Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Углубление и повышение надежности связей по кооперации, а также




При Андропове было объявлено о начале «широкомасштабного экономического эксперимента» «в легкой и пищевой промышленности и некоторых других секторах хозяйства. Главным звеном этого эксперимента было допущение местной инициативы в расходовании отпускаемых бюджетных средств (это проявлялось, в частности, в праве трудового коллектива самим определять коэффициент трудового участия каждого в общей работе, а также самим решать «вопрос о количественном составе работающих».(Смыч.1)

Результат не замедлил сказаться, вдохновив его инициаторов на дальнейшее развитие данного опыта. Лидеров страны и экономистов при этом не смущало то, что все эти шаги были отходом от традиционной советской экономической модели, так как представляли собой отдельные (хотя и искаженные) элементы рыночной модели. Но, скорее всего, немалую роль играл «китайский опыт» «Прагматизм нового советского руководства, тем не менее, сопровождался и «закручиванием гаек» в сфере идеологии. Можно утверждать, что именно «широкомасштабный экономический эксперимент» Андропова стал началом «перестройки» традиционной советской экономической системы. После смерти Андропова поиск отличной от прежней модели экономического развития продолжался до 1985 года.

Падение нефтяных цен на мировых рынках в 1985 году (с 30 долларов за баррель в 1983 году, до 26 долларов в декабре 1985г. и до 15 долларов за баррель в январе 1986 г.) окончательно подкосило систему.(Р) Накопленных ресурсов хватило бы для продолжения прежней жизни максимум на пять лет. Далее неизбежный крах экономики «развитого социализма» привел бы к социальному взрыву колоссальной силы.

Для обновления системы требовались люди нового склада. 11 марта 1985 года генеральным секретарем был избран Михаил Горбачев. В отличие от ветхих старцев, которых страна привыкла видеть у кормила государства в предшествующее десятилетие, новый генсек был сравнительно молод (всего 54 года) и бодр, имел два высших образования, охотно «встречался с людьми» и говорил «без бумажки».

Горбачев смог выдвинуться на первый план, несмотря на то, что его кандидатура, поддержанная Юрием Андроповым перед смертью в феврале 1984 года, была провалена тогда на выборах престарелыми членами Политбюро, которые решили поставить на пост генерального секретаря Черненко, поскольку испытывали страх перед молодым энергичным претендентом. В результате к марту 1985 года возможностей для интриг практически не было. Основные кандидаты на высокий пост поняли, сколь невелики их возможности, и приняли Горбачева как неизбежное зло, или, как в случае с Громыко, заняли позицию явного покровительства.

Никакого ясного плана реформ Горбачев в ту пору не имел. Социализм представлялся ему вполне жизнеспособным строем, в советскую систему надлежало внести лишь некоторые частные исправления. Но сам Горбачев в 1987 г. писал, что реформы 1985-1986гг. не были экспромтом, но продуманная, взвешенная позиция. «Было бы ошибкой считать, что буквально через месяц после Пленума ЦК в марте 1985 года внезапно появилась группа людей, все понявших и все осознающих, и что эти люди во все проблемы внесли полную ясность. Таких чудес не бывает».(Б13). Н. И. Рыжков называет имена А. Г. Аганбегяна, Г. А. Арбатова, О. Т. Богомолова, Т. И. Заславской, Л. И, Абалкина, Р. А. Белоусова, Н. Я. Питракова, С. А. Ситаряна; у них, по словам бывшего премьера, были нестандартные наработки и крамольные мысли, которые теперь были востребованы.(Б14) Другой соратник Горбачева, экономист В. А. Медведев, также упоминает перечисленные имена, но акцентирует внимание на том, что в 1983 г. была лишь сформулирована программа перестройки экономических исследований, ориентированная на возможные реформы.(Б 15)

 

Но как бы много ни значило само по себе это избрание Генеральным секретарем, оно не означало «суверенного» лидерства. Политбюро, которое избрало Горбачева, более чем на 80% состояло из людей Брежнева, и половина руководителей высшего звена начинало свою карьеру во времена Сталина. Для завоевания суверенитета в лидерстве требовалось прежде всего расчистить поле деятельности от злонамеренных противников, находящихся непосредственно в коллегиальных органах руководства высшего уровня — Политбюро и секретариата ЦК КПСС. Предыдущие руководители — Хрущев и Брежнев — запоздали с этим на три года, а Горбачев принялся за дело сразу. С апреля 1985 до начала 1986 года он снял с занимаемых должностей, среди прочих, двух главных партийных деятелей в двух главных городах: 62-летнего Григория Романова в Ленинграде и Виктора Гришина (71 год) в Москве, оба были опасными конкурентами Горбачева в Политбюро. В высший эшелон власти Горбачев ввел восемь новых людей. К марту 1986 года 60% состава Политбюро и секретариата ЦК КПСС были назначены уже при Горбачеве, но две трети членов ЦК, чей голос имел значение при утверждении любого плана по преобразованию в стране, оставались людьми Брежнева.(Р)

С приходом к руководству М.С. Горбачева начался новый этап реформирования советской экономической модели. В экономической науке не существовало хотя бы относительного единства по поводу механизма трансформации модели хозяйствования, которая сложилась в СССР к началу 1980-х годов. В то же время нараставшая стагнация давила на политиков и требовала действия. В этих условиях и партийные, и хозяйственные управленцы склонялись к принятию не очень сложных, но, как казалось, безусловно полезных и назревших решений. Горбачев и другие болевшие за дело руководители возмущались бюрократизмом, ведомственностью, административной волокитой, заорганизованностью. Ликвидация этих недостатков, по мнению многих, позволила бы обществу двинуться вперед. Обоснование преобразований искали в ленинском наследии: работавшие с Горбачевым в 1983-1985 гг. люди отмечают его искренний интерес к произведениям основателя советского государства. (Б21) По наблюдениям В. И. Болдина, этот интерес сохранялся и в первые перестроечные годы. (Б 22) Видимо, именно такой «рационально-социалистический» подход утвердился в среде ответственных политиков в андроповские и черненковские времена и предопределил характер преобразований 1985-1986 гг. Их цель — ускорение социально-экономического развития страны.

Готовясь к Пленуму, Горбачев стал «советоваться» с производственными руководителями и «народом». Поскольку выступления на подобных встречах не могли противоречить положениям выступлений Генерального, он всегда мог утверждать, что народ поддерживает его позицию. Но в то же время и явление Горбачева народу вызвало настоящий фурор. Новый лидер нравился и вызывал доверие.

На апрельском пленуме ЦК КПСС (1985 г.) в качестве стратегической цели нового советского руководства и общества в целом был провозглашен курс на ускорение социально-экономического развития страны. Его необходимость, с точки зрения Горбачева и его сторонников, обусловили следующие факторы:

-нерешенные острые социальные задачи (продовольственная, жилищная, экологическая, охраны здоровья и др.);

-угроза слома военно-стратегического паритета с США;

-существенная экономическая зависимость страны от заграничных поставок продовольствия и технологий;

-падение темпов развития и неэффективная экономическая политика.

Предлагаемые реформы можно было определить как попытку сохранить административно-командный социализм, придав ему элементы демократии и рыночных отношений, не затрагивая коренных основ политического строя.

Главным движителем нового курса ускорения виделся научно-технический прогресс (который был оценен в те дни как единственное средство, способное поднять производительность труда), техническое перевооружение машиностроения и активизация «человеческого фактора».(2)

В основе этой стратегии, которую отстаивал академик Абел Аганбегян, было предположение о «презумпции невиновности» административной системы с её партийно-государственным аппаратом, распределяющим ресурсом. Авторы этой реформы были уверены, что достаточно резкого увеличения капиталовложений в производства промышленного оборудования, чтобы оказаться на уровне мировых достижений научно-технической революции. По их мнению, проблема была не в несостоятельности административной экономики, а в разбазаривании средств и плохо продуманной политики капиталовложений. Вывод был следующим: необходимо почти вдвое увеличить инвестиции в «правильные» отрасли промышленности и, опираясь на эту базу, осуществлять информатизацию и дальнейшую промышленную реконструкцию.

Корнем зла объявили упадок «производственной и исполнительской дисциплины» по причине пьянства. Требовалась активизация человеческого фактора.

На решение этих задач были направлены меры по наведению порядка, укреплению трудовой и технологической дисциплины. Не последнюю роль играл и трудовой энтузиазм советских людей, получивших не только абстрактную надежду на изменение своей жизни, но и вполне реальный шанс на это. Все это не могло не дать быстрой и ощутимой отдачи. За 1985-1986 гг. темпы прироста производительности труда в промышленности и строительстве превысили среднегодовые показатели 11-й пятилетки в 1,3 раза, а на железнодорожном транспорте (где перемены начались еще в 1983 г.) - втрое.

Однако, политика «Укрепления дисциплины» опережала политику «перестройки хозяйственного механизма»

Чрезвычайно показательным для первого этапа реформ является проведение антиалкогольной компании. Это практически первое крупное комплексное мероприятие новых лидеров, последовательно осуществляющееся в эти годы.

Подготовка к антиалкогольной компании началась почти сразу после прихода Горбачева к власти – 4 апреля вопрос обсуждался на Политбюро (СШ 6) Предвидя, что ужесточение режима продажи алкогольных напитков в пьющей стране может быть воспринято негативно, Горбачев во время поездки во второй по значению город СССР, продолжает «хождения в народ», добиваясь у случайных прохожих поддержки своей политики.

17 мая были изданы постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма», искоренения самогоноварения» и указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством». Авторы постановления утверждали: большинство советских людей единодушны в том, что употребеление спиртного наносит большой экономический и моральный ущерб, что оно нетерпимо в жизни нашего общества.(сш3) Правительство обязало административных работников создать «во всех коллективах нетерпимое отношение к любым фактам пьянства»(сш4), а указ подвел под эти пожелания драконовскую юридическую базу. Он запрещал распитие спиртного в общественных местах и «появление в общественных местах в пьяном виде». Нарушение этого влекло за собой солидный по тем временам штраф либо административный арест. Была введена уголовная ответственность за изготовление самогона даже без целей сбыта.(сш5) Главная линия постановления — принудительное сокращение производства любых алкогольных напитков, даже невинное и невредное пиво попало в список. Изначально, в том же постановлении должно было быть точно расписано по годам пятилетки — когда и сколько алкогольных напитков производить и когда все производство свести до бескрайнего минимума. Этот пункт в опубликованный в мае документ не вошел, остался секретным.

Применение преимущественно административных методов этой компании на тот момент был закономерен. Во-первых, это было в традициях тех лет, когда параметры проводимых преобразований регламентировались «сверху». Во-вторых, жесткость постановки вопроса в 1985 г. выглядела плюсом, а не минусом: еще в 1984 г. Политбюро образовало комиссию для разработки эффективных мер по преодолению пьянства и алкоголизма (Б 30). Однако действия по реализации идеи были предприняты лишь новым руководством, что сулило и политические дивиденды. При этом следует сказать, что некоторые члены нового руководства (Рыжков, Капитонов и др.) изначально предупреждали коллег по Политбюро о бессмысленности этой кампании, указывая прежде всего на бюджетные резоны. Рыжков говорил, что путь предложенный Лигачевым и Соломенцевым тупиковый. Следует ожидать резкого увеличения самогоноварения и на сахар, из которого он производится, придется скоро ввести талоны. Он также предупреждал, что кампания превратится в фарс ретивыми исполнителями: начнется не только сворачивание производства водки, но и вырубка виноградников.

Тем не менее победила позиция сторонников более широкого взгляда на проблему, которые, помимо политических аргументов, опирались также на экономические расчеты: сокращение потерь от пьянства на производстве (а они оценивались в 80—100 млн. руб. ежегодно) вместе с постепенным свертыванием выпуска спиртного должны были если не свести на нет, то по крайней мере минимизировать потери бюджета от кампании. (Б 31)

На проведении антиалкогольных мер настаивали и либерально настроенные ученые. В письме группы ученых Новосибирского отделения Академии наук руководству страны, которое попало на Запад в 1986 г., было показано, что в 1980 г. в СССР потреблялось абсолютного алкоголя на душу населения в 3 раза больше, чем в царской России в начале века. Особенно ускорился рост потребления алкоголя в конце 70-х – начале 80-х.(Ш1)

Позднее, когда антиалкогольная кампания подверглась жесткой критике, Горбачев так разъяснял свои «резоны»: «А между тем ситуация создалась катастрофическая. В стране насчитывалось 5 миллионов только зарегистрированных алкоголиков. По данным Института социологии АН СССР, ежегодный ущерб народному хозяйству от пьянства оценивался от 80 до 100 миллиардов рублей. Выпивали в чистом алкоголе 10,6 литра на душу населения, включая грудных младенцев! (В 1914 году, когда в России ввели "сухой закон", — 1,8 литра, после Великой Отечественной войны — 2 литра).(Ш.11) В 1984 г. на улицах страны было задержано ("подобрано") 9,3 миллиона пьяных. (Ш12)

4 апреля, когда проблема обсуждалась на Политбюро, Горбачев говорил, что речь идет не только о главной социальной проблеме нашего времени, а и о биологическом состоянии нашего народа, о его генетическом будущем.

В 1985—1987 гг., пока положение в экономике было относительно устойчиво, Горбачев рассчитывал больше на популистские эффекты, на «общественное мнение» (то есть на публично высказывавшиеся мнения). С этой точки зрения идея антиалкогольной кампании была предпочтительнее, чем «продолжение спаивания населения». Антиалкогольная кампания устраивала также и реформистов, не связанных непосредственно с хозяйством. Она демонстрировала разрыв с «аморальным» прошлым, позволяла развернуть более предметную критику прежнего правления, когда отношения в стране строились по принципу «ты меня не трогай, и я тебя не трону». А от критики брежневкого периода легко было перейти к фронтальной атаке на «сталинскую» «командно-административную систему». Ужесточение контроля за потреблением спиртного было также удобным поводом для снятия неугодных чиновников.

Вся мощь партийной машины была направлена на реализацию майских решений: «А кампания и впрямь развернулась веселая и мощная. Лигачев с цековской вышки требовал от своих кадров — секретарей крайкомов, обкомов и республиканских ЦК — строжайших мер по "искоренению", а Соломенцев с вышки Комитета партийного контроля, который он возглавлял, карал непослушных. Секретари соревновались — кто больше магазинов закроет, кто быстрее заводы с производства вин на производство соков переориентирует. Останавливали запланированное строительство пивоваренных заводов и дорогостоящее импортное оборудование оставляли ржаветь на свалках», - вспоминает Н.Рыжков.(Ш 18) Горбачев также стремится переложить ответственность за методы проведения кампании на Лигачева и Соломенцева: «Контроль за исполнением постановления был поручен Лигачеву и Соломенцеву. Взявшись за дело с неуемным рвением... довели до абсурда. Требовали от партийных руководителей на местах, министров, хозяйственников "перевыполнить план сокращения производства спиртного и замены его лимонадом". Устраивали жесткие разносы "отстающим", вплоть до снятия с работы и исключения из партии. Призывали равняться на тех, кто добился "опережения графика", пусть даже ценой огромного ущерба для экономики... В спешном порядке начали закрывать магазины, винно-водочные заводы, а кое-где и вырубать виноградники. Свертывалось производство сухих вин, что не было предусмотрено постановлением. Приобретенное в Чехословакии дорогостоящее оборудование по производству пива ржавело и гибло. Массовый характер приобрело самогоноварение. Из продажи начал исчезать сахар; его нехватка потянула за собой резкое сокращение ассортимента кондитерских изделий. Потом с прилавков начали исчезать недорогие одеколоны, употреблявшиеся вместо алкоголя. А использование всевозможных "заменителей" привело к росту заболеваний. Людей все больше раздражали многочасовые очереди, униженные ожидания в надежде приобрести бутылку водки или вина по случаю какого-либо торжества. Как только ни ругали начальство, а больше всех доставалось Генсеку, которого по традиции принято было считать ответственным за все. Так я получил кличку "минеральный секретарь"».(Ш 19)

Лигачев признает, «что в антиалкогольной кампании я на первых порах проявил себя как радикал, хотя сам осуждаю радикализм, крайности. Показалось, что если приналечь, то погасить пьянство можно быстро... Конечно, это было забеганием вперед... Но прозрение пришло быстро, — продолжает Лигачев, — борьба с пьянством — дело долговременное, постепенное. Это заставляло менять тактику, переносить акценты с запретительства и компанейщины на разъяснительную работу, рассчитанную

на дальнюю перспективу». (Ш 20)

«Забегание вперед» дорого стоило экономике — вырубались виноградники, уничтожалось оборудование по производству алкогольных напитков. Служебное рвение проявляли самые разные слои аппарата. Усердствовали и выдвиженцы нового руководства, в том числе новый первый секретарь Московского горкома партии, и старые руководители, боявшиеся подать повод к своему снятию. Так, например, в северных районах Казахстана на период уборочной кампании продажа спиртного была запрещена совсем.

Осенью 1985 г., проанализировав результаты кампании, секретариат ЦК еще сильнее ужесточил нормы сокращения производства спиртного. Это заседание придало кампании новый импульс.(Ш 21) Кампания не стихала до 1988 г. Власти периодически подстегивали ее. Еще 8 января 1987 г. секретариат ЦК обратился к руководству ведущих газет и журналов с таким напутствием-«Определенные пробелы имеются в работе средств массовой информации по преодолению пьянства и алкоголизма. В отдельных редакциях (в том числе в "Правде" и "Известиях") притупилась острота восприятия этой проблемы... Вне критики остались министерства и ведомства, которые тормозят перевод предприятий на выпуск безалкогольной продукции, допускают перекосы в планировании поставок и контроля продажи спиртных напитков»(Ш 22)

Производство спиртного решительно снижалось по всей стране. В 1980 г. в СССР было продано 293,9 млн. дал. водки и ликеро-водочных изделий. В 1985 эта сумма упала до 251,2 миллионов дал., в 1986 г. — до 156,6, а в 1987 г. — до 123,6 миллионов дал. Это был пик кампании. В 1988 г. без лишнего шума производство спиртного стало повышаться — в этом году до 136,9 миллионов дал.(Ш 23) В 1988 г. антиалкогольная кампания практически сходит на нет. Однако в 1985 г. такое бесславное завершение борьбы с алкоголизмом могли предвидеть немногие. Руководство стремилось показать, что слово у него не расходится с делом.

Непосредственным результатом Указа стало сокращение производства алкогольных напитков, сокращение числа точек их продажи, рост цены спиртного, ужесточение борьбы с пьянством на производстве и на улице. Полицейскими методами государство пыталось отучить народ от «пития», которое еще во времена князя Владимира было «веселием Руси».

Для простого гражданина это означало, что ему теперь гораздо труднее получить спиртной напиток, без которого не может обойтись ни один праздник. Около оставшихся винных магазинов выросли огромные очереди, где интеллигенты и алкоголики, молодежь и старики имели возможность обменяться мнениями по поводу первых заметных решений нового правителя. По существу, именно начиная с Указа можно отсчитывать возраст открытого плюрализма мнений в СССР в 80-е гг.

Мнения разделились почти диаметрально. Часть общества, признавая, что борьбу с пьянством следовало проводить «не так», всё же одобряло ее (до 50% опрошенных социологами).(Ш 24) Лозунг сохранял свою популярность. Другая часть населения, особенно принимавшая участие в давке, сопровождавшей получение продукта, выступала против самого решения. Слишком строгими правительства считали 15% опрошенных (вероятно, их было больше, но социологи не могли полностью игнорировать партийную линию) (Ш 25). Аргументы приводились самые разные, начиная от матерщины алкоголиков и кончая интеллигентным разбором социально-экономических последствий антиалкогольной кампании. А последствия эти были немаловажными.

В 1988 г. потребление алкоголя в СССР составило уже 3,7 литра на душу.(Ш 27) Однако это не значит, что все стали пить меньше. Меньше стали потреблять спиртное малопьющие, а семьи, которые пили много, не могли немедленно, по велению партии и правительства, стать трезвенниками. Поскольку алкогольные напитки попали в разряд дефицита, они стали продаваться «вне очереди» и в неположенное время «с черного хода». Продавцы и покупатели составляли устойчивые сообщества, которые не удалось разрушить полицейскими методами. Таким образом, кампания стала одним из важнейших источников формирования криминального капитала, сыгравшего значительную роль в последующих социально-экономических процессах.

Дефицит на спиртное привел и к подрыву монополии государства в этой области. Несмотря на уголовное преследование, население развернуло массовое производство самогона. Оценить его масштабы затруднительно, так как конспирация самогонщиков укрепилась. Но уже в 1984 г. в СССР производилось ориентировочно 160 миллионов дал. самогона. (Ш 27)

Таким образом, большую часть водки советские люди производили в индивидуальном секторе. Качество продукции здесь было, как правило, ниже, чем на государственных заводах (там оно тоже оставляло желать лучшего). Это не могло не сказаться на состоянии здоровья населения.

Особенно тяжело пришлось тем людям, которые не могли достать спиртное в необходимых для них количествах. В медицинских учреждениях в 1980 г. с диагнозом хронического алкоголизма и алкогольного психоза стояли на учете 1236 человек на 100000 населения. В 1985 г. уже 1617, в 1986 г. - 1622, в 1987 г.- 1633. И только после постепенного отхода от антиалкогольной кампании в 1988 г. этот показатель пополз вниз, составив 1603 человек на 100000. (Ш 28)

Еще более опасным симптомом стал рост наркомании и токсикомании. Конечно, наркомания существовала и прежде. Так например, в январе 1979 г. в «Комсомольскую правду» пришло письмо о группе московских наркоманов. (Ш 29) Широко была распространена наркомания в Средней Азии. В 1980 г. на 100000 человек приходилось 1,3 человека, впервые зарегистрированных с этим диагнозом. В 1985 г. этот показатель составил уже 3,5, в 1986 г. — 5,9, в 1987 — 8,6 и в 1988 г., как и в случае с алкоголиками, — снижение до 6,0. Близкая тенденция прослеживается и с хроническими наркоманами и токсикоманами — 1980 — 13,6, 1985 — 14,9, 1986 — 17,1, 1987 — 21,6. Но хроническая наркомания оказалась явлением более устойчивым, чем алкоголизм, и не отреагировала на прекращение антиалкогольной кампании в 1988 г. Количество хронических наркоманов и токсикоманов, зарегистрированных в медучреждениях, составило на 100000 человек в 1988 24,3 человека. (Ш 30)

Это новое (по крайней мере в таких масштабах) для СССР явление стало широко обсуждаться позднее, однако начало всплеску наркомании положила именно антиалкогольная кампания. Также как и в случае со спиртным, антиалкогольная кампания способствовала усилению мафиозных формирований — на этот раз более агрессивной и решительной мафии, связанной с производством, транспортировкой и сбытом наркотиков. Эта мафия существовала всегда, и борьба с ней обычно велась достаточно суровыми методами. Однако в 1985—1986 г. уголовная статистика показывает всплеск зарегистрированных преступлений в этой области с 35847 до 48425. В 1987 г. разворачивается более решительная, чем раньше, борьба с наркоманией — к этому времени на эту проблему обращает внимание и пресса — и правоохранительным органам удается сбить показатель до 38643 зарегистрированных преступлений (реальное число операций наркомафии было, естественно, значительно больше). В 1988 г., после ударов по плантациям наркотиков в Средней Азии, количество зарегистрированных преступлений в этой области упало до 26054, то есть ниже, чем в 1985 г. (Ш 31) Однако капиталы уже были накоплены, и решительные люди с криминальными навыками занялись бизнесом.

Рост наркомании, алкогольных психозов и «теневой торговли»

были вполне предсказуемы, так как «партия и правительство» не оставили пьющим людям никакой альтернативы. Даже производство шампанского и то было несколько снижено (с 21,9 млн. дал. в 1985 г. до 20,6 млн. дал. в 1987 г.) (Ш 32)

Но социальные причины пьянства ликвидированны не были. Пока о них нельзя было даже публично заявить. Коммунистическая партия не могла признаться в том, что людей заставляет пить безысходность на работе и дома, отсутствие развитой инфраструктуры развлечений, общий кризис системы воспитания и образования (равно как и всех прочих систем), однообразие жизни и дефицит на все и вся, кроме водки. Теперь водка исчезла, но Других развлечений не появилось. Люди, которых государство спаивало веками, не могли жить без наркотика. Отсюда гигантские очереди у магазинов, взятки продавцам за возможность получить заветную бутылку, рост наркомании и токсикомании (особенно среди молодежи), самогоноварения и хронического алкоголизма. Открытое пьянство прежних времен просто трансформировалось в другие, часто более злокачественные формы.

Однако антиалкогольная кампания имела и тяжелые экономические последствия – она была первым серьезным экономическим просчетом нового советского руководства. Не решив проблемы ограничения употребления спиртных напитков, антиалкогольная компания пробила огромную брешь в доходной части бюджета страны. Только за первые четыре года экономика страны не досчиталась около 70 млрд. рублей.

Прежде всего новый курс сказался на виноградарстве. По винодельческим сортам винограда, часть которых становилась теперь «ненужной», был нанесен тяжелый удар — они попросту вырубались. В Азербайджане были вырублены несколько тысяч гектар виноградников, посаженных здесь лишь недавно. (Ш 33) Впоследствии в этих варварских действиях были обвинены «исполнители». Однако здесь (как и случаях с другими изгибами курса КПСС) мы имеем Дело не с перегибами, а с целенаправленной политикой. Удар по промышленному виноградарству предусматривался заранее и не был инициативой «местных кадров». Хотя Многое зависело и от исполнителей «генеральной линии».

Подрывом виноградарства экономический ущерб от антиалкогольной кампании не ограничивался. Производство спиртного было значительным источником бюджетных поступлений, так как разница между себестоимостью и продажной ценой здесь была очень велика. Почти вся стоимость проданного алкоголя поступала в доход государства. В 1980 г. было произведено спиртного на 71 миллиард рублей. В 1985 г. эта цифра снизилась до 60,7 миллиарда, в 1986 г. — до 36,8 миллиарда и в 1987 г. до 36,5 миллиарда, то есть почти вдвое по сравнению с 1980 г. (Ш 37) Только в 1988 г. по завершении кампании производство спиртного снова выросло до 42,6 миллиардов рублей.(Ш 38) Всего доход бюджета составлял в 1985 г. 372,6 миллиардов рублей. В 1986 г. он снизился на миллиард, но позднее снова стал расти. Итог этого роста известен — напряженность на потребительском рынке к концу десятилетия донельзя обострила проблему дефицита. Заткнуть столь значительную дыру, как доход от производства алкоголя, было не легко. Антиалкогольная кампания положила начала финансовой дестабилизации.

Естественно, что ущерб от снижения производства спиртного тоже мог быть спрогнозирован. Но авторы кампании рассчитывали покрыть его за счет роста производительности труда в результате улучшения дисциплины «протрезвевших» людей. Психологические и медицинские последствия кампании, о которых говорилось выше, не позволили воплотить эти надежды в жизнь.

Однако некоторые сдвиги все же произошли. Несмотря на ужесточение ответственности за совершение преступлений в нетрезвом состоянии, их количество снизилось с 533555 человек в 1985 г. (30,9 % от общего числа преступлений) до 415384 (24,3 %) Но одновременно, хотя и в гораздо меньших масштабах, росло количество преступлений, совершенных в состоянии наркотического опьянения (с 2960 человек в 1985 г. (0,2%) до 4285 (0,3%) в 1986 г.) (Ш 39)

Косвенным подтверждением укрепления технологической дисциплины в период антиалкогольной кампании является динамика дорожно-транспортого травматизма. В 1984—1985 гг. число погибших в дорожно-транспортных происшествиях снизилось с 46726 человек до 41337. В 1986 г. - до 39012. В 1987 г. Количество погибших чуть повысилось — до 39697 человек. После прекращения кампании в 1988 г. количество погибших снова возросло до 47197. (Ш 40) Таким образом, с антиалкогольной кампанией связано спасение тысяч жизней.

Несмотря на эти позитивные последствия кампании, ее долгосрочные негативные последствия более существенны. Социально-психологический удар по обществу и нарушение экономического равновесия перекрыли скромные результаты в области укрепления «порядка» в обществе. Выступая в Верховном совете СССР 17 июня 1991 г. премьер-министр СССР В.Павлов сообщил депутатам общую сумму ущерба от антиалкогольной кампании — 200 миллиардов рублей.

 

После апрельского Пленума Горбачев продолжал развивать ключевую идею политики «ускорения» — идею научно-технического скачка: «Налицо ясное понимание того, что возникла необходимость не просто движения вперед, а подлинного прорыва по всему фронту научно-технического прогресса, коренного перелома в развитии экономики», — утверждал Горбачев(Ш30). Генсек намеревался начать с обновления активных производственных фондов, двух-трехсменной работы парка станков, применения роторных комплексов и к 2000 году планировал удвоить экономический потенциал страны(Ш32). С позиции сегодняшнего дня такие планы могут показаться утопичными, но Горбачев лишь эстраполировал на будущее официальные данные экономического роста предыдущих десятилетий, надеясь, что их удастся сохранить.

Горбачев вспоминает: «В том, чтобы накопившуюся энергию общественных ожиданий направить в русло "наведения порядка", не ломая существующих институтов, был, естественно, заинтересован партийный и государственный аппарат. В руководстве выразителями этих настроений были Лигачев, Соломенцев, в какой-то мере Чебриков, Воротников. Акцент на научно-техническом прогрессе делали Рыжков, Маслюков, Талызин, за которыми стоял корпус хозяйственных руководителей — министров, директоров предприятий. Ну а за неотложное преобразование экономических отношений в руководстве выступали Медведев и Яковлев»(Ш34). Однако последние два руководителя занимали еще довольно слабые позиции, а подходы двух первых группировок были минимальны — идеи «наведения порядка» и «научно-технического прогресса» не противоречили друг другу. «Реформисты» в этот период еще откладывали свои сокровенные планы преобразований «на потом».

Экономическую стратегию Горбачева 1985 г. можно описать формулой: сначала модернизация, затем реформы. Такие реформы проводятся авторитарно-мобилизационными методами. «Прежде всего воспроизводился традиционный партийный механизм решения хозяйственных задач — через организацию массовых кампаний. Недаром поначалу Горбачев проводил открытые параллели с опытом ускоренной индустриализации страны в 30-е годы. И в соответствии с этой аналогией речь шла об использовании высокого мобилизационного потенциала, существование которого обычного приписывали советской хозяйственно-политической системе благодаря наличию в ней механизмов централизованного планирования», — считает В. May.(Ш)

Как и в 30-е гг., техническое перевооружение должно было позволить нарастить темпы экономического роста. Но было очевидно, что сразу все хозяйство обновить не удастся, и потому Горбачев ориентировался на очаговую модернизацию, когда более «передовые» индустриальные центры «возглавят» всесоюзную реконструкцию. В литературе встречается мнение о том, что новый курс отвечал интересам военно-промышленного комплекса, который был в то время «наиболее влиятельной социально-экономической группировкой»(Ш). Влияние ВПК в этот период несколько преувеличено. После 1985 г. оно падает, следствием чего и явилась новая промышленная стратегия. Теперь инвестиционная накачка машиностроения планировалась не ради военных производств, а в пользу модернизации гражданской экономики. Эта экономическая стратегия была тесно увязана с новым внешнеполитическим курсом КПСС, нацеленным на отказ от нового витка гонки вооружений. Перенос «центра тяжести» экономики на машиностроение и сельское хозяйство отвечал интересам не ВПК, а победившего союза аграрной элиты и промышленного директората. С помощью модернизации своих производств директора рассчитывали решить проблемы, накопившиеся в период «господства ведомств».

На этом направлении предполагалось сконцентрировать ресурсы страны, подобно тому, как это делалось в период индустриального скачка 30-х гг. Собственно, ускорение воспринималось как «дальнейшее развитие индустриализации»(Ш15). Однако если в 30-е гг. в СССР существовал обширный аграрный сектор, который можно было «экспроприировать» ради получения средств на строительство новой промышленности, то теперь проблема средств на «вторую индустриализацию» повисла в воздухе. Накопление в промышленности СССР было все более скромным.

Выработке конкретных путей научно-технического рывка было посвящено специальное совещание в ЦК, состоявшееся в июне. Совещание было своеобразным актом «реванша» горбачевского поколения руководителей по отношению к своим предшественникам: вопрос о подготовке Пленума ЦК по этой назревшей проблеме обсуждался с конца 1970-х годов, однако и Брежнев, и Черненко уклонялись от ее масштабной постановки.(Б 28) Теперь же политическое руководство страны продемонстрировало решимость заняться и этим делом. Именно поэтому на совещании подчеркивалось, что «ускорение научно-технического прогресса партия рассматривает как главное направление своей экономической стратегии»,(Б 29) в связи с чем намечалась перестройка инвестиционной и структурной политики, улучшение использования научно-технического потенциала и совершенствование управления научно-техническим прогрессом.

Правомерным является вывод о технократическом подходе к решению народнохозяйственных проблем на том этапе: вопрос об экономическом механизме реализации поставленных задач звучал достаточно робко и в общей форме. Это можно объяснить характером формирования тогдашней управленческой элиты. Практически все ее представители поднимались «наверх» с низовых звеньев производства. Их основные функции изначально и далее были связаны с организацией выпуска соответствующей продукции, что осуществлялось при административном получении необходимых ресурсов и внерыночном перераспределении готовых изделий. Экономические, финансовые рычаги носили подчиненный характер и сформировали определенное к ним отношение. Влияние обусловленных этими обстоятельствами подходов на принятие управленческих решений было значительным не только в рамках рассматриваемого нами периода 1985— 1986 гг., но и за его пределами. Здесь обсуждались возможности модернизации электроники и прежде всего компьютерного производства, электротехники, станкостроения. Отношение к НТР оставалось чисто технократическим: разработать, внедрить, поощри

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...