 |
{77} Кубофутуризм. 1. Пощечина общественному вкусу. 2. Садок судей Предисловие. 3. Слово как таковое О художественных произведениях
|
|
|
|
{77} Кубофутуризм
1. Пощечина общественному вкусу
Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин — непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. проч., с парохода современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней. Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражения мужественной души сегодняшнего дня? Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова?
Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченко, Черным, Кузьминым, Буниным и проч., и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..
Мы приказываем чтить права поэтов:
{78} 1. — На увеличение словаря поэта в его объеме произвольными и производными словами (слово — новшество). 2. — Непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. — С ужасом отстранять от гордого чела своего, из банных веников сделанный вами, Венок грошовой славы.
4. — Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших «Здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Москва, 1912 г., Декабрь.
Д. Бурлюк,
Александр Крученых,
В. Маяковский,
Виктор Хлебников.
|
|
|
«Пощечина Общественному Вкусу», изд. Кузьмина.
2. Садок судей Предисловие
Находя все нижеизложенные принципы цельно выраженными в первом «Садке Судей» и выдвинув ранее пресловутых и богатых, лишь в смысле Метцль и К‑ о, футуристов, — Мы, тем не менее считаем этот путь нами пройденным, и, оставляя разработку его тем, у кого нет более новых задач, пользуемся некоторой формой правописания, чтобы сосредоточить общее внимание на новых, уже открывающихся перед нами заданиях.
Мы выдвинули впервые новые принципы творчества, кои нам ясны в следующем порядке:
1. — Мы перестали рассматривать словопостроение и словопроизношение по грамматическим правилам, став видеть {79} в буквах лишь направляющие речи. Мы расшатали синтаксис.
2. — Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике.
3. — Нами осознана роль приставок и суффиксов.
4. — Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание.
5. — Мы характеризуем существительные не только прилагательными (как делали главным образом до нас), но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами:
а) считая частью неотделимой произведения его помарки и виньетки творческого ожидания, б) В почерке полагая составляющую поэтического импульса, в) В Москве поэтому нами выпущены книги (автографов) «само-письма».
6. — Нами уничтожены знаки препинания, — чем роль словесной массы — выдвинута впервые и осознана.
7. — Гласные мы понимаем, как время и пространство (характер устремления), согласные — краска, звук, запах.
8. — Нами сокрушены ритмы. Хлебников выдвинул поэтический размер — живого разговорного слова. Мы перестали искать размеры в учебниках — всякое движение рождает новый свободный ритм поэту.
9. — Передняя рифма (Давид Бурлюк) — средняя, обратная рифма (В. Маяковский) разработаны нами.
10. — Богатство словаря поэта — его оправдание.
|
|
|
11. — Мы считаем слово творцом мифа, слово, умирая, рождает миф и наоборот.
12. — Мы во власти новых тем: ненужность, бессмысленность, тайна властной ничтожности — воспеты нами.
13. — Мы презираем славу; нам известны чувства, не жившие до нас.
Мы новые люди новой жизни.
{80} Давид Бурлюк,
Елена Гуро,
Николай Бурлюк,
Владимир Маяковский,
Екатерина Низен,
Виктор Хлебников,
Венедикт Лившиц,
А. Крученых.
«Садок Судей», 11, 1914 г.
3. Слово как таковое О художественных произведениях
1. — Чтоб писалось и смотрелось во мгновение ока! (пение, плеск, пляска, разметывание неуклюжих построек, забвение, разучивание, В. Хлебников. А. Крученых, Е. Гуро; в живописи В. Бурлюк, и О. Розанова).
2. — Чтоб писалось туго и читалось туго неудобнее смазанных сапог или грузовика в гостиной (множество узлов, связок и петель и заплат, занозистая поверхность, сильно шероховатая. В поэзии Д. Бурлюк, В. Маяковский, Н. Бурлюк, Б. Лившиц, в живописи Бурлюк и К. Малевич).
У писателей до нас инструментовка была совсем иная, например:
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел…
Здесь окраску дает бескровное пе… пе… Как картины писанные киселем и молоком нас не удовлетворяют и стихи построенные на
па — па — па
пи — пи — пи
ти — ти — ти
и т. п.
Здоровый человек такой пищей лишь расстроит желудок. Мы дали образен, иного звука и словосочетания:
дыр, бул, щыл,
убещур
скум
вы со бу
р л эз
(Кстати, в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина).
{81} Не безголосая, томная, сливочная тянута поэзии (пасианс)… (пастила…), а грозное баячь:
Каждый молод, молод, молод,
В животе чертовский голод.
Так идите же за мной…
За моей спиной
Я бросаю гордый клич
Этот краткий спич!
Будем кушать камни травы
Сладость горечь и отравы
Будем лопать пустоту
Глубину и высоту
Птиц, зверей, чудовищ, рыб
Ветер, глина, соль и зыбь…
Д. Бурлюк
до нас предъявлялись следующие требования языку: ясный, чистый, честный, звучный, приятный (нежный для слуха), выразительный (выпуклый, колоритный, сочный).
Впадая в вечно игривый тон наших критиков, можно их мнения о языке продолжить, и мы заметим, что все их требования (о, ужас! ) больше приложимы к женщине, как таковой, чем к языку, как таковому.
|
|
|
В самом деле: ясная, чистая (о, конечно! ) честная, (гм!.. гм!.. ), звучная, приятная, нежная (совершенно правильно! ), наконец, сочная, колоритная вы… (кто там? Входите! ).
Правда, в последнее время женщину старались превратить в вечно женственное, прекрасную даму, и таким образом юбка делалась мистической (это не должно смущать непосвященных, — тем более!.. ) Мы же думаем, что язык должен быть прежде всего языком и если уж напоминать что-нибудь, то скорее всего пилу или отравленную стрелу дикаря.
Из вышеизложенного видно, что до нас речетворцы слишком много разбирались в человеческой «душе» (загадки духа, страстей и чувств), но плохо знали, что душу создают {82} баячи, а так как мы, баячи будетляне, больше думали о слове, чем об затасканной предшественниками «Психее», то она умерла в одиночестве и теперь в нашей власти создать любую новую… Захотим ли?
Нет!..
Пусть уж лучше поживут словом, как таковым, а не собой. Так разрешаются (без цинизма) многие роковые вопросы отцов, коим и посвящаю следующее стихотворение:
поскорее покончить
недостойный водевиль —
о, конечно
этим никого не удивишь.
жизнь глупая шутка и сказка
старые люди твердили…
нам не нужно указки
и мы не разбираемся в этой гнили…
Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами,
а будетляне речетворцы разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык). Этим достигается наибольшая выразительность и этим именно отличается язык стремительной современности, уничтоживший прежний застывший язык (см. подробнее об этом в моей статье «Новые пути слова» в книге «Трое»). Этот выразительный прием чужд и непонятен выцветшей литературе до нас, а равно и напудренным эго-пшютистам (см. «Мезонин поэзии»).
Любят трудиться бездарности и ученики. (Трудолюбивый медведь Брюсов, пять раз переписывавший и полировавший свои романы Толстой, Гоголь, Тургенев), это же относится и к читателю.
Речетворцы должны бы писать на своих книгах:
прочитав, разорви!
А. Крученых и В. Хлебников
«Слово как таковое», 1913 г.
|
|
|
