Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

О нормах, ценностях и исполнении ролей




Теория референтных групп, конечно, «допускает, что индивиды, сравнивая свою собственную судьбу с судьбой других людей, кое-что узнают о ситуации, в которой находятся эти другие... Или, если инди­вид ориентируется на нормы группы не-членов, теория, разумеется, допускает, что он имеет какое-то представление об этих нормах. По­этому теория референтно-группового поведения должна включать в себя хорошо разработанную психологическую интерпретацию дина­мики восприятия (индивидуального, группового и восприятия норм), а в своих социологических разработках — иметь какую-либо интерпре­тацию коммуникационных каналов, благодаря которым это знание приобретается. Какие процессы обеспечивают точный или искажен­ный образ ситуации, в которой находятся другие индивиды и группы (воспринимаемые как система референтных координат)? Какие фор­мы социальной организации повышают вероятность правильного вос­приятия других индивидов и групп, а какие способствуют искаженно­му восприятию? Так как некоторые перцептуальные и когнитивные элементы определенно подразумеваются даже в описаниях референт­но-группового поведения, то необходимо эксплицитно включать эти элементы в теорию».

В данной работе эта формулировка концепции, утверждающей, что на разных уровнях познания норм и ценностей референтной груп­пы существуют разные познавательные паттерны, довольно адекват­на. Однако если постоянно и бездумно применять это положение к вопросу о точном или искаженном восприятии, оно может переклю­чить наше внимание исключительно на важную и серьезную пробле­му психологии восприятия и отвлечь его от другой, не менее важной


и серьезной проблемы: каким образом вариабельность групповой структуры влияет на доступность информации о преобладающих в группах нормах и ценностях. То, что понятие референтно-группово­го поведения предполагает некоторое знание или представление о су­ществующих в группе нормах и ценностях, практически самоочевид­но и, конечно же, через какое-то время будет общепризнано. Напри­мер, Ньюком в своем описании проведенного им исследовании в Бен-нингтоне заметил: не все студенты осознавали, что за годы своего пребывания в колледже они явно отошли от консерватизма. Он заме­тил также, что, «очевидно, те, кто не осознал доминирующую тен­денции сообщества, не могли считать это сообщество своей референ-той группой»80. Поэтому Ньюком включил в свой проект дальнейших исследований измерение осознания этой тенденции студентами. Не­смотря на то что этот компонент теоретических разработок совершен­но «очевиден», положение дел таково, что многие исследователи рефе­рентно-группового поведения не обеспечили в эксплицитной форме систематического сбора доказательств, указывающих на существова­ние различных уровней осознания того, какие нормы превалируют в группах, которые, вне всякого сомнения являются референтными груп­пами81.

Однако вопрос о познаваемости или об осознании преобладаю­щих в группе норм и ценностей — это не только вопрос о включении эмпирических данных в анализ детерминантов, определяющих вы­бор референтных групп. Он относится не только к данным, но и к социологическим проблемам. Так сказать, знание этих норм не про­сто случайно-эмпирически различается у разных индивидов: его нали­чие, стиль и уровень предопределены структурой группы. А это ста­вит перед дальнейшим анализом некоторые теоретически значимые проблемы. Каким образом структура группы влияет на распределе­ние знаний о ценностях и нормах, которыми действительно распола­гают члены группы?

*° Newcomb. — In: Sherif, An Outline of Social Psychology, p. 143. — Примеч. автора.

81 Что касается подробного и методичного исследования этого вопроса, см.: Kaplan N., op. cit. Каплан, соответственно, замечает, что в референтно-групповое поведение вовлечены два вида «осознания», и вовлечены по-разному: осознание того, что в ка­честве системы ценностно-референтных координат выбраны группа или индивид, и осознание (знание) только норм, носителями которых являются специально пред­назначенные для этого другие люди (которые непроизвольно могут стать референт­ными ориентирами). Причина того, что упор делается на этих «очевидных» теорети­ческих предпосылках, проста и безыскусна: они часто оказывались настолько оче­видными, что в проектах исследования референтных групп их совершенно упускали из виду. — Примеч. автора.


Действительное существование таких различий в познании груп­повых норм — это не вопрос конвенциональных допущений; оно си­стематически демонстрировалось в целом ряде исследований, напри­мер, в исследовании Чоудри и Ньюком (на которое я ссылался при обсуждении такого группового свойства, как «наблюдаемость», или «видимость»). В своей более поздней итоговой работе Ньюком заме­тил, что в каждой из исследуемых групп (исследование проводилось в студенческой религиозной группе, в группе политиков местного со­общества, в медицинской сестринской общине, в группе профессио­нального рабочего образования; каждая группа состояла из 20—40 чел.) лидеры лучше судили о позициях всех членов группы, чем не­лидеры, но только по релевантным вопросам, к не-релевантным вопро­сам это наблюдение не относилось. Релевантными он считал вопро­сы, тесно связанные с целями группы, а не-релевантными — вопро­сы, только отдаленно связанные с ними. Таким образом, религиоз­ные проблемы считались релевантными для религиозной группы, но не для группы политиков. Продолжая свои наблюдения, Ньюком за­метил:

Если бы суждения лидеров оказались лучшими также и по не-реле­вантным вопросам,...[то это] означало бы, что лидеры вообще хорошо судят о позициях других людей, безотносительно к специфическим нор­мам именно этой группы. Это могло бы навести на мысль, что лидеры двух абсолютно различных групп легко могли бы поменяться местами. Действи­тельные результаты, конечно, не подтвердили этого заключения. Они ско­рее наводят на мысль, что положение лидераэто особое положение с точ­ки зрения специфически-групповых норм. Между прочим, поскольку эти лидеры были членами соответствующих групп не дольше, чем средний не-лидер, нельзя делать вывод, что они обязаны своим положением ли­дера или хорошему знакомству с групповыми нормами, или своему «стар­шинству»82.

82 Это итоговое исследование подготовлено Ньюкомом для «Социальной психо­логии» (с. 658—659). Я выделил курсивом оборот, имплицитно подразумевающий понятие групповой структуры, которое станет теперь предметом исследования; кро­ме того, я воспользовался случаем, чтобы исправить явную типографскую опечатку, заменив составным словом «не-лидер» слово «не-член». Как уточнили сами авторы (Чоудри и Ньюком), одного исследования, даже такого образного, как это, совер­шенно недостаточно, чтобы дать интерпретацию установленным фактам. Другое ис­следование, целью которого была последовательная интерпретация исследования Чоудри—Ньюкома, предполагает, что более точная оценка позиций группы со сто­роны лидеров проистекает не только из их стратегического положения в структуре коммуникации. «Лидеры, возможно, лучше других знают мнения в своей группе по­тому, что они больше всех остальных членов группы влияют на формирование этих мнений». В поддержку этого объяснения приводятся некоторые экспериментальные доказательства. Я бы только добавил, что это следует воспринимать не как альтерна-


В последнее время довольно много исследований такого рода, изу­чающих вариабельность знания групповых норм, появилось в соци­альной психологии83. Они создают хорошие предпосылки для парал­лельного развития социологических исследований, изучающих процес­сы, благодаря которым структура группы порождает такие различия в видимости норм. Работы такого плана, дополняющие социально-пси­хологические исследования, следует сконцентрировать наположении или статусе, занимаемом членами группы в групповой структуре, а не на индивидуальных различиях восприятия (это с очевидностью сле­дует из выделенного курсивом наблюдения Ньюкома). Детальная раз­работка соответствующих социологических исследований завела бы нас слишком далеко, но некоторые краткие соображения на этот счет мо­гут хорошо послужить нашим непосредственным целям.

Эмпирические социологические исследования, дифференциро­ванно изучающие распределение ценностей и норм в группе, лучше всего начинать со следующего теоретического тезиса: власть в группе обычно действует не так, как это кажется извне — отдавая приказа­ния. Как заметили Барнард (Barnard) и другие исследователи84, авто­ритет власти — это атрибут коммуникации, благодаря которому она воспринимается «членом» группы как руководство к действию. Со­гласно этой концепции, «решение о том, является ли приказание ав­торитетным или нет, принадлежит людям, к которым оно обращено, а не «авторитетным личностям» или тем, кто издает эти приказания». Короче говоря, с точки зрения социологии власть и авторитет — это образцы социального отношения, а не атрибут, присущий индивиду («лидеру»).

тивный социальный процесс, обусловливающий лучшее знание лидерами групповых ценностей, позиций и бытующих в группе мнений, а какдопоянительный социальный процесс, подкрепляющий тот, на который указывали Чоудри и Ньюком. Мои сооб­ражения по этому поводу будут изложены ниже. См.: Talland G.A., «The assessment of group opinions by leaders, and their influence on its formation», Journal of Abnormal and Social Psychology, 1954, 49, pp. 431—434. (Я очень обязан своему коллеге Ричарду Кри­сти, обратившему мое внимание на статью Толанда.) — Примеч. автора.

" Они приводятся в: The Handbook of Social Psychology ed. by Lindzei G. (Cambridge, Mass.: Addison — Wesley Publishing Company, Inc., 1954), например, в главах 17, 21, 22 и 28. — Примеч. автора.

84 Barnard C.I., The Functions of the Executive, Chapter XII, особенно р. 163. Что касается дальнейших исследований различий между социально-психологическим конструктом «лидер» и социологическим конструктом «авторитет», см.: Wolpert J.F., «Toward a Sociology of authority», in: Gouldner A.W., Studies in Leadership (New York: Harper & Bros., 1950), pp. 679—701; Bierstedt R., «The problem of authority», In: Freedom °nd Control in Modern Society. Eds Berger, Abel and Page, pp. 67—81, esp. at pp. 71—72; Jaqucs E., The Changing Culture of a Factory (New York: Dryden, 1952). — Chapters 9, 10. — Примеч. автора.


В этом случае, как и во всех остальных, концептуализация прбле-мы позволяет выявить ощутимые различия таким образом, чтобы можно было приступить к дальнейшим исследованиям. Если под ав­торитетом понимается свойство личности, а не социальное отноше­ние, то исследование обращается к спицефически-психологическим характеристикам, позволяющим людям определенного (а не какого-либо иного) типа отдавать такие приказания, которые будут выпол­няться всеми. Однако, несмотря на всю свою важность, эта проблема не входит в теоретическую компетенцию социологии. Если же авто­ритет понимается как социальное отношение, то он подлежит социо­логическому исследованию.

Барнард дает указания, позволяющие проанализировать, какова роль видимости, или наблюдаемости, в проявлениях авторитета. Он утверждает — предположительно, но определенно, — что люди, на­ходящиеся у власти, пользуются ею эффективно и добиваются испол­нения своих «приказаний» только потому, что эти приказания, в свою очередь, сообразуются с нормами группы или организации. Если это и кажется парадоксальным, то только потому, что не исследованы предвзятые мнения противоположного характера. Ибо «власть» в лек­сиконе «человека с улицы», многократно подвергавшегося обработке рекламой, по-видимому, принадлежит тем, кто отдает приказания, а не ответным действием тех, к кому эти приказания обращены. Одна­ко в свете новых исследований все это выглядит менее парадоксаль­ным, так как «власть» останется только бессильным пожеланием, если приказания не будут исполняться. Основная мысль этой концепции состоит в том, что приказания обычно не исполняются, если они силь­но отличаются от действующих в группе норм85.

Все сказанное, разумеется, не означает, что те, кто находится у власти, это всего лишь пассивные последователи преобладающих в группе норм. Это означает только, «что власть» не даст carte blanche тем, кто ею обладает, что она не позволяет им делать все, что им взду­мается. Чтобы всегда оставаться эффективной, власть должна действо­вать в пределах, налагаемых групповыми нормами. Тем не менее спра­ведливо и другое утверждение: власть обеспечивает возможности для модификаци норм и для введения в действие новых образцов поведе­ния, считающихся совместимыми и с новыми нормами, и с теми

*s Барнард основывал свою концепцию на многочисленных наблюдениях и раз­мышлениях по поводу поведения людей в больших формальных организациях. С тех пор эта концепция неоднократно подтверждалась тщательными исследованиями, например, остроумным экспериментом, о котором сообщил Ф. Мереи (см. Merei F., «Group leadership and institutionalization», Human Relations, 1949, 2, pp. 23—39). — При­меч. автора.


нормами, которые существовали раньше. Короче говоря, авторитет власти гораздо меньше связан с неограниченной властью, чем обыч­но думают, и гораздо сильнее зависит от условий, чем это доступно пониманию рядовых членов группы.

Имея в виду этот контекст, я прежде всего остановлюсь на первом из этих атрибутов авторитета власти — его ограниченности группо­выми нормами. Ибо он требует, чтобы те, кто находится у власти, хо­рошо знали эти нормы — лучше, чем остальные члены группы. В про­тивном случае приказы, издаваемые властью, будут часто и непред-намерено нарушать эти нормы и постепенно сведут на нет эффектив­ность авторитета тех людей, которые отдают эти приказы. Приказы либо вообще не будут выполняться, либо будут выполняться только принудительно, так что в результате легитимный лидер постепенно превратится в «голого короля». Такой исход, конечно, иногда случа­ется, и именно по тем причинам, которые мы только что рассмотре­ли. Но если авторитету власти не наносится серьезного ущерба, то именно потому, что «приказы» не нарушают границ групповых норм, которые принимаются в расчет теми, кто стоит у власти. Теперь мы должны разобраться в том, какие механизмы в социальной структуре приводятся в действие, чтобы обеспечить лидеров необходимой ин­формацией.

До сих пор мы рассматривали главным образом функциональное требование, соблюдение которого необходимо для эффективности авторитета, а именно — получение адекватной информации о груп­повых нормах и ценностях, а также (имплицитно) о позициях членов группы. Теперь мы должны обратить внимание на то, что функцио­нально требуется также сравнимая информация о действительном поведении членов группы, о том, как они исполняют свои роли. Эти два типа информации тесно связаны между собой, хотя они заметно отличаются друг от друга. Для того чтобы властные структуры дей­ствовали эффективно, требуется и видимость норм, и видимость ис­полнения ролей.

Проблема 5.1 Механизмы наблюдаемости норм и исполнения ролей

Все вышесказанное означает, что необходимы не только исследо­вания устанавливающие первичные факты, то есть данные отом, дей­ствительно ли власти в эффективно действующих группах (как фор­мальных, так и неформальных) знают о нормах и поведении в группе больше, чем остальные члены группы, но и исследования, которые


позволяют идентифицировать структурные механизмы и процессы, обеспечивающие такую видимость. Несмотря на то что систематичес­ких исследований, посвященных этому вопросу, очень немного, уже сейчас можно свести воедино некоторые факты и предположения о тех социальных механизмах, которые выполняют функцию обеспе­чения видимости.

Идентификация этих механизмов начинается с центрального фак­та: социальный контроль осуществляется членами группы вообще и членами группы, занимающими властное положение, в особенности. Этим фактом часто пренебрегают в исследованиях по социальному контролю — пренебрегают именно потому, что он воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Однако, как известно, именно то, что само собой разумеется, доставляет больше всего неприятнос­тей исследователям, изучающим процесс познания. Вот факт, о ко­тором мы уже упоминали раньше и о котором вновь считаем необхо­димым напомнить: независимо от того, осознают они это или нет, люди, эффективно осуществляющие социальный контроль, должны быть обязательно в каком-то смысле проинформированы о нормах (или о морально регулируемом и ожидаемом поведении), существу­ющих в группе, а также о действительном поведении членов группы. При недостатке информации первого рода люди, находящиеся у вла­сти, иногда будут призывать к такому поведению, которое несовмес­тимо с нормами, действующими в группе, и при этом обнаружат (ча­сто к своему удивлению и негодованию), что их ожидания («прика­зы») не исполняются или исполняются только «вынужденно», а это значит, что в каждый данный момент конформизм по отношению к их приказам достигается за счет уменьшения спонтанного конфор­мизма в будущем. В любом случае это означает ослабление авторите­та. Иными словами (что, по-видимому, только возвращает нас к на­шему исходному теоретическому тезису), эффективный и устойчи­вый авторитет включает в себя функциональное требование самой полной информации о действительных (не гипотетических) группо­вых нормах и о действительном (не гипотетическом) исполнении сво­их ролей членами группы.

Как устроены части и процессы в групповой структуре, какие ме­ханизмы обеспечивают исполнение этих функциональных требова­ний эффективной, авторитетной власти? Конечно, этот вопрос не означает, будто мы допускаем, что все группы всегда и везде имеют эти механизмы. Он означает только одно: если группа не располагает механизмами, позволяющими адекватно удовлетворить эти требова­ния, то власть и социальный контроль в ней станут слабее. Как изве­стно, именно такова судьба многих групп, которые распались пото-


му, что группа не может сохраниться, если в ней отсутствует доста­точно сильный социальный контроль.

1. Дифференциалы общения. Один такой механизм, не обязательно предназначенный именно для этой цели, обеспечивается различны­ми сетями общения, в которое обычно вовлечены групповые «влас­ти». Этот механизм очень емко описал Хоманс двумя взаимосвязан­ными предложениями: 1) «Чем выше социальный ранг человека, тем шире круг людей, вступающих с ним во взаимодействие — прямое или опосредованное». 2) «Чем выше социальный ранг человека, тем шире круг людей, с которыми он вступает во взаимодействие — пря­мое или косвенное»86. Структура вообще устроена таким образом, что люди, стоящие у власти, находятся на стыке двустороннего общения и поэтому лучше информированы о нормах и поведении, чем те, кто занимает другое положение в группе. Следует снова подчеркнуть, что речь идет об организационной тенденции, а не о конкретном факте. Эффективность организации требует, чтобы те, кто ею руководит, раз­мещались в узловых точках сети общения, где они регулярно получа­ют информацию о нормах, действительно существующих в группе.

Эта структура приводит к тому, что люди, занимающие руководя­щее положение, стремятся быть лучше (по сравнению со всеми ос­тальными) информированными о характере ролей в группе. В разное время было придумано множество изобретений, призванных удовлет­ворить функциональное требование видимости. При этом в малых и неформальных группах часто обходились без структурных нововве­дений, специально приспособленных для этой цели: социальное вза­имодействие само приводило «лидеров» в соприкосновение с деятель­ностью членов группы, относящейся непосредственно к группе. В больших и формальных организациях требуется изобретать специаль­ные механизмы, которые в широком смысле можно назвать «проце­дурами отчета». Идет ли речь о двойной бухгалтерии в частном или государственном бизнесе, об «оценках» студентов, о «моральных ха­рактеристиках» в военных или промышленных учреждениях — все эти

1,6 Homans G.C., The Human Group (New York: Harcourt, Brace and Company, 1950), P- 182; для дальнейшего анализа уместно обратиться к главе 16. Я обнаружил, что книга Хоманса — единственный и самый информативный источник по вопросу о структуре и Функциях «общения» при осуществлении социального контроля в группах и организа­циях. Хоманс считал, и считал справедливо, что он многим обязан основополагающей Работе Барнарда. Однако следует заметить, что Хоманс значительно развил и системати­зировал идеи созданной Барнардом теории власти. Следующий шаг в этом направлении состоит втом, чтобы изучить механизмы, благодаря которым группы и организации удов­летворяют функциональное требование, гласящее, что у власти в группе или организа­ции должны находиться люди, адекватно информированные и о нормах, и об исполне­нии ролей. — Примеч. автора.


процедуры, по существу, выполняют одну и ту же функцию: они ин­формируют руководство о качестве и количестве исполненных орга­низационных ролей с тем, чтобы можно было более эффективно кон­тролировать и координировать деятельность членов группы.

Тем не менее использование механизмов, которые должны удов­летворять функциональному требованию видимости, само ограниче­но групповыми нормами. Если власти попытаются довести инфор­мацию о подробностях исполнения ролей до такого уровня, который превышает нормативные ожидания членов группы, то они столкнут­ся с сопротивлением или с явно выраженной оппозицией. Оказыва­ется, лишь в очень немногих группах лояльность членов достигает такой степени, что они охотно принимают ничем не ограниченное наблюдение над их исполнением своих ролей. Эта позиция иногда описывается как «потребность скрыть тайну». Но как бы хорошо этот оборот ни описывал оппозицию против беспрестанного наблюдения над тем, что происходит в группе, его вряд ли можно считать объяс­нением, несмотря на то что идея «потребности», очевидно, всегда слу­жит в качестве объяснения.

Сопротивление полной видимости поведения индивида скорее все­го есть результат структурных свойств жизни группы. Некоторое отста­вание от полного конформизма по отношению к ролевым ожиданиям предполагается во всех группах. В любое время предъявлять самые стро­гие требования к исполнению роли, не допуская даже малейших от­клонений, — значит недостаточно учитывать индивидуальные разли­чия (разные способности, разный уровень подготовки) и специфику ситуации, которые делают полный конформизм чрезвычайно затруд­нительным. Таков один из источников того, что в этой книге повсе­местно называлось социально сформированными, или даже инсти­туционализированными, отклонениями от институциональных пра­вил. Но если структура группы позволяет полностью обозревать дей­ствия ее членов, то даже вполне терпимые отклонения от строжайшего исполнения ролевых предписаний психологически окажутся очень зат­руднительными. В этом случае члены группы должны будут каждый раз заново решать, насколько они могут отступить от предписанных норм, не навлекая на себя наказаний, тогда как власти должны будут каждый раз заново решать, не разрушат ли наблюдаемые отклонения в поведении основную формообразующую структуру группы. Имен­но в этом смысле власти могут получить «избыточное знание» о том, что действительно происходит в группе, а это может вызвать дисфун­кцию системы социального контроля.

Сопротивление полной видимости, разумеется, усиливается бла­годаря расхождению интересов тех, кто управляет, и тех, кем управ-



1


ляют. Сильная враждебность по отношению к «суперобзору с близ­кой дистанции» в бизнесе и в промышленности, очевидно, выражает этот удвоенный протест против надзора за исполнением ролей. Во многом по той же самой причине людей, которые настаивают на пол­ном соблюдении официальных правил, начинают рассматривать как сторонников строгой дисциплины, лично заинтересованных в том, чтобы не допускать терпимых отступлений от правил. Но предпола­гаемая недоброжелательность или эгоистическая заинтересованность наблюдателя только подчеркивают антипатию к тому, чтобы каждое действие любого отдельно взятого человека стало объектом наблюде­ния. Конечно, телеэкраны в антиутопии «1984» вызывали ужас, по­тому что полиция по надзору за мыслями имела институционально узаконенные основания для недоброжелательного наблюдения над тем, что делает любой из граждан Океании в каждый данный момент. Однако, если оставить в стороне недоброжелательность, всякая угро­за приватной жизни (то есть сугубо личной, и притом тайной жизни, защищенной от наблюдения извне) воспринимается как угроза лич­ной независимости. То, что Роберт Оуэн хорошо относился к своим рабочим в Нью-Ленарке, признавалось даже теми из его современ­ников, кто сомневался в его здравом уме; однако поскольку он при­бегал к услугам «тайных осведомителей», чтобы визуально наблюдать за поведением каждого рабочего, то можно предположить, что им не очень нравилась мысль, будто их доброжелательный «старший брат» был вправе знать все, что они делали, — как хорошее, так и плохое.

Заметить, что существует сопротивление полной видимости, зна­чит не только обратить внимание на то, что эмпирически знакомо всем, но и поставить важную теоретическую проблему. Можно пред­положить, что в самых разнообразных социальных структурах суще­ствует оптимальный в функциональном отношении уровень видимости. Можно предположить далее, что этот оптимальный уровень не совпа­дает с полной видимостью. Это не означает, что люди просто хотят сохранить некоторую «приватность»: при всей справедливости этого предположения оно бесполезно в аналитическом плане. Недостаточ­но также просто сказать (в духе модного культурного релятивизма), что эта «потребность в чем-то приватном» различна в различных куль­турах или в различных социальных слоях, имеющих свою субкульту­ру. При всей справедливости данного варианта наша теория все же предполагает, что этот оптимизм определяется не простой истори­ческой случайностью. Скорее мы приходим к выводу, что различным социальным структурам для эффективной деятельности требуются различные уровни видимости. Предполагается, соответственно, что Для различных социальных структур — если они должны адекватно


функционировать — требуются различные механизмы, позволяющие изолироваться от полной, неограниченной видимости; на обыденном языке это описывается как «потребность в чем-то приватном» или как «значение потаенного».

Можно предположить, если не продемонстрировать, что попыт­ки обуздать полную наблюдаемость поведения носят функциональ­ный характер. В особенности это относится к сложной социальной жизни, где большинство людей в тот или иной момент отступало от строгих нормативных требований общества и где беспрестанное и буквальное соблюдение этих нормативных стандартов, сопровожда­емое болезненными наказаниями за любое отступление от них, обя­зательно привело бы к «войне всех против всех». Ибо полное, беспре­станное и охотное исполнение строгих групповых стандартов было бы возможно только в социальном вакууме, которого никогда не су­ществовало. Оно невозможно ни в одном обществе, известном людям. Социальная функция дозволенности, функция небольших проступков, оставшихся незамеченными, а если и замеченными, то не получивши­ми огласку, заключается в том, чтобы дать социальным структурам воз­можность действовать без ненужного напряжения. Существуют неко­торые виды поведения, которые общество разрешает, оставляя их без ненужных комментариев и без наказаний, несмотря на то что они на­рушают букву закона (или морального кодекса). Количество этих ин­ституционализированных отклонений, по-видимому, изменяется от группы к группе в зависимости от неотложных требований изменяю­щейся среды. В периоды сильных стрессов, испытываемых группой или обществом, которые они угрожают разрушить, число таких доз­воленных отклонений, очевидно, уменьшается; в военное время дело доходит до требования строжайшего конформизма. В остальное вре­мя, когда группа не повергается серьезной опасности, сфера дозво­ленного расширяется, и если только видимость не становится более полной и внимание общества не привлекается к отклонениям от бук­вальных нормативных стандартов, эти отклонения по-прежнему раз­решаются.

Как это часто бывает, писателю удается лучше, точнее и ярче, чем социологу, обрисовать социальную ситуацию, которую ученый абст­рактно анализирует. Если говорить о наших современниках, то Джордж Оруэлл и Олдос Хаксли очень хорошо передали ужас полной наблю­даемости поведения. Но для того, чтобы создать жестокую картину общества с неограниченной видимостью, они должны были экстра­полировать тенденции, по-разному проявляющиеся в современных обществах, в гипотетическое будущее. Задолго до того, как возникли общества, стимулирующие этот (не слишком далекий) полет вообра-

\


жения, викторианский романист и эссеист Уильяме Теккерей сумел изобразить ужасное общество, в котором любое отклонение от соци­альных норм сразу же расследовалось и наказывалось. Рассмотрим только одну выдержку из его эссе «Не пойман — не вор»:

Вообразите-ка себе, что каждого согрешившего неизменно уличают и, соответственно, наказывают. Все дети во всех школах ложатся под роз­ги. Затем наступает очередь самих надзирателей, а там уже и директора школы... Вот уже вяжут начальника военной полиции, который предва­рительно подверг экзекуции всю доблестную армию... Представьте те­перь, что священник объявляет «peccavi»*, и самого епископа тащат, что­бы всыпать ему дюжину-две палок. (Я уже вижу, как лорду-епископу Гло-стерскому стало больно сидеть в своем почетном кресле председателя суда.) Разделавшись с епископом, не обратиться ли нам к тому, кто его назначил... Кровь леденеет от такого побоища. В бессилии опускаются руки при мысли о количестве розог, которые надо подготовить и пустить вдело. Как прекрасно, повторяю я, что не каждый из нас попадается. Да, дорогие мои братья, я против того, чтобы все мы получали по заслугам... Хотелось бы вам, чтобы жена и дети знали о вас все и ценили строго по заслугам? Будь это так, друг мой, в вашем жилище стояла бы гнетущая тишина и единственным собеседником вам был бы остывший камин... Не воображаете ли вы, что вы такой и есть, каким кажетесь? Ничуть не бывало, дружище! Отбросьте прочь эти чудовищные обольщения и бла­годарите судьбу, что вас до сих пор не поймали**.

Если бы воображение Теккерея, пробужденное практикой теле­сных наказаний в школах его времени, осталось только в этих преде­лах, ему никогда не удалось бы схватить самое главное: полная види­мость поведения и требование буквально соблюдать нормативные стандарты превратило бы общество в джунгли. Именно такова цент­ральная идея концепции, утверждающей, что некоторые ограниче­ния видимости поведения необходимы для эффективного функцио­нирования общества. Именно в силу этой необходимости доступ к персональным данным ограничен для психолога и социолога, которые, руководствуясь прекрасными целями и не имея личной заинтересован­ности, тем не менее хотят увеличить наблюдаемость человеческого по­ведения. По-видимому, именно к социологу часто относятся амбива­лентно. Именно поэтому его исследования часто воспринимаются как простое желание «совать нос в чужие дела». Не будь в обществе других, компенсирующих механизмов, как, например, институты «сведений, сообщаемых врачу пациентом» или «доверительной информации», ни

* виновен. — Примеч. пер. ** Теккерей В.М. Не пойман — не вор. — Собр. соч. — М.: Художественная лите­ратура, 1980. - В 12 т. T.I2., с. 215-222. — Примеч. пер.


социологи, работа которых зависит от свободного доступа к данным о человеческом поведении, ни другие профессионалы (например, док­тор, юрист, священник), которым тоже требуется эта информация, не могли бы исполнять свои социальные роли. Но так как эти социальные роли включают в себя строгое соблюдение институционально опре­деленных отношений и не могут делать предметом наблюдений нару­шения законов, известные другим людям, то сферу наблюдаемости девиантного поведения можно спокойно расширять, не опасаясь на­рушить функционально-необходимые «приватность», «потаенность» или «незнание»87.

Одно дело — сказать, что с точки зрения групповых стандартов видимость исполнения ролей может показаться чрезмерной; и совсем другое дело — сказать, что тем не менее нормы обеспечивают более широкий доступ к такого рода информации тем, кто обладает влас­тью, а не остальным членам группы. Различия в видимости возника­ют не случайно и не даны просто так: они являются следствием фун­кциональных требований, которым соответствует структура группы и нормы, поддерживающие эту структуру.

2. Различия в мотивации. Не только структура групп обеспечивает большую доступность информации о действующих в группе нормах и исполнении ролей для тех, кто облечен властью, но и институцио­нальное определение людей, наделенных властными полномочиями, дает им больше мотивов, чтобы искать и находить эту информацию. Такого рода любопытство — не просто вопрос личных склонностей, хотя, разумеется, они могут подкреплять социально определенные тре­бования роли. И в формальных, и в неформальных группах признан­ные лидеры, очевидно, несут ответственность как за то, что происхо­дит в группе, так и за отношения группы с ее социальной средой. У них есть серьезные мотивы интересоваться всем, что происходит, — хотя бы потому, что их считают людьми, разбирающимися в этом.

Соответственно, члены группы имеют серьезные мотивы, чтобы искать одобрение со стороны вышестоящих лиц предполагаемым

87 Цитаты из «1984» Оруэлла и «О дивный новый мир» Хаксли, разумеется, не требуют дальнейшего уточнения ссылок. Отчет «тайного осведомителя» из Нью-Ле-нарка с гордостью приводится Робертом Оуэном в его жизнеописании, сделанном им самим. См.■.The Life of Robe it Owen, Written by Himself [at the age of 86]. — (London: Effingham Wilson, 1857), I, pp. 80-81.

Зиммель, который интуитивно почувствовал социологическое значение наблю­даемости, почувствовал также значение дополняющей ее «потаенности». См.: The Sociology ofGeorg Simmel, pp. 307—376. Его «социологический нюх» редко подводил его, хотя он часто беспокоился по этому поводу. В более позднее время появилась статья: Moore W.E. and Tumin M.M., «Some social functions of ignorance», American Sociological Review, 1949, 14, pp. 787—795. — Примеч. автора.

V


новым формам с

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...