общественно-историческая школа локальных культур а.д. тойнби

Эволюционизм Г. Спенсера

Основная идея Спенсера заключается в разработке универсального закона эволюции во всех его проявлениях: в неорганическом мире, мире растений и животных, человеческом обществе и морали. Было бы неверным считать, что спенсеровский эволюционизм — это перенос биологических закономерностей, в том числе теории естественного отбора, в социальные науки. Наоборот, ученый рассматривал постоянное усложнение и совершенствование форм социальной организации в качестве фундаментального принципа бытия, который находит выражение в организации живых существ. Атак называемый социальный дарвинизм имеет мало отношения к Спенсеру и является результатом вторичного использования (и искажения) тезиса о борьбе за существование в социальных доктринах конца XIX века.

В «Основных началах» Спенсер сформулировал принципы, на основе которых могут быть объяснены физический, органический и суперорганический миры: принцип неуничтожимости материи; принцип сохранения движения; принцип сопротивления силе, препятствующей движению (принцип инерции); принцип преобразования силы из одного типа материи или движения в другой; тенденция движения по линии меньшего сопротивления; принцип ритмической природы движения. Эти принципы синтетической философии, по всей вероятности, заимствованные Спенсером из ньютоновской метафизики,объясняют эволюцию и «диссолюцию» (распад) физических, биологических и социальных тел. Таким образом, космос в целом и в его мельчайших частях постоянно структурируется и деструктурируется. Гераклитовский вечно живой огонь, вспыхивающий и затухающий, является прообразом спенсеровской идеи. Эволюция заключается в переходе материи от гомогенного состояния к гетерогенному и дифференциации органов; в свою очередь, разделенные органы становятся все более взаимозависимыми и, следовательно, интегрированными.

Эволюционная концепция Спенсера вытекает из деистического постулата о непрерывности предусмотренной замыслом творца причинно-следственной цепи событий и жизненных форм. Эволюционистские доктрины XVIII века имели в значительной степени телеологический характер и исходили из того, что каждый организм подчинен внутренней цели (энтелехии) и стремится усовершенствовать свою природу. Из четырех аристотелевских «причин» наибольшее значение имела ausac finalis — «целевая причина», ради которой вид существует и движется к более высоким «формам». Если так, то существует сверхъестественная сила, каким-то образом присутствующая, по крайней мере, в живой материи и заставляющая организмы подчиняться однонаправленному движению к совершенству. В эволюционной теории, где не могло быть ничего сверхъестественного, «целевая причина» сохранилась в качестве функционалистской модели объяснения, но определяющее значение стало придаваться acusa efficiens — «причине действующей», что позволило проблематизировать влияние внешних обстоятельств («среды») на форму и развитие вида. Действительно, приспособление организма к среде — нечто иное, чем осуществление им своего высокого внутреннего предназначения, и каждый вид может быть описан, исходя из особенностей взаимодействия со средой: у простейших это взаимодействие диффузно, а у высокоразвитых существ — структурировано и специализировано. Учение Ламарка о приспособлении видов к среде (в том числе наследовании приобретенных признаков) было в полной мере воспринято и развито Спенсером, который сохранил телеологический аргумент о неизбежности движения к совершенству.

Ясной и эвристичной трактовкой эволюции как постоянной дифференциации функций Спенсер обязан анатому Карлу Бэру, который установил, что развитие эмбриона проходит отчетливо наблюдаемые стадии деления и последующей дифференциации органов, причем этот процесс в свернутом виде повторяет историю вида: в онтогенезе отображается филогенез «Переход от простого к сложному посредством последовательной дифференциации наблюдается в изменениях на самых ранних стадиях существования вселенной (о которых мы можем помыслить, а также в самых ранних изменениях, которые мы можем установить индуктивно, — указывает Спенсер. - (Этот переход наблюдается в геологической и климатической эволюции Земли, в каждом организме, обитающем на ее поверхности; он наблюдается в эволюции человечества, независимо от того, представляется ли оно цивилизованным индивидом или собранием рас и народов; он наблюдается в эволюции общества, в частности, его политической, религиозной и экономической организации; он наблюдается в эволюции бесконечного многообразия конкретных и абстрактных продуктов человеческой деятельности, которые составляют среду нашей повседневной жизни. От самого глубокого прошлого, в которое может проникнуть наука, до только что произошедших событий, все, в чем находит свое выражение прогресс, является преобразованием однородного в разнородное». Высокая адаптивность дифференциации принимается Спенсером за аксиому. Фактически здесь опять используется социальная аналогия. Продемонстрированная А. Смитом связь разделения труда с его производительностью трактуется как связь любой дифференциации с адаптивностью организма. В статье «Теория народонаселения, дедуктивно выведенная из общего закона рождаемости в животном мире» (1852) Спенсер развивает свою концепцию в русле идей Смита и Мальтуса, однако ход его умозаключений иной. Существует приблизительное равновесие между величиной популяции и ресурсом питания. Как показал Мальтус, эволюция ведет к периодическому нарушению оптимального баланса. Спенсер находит объяснение в аналогии: у животных наблюдается обратно пропорциональная связь между величиной головного мозга и плодовитостью. Если численность популяции чрезмерно возрастает, усиливается борьба за выживание; в ней побеждают самые смышленые или те, кто научится соображать лучше в экстремальных обстоятельствах. Со временем качество вида улучшается. Поскольку самые смышленые наименее плодовиты, их потомки, несмотря на улучшение среды обитания, будут знать меру в размножении. Так в процесс регулирования объема популяции внедряется эволюционный механизм самокоррекции. Аналогичные процессы наблюдаются и в эволюции человеческих сообществ: давление населения заставляет индивидов мобилизовывать все свои возможности и внедрять инновации в преобразование среды. Именно давление населения делает необходимыми социальную организацию и общественную мораль. Логическая доказательность этих дедуктивных построений, конечно, оставляет желать лучшего, однако основная идея проведена вполне отчетливо: переход к связанной разнородности означает дифференциацию функций, специализацию и разделение труда — так достигается максимальное приспособление к среде. Кроме того, функциональная взаимозависимость порождает чувство единства и альтруизм. В спенсеровском определении эволюции остается непроясненный сегмент: если в ходе эволюции сохраняются только самые специализированные и сложные организмы, то откуда возникает фантастическое разнообразие событий, индивидов и сообществ? Ответ на этот вопрос формулируется Спенсером в физическом (точнее, метафизическом) ключе: каждая причина производит несколько разных следствий, происходит перераспределение материи и движения на молекулярном уровне, и само разнообразие является свидетельством совершенства тварного мира.

Когда Дарвин опубликовал «Происхождение видов», его открытие механизма естественного отбора было интегрировано в спенсеровскую теорию эволюции. Дарвиновское учение имело довольно узкий характер по сравнению с универсальной теорией эволюции: он лишь показал, что преимущества в естественном отборе имеют те виды, которые на протяжении длительного времени могут наследовать определенные признаки, повышающие вероятность приспособления. Но дарвинизм ничего не говорит о направлении эволюции.

Влияние спенсеровских идей на общественную мысль часто связывается с социал-дарвинизмом. Действительно, Спенсер и Дарвин прославились тем, что ввели в научный обиход понятия «естественный отбор» и «борьба за выживание». Однако приспособление к среде, по Спенсеру и Дарвину, означало не столько борьбу за место, сколько усложнение взаимодействия со средой и кооперации действий. Только на низших стадиях эволюции адаптация ведет к уничтожению себе подобных. Критерием высокой стадии развития является не конкуренция, а кооперация, где достижение индивидом собственных целей не вступает в противоречие с благом других людей. Во всяком случае, Спенсер никогда не воспринимал общественную жизнь как «войну всех против всех». В этом отношении он оставался ламаркистом: адаптация, а не естественный отбор, рассматривалась им как критерий эволюции. Естественный отбор он расценивал как характерный атрибут нисходящей фазы развития.

Процесс социальной эволюции заключается, таким образом, в постоянной дифференциации общественных институтов и развитии альтруистической природы человека до тех пор, пока не будет достигнуто совершенное общественное состояние — гетерогенное общество, где свобода человека определяется свободой других. Этот процесс Спенсер назвал «адаптацией к социальному состоянию» (adaptation to the social state). Однако «социальное состояние» не может рассматриваться как среда для «общественного организма», поэтому Спенсер в данном случае рассматривает общество как саморазвивающуюся тотальность, а не следствие воздействия природной среды. Общество становится внеприродной реальностью, подчиненной своей собственной цели — совершенству природы человека. Моральная солидарность является, таким образом, высшей формой социальной эволюции. Этико-социологическая концепция Спенсера основывается на интерпретации нравственного начала как производного от «наслаждения» или «удовольствия» — здесь

Спенсер продолжает британскую сенсуалистическую традицию Гоббса — Локка — Юма — Бентама. К числу критериев эволюции добавляется «возрастание счастья». Следует заметить, что английская конструкция the sum ofhappiness не является аналогом русского «счастья», которое описывает, скорее, возвышенное состояние «души». Бентамовско-спенсеровская идея «суммарного счастья» относится преимущественно к «довольству». Спенсер полагал, что удовольствия для организма полезны, а страдания вредны, следовательно, возрастание суммы удовольствий означает движение к совершенству и счастью. Это общее место британской просветительской публицистики хорошо согласуется с теорией естественного отбора, поскольку максимальное счастье эквивалентно наибольшей приспособленности к среде. Отсюда также следует, что эволюция ведет к совершенному интегрированному состоянию человечества, где происходит взаимопроникновение долга и удовольствия. Спенсеровская сенсуалистская интерпретация различения долга и склонности (категорического и гипотетического императивов) заключается в том, что чувство исполненного долга доставляет, по его мнению, наивысшее удовольствие. Эгоистические побуждения преобладают, по Спенсеру, в естественном состоянии; несовпадение императива долга и удовольствия характерно для нынешнего состояния человечества; совершенное состояние — результат эволюции — являет собой синтез долга и удовольствия. Очевидно, находить удовольствие в следовании долгу могут исключительно «высоконравственные организмы», которым присущи высокая концентрация (самообладание), хорошо развитая дифференциация (нравственный и интеллектуальный кругозор альтруиста шире кругозора эгоиста), большая определенность (воздержанность и осторожность). Таким образом, тип личности, или социальный характер, соответствующий совершенному (нравственному) состоянию человечества, представляет собой результат эволюционного отбора.

Целью эволюции является «подвижное равновесие» — баланс сил, функций и обмена веществ со средой. В обществе подвижное равновесие осуществляется в форме борьбы консерватизма и реформизма: первый исходит из приоритета общества над индивидом, второй ставит на первое место интересы личности. Равновесие социальных и биологических агрегатов создает чувство гармонии, которая есть свидетельство совершенства. Равновесие, однако, постоянно нарушается возобладанием дезинтеграционных сил.

Эволюция человеческих сообществ подчинена логике перехода от неустойчивой гомогенной массы к более дифференцированным и специализированным формам. Этот переход в значительной степени обусловлен внутренними факторами (среди них Спенсер указывает на интеллект, физический облик и эмоциональное состояние), которые не зависят от внешних обстоятельств. Подобно многим антропологам XIX века, Спенсер рассматривал «расу» и «народ» как определенные «жизненные формы». Второй тип факторов эволюции: климат, ландшафт, землепользование, флора и фауна — все, что входит в понятие среды обитания. В обществах недифференцированного, примитивного уровня определяющее значение имеют внешние факторы, тогда как в обществах с развитой системой институтов внешние факторы уступают место факторам внутренним. Аналогичная эволюционная схема действует и в органическом мире. Вторичные факторы социальной эволюции возникают как следствие развития самих «социальных агрегатов»: их величина и плотность, а также отношения с другими сообществами становятся факторами, определяющими ход эволюции. В высокодифференцированных сообществах «социальные агрегаты» образуют своего рода «вторую природу», которая, собственно говоря, и порождает надорганическую координацию.

И организм, и общество проходят в своем развитии путь от гомогенной неопределенности к гетерогенной определенности и согласованности частей. Рост жизненных форм обнаруживает значительную изменчивость, которая обусловлена их включением в организмы более высокого уровня. Соответственно, дифференцируется морфология единичных элементов — внутри них образуются дифференцированные органы. Так создается «матрешечная» картина мира, где каждая система является частью другой системы и одновременно содержит в себе «собственные» подсистемы. Рост и структурная дифференциация систем сопровождаются интеграцией целого. Повышение уровня интеграции и централизации жизненных форм (органических и надорганических) усиливает их согласованность, автономию от внешней среды и, следовательно, адаптивность. Здесь необходимо отметить, что понятие адаптации к среде связано, по Спенсеру, с функциональной автономией сложного организма, а не с приспособлением примитивной жизненной формы к внешним обстоятельствам. В этом отношении «согласованная гетерогенность» надорганической жизненной формы представляет собой результат внутренней эволюции, а не внешнего воздействия среды. Таким образом конституируется новая жизненная форма, способная к самостоятельному росту. Несомненно, исходом дифференциации может оказаться и «диссолюция» (распад) агрегатов.

Этапы эволюционного процесса связываются Спенсером с усложнением агрегатов (формированием социальной структуры). В «Основаниях социологии» определяются три типа системных реквизитов, обеспечивающих жизнедеятельность общественного организма: 1 ) оперативная система (система поддержки или промышленная система); 2) дистрибутивная система (коммуникация и торговля); 3) регулирующая ('или политическая) система. Аналогия с организмом прослеживается в данном случае вполне отчетливо: условиями существования любого организма являются питание, обмен веществ и нервная система. Эта трихотомическая схема применительно к социальному организму преобразуется в дихотомическую: регулирующая функция в процессе эволюции должна приобретать диффузный характер — так сознательное регулирование становится «разлитым» по всему организму и формируется sensorium socialis. В промышленной системе создается специфическая функция контроля, действие которой обеспечивается денежно-кредитной системой. Спенсер имеет в виду взаимозаменяемость регулятивной функции в общественной структуре — тезис, который получит детальную разработку в структурно-функциональной социологии второй половины XX века: одинаковые функции могут выполняться разными социальными институтами (например, социализация осуществляется семьей, школой, средствами массовой информации, армией). В примитивных сообществах оперативная, регулирующая и дистрибутивная функции сохраняются в состоянии синкретичной неразличенности (например, архаичная семья выполняла производственную, репродуктивную, сексуальную функции, функцию культурной трансмиссии, социализации; современная нуклеарная семья и брачные союзы более специализированы).

Основное внимание Спенсер уделяет регулирующей системе, имея в виду принципиальную для его мировоззрения проблему: отношения индивида и власти. Он показывает, что развитие регулирующей системы зависит от включенности агрегата в конфликт с внешней средой. Например, состояние войны способствует развитию репрессивных форм государственного управления, и в той степени, в какой эти формы обнаруживают собственную самодостаточность, они стремятся поддерживать свое существование войной, даже если она ничем другим не оправдана. По мере своего роста регулирующая система дифференцируется: ее военный комплекс (ориентированный на войну с внешним врагом) отделяется от административного (в центре внимания которого находятся задачи внутреннего контроля), процесс экспансии и централизации управления приводит к росту объема информации, необходимой для принятия решений, вся система становится столь катастрофически зависимой от ее внешних органов, что ее разрушение неизбежно. Оценка Спенсером функциональности войны непредвзята и объективна. Убежденный противник военной силы, он считает войну силой, способствующей развитию регулятивных и дистрибутивных систем в примитивных обществах, однако эта же сила приводит к подавлению эволюционного потенциала развитых высокоорганизованных обществ, которые уже прошли этап насильственного присвоения ресурсов. Спенсер пишет о «социальных метаморфозах»: переходе «военных» обществ в «промышленные» и, наоборот, милитаристском регрессе промышленных обществ. Схема социальной эволюции приобретает пульсирующий характер, где диапазон изменений задают централизация децентрализация регулятивной системы.

Учение Спенсера было далеко от социального милиоризма – стремление совершенствовать общество. Он отрицал даже продиктованное благими побуждениями стремление изменить ход эволюции.

Общественное развитие уподобляется Спенсером развитию организма — от простого и бесформенного к сложному и структурированному. Общества возникли из кочующей орды, росли и дифференцировались посредством интеграции «физиологических единиц». Например, первичная социальная группа — семья — при увеличении «массы» распадается на части, а затем обособленные части сливаются в более крупные агрегаты. Этот процесс сопровождается усложнением
структуры социального тела. Интеграция осуществляется параллельно усилению дифференциации и разнородности. Первая стадия социальной дифференциации принимает формы установления власти над недостаточно структурированным агрегатом. Вторая стадия дифференциации характеризуется обособлением «регулятивной» и «оперативной» частей общества — так возникают разделение труда и статусные различия. Третья стадия предполагает формирование управленческой иерархии и воинского сословия. На высокой ступени социальной дифференциации жизнь общества приобретает удивительное сходство с деятельностью организма. Каждый орган располагает
средствами доставки ресурсов питания, переработки и связи с целым.
Формирование органа проходит, по Спенсеру, три стадии", аморфную, специализированную и интегрированную. На последней стадии функции организма столь дифференцированы, что ни одну из них нельзя отделить от организма без ущерба для его гомеостазиса. Специализация функций связывается Спенсером, прежде всего, с разделением труда.

общественно-историческая школа локальных культур а.д. тойнби

Основателем концепции локальных культур принято считать Арнольда Джозефа Тойнби (1889–1975), английского историка, философа, дипломата и общественного деятеля.

Главный труд – «Постижение истории» в двенадцати томах. Создан под влиянием работ О. Шпенглера. Термин «цивилизация» Тойнби использовал в качестве синонима «культуры».

Главная идея – все рассмотренные цивилизации Тойнби подразделял на две группы: 1) получившие полное развитие и 2) неудавшиеся. В свою очередь первые он делил на независимых и сателлитов. Независимые же затем дробил на: 1) цивилизации, не связанные с другими (среднеамериканская, андская); 2) цивилизации, не являющиеся производными от других (шумеро-аккадская, египетская, эгейская и др.); 3) цивилизации, порожденные иными (сирийская, африканская, православно-христианская, западная и др.)[3].

А. Тойнби считал, что каждая цивилизация в своем развитии проходит четыре этапа: возникновения, роста, распада и гибели, после чего ее место занимает другая. Таким образом, речь идет о круговороте цивилизаций. В общей сложности он насчитал 36 цивилизаций, 21 из которых были тщательно исследованы и описаны за шесть тысяч лет человеческой истории. До настоящего времени, по мнению Тойнби, сохранилось пять «живых» цивилизаций: 1) западная, которую объединяет западное христианство; 2) исламская, простирающаяся от Северной Африки и Среднего Востока до Великой Китайской стены; 3) дальневосточная, включающая юго-восток Азии; 4) индуистская; 5) православно-христианская (византийская), в которую вошли юго-восточная Европа и Россия. Из этого следует, что Тойнби разделил цивилизации по религиозному признаку, а не в соответствии с этническими или языковыми особенностями. И это не случайно. Именно религии он придавал большое значение как консолидирующему звену в поисках смысла бытия. Религиозная эволюция, по Тойнби, обеспечивает поступательное развитие человечества от примитивных верований, через универсальную религию к единой религии будущего[4].

Помимо божественного провидения, движущей силой человеческой истории Тойнби считал элиту, творческое меньшинство, которое всегда выступает носителем «жизненного порыва» и ведет за собой пассивное большинство. Именно элита способна создать неповторимый духовный облик каждой цивилизации.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: