ОНА привела меня обратно к комнате, на которую указывала раньше как на кабинет Карин, и на мгновение замерла перед ведущей туда дверью.

- Входите, – раздался изнутри голос Карин.

Эдит открыла дверь в комнату с высокими потолками и удлинёнными – в полную высоту стен – окнами. По стенам, до самого потолка, располагались книжные полки, и книг здесь было столько, что больше мне доводилось видеть разве что в библиотеке.

Сидевшая за массивным столом Карин вложила закладку между страницами книги, которую держала в руках. Её комната выглядела так, как я всегда представлял себе кабинет ректора – лишь сама она казалась слишком юной для этого поста.

Знание того, через чтó ей пришлось пройти (разумеется, опираться я мог лишь на своё воображение, понимая при этом, что оно далеко не всесильно – скорее всего, реальность была намного хуже картин, которые я представил), заставило меня посмотреть на неё другими глазами.

- Что я могу для вас сделать? – с улыбкой спросила она, вставая со своего места.

- Я хотела показать Бо часть нашей истории, – сказала Эдит. – Ну, вообще-то, твоей истории.

- Мы не хотели вас тревожить, – извинился я.

- Вы и не потревожили, нисколько, – сказала она мне, а затем обратилась к Эдит. – С чего начнёшь?

- С Ваггонера [английский художник-пейзажист, работавший во второй половине семнадцатого века; вот одна из его картин –«Большой пожар в Лондоне»*], – сказала Эдит и развернула меня лицом к двери, через которую мы только что вошли.

Эта стена отличалась от других. Никаких книжных полок – вместо этого она была увешана десятками картин и гравюр в рамах. Все они были разного размера и выполнены в разных стилях, одни были тусклыми и потемневшими от времени, другие полыхали яркими красками. Я окинул их все беглым взором, ища какую-нибудь логику, некий связующий принцип, но не смог найти между ними ничего общего.

Эдит подвела меня к левому краю экспозиции, затем обхватила за руки выше локтя и поставила прямо перед одной из картин. Мое сердце отреагировало на её прикосновения так же, как реагировало на них всегда – даже на самые незначительные и случайные. От понимания того, что Карин тоже это слышит, моё смущение только возросло.

Картина, на которую она предлагала мне взглянуть, была выполнена преимущественно в коричневых тонах и представляла собой небольшого размера квадратный холст, заключённый в простую деревянную раму; он терялся среди более ярких и бóльших по размерам полотен. Это было миниатюрное изображение города с множеством островерхих крыш. На переднем плане текла река, её пересекал мост с расположенными на нём постройками, которые чем-то напоминали крошечные соборы.

- Лондон середины семнадцатого века, – сказала Эдит.

- Лондон моей юности, – добавила Карин, внезапно оказавшись в паре шагов позади нас. Я слегка вздрогнул – не слышал её приближения. Эдит взяла меня за руку и пожала её.

- Ты сама расскажешь? – спросила Эдит. Я повернулся, чтобы выслушать ответ Карин.

Она встретила мой взгляд и улыбнулась.

- Я бы с удовольствием, но, по правде говоря, у меня мало времени. Утром мне звонили из больницы и просили сегодня подежурить – доктор Сноу взял больничный. Но Бо ничего не проиграет. – Тут она посмотрела на Эдит и улыбнулась ей. – Ты ведь знаешь всю историю так же хорошо, как и я.

В голове с трудом укладывалось столь странное сочетание – типичная для врача из современного маленького городка ситуация мешает ей обсудить дни своей юности в Лондоне семнадцатого столетия.

К тому же как-то неловко было сознавать, что вслух она говорит, вероятно, ради меня одного.

Ещё раз тепло улыбнувшись, Карин покинула комнату.

Я внимательно рассмотрел картину, изображавшую её родной город.

- Что случилось потом? – снова спросил я у Эдит. – Когда она поняла, что с ней произошло?

Она подтолкнула меня на полшага в сторону и посмотрела на больший пейзаж, выполненный в тусклых цветах осени – пустая поляна в сумрачном лесу, вдалеке виднеется чёрный горный пик.

- Когда она поняла, во что превратилась, – тихо сказала Эдит, – то пришла в отчаяние…  a затем решила бороться. Она попыталась уничтожить себя. Но сделать это не так-то легко.

- Как? – Я не хотел произносить это вслух, но был так потрясен, что слова вырвались сами собой.

Эдит поёжилась.

- Спрыгивала с больших высот. Пыталась утопиться в океане. Но в этой новой жизни она была молода и очень сильна. Поразительно, что она смогла устоять… не утолить жажду… будучи настолько юной. Ведь в этот период инстинкт настолько силен, что заслоняет собою всё остальное. Но она испытывала столь мощное отвращение к себе самой, что нашла силы для попытки уморить себя голодом.

- Это возможно? – тихо спросил я.

- Нет, способов нас убить очень мало.

Я открыл было рот, чтобы спросить о них, но она заговорила прежде, чем я успел что-либо произнести.

- Итак, она испытывала всё более сильный голод и постепенно слабела. Держалась как можно дальше от людского жилья, понимая, что её решимость слабеет вместе с ней. Несколько месяцев передвигалась по ночам, придерживаясь самых безлюдных мест, ненавидя себя. Как-то вечером мимо её убежища проходило стадо оленей. Жажда охватила её с такой силой, что она напала на них, не раздумывая. Когда к ней вернулись силы, она осознала, что быть мерзким чудовищем, чего она так боялась, не обязательно – есть и другой выбор. Разве в прежней жизни она не ела оленину? В следующие несколько месяцев сформировалась её новая жизненная философия. Она могла существовать, не являясь при этом злым демоном. Она вновь обрела себя. Стала с бóльшей эффективностью использовать время. Она всегда была умна, стремилась к знаниям. Теперь же перед ней простиралось неограниченное время. Она училась по ночам и строила планы днём. Вплавь она добралась до Франции и…

- Вплавь – до Франции?!

- Люди всё время плавают через Ла-Манш, Бо, – терпеливо напомнила мне Эдит.

- Да, верно. Я просто сначала обалдел немного. Давай дальше.

- Плавать нам легко…

- Вам вообще всё легко, – пробормотал я.

Она ждала, приподняв брови.

- Прости. Честное слово, больше не буду перебивать.

Она пессимистично улыбнулась и закончила предложение:

- …поскольку, по сути, нам не нужно дышать.

- Вам…

- Нет, нет, ты обещал. – Она рассмеялась и положила холодный палец мне на губы. – Ты вообще хочешь дослушать историю или нет?

- Нельзя же вываливать на меня информацию вроде этой и потом ждать, что я ничего не скажу, – пробормотал я ей в палец.

Она убрала руку от моего рта и положила её мне на грудь. Скорость моего сердца изменилась, но я не стал на это отвлекаться.

- Вам не нужно дышать? – переспросил я.

- Необходимости нет. Просто привычка. – Она пожала плечами.

- Сколько же времени вы можете… не дышать?

- Сколько угодно, наверное; точно не знаю. Это немного неудобно – не чувствовать запахов.

- Немного неудобно, – эхом отозвался я.

Я не обращал внимания на своё выражение, но что-то в нём заставило её внезапно стать серьёзной. Её рука соскользнула вниз, и она замерла как изваяние, вглядываясь в моё лицо. Повисла долгая тишина. Её черты будто окаменели.

- В чём дело? – прошептал я, осторожно касаясь её застывшего лица.

Её лицо вернулось к жизни, и она улыбнулась – слабой, едва заметной улыбкой.

- Я знаю, что настанет момент, когда я что-нибудь тебе скажу – или ты что-нибудь увидишь – и для тебя это окажется чересчур. И тогда ты сбежишь от меня с громкими воплями. – Улыбка исчезла. – Когда так случится, я не стану тебя останавливать. Я хочу, чтобы это случилось, потому что хочу, чтоб ты был в безопасности. И в то же самое время я хочу быть с тобой. Эти два желания нельзя совместить… – Она умолкла и пристально вгляделась мне в лицо.

- Я никуда не убегу, – пообещал я.

- Посмотрим, – сказала она, снова улыбнувшись.

Я нахмурился.

- Вернёмся к твоей истории – Карин поплыла во Францию.

Она помолчала, вновь погружаясь в историю. Её взгляд в задумчивости переместился на другую картину – наиболее красочную из всех, в самой богато украшенной раме, и самую большую – она была раза в два шире двери, рядом с которой висела. Полотно переполняли яркие, выразительные фигуры в развевающихся одеждах, кружившие вокруг колонн под мраморными балконами. Я не мог определить, были ли парившие среди облаков фигуры в верхней части картины богами из греческих мифов или задумывались как библейские.

- Карин приплыла во Францию и двинулась дальше в Европу, в тамошние университеты. По вечерам и ночам она изучала музыку, математику, медицину – и именно в ней, в спасении человеческих жизней, нашла своё призвание и искупление. – Лицо Эдит выразило благоговение. – Я не могу в достаточной мере описать эту борьбу; два столетия мучительных усилий потребовалось Карин, чтобы выработать полный самоконтроль. Теперь она практически не реагирует на запах человеческой крови и способна заниматься любимым делом, не испытывая страданий. Там, в больнице, она в значительной степени находит покой... – На какое-то время взгляд Эдит упёрся в пространство. Затем внезапно она будто снова вспомнила об истории. Лёгким движением пальца она коснулась огромной картины перед нами.

- Во время своей учёбы в Италии она обнаружила там других. Они были намного цивилизованнее и образованнее, чем призраки лондонских клоак.

Она указала на группу из нескольких фигур; они находились на самом высоком из балконов. Со степенным достоинством, отличавшим их от остальных персонажей, невозмутимо взирали они на творившееся внизу буйство. Когда я присмотрелся к этой небольшой компании внимательнее, у меня невольно вырвался изумлённый смешок: я узнал женщину с золотистыми волосами, стоявшую чуть в стороне от остальных.

- Друзья Карин послужили Солимене источником огромного вдохновения [Франческо Солимена (1657-1747) – итальянский художник, один из крупнейших представителей неаполитанской школы живописи]. Он часто изображал их в виде богов. – Эдит рассмеялась. – Сульпиция, Маркус и Афенодора, – сказала она, указывая на другие три фигуры. – Ночные покровители искусств.

Одна из женщин и мужчина были черноволосыми, у второй женщины волосы были очень светлыми. Все были в богато разукрашенных одеждах – в разноцветных, только Карин в белых.

- А это кто такая? – спросил я, указывая на неприметную девушку небольшого роста со светло-каштановыми волосами и в платье того же цвета, что волосы. Она стояла на коленях, цепляясь за юбку одной из тех двух женщины – той, чьи чёрные кудри были уложены в изысканную причёску.

- Это Меле. Она…  слуга, так, наверное, можно сказать. Маленькая воришка Сульпиции.

- Где же они теперь, что с ними произошло? – задумчиво произнёс я; мой палец застыл в сантиметре от фигур на холсте.

- Они всё там же. – Эдит пожала плечами. – Там же, где провели не одно тысячелетие. Карин оставалась с ними совсем недолго, лишь несколько десятков лет. Она восхищалась их цивилизованностью и утончённостью, но они упорно пытались вылечить её отвращение к «естественному источнику её пропитания», как они это называли. Они пытались убедить её, а она пыталась убедить их, и никому из них это не удалось. В конечном счете Карин решила попытать счастья в Новом Свете. Она мечтала найти других таких же как она. Видишь ли, она была очень одинока.

- Долгое время она не находила никого. Однако по мере того, как чудовищ начали считать персонажами детских сказок, она обнаружила, что может взаимодействовать с ничего не подозревающими людьми, притворяясь, будто является одной из них. Она начала работать сиделкой – как женщина она не могла быть принята в другой роли, хотя своими знаниями и умениями превосходила хирургов того времени. Когда никто не видел, она делала что могла, чтобы спасти пациентов менее одарённых врачей. Но, хоть она и работала в тесном сотрудничестве с людьми, с ними у неё никак не получалось той верной дружбы, которой она так жаждала: нельзя было рисковать, вступая с ними в близкий контакт.

- Когда грянула эпидемии испанского гриппа, она работала по ночам в одной из чикагских больниц. Уже несколько лет она всерьёз обдумывала одну идею и почти решилась её осуществить – раз не удаётся найти себе товарища, подумала она, то можно его создать. Исходя из истории собственного превращения, она не могла сказать точно, чтó было действительно нужным, а что делалось лишь для удовольствия её садиста-создателя, поэтому колебалась. Кроме того, ей была отвратительна мысль отнять чью-либо жизнь так же, как была отнята её собственная. С такими вот настроениями она и нашла меня. Я была безнадёжна – лежала в палате умирающих. До этого она ухаживала за моими родителями и знала, что я осталась одна. Она решила попробовать…

Её голос – в эту минуту почти шёпот – смолк. Остановившимся взглядом она смотрела в длинные окна. Я гадал, какие события проходят сейчас перед её мысленным взором – воспоминания Карин или картины собственной жизни. Я ждал.

С кроткой улыбкой она снова повернулась ко мне.

- Вот мы и вернулись к тому, с чего начали.

- Значит, ты всегда жила с Карин?

- Почти всегда.

Она вновь взяла меня за руку и потянула за собой, обратно в коридор. Я оглянулся на картины – их уже было не видно – гадая, доведётся ли мне когда-нибудь услышать другие связанные с ними истории.

Мы пошли по коридору, и поскольку она так ничего и не добавила к своим словам, я переспросил:

- Почти?

Эдит вздохнула, сжала губы и покосилась на меня.

- Не хочешь отвечать на этот вопрос, да? – сказал я.

- Это не было моим звёздным часом.

Мы поднялись на один пролёт.

- Ты можешь рассказать мне что угодно.

Когда мы добрались до верхней площадки, она остановилась и молча посмотрела мне в глаза. Прошло несколько секунд.

- Наверное, это мой долг перед тобой. Тебе следует знать, кто я такая.

Судя по всему, сейчас она собиралась сказать нечто, напрямую связанное с её предыдущими словами про то, что я убегу с воплями. Я сделал невозмутимое лицо и собрался внутренне.

Она тяжко вздохнула.

- Лет через десять после того, как я была… рождена… создана… неважно, называй как хочешь – у меня случился типичный кризис взросления, подростковый бунт. Я была не в восторге от жизни в воздержании, которую вела Карин, и негодовала на неё за то, что не позволяет мне утолять мой инстинкт жажды. Поэтому… какое-то время я жила одна.

- Правда? – Это не потрясло меня так, как она ожидала, лишь обострило моё любопытство.

- Тебе это не отвратительно?

- Нет.

- Почему нет?

- Мне кажется…  это объяснимо.

Издав короткий резкий смешок, она снова повела меня за собой вперёд вдоль коридора, почти такого же, как тот, что был внизу. Мы шли неторопливыми шагами.

- С момента моего второго рождения я обладала определённым преимуществом – знала мысли всех окружающих, как людей, так и иных существ. Вот почему мне потребовались десять лет, прежде чем начать сопротивляться Карин – ведь я видела её абсолютную искренность, в точности понимала, почему она живёт так, как живёт. Мне потребовалась всего пара лет, чтобы вернуться к Карин и снова принять её взгляды. Ведь я думала, что смогу избежать той… депрессии…  что сопровождает муки совести. Зная мысли своих жертв, я могла не трогать невиновных и преследовать лишь злодеев. В тёмном переулке, идя по следу убийцы, крадущегося за юной девушкой, спасая её от него – я, конечно же, не была таким уж жутким чудовищем.

Я попытался представить себе всё то, что она описывала. Как она выглядела, когда появлялась из мрака, бледная и молчаливая? Что мог подумать убийца, увидев её – прекрасную, совершенную, во всём превосходящую обычное человеческое существо? Осознавал ли он вообще, что ему следует бояться?

- Но время шло, и постепенно я разглядела бревно в собственном глазу [В оригинале здесь каламбур, построенный на крылатом выражении «В чужом глазу – соринку видим, в своём – бревна не замечаем». Эдит говорит: «…я разглядела чудовищ е в собственном глазу». Словá «чудовище» (monster) и «соринка» (mote) по-английски немного созвучны.]. Неважно, сколь весомы были оправдания – мне было никуда не деться от груза вины за множество отнятых человеческих жизней. И я вернулась к Карин и Эрнесту. Они приняли меня назад словно своего раскаявшегося ребёнка. Это было больше, чем я заслуживала.

Мы подошли к последней двери в коридоре и остановились.

- Моя комната, – сказала она, открыла дверь и провела меня внутрь.

Окнами комната выходила на юг – и окном была практически вся стена, как и в той просторной комнате, что занимала почти весь первый этаж. Должно быть, вся задняя сторона дома была из стекла. Из комнаты открывался вид на широкую, извилистую реку (скорее всего, то была Сол-Дак) и на покрытые снегом пики горного хребта Олимпик за густым лесом. Горы были намного ближе, чем я предполагал.

Западную стену целиком покрывали многочисленные стеллажи с CD-дисками, которых тут было больше, чем в каком-нибудь специализированном магазине. В углу стоял навороченный музыкальный центр, из таких, к которым я боялся даже прикасаться – наверняка что-нибудь сломаю. Кровати не было вообще, только угольно-чёрный кожаный диван. Толстый ковёр золотистого цвета покрывал пол, а стены были обиты плотной материей чуть более темного оттенка.

- Хорошая акустика? – предположил я.

Она рассмеялась и кивнула.

Взяв пульт, она включила стереосистему. Спокойная, но проникновенная джазовая композиция зазвучала так, словно музыканты находились прямо здесь, в комнате. Я подошёл поближе, чтобы взглянуть на её поражающую воображение музыкальную коллекцию.

- В каком порядке они у тебя расставлены? – спросил я. Читая названия дисков, я не мог найти в их расположении никакой системы или связи.

- М-м-м, по годам, а внутри них – по личным предпочтениям в те времена, – рассеянно сказала она.

Я повернулся к ней – она смотрела на меня с непонятным выражением в глазах.

- Что такое?

- Я была готова почувствовать… облегчение. Когда ты всё узнаешь, когда не нужно будет хранить от тебя свои секреты. Но не ожидала, что почувствую что-то бóльшее. Мне нравится это. Я… счастлива. – Она пожала плечами и улыбнулась.

- Я рад, – сказал я, улыбнувшись в ответ. Я беспокоился о том, не пожалеет ли она, что рассказала мне всё это. Приятно было услышать, что это не так.

Но затем она всмотрелась в выражение моего лица, и её улыбка погасла, а брови нахмурились.

- Всё ещё ждешь, что я убегу с воплями, да? – спросил я.

Борясь с улыбкой, она кивнула.

- Мне жаль тебя разочаровывать, но ты вовсе не такая уж страшная, как полагаешь. Как ни стараюсь, не могу представить, почему тебя можно испугаться, – сказал я спокойно, как говорят о чём-то совершенно обыденном.

Она приподняла брови, а затем её губы медленно растянулись в улыбке.

- Пожалуй, тебе не следовало этого говорить, – сказала она мне.

А затем зарычала – этот низкий горловой звук ничуть не походил на человеческий голос. Её улыбка стала шире и постепенно превратилась из улыбки в оскал. Тело изменило положение – она полуприсела, а её спина растянулась и изогнулась, словно у готовящейся к прыжку кошки.

- Э-э…  Эдит?

Я не заметил момента её атаки – та была слишком стремительной. Не успел даже понять, что произошло. На полсекунды я взлетел в воздух, и комната перевернулась вокруг меня, сначала вверх ногами, затем вправо. Я не почувствовал падения, но внезапно оказался лежащим на спине, прижатым к чёрному дивану. Эдит была надо мной – надёжно сжав мои бёдра своими коленями и упираясь руками в диван по обе стороны от моей головы. Я не мог сдвинуться с места, а её зубы сверкали в паре дюймов от моего лица. Затем она издала другой звук – нечто среднее между рычанием и мурлыканьем.

- Ничего себе, – выдохнул я.

- Так что ты там говорил? – спросила она.

- М-м… что ты очень, очень страшное чудовище?

Она ухмыльнулась.

- Так-то лучше.

- И что я влюбился в тебя полностью и окончательно.

Её лицо cмягчилось, глаза широко распахнулись, все её стены снова рухнули.

- Бо, – прошептала она.

- Можно нам войти? – раздался из-за двери тихий голос.

Я вздрогнул и, вероятно, столкнулся бы с Эдит лбами, если бы она не была настолько быстрее меня. В следующую долю секунды она приподняла меня, и я оказался сидящим на диване; она сидела рядом со мной, перекинув свои ноги через мои.

В дверном проеме стоял Арчи, за ним в коридоре – Джессамина. Красные пятна начали покрывать мою шею, но Эдит была абсолютно расслабленной.

- Прошу, – сказала она Арчи.

Арчи, казалось, не замечал ничего необычного в том, что мы делали. Он прошёл в центр комнаты и опустился на пол движением столь изящным, что оно выглядело ненастоящим. Джессамина осталась у дверей, и, в отличие от Арчи, вид у неё был слегка шокированный. Она уставилась в лицо Эдит, и я гадал, какой ощущается для неё вся эта сцена.

- Судя по звукам, ты собиралась пообедать Бо, – сказал Арчи, – и мы пришли, чтобы посмотреть, не поделишься ли ты с нами.

Я напрягся, но затем увидел, что Эдит усмехается – уж и не знаю, из-за комментария Арчи или из-за моей реакции.

- Прости, – ответила она, собственническим жестом обвивая рукой мою шею. – Я не в настроении делиться.

Арчи пожал плечами.

- Имеешь право.

- Вообще-то, – сказала Джессамина, делая неуверенный шаг внутрь, – Арчи говорит, что сегодня вечером будет сильная гроза, и Элеонора хочет покидать мячик. Участвуешь?

Слова были все обыкновенные, но я не вполне уловил смысл сказанного. Хотя было понятно, что на Арчи можно положиться с несколько бóльшей уверенностью, чем на официальный прогноз погоды.

Глаза Эдит загорелись, но она колебалась.

- Конечно, бери с собой Бо, – сказал Арчи. Кажется, я заметил быстрый взгляд, который бросила на него Джессамина.

- Ты хочешь пойти? – спросила Эдит с таким воодушевлением, что я согласился бы на что угодно.

- Конечно, да. Хм, а куда мы идём?

- Пока никуда, нам придётся дождаться грозы, чтобы поиграть в мяч. Ты увидишь, почему, – пообещала она.

- Мне потребуется зонт?

Все трое громко рассмеялись.

- Потребуется? – спросила Джессамина у Арчи.

- Нет. – Казалось, Арчи был абсолютно уверен. – Грозой накроет город. На лугу будет достаточно сухо.

- Хорошо, – сказала Джессамина, и энтузиазм в её голосе был – что и не удивительно – заразителен. Я пришёл в восторг от всей этой затеи, хотя понятия не имел, о чем вообще шла речь.

- Давай позвоним Карин и узнаем, пойдёт ли она, – сказал Арчи и вскочил на ноги – ещё одно неуловимо стремительное движение, заставившее меня залюбоваться.

- Как будто ты уже не знаешь, – поддразнила Джессамина, и они ушли.

- Ну, так…  во что мы играем? – спросил я.

- Ты смотришь, – уточнила Эдит. – Играем мы. В бейсбол.

Я посмотрел на неё скептически.

- Вампирам нравится бейсбол?

Она улыбнулась мне.

- А кому в Америке он не нравится?

______________________________

* Великий лондонский пожар случился 2–5 сентября 1666 г.

 

Глава 17. ИГРА

 

Когда Эдит свернула на мою улицу, дождь ещё только начинался. До этого момента у меня не было сомнений, что она останется со мной на те несколько часов, что мне предстояло сейчас провести в реальном мире.

А затем я увидел, что у дома Чарли припаркован побитый жизнью чёрный седан – и услышал, как Эдит что-то сердитым шёпотом пробормотала.

Под узким козырьком крыльца скрывались от дождя Джулс Блэк и её мать в инвалидном кресле. Пока Эдит парковала у обочины пикап, лицо Бонни было каменно-бесстрастным. Джулс стояла за её спиной с таким лицом, словно сгорала со стыда, и не поднимала глаз.

- Это нарушение границ. – Тихий голос Эдит был полон ярости.

- Она приехала предупредить Чарли? – предположил я, скорее испуганный, чем рассерженный.

Эдит лишь кивнула и, сузив глаза, встретила пристальный взгляд Бонни.

По крайней мере, Чарли ещё не вернулся домой. Может быть, катастрофу удастся предотвратить.

- Давай я сам с этим разберусь, – предложил я. Взгляд Эдит казался каким-то слишком уж… серьёзным.

К моему удивлению, она согласилась.

- Вероятно, это лучше всего. Но будь осторожен. Ребёнок ни о чём не догадывается.

- Ребёнок? Джулс, между прочим, не сильно младше, чем я.

Она наконец отвела взгляд от Бонни и посмотрела на меня. Её гнев исчез. Она усмехнулась.

- О, я знаю.

Я вздохнул.

- Пригласи их в дом, чтобы я могла уйти, – сказала она. – Я вернусь ближе к закату.

- Ты можешь взять машину, – предложил я.

Она закатила глаза.

- Я пешком доберусь быстрее, чем она доедет.

Я не хотел её отпускать.

- Тебе не нужно уходить.

Коснувшись моего нахмуренного лба, она улыбнулась.

- Вообще-то, нужно. Ведь после того, как ты спровадишь их, – она бросила сердитый взгляд в сторону Блэков, – тебе ещё нужно будет подготовить Чарли к встрече с твоей новой девушкой.

Она рассмеялась над моим лицом – наверное, ясно прочтя на нём всю степень моего волнения.

Не то чтобы я не хотел ставить Чарли в известность относительно нас с Эдит. Я знал, что Каллены нравятся Чарли, и как ему могла не понравиться Эдит? Он, вероятно, будет изумлён так, что хоть обижайся за себя. Но просто как-то страшновато было искушать судьбу. Попытка затянуть эту чересчур прекрасную фантазию в трясину скучной обыденности выглядела небезопасной. Как долго они смогут сосуществовать?

- Я вернусь скоро, – пообещала она. Её взгляд метнулся к крыльцу, а затем она быстро склонилась ко мне и прижалась губами к моей шее сбоку. Cердце застучало в груди, и я тоже бросил взгляд в сторону крыльца. Лицо Бонни больше не было бесстрастным, а руки вцепились в подлокотники кресла.

Скоро, – сказал я, открыл пассажирскую дверь и вышел под дождь. Торопясь к крыльцу, я спиной ощущал на себе взгляд Эдит.

- Приветик, Джулс. Привет, Бонни, – поздоровался я так бодро, как только мог. – Чарли-то на весь день ушёл – надеюсь, вы тут недолго ждёте.

- Недолго, – сдержанно ответила Бонни, сверля меня тёмными глазами. – Я просто хотела завезти вот это. – Она указала на коричневый бумажный пакет у себя на коленях.

- Спасибо, – автоматически ответил я, хотя понятия не имел, что там могло находиться. – Может, зайдёте на минутку обсушиться?

Притворяясь, что не замечаю её испытующего взгляда, я открыл дверь и жестом предложил им войти. Проходя мимо меня, Джулс улыбнулась мне одним уголком губ.

- Давайте это мне, – предложил я, разворачиваясь, чтобы закрыть дверь. Я обменялся с Эдит прощальным взглядом – абсолютно неподвижная, она сидела и ждала, её взгляд был серьёзен.

- Ты это лучше в холодильник положи, – посоветовала Бонни, передавая мне пакет. – Тут вам панировка, чтобы рыбу жарить. Фирменный рецепт Холли Клируотер, Чарли очень нравится. Если держать в холодильнике, то сохранится сухой.

- Спасибо, – повторил я, на этот раз с бóльшим чувством. – У меня уже фантазия иссякла, что из рыбы приготовить, а он же сегодня наверняка ещё привезёт.

- Снова рыбачит? – спросила Бонни. Внезапно она исполнилась решимости. – Там же, где обычно? Съездить, что ли, сейчас, повидаться с ним.

- Нет, – быстро соврал я. – Он собирался куда-то на новое место…  но я понятия не имею, куда.

Сузив глаза, она уставилась мне в лицо. Когда я пытался врать, это всегда было настолько очевидно.

- Джули, – сказала она, не отрывая глаз от меня. – А сходи-ка ты принеси из машины то новое фото Аарона. Оставлю Чарли, пусть посмотрит.

– Где оно? – спросила Джулс. Её голос звучал как-то подавленно. Я взглянул на неё, но она смотрела в пол, сведя вместе чёрные брови.

- Да я его вроде бы в бардачке видела, – сказала Бонни. – Может, тебе и поискать придётся.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...