 |
Глава VII. «Приближается лошадь…»
|
|
|
|
Утром я проспал до одиннадцати часов. Конечно, на строительстве работа уже кипела во‑ всю.
Первое, что мне бросилось в глаза, был Саша Ивушкин, который сидел на стене, свесив ноги в серых носочках, и смотрел в старый театральный бинокль. Прямо под ним стояли Оська, Андрюша и Яков. Лица у всех были озабоченные.
– Да!.. – вздохнул председатель, ковыряя землю каблуком. – Теперь пойдут репрессии.
– Что «пойдут»? – переспросил Яшка.
– Репрессии. С родителями хлопот не оберешься.
– Факт, не оберешься.
Я спросил, о чем они говорят. Андрей шагнул ко мне, нахмурив брови:
– Ты знаешь, что вчера получилось возле забора, когда от курятника бежали?
– Толкучка получилась.
– «Толкучка»? Нет, не только толкучка! У Нюси Ракушкиной оторвали карман от пальто. Сане Агапкину кто‑ то ботинком на нос наступил – распух весь, и у Димы Грибова вся щека ободрана.
– У меня тоже нос. Видите?
– Ну вот! А ты знаешь, что многим ребятам было от родителей за то, что они перемазались на строительстве и ободрались у забора? Шурку Симакова мать отодрала за уши… Леву…
– Понимаешь, родители узнали, что все это из‑ за строительства, – прервал его Оська. – И никто из них не верит, что мы сами восстановим школу. Говорят, зря только пачкаемся.
– Им ведь тоже нелегко. Правда, ребята? – сказал со стелы Саша Ивушкин. – Родители работают, работают, купят нам новую рубаху, а мы ее испортим за два часа. Разве это приятно?
Председатель пожал плечами:
– Всякое большое дело требует жертв.
Я спросил, зачем Сашка сидит на стене.
– Наблюдатель… Некоторым ребятам даже запретили приходить сюда, а они все‑ таки пришли. Вот он и наблюдает, не идет ли кто из родителей. Увидит кого и кричит: «Приближается! » Ну, к примеру. Левкина мама: «Приближается Левкина мама! » Тогда Левка бежит скорее на речку, умывается, чистится, чтобы неприятностей не было, а если ему запретили сюда ходить – удирает кружным путем домой.
|
|
|
– Так. Кирпичей больше не украли?
– Нет. Мы сегодня с вечера поставим усиленную охрану. Человек десять. А на дороге выроем западню.
Меня уже со вчерашнего вечера одолевали сомнения насчет успеха нашего дела, а тут, услышав про всякие дозоры, охраны и западни на дорогах, я и вовсе загрустил. Однако у меня язык не повернулся говорить о своих сомнениях с ребятами. Да меня, наверное, и слушать никто не стал бы, так все были увлечены. Я взял лопату и без особой охоты принялся засыпать землей воронку от снаряда, наполненную мусором.
Все строители за эти два дня приладились к работе, не так сильно мазались, и очистка территории подвигалась у нас гораздо быстрее, чем вчера. Целая бригада полуголых, с обожженными спинами мальчишек стучала топорами, делая из обрезков досок новые носилки, ремонтируя полуразвалившуюся тачку, готовя для строительства собственный, не взятый из дому инвентарь.
Тимоша и еще человек пять работников отдела снабжения то появлялись на холме, то снова убегали рыскать по городу. Как‑ то они притащили груду кирпичей, железных обручей, обрезков досок и разного другого утиля. Свалив все это в кучу. Тимоша сдвинул кепку с мокрого лба на затылок:
– Завхоз, принимай!
Галина стала перед кучей, уперев руки в бока, склонив голову в голубой косынке:
– Хлам ты все таскаешь! Вот что я тебе скажу.
– Ребята, слышите? – возмутился Тимошка. – Опять хлам!
Он вытащил из груды какую‑ то покрытую зеленью вещицу и поднес ее к самому носу Галины:
– Гляди! Видела? Ты что‑ нибудь в этом понимаешь? Дверная ручка, глупая твоя голова! Ты таких ручек теперь за тысячу рублей не найдешь. А то, видишь, «хлам»! Что бы ты делала без меня? Вон, гляди! Видишь? – и Тимошка указал под холм, на Осетровую слободку.
|
|
|
Там среди развалин и торчащих печей копошились маленькие фигурки рабочих и стояли две лошади с подводами.
– Знаешь, что они делают? Видишь? – не отставал завснаб от Галины.
– Почем я знаю! Что у меня – не глаза, а телескопы?
– Ага, не знаешь? А мы с Толькой проходили мимо, так узнали: они на развалинах старые кирпичи собирают. По моему методу работают. А ты…
Вокруг завснаба и завхоза собралась довольно большая толпа.
– И правда, товарищи, там что‑ то собирают, – раздались голоса.
– Ну да, собирают! Наверное, увидели, как мы работаем, и теперь подражают. Ведь строительные материалы знаете какие сейчас дефицитные!
– Любишь ты хвастаться. Тимошка! – сказала Галина. – Уже давно по всему городу развалины разбирают, а он: «Подражают! Мне подражают! »
– Подражают или не подражают, – проговорил Яша, скрестив на груди руки и глядя вдаль, – а только похоже, что это они вчера наши кирпичи того…
Тимошка даже подпрыгнул при этих словах.
– Ой, ребята! Верно ведь – они! – закричал он так, что все остальные строители сбежались узнать, в чем дело.
Очень долго никто не работал. Все наперебой предлагали способы уличения воров, один хитрее другого.
– Взять подкову, пойти туда, к подводам, и сличить следы лошади и этой подковы. Если похожи – значит, они.
– Чудак! Все подковы у лошадей одинаковы.
– Корсара опять привести!
– Ну его, твоего Корсара!
– Нет, ребята!.. Придумал! – кричал завснаб. – Лошадь подкову потеряла? Потеряла! Значит, у нее на трех копытах старые подковы, а на одном – новая… Подкрасться к лошади и осмотреть у нее подковы!
– А она тебя ка‑ ак брыкнет!
Неожиданно сверху послышался спокойный, тонкий, как у девочки, голос:
– Приближается лошадь и какие‑ то люди. Приближается лошадь и какие‑ то люди…
Это говорил Саша Ивушкин, сидя на стене и глядя в половинку бинокля.
– Приближается лошадь и какие‑ то люди. Приближается лошадь и какие‑ то люди… – повторял он ровно и спокойно.
Все посмотрели на дорогу. Одна из подвод, на которые указывал Тимошка, теперь двигалась по дороге, направляясь прямехонько к нашему строительству. Наступила полная тишина. Лишь председатель тихонько пробормотал:
|
|
|
– Странно! Что это такое?
Никто не ответил. Все стояли матча, оторопело поглядывая то на дорогу, то друг на друга… Молчали мы и тогда, когда небольшая серая лошаденка, таща за собой телегу, стала подыматься на холм. Ее вел под уздцы старик с широкой седой бородой. Рядом с телегой шли две девушки‑ работницы.
Проходя мимо нас, старичок подмигнул:
– Гуляете, молодежь? То‑ то. Погода‑ то вона какая! – И он показал кнутовищем в небо.
А мы только молча повернулись на сто восемьдесят градусов и продолжали смотреть.
– Та‑ ак! – сказал старичок. Он остановил телегу перед нашими кирпичами, аккуратно сложенными в столбик, и вынул кисет из кармана брезентового дождевика. – Вы, девчата, которые треснутые, так те – в сторонку, те не грузите. А то бой получится.
Одна из девушек поправила рукавицы, испачканные оранжевой пылью, взяла из столбика кирпич и положила его на телегу.
Мы ахнули хором, но остались стоять словно вкопанные. Другая девушка взяла второй закопченный кирпич, посмотрела на него, легко переломила пополам, отбросила половинки в сторону и ухватилась за третий кирпич.
– Подождите! Стойте! Вы не имеете права!
Красный, дрожащий от волнения, Оська выбежал вперед, и за ним, разом сорвавшись с места, бросились все строители. Крича, толкаясь, размахивая руками, мы окружили подводу, девушек, старика. Кто‑ то шлепал лошадь по крупу, кто‑ то толкал ее назад. Дед просыпал с бумажки махорку:
– Эй, не трожь лошадь: Что такое? Почему безобразите?
– Не дадим кирпичей! Это кирпичи для строительства! Не имеете права! – кричали со всех сторон.
– Постой!.. Да погоди! Какое строительство? Толком скажи! Ишь, налетели!
Стало немного тише. Тяжело дыша, Оська объяснил:
– Здесь идет строительство. Эти кирпичи заготовлены для школы. Никто не имеет права брать. Понимаете?
Старичок сплюнул и посмотрел на девушек:
– Чего ж они, дьяволы? Ишь ведь!.. А начальство‑ то ваше где? – спросил он Оську.
|
|
|
– Начальство?.. Начальство у нас… это… – Оська запнулся.
– Вот наше начальство! – с гордостью заявил десятилетний Гога Ветров, указывая на Оську. – Он у нас председатель.
– Погоди, погоди! Вы дело говорите. Кто у вас самый главный?
– Он самый главный.
– Та‑ ак! Стало быть, ты самый главный?
– Ну, я главный.
– Ага! Играете, стало быть.
– Ничего подобного! Вовсе не играем.
– Да играют они, дядя Кузя! – нетерпеливо проговорила одна из девушек. – Мне соседка говорила. Вчера ее Левка весь черный, как чертяка, пришел.
– Так‑ так! Теперь, значит, понятно.
Дядя Кузя повеселел. Борода его приподнялась, глаза прищурились и заулыбались. Он отдал Оське честь и опустил руки по швам:
– Так вот, значит, товарищ главный начальник, приехали мы я вам в отношении, так сказать, кирпичей. Стало быть, значит, в кредит купить. Бьем, значит, вам челом и просим вашего распоряжения, чтоб, значит, те самые кирпичи отпустить. Во! Так, что ли? – И он засмеялся, глядя на Оську.
– Нечего с нами, как с маленькими, разговаривать! – сказала Галина. – Кирпичи мы своими руками собирали и никому не отдадим.
– Вот и хорошо, что собирали! Пользу государству сделали.
Но мы так и не дали кирпичей. Мы окружили девушек и старика плотной толпой, подбадривая друг друга, и не подпускали их к нашим запасам. Долго старик то уговаривал, то шутил, то грозился, а девушки фыркали и бранились – ничего не помогло. Наконец дядя Кузя хлопнул себя ладонями по брезентовому плащу и стал вертеть новую козью ножку:
– Беги, девчата, в контору! Чего они, в самом деле! Скажи, мол, так и так, пускай прораб сюда идет и сам разбирается.
Девушки ушли.
– Ну и пусть кто угодно приходит! Все равно не отдадим!
– Попугают да уйдут. Не их кирпичи!
Дядя Кузя пустил густой клуб дыма:
– Нехорошо! А еще молодежь, ученики! Сами своей пользы не соблюдаете. Кирпичи‑ то эти для бани нужны. А вы не сознаете. Сами же мыться будете.
При слове «баня» Тимоша вздрогнул:
– Ребята, слышите? Баня!
– Ну и что ж, что баня? – спросил я.
– Как «что ж»! На восстановлении бани мой дядя прорабом работает. Теперь я все знаю. Это он их сюда послал. Это он за картины эти самые.
– Что‑ то ты мелешь непонятное! – сказала Галина. – За какие картины?
– Которые на стенах висят. У меня план – каждый день двести гвоздей собирать. А вчера ребята не донесли: сто девяносто два только. Я, чтобы прорыва не было, повыдергал из стен гвозди, на которых картины висят, и вставил щепочки.
– Ну?
– Ну, а дядя вошел, хлопнул дверью – картины и сорвались. Стекла – вдребезги… Факт, он прислал! Это он мне лично мстит.
|
|
|
– Гм! Мой отец тоже в бане работает, – пробормотал Яша. – Плотником он.
– Ага! Мы с Яшей знаете что, ребята, сделаем? Мы лучше спрячемся. А то еще больше неприятностей будет. Ладно?.. А вы ничего не бойтесь и не отдавайте. Попугают, попугают и уйдут, – быстро говорил Тимошка.
Баня находилась недалеко.
– Идут обратно с Тимошиным дядей и милиционером. Идут обратно с Тимошиным дядей и милиционером, – сказал Саша Ивушкин минут через пятнадцать.
– Ну, мы пошли! Пока! – бодро заявил Тимошка. – Вы, ребята, главное, не бойтесь. Милиционер – это просто так. Для страху.
Завснаб с главным инженером вскочили на подоконник и скрылись в учительской. Мне стало не по себе: никак не ожидал, что дело так быстро дойдет до милиционера. Другие строители тоже призадумались.
– Ребята, а ведь и в самом деле милиционер!
– Д‑ да! Ну и что ж… Он ведь тоже… это… по закону…
В окне показалась взъерошенная голова главного инженера:
– Эй, вы, не струсьте смотрите! Если теперь возьмут, значит и всё отнимут…
Голова исчезла.
Когда работницы, прораб и девушка‑ милиционер поднялись на холм, у нас опять было совсем тихо.
Я бы не сказал, чтобы товарищ Садиков походил на коварного, полного жажды мести человека. Он был маленького роста, толстый, в кепке и стареньком пиджаке, надетом поверх холщовой косоворотки. Он остановился перед дядей Кузей, тяжело дыша от подъема на гору:
– В чем дело, товарищ Самоваров?
– «В чем дело»! Не дают. Балуют, – ответил дядя Кузя, дымя козьей ножкой.
Прораб вздохнул, вытер ладонью лоб:
– Товарищ милиционер, по постановлению райисполкома от двадцать четвертого прошлого месяца, все строительные и ремонтные организации обязаны широко использовать материалы с разрушенных зданий, не годных к восстановлению. Эти вот товарищи собрали здесь большое количество кирпичей для своей забавы, а когда наши рабочие прибыли, чтоб забрать их и использовать по назначению, они оказали сопротивление и вызвали простой подводы.
Девушка‑ милиционер спросила очень строго:
– Почему препятствуете?
Никто не ответил ей.
– Почему препятствуете? – еще строже повторила девушка.
Оська выступил вперед. Он старался казаться спокойным, но был очень бледен, и голос его дрожал:
– Понимаете, товарищ милиционер, мы очень хорошо понимаем, что баня тоже очень важное дело… Вот… Но у нас тоже важное и полезное для всего города дело… Потому что вы же сами понимаете, что восстановление школы – тоже важное и полезное дело. Вы же понимаете…
– Постой, постой! – Товарищ Садиков вытянул руку ладонью вперед. – Ты вот что скажи: кто вас уполномачивал строить школу?
– Нас?.. Нас никто не уполномачивал… Но, вот увидите, скоро уполномочат!
– Да ну! Кто же это уполномочит?
– Ну… ну хотя бы районо. Неужели вы думаете…
– Постой! – Прораб опять вытянул руку, потом оглянулся улыбаясь, – Ребята, послушайте меня! Я вам добра желаю. Вот вы взялись строить школу, хотите, значит, себе и городу пользу принести. Дело хорошее. Но ведь дома‑ то не всякий строить может. Тут знания, опыт нужны, а не только топором стучать. Хотите полезную работу делать – поступите на строительство, хотя бы к нам в баню. Там у нас опытные плотники, каменщики, столяры. Под их руководством и делу научитесь и пользу принесете. Старших ребят с удовольствием примем. Зарплату дадим. А насчет школы – никто вас не уполномачивал и никто не уполномочит. Хоть вы в лепешку разбейтесь! Потому что строить дома…
– Лучше вы к нам поступайте руководить! – пропищала Нюся Ракушкина. – Мы вам тоже жалованье назначим. Вскладчину.
Прораб, старик я девушки только засмеялись в ответ.
– Грузите! – сказала милиционер. – А вы, ребята, не балуйтесь!
Девушки снова подошли к кирпичам.
– Не имеете права!.. Не дадим!.. Это наши кирпичи!.. – слышалось то здесь, то там, но никто уже не двинулся с места.
Оська поднял руку.
– Пусть! – сказал он. – Пусть! Все равно, если нас не признают, подадим в суд – и тогда посмотрим.
Подвода, груженная нашими кирпичами, удалилась. Ушли и прораб с милиционером. Из окна учительской выпрыгнули завснаб и главный инженер.
Нижняя губа у Яши отвисла, красное лицо перекосилось, глаза блестели. Он посмотрел на ребят, на Оську, как‑ то особенно дергая головой:
– Не могли… не могли отстоять! – Он сел на недостроенную тачку и отвернулся от всех.
– Ой, дураки! Ну совсем как маленькие! – почти плакал Тимоша. – Милиционера испугались! Да знаете, кто этот милиционер? Знаете? Моего старшего брата жена! Маруся ее зовут. Она сегодня у нас выходной проводит, а дядя, наверное, ее и позвал, чтоб вас напугать. Эх, вы!
– Ты уж молчи! – сказала Галина. – Небось, сам, когда кирпичи отнимали, сидел тихо, как мышь!
– А что, я для своего спасения сидел? Я для общей пользы сидел! Если бы я дяде на глаза показался, так он бы не только кирпичи, но даже всё забрал!
Миша Арбузов лег животом на землю и запустил пальцы в черные всклокоченные волосы:
– Что теперь говорить! Раз кирпичи взяли, значит всё теперь возьмут. Пропало теперь наше дело!
Повернувшись на бок, он положил голову на протянутую руку и закрыл глаза.
Никто не работал. Одни лежали на усеянной щепками траве, другие слонялись туда и сюда, вялые, словно невыспавшиеся. Подперев подбородок кулаками, сидела на крыльце Галина и смотрела вдаль злыми глазами. Опустив руки, поникший, печальный, стоял на краю площадки завснаб. Оська грыз какую‑ то палочку, то хмурил, то подымал брови, о чем‑ то сосредоточенно думая.
Высокая тонконогая Соня Феофонтова стала недалеко от председателя, оглянулась кругом и заговорила скучным голосом:
– Вы, ребята, как хотите, а я люблю говорить правду в глаза. Десятилетчики уже, наверное, к ремонту приступили, а мы тут ничего не добьемся и к ним на готовенькое придем.
Ей никто не ответил, но сидевшие и лежавшие повернули головы, а те, кто был на ногах, подошли поближе.
– Вы, конечно, можете злиться и говорить что хотите, ребята. Но только я такой человек: если вижу что‑ нибудь неладное, так прямо и говорю. Взрослые правы: без руководителя мы ничего не добьемся.
Оська попытался презрительно улыбнуться:
– Спасовала уже? Пожалуйста, уходи! Мы нытиков не держим.
Но тут уже несколько человек сразу заговорили:
– Хватит тебе, Оська; «спасовала» да «спасовала»!
– Если б все могли сами дома строить, так незачем было бы на инженеров учиться.
– Захотят – у нас всю школу по кирпичику растащат, а мы и пикнуть не посмеем.
– Провозились тут зря, а потом попробуй посмотри Платону Ивановичу в глаза!
– Правильно!
– Хватит!
– Чепуху мы затеяли!
Я понял, что сейчас развалится все наше строительство. Я был согласен с Соней и с другими ребятами, и все‑ таки на душе у меня было грустно. Тимошка готов был заплакать… Трудно добиваться своей цели, если у тебя что‑ нибудь не клеится, но еще труднее бросить дело, которое любишь!
|
|
|
