Книга четвертая. О магии в целом и её делении

Книга четвертая

Глава 1

О магии в целом и её делении

Магами звались древние восточные мудрецы, главным образом персидские[102], которые исследовали вещи сокрытые (res latentes), имеющие отношение к Богу и природе, к искусству (artis) её. Так совершали маги чудесные дела, предметы такого рода прилагая к делам людским, как свидетельствует святой Августин[103]. В наше же время именование «маги» столь отвергаемо и ненавистно, что наделяют им разве что сохранивших суеверия людей, состоящих в дружбе с бесами. Просто люди невежественные и самого презренного рода, душой истомившиеся в исследовании природы, простым путём идя, у злых духов попросили того, что дать те не в силах, хотя и делают вид, что могут. Астрология вот, отданная на толкование умам дремучим и недалёким, впала в вид презренный. Так что и пророки нашего времени, узколобым и порочным веком нашим зовутся то бородачами, то дураками, то богохульниками. И всё‑ таки астрологию дважды попытался Порта, человек очень целеустремлённый, вернуть из небытия[104]. Но это всего лишь отсылка к прошлому, принадлежит ряд работ по алхимии и природной магии. Кампанелла имеет в виду трактат «Физиогномика растений» (1589), исследующий «скрытые связи» растений с планетарными астрологическими образами. явные и начальные основания своих рассуждений он не даёт[105]. Порта ведь не поднялся до чувства в вещах и первенств[106]. Всё объясняет он, отсылая к природным свойствам вещей, общеизвестной астрологии, скрытому их взаимному притяжению и тайным знакам (signaturas) [107]. Вот «технотека», которой занимается неаполитанец Ферранте Императо, могла бы быть основанием для введения в оборот такого рода искусства[108].

Магия, по свидетельству Плиния[109], состоит из трёх наук: религии, медицины и астрологии. Первая из них служит для очищения души, чтобы стала та пригодна для [восприятия] тайных знаний (cognitionibus occultis) и сдружилась с первопричиной (pri‑ mae causae amicus), и чтобы вселить в душу мага страх, уважение и веру в те души [людские], на которые он будет воздействовать. Вторая необходима, чтобы узнать силы трав, камней и металлов, притяжения и отталкивания их между собой, а также по отношению к нам, состав их и то, насколько пригодны те или иные нужные человеку материалы к тому, чтобы имел дело с ними, на них воздействуя. Третья же, чтобы знать, когда совершать магические операции, и о знаках (symbolum), соотносящих земные предметы и звёздные тела, как неподвижные, так и блуждающие, а также светила, явственно предстающие причинами для природных трансформаций и сил всех вещей.

Потому в Евангелии от Матфея хвала возносится тем волхвам, которые благодаря комете узнали о рождении полновластного правителя вселенского[110]. Ведь Бог тем, кто дела Его изведывают и им дивится, даёт не только то, к чему стремятся, но и сверх того, помогает к предметам сверхприродным (supernaturales res) прийти, ежели внутренне очистившись, они готовы будут к упорному изысканию природных добродетелей. Вот до чего радушен и мягок творец и родитель наш, о чём тебе сообщат Иоанн Златоуст и святой Августин.

Мудрость эта [магическая] и умозрительная и практическая. То, что основательно узнаёт, прилагает она к делам людским. Плиний в 27‑ й книге[111] придерживается того мнения, что сия мудрость присуща всем существам, и даром её является умение творить чудеса. По этой причине полагает он, что Моисей был могущественнейшим магом, как и другие египтяне, Йанний и Йамврий, с ним состязавшиеся перед лицом фараона[112]. Говорит Плиний, что совсем недавно бытовала магия на Кипре, потому как там перед проконсулом Сергием силою Иисуса апостол Павел сделал так, что ослеп Елима Волхв, а потом его исцелил[113]. Плиний не верит, что существуют злые духи, потому что Нерон их настойчиво искал и не нашёл, и не было того, кто бы их ему показал[114]. Он думает, что природа и есть божество, влитое во всё сущее[115], а в нас она действует благодаря тому, что разум наш знает, как пользоваться её плодами. А Трижды величайший[116] человека считает чудом мироздания, превосходящим богов или богоравным[117]. Столь велик человек благодаря своей мудрости, что может мраморных и медных богов изготавливать, под сенью определённых созвездий в них вселяя души и получая от них требуемое[118]. То же чуяли и Порфирий с Плотином, добавляя, что есть духи добрые и злые, как учит нас повседневный опыт[119]. Сам я тоже изведал такой недвусмысленный опыт, но не жадно стремясь его обрести и [природу] пробуя на прочность[120], а имея в мыслях иное, потому нечего удивляться, что пытливому Нерону духи не явились.

Симон Волхв думал, что летать – забава самая обыкновенная, наподобие занятий канатоходцев[121], а Светоний рассказывает, что Нерон сделал так, что повторилась судьба Икара[122]. Так что я лично утверждаю, что вначале существовала магия божественная (existere magiam divinam), которую человек без помощи божией едва ли понимает и дела с ней не имеет. Умолчал о ней Моисей, да и иные, кто Богу был мил (Deo chari), столько чудес совершившие без помощи какой бы то ни было науки природной, тогда как мир сотворённый подчинялся им прямо, раз были посланниками самого Бога! Кто верит, что существует Бог и о смертных вещах печётся, нелишне ему и в такие [дивные] дела верить.

Имеется магия природная, в качестве представления (notitia) о звёздах и врачебной науке, к которому добавляется знание предметов божественных, чтобы родилась вера (fiducia) [123]  в том, кто добивается благосклонности этой науки. Имеется и магия дьявольская, силой которой многие благодаря искусству демоническому осуществляют чудесные дела перед людьми не особенно умными – такие и без всякого демона в местах, где полно народа, у уличного жулья, ловко владеющего руками, получаются[124]. Но эти дела – по части не науки, а хитроумия. Магия же природная занимает срединное положение[125], и тот, кто в ней упражняется с благоверным почтением к Творцу, нередко удостаивается чести подняться к сверхприродному и причаститься предметам божественным. А вот те, кто её употребляет во зло, расходуя на наведение порчи и изготовление ядов, бесясь ради забавы, те заслуживают, чтобы и с ними позабавился бес, и уволокли их на погибель – увидят вокруг себя, раз сами захотели, таких же, как и они, охотников до вещей порочных и ничтожных, [в Аду]. Такое заключение очень верно делает и святой Фома в книге о жребиях, опираясь на Августина[126].