Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Понимание ребенка. Секс на поверхности. Оборотная сторона медали. Честность рождает честность. Перемены. Первой шаг




ПОНИМАНИЕ РЕБЕНКА

 

Секс на поверхности

Дениз, мама семилетнего мальчика, рассказывает следующее.

Дениз: Ну, ничего особенного не произошло. Энтони совсем не был в восторге от игрового занятия. Он поиграл с глиной и некоторое время просто делал кирпичи. Наконец, я спросила его: «Что ты делаешь? » — и он ответил: «Так, одну вещь». Подумаешь, большое дело!

Смех в группе.

Дениз: Затем он сделал пещеру с маленькой дырочкой. Потом он сделал реактивный самолет, и самолет врезался в пещеру. Потом он делал это снова и снова. То есть он все время производил это действие. Аэроплан врезался в пещеру, потом он подправлял и самолет и пещеру, и все повторялось сначала.

Д-р Крафт: Что вы об этом думаете?

Дениз: Я не вижу в этом никакого смысла, если вы это имеете в виду.

Д-р Крафт: Я думаю, что Энтони просто изображал секс.

Дениз выглядела озадаченной.

Д-р Крафт: Можно усмотреть параллель между половым актом и тем, что самолет врезается в пещеру?

Матери захихикали. Сейчас это было так ясно.

Я спросил, что, как ей кажется, Энтони знает о сексе. Она сказала, что он, видимо, знает все. Я предложил, чтобы она поговорила с ним открыто, если он сам затронет эту тему. Она согласилась. Я знал, что без этой беседы, если бы Энтони, как неизбежно делают дети, начал говорить об этом иносказательно, она бы спустила ее на тормозах или даже не распознала бы ее. Осознание ведет к коммуникации, которая, в свою очередь, ведет к осознанию.

В иной ситуации оказались Фелиция и ее восьмилетняя дочь Нэнси. Дочь задала матери несколько прямых вопросов о сексе. Мать постаралась оттянуть обсуждение до тех пор, пока не посмотрит соответствующие термины в словаре. Я спросил, стала ли бы она оттягивать обсуждение и смотреть слова в словаре, если бы дочка спросила ее, как приготовить омлет. Фелиция ухватила суть. Неловкость матери, связанная с данной темой, заблокировала простую, честную коммуникацию. Она вернулась домой, с нетерпением ожидая, что дочь опять задаст ей тот же вопрос, и тогда она сможет все обсудить с ней напрямик.

 

Оборотная сторона медали

На игровом занятии Нора и ее пятилетний сын Эрик играли с глиной.

Нора: Мы сделали по зверюшке и передвигали их по столу, и они нечаянно столкнулись. Зверюшка Эрика разлетелась на несколько кусков. «Не беспокойся», — сказал он. — «Бог снова составит все кусочки вместе».

Д-р Крафт: Что, как вы думаете, скрывалось за этими словами?

Нора: Насколько я знаю, мне кажется, что он считает себя Богом, который может все исправить, все на свете. Вы знаете, управляться с ним — сущий кошмар, он чудовищно своевольный и упрямый. Меня не удивило бы, если бы он почувствовал себя Богом.

Остальные матери фыркнули со смеху в ответ на это замечание, а я задумался. В тот момент, когда Нора процитировала замечание мальчика, особенно слова: «Не беспокойся», — я вдруг подумал, что речь идет именно о тревоге, а не о всемогуществе.

Д-р Крафт: Здесь есть еще одна возможность, Может быть, Эрик очень боязлив, он опасается причинить вред, разрушить что-нибудь, боится смерти. Сказав, что Бог все может исправить, он, возможно, пытался сам себя успокоить.

Нора выглядела ошеломленной. Спустя мгновение она сказала:

Нора: Я думаю, что вы правы. Как раз сейчас моя сестра в больнице, ей предстоит серьезная операция Мы не посвящали Эрика в подробности, но он знает, что чтo-тo происходит.

Д-р Крафт: Он привязан к вашей сестре?

НоРа: Да, он очень ее любит. Собственно, он называв ее «моя тетя», как будто она его и только его. А что касается нанесения вреда — он падал и расшибался столько раз, что и не сосчитать; еще бы, он так носился - Четырежды приходилось класть его в больницу из-за переломов и порезов. Я понимаю, что он, наверное действительно всего боится.

И она действительно понимала. Она понимала, что, хотя по большей части Эрик был шумным, энергичным и требовательным ребенком, был в нем и элемент боязни, беспокойства. Еще одна мама, которая стала лучше понимать своего сына.

 

Честность рождает честность

Джин, мама девятилетней Эмбер, в разговорах с дочер`ю любила ходить вокруг да около, хотя я и старался поощрять откровенность. Однажды девочка спросила: «Почему у нас занятие должно быть непременно до понедельника? » — Мать ответила, что в понедельник она ходит на занятия родительского семинара. Тогда Эмбер? спросила: «Ты рассказываешь им, что я говорю? » Многие матери залепетали бы что-нибудь или просто солгали, но Джин сказала просто и честно: «Да». Это, всей видимости, породило ответную честность Эмбер и она сказала: «Хотелось бы мне не бояться». Джин Удивилась и спросила у Эмбер, чего та боится. Эмбер сказала, что она боится за отца, который водит машину по горным дорогам. Джин успокоила ее; это, конечно, было не так эффективно, как «чувствовать вместе» с девочкой, но в любом случае честное взаимодействие их сблизило.

 

ПЕРЕМЕНЫ

 

Первой шаг

Хотя я и не любитель приклеивать ярлыки, особенно когда речь идет о психическом нездоровье, Глория подпадала под определение «лицо с психическим расстройством». В возрасте четырех лет стали обращать на себя внимание некоторые странности ее поведения; в частности, стремление к физической близости с матерью, Рэчел, появление бессмысленных высказываний; иногда она бросалась на пол без видимой причины. Иногда она откладывала игрушки и возвращалась в дом проверить, там ли мама, убеждалась, что она еще там, и возвращалась к своим делам.

Родители удочерили Глорию, когда ей было два года; при этом было известно, что даже в таком возрасте из-за странностей поведения от нее отказались две опекунские семьи. (Можно себе представить, что это была за девочка. ) Рэчел и ее муж хотели, чтобы у их сына была компания, и, кроме того, хотели совершить доброе дело, взяв на воспитание трудного ребенка.

Однако в течение двух лет, что прошли с тех пор, они не сделали для Глории ничего особенного: ни хорошего, ни плохого. Напротив, Глория сделала для них много: практически свела их с ума.

Поскольку у Глории имеются серьезные нарушения, должен ли я действовать по отношению к Рэчел иначе, чем по отношению к другим матерям? Нет, нет, и еще раз нет! «Симптом» был более драматичным, чем в большинстве случаев, но процесс роста остается все тем же.

В сообщениях Рэчел содержалось множество моментов, которые ее огорчали. В первые недели Глория кидалась от одной игрушки к другой все 30 минут. Она ни перед чем не задерживалась, чтобы посмотреть повнимательнее, а еще меньше, чтобы поиграть. Как может ребенок вести себя так целых тридцать минут? На одном из следующих занятий Глория соскользнула с кровати, где они играли, и упала на пол — и не один раз. Она расспрашивала о звуках, которые едва были слышны: движения брата в другой комнате, потрескивание дров в печи. Один раз Глория спросила, куда ушел отец. Рэчел ответила ей просто: «Удить рыбу». — Глория спросила: «И купаться тоже? » — вопрос показался Рэчел бессмысленным, поскольку еще было слишком холодно для плаванья.

Как я мог помочь этой девочке и ее матери начать взрослеть вместе?

Прежде всего, приняв тревогу матери и посоветовав ей принять поведение Глории — неважно, какое: ее «потребность порхать», ее «потребность реагировать на слабые шумы», ее «потребность падать на пол», ее «по требность делать бессмысленные заявления».

Это немного помогло — мама стала спокойнее, когда это происходило снова. Но нужна была дальнейшая помощь.

Я пытался помочь Рэчел отделиться эмоционально от Глории. Она была непрерывно включена в поведение девочки и, таким образом, неосознанно провоцировала его. Рэчел удалось взять более легкий тон — и оказалось, что и у Глории это получилось.

Это помогло Рэчел еще больше расслабиться, меньше вмешиваться, но этого все еще было недостаточно

Рэчел должна была понять. В чем был смысл, на первый взгляд, бессмысленного поведения Глории? Если мать сможет ухватить это, то ей действительно удастся испытать облегчение.

Смыслом поведения Глории, если его обозначить одним словом, был страх, и именно на него она постоянно реагировала.

Это был всепоглощающий страх, и он заставлял Глорию искать зловещие признаки в самых невинных ситуациях. Переход от одной игрушки к другой, не останавливаясь, чтобы поиграть с ними, возникал из страха в новой ситуации, страха, не позволявшего ей расслабиться настолько, чтобы заняться чем-то одним. Слабые звуки за пределами комнаты предвещали беду. На первый взгляд, казавшиеся бессмысленными упоминания о «купании» и «рыбалке» возникли, возможно, из страха — даже четырехлетний ребенок знает, что купанье может быть опасным. Разумеется, прибегать, бросив игру, чтобы повидать маму, на самом деле означало потребность удостовериться в том, что мама просто-напросто жива, что она существует. В конце концов, прежние приемные родители исчезали — в том смысле, что Глорию от них отрывали. Смерть, крушение, исчезновения, тотальное отвержение — все они в глазах Глории были связаны вместе и означали нечто, чего следует бояться.

А что означали падения Глории на пол? Да то же самое, только в более сложной форме. Глория так расстраивалась от малейших событий, которые она не в силах была понять и которые казались ей зловеще опасными, что она чувствовала необходимость сделать что-то просто для того, чтобы что-то сделать, другими словами, вместо того, чтобы пассивно сидеть, дожидаясь, когда случится воображаемая катастрофа, она, по крайней мере, действовала, контролируя ситуацию и ныводя ум из состояния страха. Это чрезвычайно тонкий момент, и его проще понять интуитивно, чем рационально.

Теперь, если бы Рэчел поняла, что Глория на самом деле хочет сказать своими действиями: «Ты бросишь меня, или отошлешь, или исчезнешь? » — то она сможет ответить на этот реальный, жизненно важный вопрос, а не на тот, что звучит в действительности. Например, на вопрос: «И купаться тоже? » — Рэчел могла бы сказать: «Мы всегда будем рядом, когда бы мы тебе ни понадобились, и ты всегда будешь нашим ребенком».

Понимание и в самом деле помогло. Рэчел сумела расслабиться и стала искренне принимать девочку. Ее отчаянье и тревога постепенно сменялись спокойствием и доверчивостью. Она стала — возможно, впервые — матерью для Глории. Она больше не реагировала, когда Глория бросалась на пол — разве что отвечала на это понимающим взглядом. Во время игровых занятий девочка перестала бросаться на пол — это был внезапный, полный драматизма поворот событий.

Это придало Рэчел уверенности и с этого момента она начала продвигаться. Когда Глория довольно невразумительно спросила, куда в пазле положить кусочек бумаги, который она вырезала, мать осталась спокойной и просто ответила: «Я не знаю точно».

Когда Глория две недели подряд просилась в туалет, хотя знала, что до конца занятий осталось всего несколько минут, Рэчел просто сказала: «Нет». Когда Глория спросила, можно ли рисовать на покрывале, Рэчел ответила «нет». Окончание занятия ровно через полчаса почти перестало быть проблемой. Рэчел чувствовала себя свободнее; соответственно, изменилось и поведение Глории.

Тем не менее, хотя игровые занятия проходили гладко, в остальные дни недели перемен не было видно. Глория все время втыкала во что-нибудь карандаш; однажды она скатилась вниз по ступеням лестницы. (Можно размышлять на тему о том, являлись ли довольно небольшие изменения в течение недели следствием серьезности проблем девочки — иными словами, можно ли ожидать чудесного выздоровления в течение нескольких недель — или они происходят вследствие неспособности Рэчел сохранить изменения, происшедшие на занятии, на всю неделю. ) Отрывки из магнитофонной записи звучат следующим образом.

Рэчел: Потом она начала с удовольствием точить цветные карандаши маленькой точилкой, и это продол жалось двадцать минут.

Смех в группе.

Рэчел: Она кое-что делала во время эпизода цветными карандашами, но он был самым продолжи тельным действием, которое она когда-либо предпринимала. Сначала она выбрала розовый и несколько раз его затачивала, пока он совсем не исчез, и все время приговаривала, какой он острый. Она слышала, как снаружи лаяла собака, и спросила, почему Джинджер выпустили на улицу в темноте, и на других занятиях несколько раз упоминала темноту и вылядывала на улицу. Потом она услышала, как сосед опорожняет мусорные баки, и хотела посмотреть, кто подберет мусор и куда его отправят. Ее занимает вопрос о том, куда девается мусор, но она точно не знает; да и я тоже не знаю. Потом она снова стала точить карандаши, такие острые, и отточенные, и красивые! А покрытие карандаша было грязным, а когда его заточишь, оно становится чистым, и она отметила, что он выглядит необычно; впрочем, она понимала, что происходит. А потом: «Как получается, что снаружи никто не играет в темноте? » — И я ответила: «Потому что в это время есть дела дома»

В этом занятии можно отметить несколько моментов. Во-первых, перемена к лучшему была в том, что Глория теперь придерживалась одного занятия и сосредоточилась на нем. Она демонстрировала процессы познания и обучения, характерные для четырехлетнего ребенка. Двадцать минут затачивать карандаши — это, возможно, слишком долго, но не в том случае, когда впервые Глория действительно отмечает все, что происходит, когда нечто заостряется — обычный для ребенка способ наблюдать и впитывать все, что он видит.

Беспокойство Глории по поводу темноты, конечно же было связано со страхом. Но, несмотря на то, что Рэчел была предупреждена о том, что это основная проблема Глории и именно это знание повлекло за собой последующее взросление, Рэчел не понимала, до какой степени эта проблема была главной и в последнем эпизоде упустила ее из виду. Ее ответ о том, что на улице никого нет, «потому что в это время есть дела дома», бил мимо цели. Полезнее было бы признать и принять страх Глории.

Ее вопрос о мусоре мог быть просто любопытством, но в нем мог быть и страх: если мусор может исчезнуть, то и ее тоже можно взять и выкинуть.

Не все получалось гладко, но Рэчел потихоньку продвигалась. Я старался помочь ей чувствовать себя свободнее (теперь я больше думал об «остальных днях недели», чем просто о игровом занятии) — учил ее реагировать на чувства Глории, когда она ушибалась. Когда Глория бросалась на пол, она говорила: «Ух ты, как здорово! Давай еще попробуем! » После того как Рэчел рассказала, что Глория целый день била себя по носу и назвала это «восторженной паникой», я понял, что она действительно отделяется от дочери и больше не станет неумышленно способствовать истерике.

На последнем из десяти семинаров Рэчел сказала, что она очень нервничает, потому что ее муж должен уехать в командировку, и она в ужасе от того, что три иедели ей придется управляться с детьми без его поддержки. Я посоветовал ей встать утром, немедленно выпороть детей и сказать — как в старой прибаутке: «Это — на за что. Просто чтобы быть уверенной, что никогда не будет — за что». Она улыбнулась — она поняла меня: действуй свободно; действуй естественно; делай то, что ты считаешь правильным. Она, конечно же, волновалась в преддверии разлуки, как мама Гарриет из предыдущей главы, и ее волнение усугублялось тем, что и мужа некоторое время тоже не будет дома.

Когда мы подводили итоги, каждая мать могла легко увидеть, где находится ее ребенок по отношению к другим детям. Рэчел знала, что ее девочке еще предстоит долгий путь. Я заметил, что это действительно так, но ее дочь начинала путь из гораздо более дальней точки — иными словами, ее исходные эмоциональные проблемы были гораздо более серьезными. К сожалению, я должен был переезжать; иначе я пригласил бы Рэчел на еще одну серию семинаров. Работа не была доведена до конца. Хотя я и верю в краткосрочную психотерапию, для этой конкретной ситуации в нашем распоряжении был слишком короткий срок.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...