 |
Глава 30. Очень особая тема
|
|
|
|
ГЛАВА 30
ОЧЕНЬ ОСОБАЯ ТЕМА
Любовь, женщина, Арктика – тема совершенно особая. И только возвращаясь к “Загадкам и трагедиям Арктики” Каневского, мы сможем “поднять” эту тему и узнать еще одну тайну еще одной женской души.
В 1912 г. в Ледовитый океан почти одновременно отправились несколько русских морских экспедиций. С эпохи Татьяны Прончищевой миновало чуть ли не два века, и вот в составе экспедиций 1912 г. оказались две женщины, две молодые дамы, и обе погибли неизвестно где и когда, и при каких обстоятельствах… Француженка Жюльетта Жан вместе со своим женихом, полярным геологом Русановым, вышла в море на борту маленького парусно‑ моторного судна с грозным именем “Геркулес”.
Ерминия Жданко “увязалась”, как шутили матросы из экипажа баркентины (ее также называли шхуной) “Святая Анна”, за экспедицией под начальством лейтенанта Брусилова, который не был ей ни мужем, ни женихом. Она “увязалась” и совершила то, что с полным правом можно назвать подвигом.
Дочь одного русского генерала и племянница другого, главы отечественной военной гидрографии, Ерминия Александровна Жданко росла человеком решительным и смелым. Еще во время русско‑ японской войны, когда ей не было и четырнадцати, она едва не укатила к отцу, чтобы вместе с ним защищать Порт”‑ Артур! Узнав о том, что ее дальний родственник Георгий Львович Брусилов намерен пройти на своей “Святой Анне” из Петербурга вокруг Скандинавии и дальше, по всему Северному морскому пути (ведя по дороге добычу морского зверя, что, по замыслу Брусилова, окупило бы все расходы на предприятие и даже принесло бы немалую прибыль), девушка загорелась желанием попасть на борт судна. Она собиралась совершить морское путешествие в качестве обыкновенной пассажирки хотя бы до Александровска‑ на‑ Мурмане (ныне город Полярное, недалеко от Мурманска), где предполагала сойти на берег. Ей шел тогда двадцать второй год.
|
|
|
Несколько лет назад в одном научном сборнике по проблемам географии и истории Крайнего Севера Д. А. Алексеевым были впервые опубликованы (с некоторыми сокращениями) письма Ерминии Жданко родным. В них она живо, непосредственно, обнаруживая при этом глубокое понимание возникшей ситуации, описала все происходившее “на суше и на море” в связи с плаванием “Святой Анны”, а происходило там всякое. Ни в Петербурге, ни в Александровске‑ на‑ Мурмане, последнем “оплоте цивилизации” на арктическом маршруте, на борт шхуны по непонятным причинам не явились несколько членов экспедиции. В их числе были лейтенант Андреев, друг детства Брусилова, и, что куда более серьезно, судовой врач. Кроме того, еще во время стоянки в Норвегии со “Святой Анны” неожиданно сбежал судовой механик.
Рассказывая близким, какой превосходный человек Георгий Львович, как бессовестно обманывают его непорядочные люди, Ерминия Жданко, уже успевшая принять близко к сердцу все заботы и огорчения Брусилова, пишет 10 сентября 1912 г. родным: “Этого Андреева я видела на “Святой Анне” в Петербурге. И как‑ то сразу почувствовала недоверие и антипатию… С Андреевым должны были приехать в Александровск ученый Севостьянов и доктор… но вдруг накануне отхода оказалось, что ему “мамочка не позволили”, а попросту он струсил… Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя допустить, чтобы ничего не вышло… Аптечка у нас большая, но медицинской помощи, кроме матроса, который был когда‑ то ротным фельдшером, никакой. Все это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать, что смогу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу”.
|
|
|
Необходимо небольшое объяснение. Незадолго до описываемых событий девушка закончила курсы сестер милосердия и, верно оценив критическую обстановку, решительно настроилась занять место судового медика, вакантное в результате дезертирства врача. Положение осложнялось тем, что Брминия еще не оправилась от какой‑ то болезни (в одном из писем она успокаивает родителей, уверяя их, будто “не так слаба, как прежде”). К тому же сама ее идея остаться на “Святой Анне” и принять участие в плавании, которое наверняка окажется и трудным, и небезопасным, встретила самое резкое сопротивление Брусилова. Девушка определенно нравилась ему, он успел за недолгое время знакомства убедиться в том, что Ерминия и храбра, и благородна, и бескорыстна (она пожертвовала на нужды экспедиции двести рублей из своих личных, достаточно скромных средств, и командир “Святой Анны” не мог не оценить этот поступок), однако ее участию в дальнейшем рейсе он всячески противился. Но в конце концов дал согласие на то, чтобы Мима – так звали ее близкие – послала отцу телеграмму‑ запрос. Генерал ответил лаконично: “Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама”.
Она “решила сделать что смогу”, и дописала письмо от 10 сентября: “Во Владивостоке будем в октябре или ноябре будущего года… Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда? ”
Это ни в коем случае не было эффектным порывом экзальтированной барышни, способной на проявление сиюминутного милосердия, – Ерминия отчетливо представляла себе, что ждет ее впереди, ведь недаром она указала датой предполагаемого завершения экспедиции конец будущего, 1913 г. Она понимала, что им (и ей в том числе) предстоит по меньшей мере одна зимовка в полярных льдах – дело по тем временам никак не женское. Она не могла не осознавать, что обрекает себя на жизнь среди двадцати трех мужчин, причем в подавляющем большинстве – совсем не ее круга. В последнем письме с дороги, отправленном с острова Вайгач, прорывается тревожное признание: “Сама не понимаю, как хватило сил расстаться…”
|
|
|
“Святая Анна” не пришла во Владивосток ни в 1913‑ ом, ни в последующие годы. Она вообще не пришла никуда, а бесследно исчезла во льдах Центральной Арктики, оказавшись вовлеченной в длительный вынужденный дрейф.
Шхуну унесло вдоль западных берегов Ямала далеко на север, в высокие широты. Миновали почти два года ледового плена, и в апреле 1914 г., когда судно находилось за восемьдесят третьей параллелью, одиннадцать членов ее экипажа во главе со штурманом Валерианом Ивановичем Альбановым покинули ее, надеясь добраться до ближайшего берега – Земли Франца‑ Иосифа. До этого архипелага дошли всего несколько человек, и лишь двоим, самому Альбанову и матросу Александру Конраду, посчастливилось спастись: их совершенно случайно обнаружили на одном из островков участники другой русской экспедиции под командованием Георгия Седова (уже погибшего к тому времени при безуспешной попытке штурмовать Северный полюс). Альбанов и Конрад доставили на Большую землю судовые документы “Святой Анны”, а через несколько лет штурман выпустил книгу‑ дневник, где правдиво рассказал обо всем, что пережили они за два года дрейфа и пешего перехода по дрейфующим льдам. Из этого произведения можно узнать все о Брминии Жданко, вплоть до того момента, когда группа Альбанова покинула шхуну.
На протяжении всего рейса, растянувшегося минимум до весны 1914 г., а скорее всего, до 1915 г., ибо непосредственных угроз для судна в то время не наблюдалось, “наша барышня”, как ласково называли ее моряки, неизменно оставалась самым добрым, самым преданным общему делу членом экипажа, самым верным товарищем каждому матросу. Заболевали, сдавали наиболее сильные мужчины – капризничали, ссорились, швыряли в сердцах тарелки с супом чуть ли не в голову “обидчику”, выкрикивали непристойности, ввязывались в драки… А она терпела.
Страдая от болезней, былых и приобретенных в плавании и дрейфе, ощущая на себе, юной нежной горожанке, всю силу и власть северной стихии (а она пережила их две, не исключено, даже – три зимовки во льдах), Брминия Жданко врачевала и утешала, успокаивала и возрождала к жизни павших духом, о чем обстоятельно повествует книга Альбанова. Своим долготерпением и надеждой на благоприятный исход экспедиции она ежедневно, ежеминутно несла облегчение всем остальным.
|
|
|
Была ли на борту “Святой Анны” “полярная любовь”? Некоторые современные авторы, рассказывающие о той драматической экспедиции, приводят слова, якобы произнесенные матросом Конрадом много лет спустя после его возвращения на Большую землю: “Все из‑ за бабы получилось…” Однако сама эта фраза находится в прямом противоречии с тем, что мы знаем о девушке, в том числе и от штурмана Альбанова. Могли ли возникнуть лирические отношения на борту арктического судна?
Конечно, могли, но ничего противоестественного в том нет. Некоторые азартные повествователи говорят об этом, как о свершившемся факте, вот только никак не могут договориться между собой о конкретном объекте девичьей любви!
“Она, несомненно, влюбилась в Брусилова, и он отвечал ей взаимностью”, ‑ твердят одни.
“Нет, не скажите, – включаются в разговор другие, – посмотрите на фотографию Альбанова, могла ли такая пылкая натура, как Ерминия, устоять перед обаянием штурмана? ” Но ни в письмах с борта “Святой Анны” (будь то письма Брусилова или Жданко), ни в книге Альбанова не содержится никаких намеков на то, что на шхуне возник традиционный “треугольник”, приведший в итоге к размолвке между командиром и штурманом.
О самом конфликте достаточно откровенно и убедительно рассказано Альбановым. “Я уходил с судна вследствие возникшего между мною и Брусиловым несогласия… Сейчас, когда я спокойно могу анализировать наши отношения, мне представляется, что в то время мы оба были нервнобольными людьми… Из разных мелочей, неизбежных при долгом совместном житье в тяжелых условиях, создавалась мало‑ помалу уже крупная преграда между нами.
Терпеливо разобрать эту преграду путем объяснений, выяснить и установить недочеты нашей жизни у нас не хватило ни решимости, ни хладнокровия, и недовольство все накоплялось и накоплялось”.
Сегодня дать оценку подобным взаимоотношениям куда как просто: обычная психологическая несовместимость, столь типичная практически для любой экспедиции, действующей в трудных условиях. И нет ни малейшей надобности “привлекать” дополнительную любовь, ревность и прочие личные обстоятельства, почему‑ то вызывающие как у людей пишущих, так и людей читающих повышенный интерес и преувеличенные эмоции.
Главное, однако, в другом. В любом случае Ерминия Жданко проявила в том плавании высшие человеческие качества. Если она любила Альбанова, то пожертвовала чувством (и собою! ), осталась с теми, кто нуждался в ее помощи.
|
|
|
Если она любила Брусилова, ей, очевидно, пришлось преодолеть величайшее искушение уйти вместе с группой Альбанова – все, что нам известно теперь о ее гордом и твердом характере, убеждает в одном: пассивному ожиданию проблематичного спасения она наверняка предпочла бы активное действие, т. е. поход по льдам к Земле Франца‑ Иосифа.
Она осталась на шхуне, прекрасно понимая, что и судно, и люди на нем обречены. Так Ерминия Александровна Жданко, первая и, кажется, единственная до сих пор женщина, совершившая по меньшей мере двухлетний высокоширотный дрейф, весной 1914 г. сознательно пошла на смерть ради других.
Судьба “Святой Анны”, по‑ видимому, никогда не прояснится. Совершенно бесспорно, что и шхуна, и оставшийся на ней экипаж погибли, причем вряд ли позднее 1915 г., если учитывать состояние людей, болезни, нехватку продуктов.
Впрочем, это вовсе не означает, что само судно обязательно должно было пойти ко дну.
Высказывают, в частности, одну гипотезу, кажущуюся поначалу фантастической, однако, как говорится, чем черт не шутит: в 1914 г. разгорелась первая мировая война, и “Святая Анна”, вынесенная течениями в Северную Атлантику предположительно в 1915 или 1916 г., могла стать жертвой германской подводной лодки.
А на карте Архипелага Земли Франца‑ Иосифа появились ледниковый купол Брусилова, мысы Альбанова и Ерминии Жданко.
|
|
|
