Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава третья




 

После полудня следующего дня самолет Супрамати пристал к башне дворца и оба принца удалились в свои личные апартаменты. Поужинав один, Супрамати прошел в кабинет и, сев у открытого окна, углубился в не особенно приятные думы. Уже во время пути он был сосредоточен и молчалив; а теперь, среди одиночества и тишины чудного вечера, ему казалось вдвойне тяжелым, почти недостойным налагавшееся на него испытание.

Он – маг, бессмертный, аскет, привыкший в продолжение веков жить отшельником наедине с наукой, совершенно поглощенный отвлеченной работой и восхождением в высшие духовные сферы, должен играть пошлую роль влюбленного жениха, обыкновенного мужа прекрасной и невинной, конечно, девушки, но от которой его отделяла целая пропасть невежества; при этом девушки, питавшей к нему чисто земное чувство.

Что сделает он из нее в их интимной жизни? Поднять ее до себя он не в состоянии, ибо в какие-нибудь несколько лет нельзя научить таким вещам, даже смысла которых она не способна понять; а между тем ему придется заняться ею, потому что у нее будут свои права: права на его общество, на обмен мыслей, на его чувства… Как разыгрывать ему комедию пошлой любви, после того как он уже укротил, некоторым образом убил в себе чувства, и знал теперь только одну идеальную любовь духовных влечений и привязанностей? … Он забыл уж и язык-то влюбленных, язык жениха, молодого супруга; научные проблемы, сложные формулы, управлявшие стихиями, совсем заполнили его голову. Даже Нара, самая дорогая ему женщина, не играла более в его жизни роли первых дней их союза. Уступить ее другому он не желал бы, конечно, а пофлиртовать… Эта мысль вызывала улыбку на его  лице. Она была равна ему по умственному развитию и по учености, но плотские влечения, слабости повседневной жизни для них более не существовали, не было более разногласий, которые приходилось бы улаживать, ни ошибок или обид. Нечему было более учиться. Сохранилась лишь одна взаимная поддержка очищенной, духовной привязанности; между ними царили

лишь красота и гармония, а земные волнения не переступали магического круга ясного, просветленного спокойствия или уравновешенных душ.

В предстоящем же союзе все было иначе. Предстояло иметь дело с капризами, причудами, ревностью и – как знать, – может быть, даже со ссорами, потому что девочка не станет считаться с его высоким саном мага, а будет видеть в нем только мужчину, который нравится и принадлежит ей.

Такая перспектива возбудила в нем огорчение и тревогу. Он чувствовал себя в положении человека энергичного и трезвого, который при виде пьяницы не может себе представить, как мог бы сам дойти до подобного состояния.

Супрамати порывисто встал и зашагал по комнате. Давно уже так не возмущалась ясная гладь его души, но и эта буря длилась не долго и стихла под усилием могучей воли. О! Как прав Эбрамар, говоря, что и поборов собственные страсти, трудно руководить малыми и слабыми. Легко сделаться черствым и суровым, если забыть ошибки, недостатки и слабости своего детства. Каким же руководителем будет он впоследствии для юного вверенного ему народа, не будучи в состоянии понять волнующих его чувств? Что за педагог, который при своей учености не сумеет научить азбуке.

Нет, нет. Пропасть между ним и душами несовершенными не должна более увеличиваться; напротив, следует приблизиться к этому забытому им миру, подчиниться мудрому закону, не переставая быть магом, – стать снова обыкновенным человеком, влюбленным женихом и добрым мужем.

Супрамати вздохнул полной грудью и обеими руками откинул свои темные кудри.

– Уф! Боюсь, что это посвящение в прошлое окажется труднее, чем управлять бурей и вызывать землетрясения, – проворчал он, полушутя, полуозабоченно. – Все равно, надо смело и добровольно брать на себя эту обязанность и найти в ней хорошие стороны.

Все утро следующего дня Супрамати был занят с управляющими, прибывшими из разных поместий и с нетерпением ожидавшими его возвращения.

За завтраком Дахир сказал ему с улыбкой:

– Заходил Нарайяна, но узнав, что ты занят, поручил передать тебе, что Ольга Болотова все еще живет в своем поместье, где она вызывала Эбрамара, и если ты желаешь ее видеть, должен отправиться туда.

– Вот человек, который горит желанием непременно надеть мне петлю на шею, – заметил Супрамати. – Впрочем, я и сам решил покончить с этим и сегодня после обеда отправлюсь повидать девочку. Но после этого, надеюсь, Нарайяна обратит на тебя  свое матримониальное рвение, – заключил он с усмешкой.

Позднее, окончив свой туалет тщательнее обыкновенного, он подошел к большому зеркалу и в первый раз после долгого перерыва стал внимательно себя осматривать. Из груди его вырвался вздох.

Кто поверит, что века  тяготеют над этим красивым молодым человеком, гибким и стройным, с непроницаемым загадочным выражением больших блестящих глаз, которое одно только и выдает тайну его многовекового существования; все остальное дышало силой, красотой, цветущей молодостью. Да, таким он был, он легко мог воспламенить любовью сердце молодой девушки, мог нравиться не одной женщине, да и в конце концов, ведь не несчастье же быть любимым.

Смеясь в душе над таким веским аргументом, чтобы облегчить свое испытание, Супрамати открыл ящик и вынул из него талисман в форме медальона; сделан он был из целого алмаза и представлял собою чашу, внутри которой, в самом камне, блестела, испуская снопы лучей, красная капелька; медальон был увенчан золотым крестом. Эта драгоценность составляла подарок при обручении, который рыцари Грааля делали своим «смертным» невестам. Если окончательное объяснение последует сегодня, то Супрамати вручит Ольге подарок.

Захватив еще букет редких цветов, он сел в маленький самолет, которым управлял сам, и направился к уединенной вилле, где жила Ольга.

После свидания с Эбрамаром молодая девушка не покидала своего убежища, несмотря на неоднократные письма тетки, которую необъяснимая замкнутость племянницы удивляла и беспокоила. Но Ольга не имела ни малейшего желания возвращаться в шумный и суетливый мир амазонок; она продолжала постить-

ся и молиться, мечтая о Супрамати, и старательно изучая книги оккультной науки, данные ей Нарайяной.

Супрамати оставил свой самолет у входа в сад и медленным шагом направился к дому. На террасе, где происходило вызывание, сидела Ольга; подле нее на столе лежала открытая книга, но она не читала; откинув голову на спинку стула и скрестив на коленях руки, она мечтала, и взор ее блуждал в пространстве.

Супрамати остановился и задумчиво смотрел на нее. Она похудела и побледнела за эти недели, что он ее не видел; но теперь она казалась ему красивее. Задумчивое, грустное выражение шло ее тонким и деликатным чертам, и в своей грациозной, беспомощной позе она была восхитительна. Простенькое платье из легкой белой материи с короткими рукавами обнажало шею и руки перламутровой белизны; густые волосы были просто заплетены в косы и одна из них свешивалась на пол. Но внимание Супрамати сосредоточилось на беловатой дымке, окутывавшей голову молодой девушки и сливавшейся с широкой полосой голубоватого и фосфорического света, который излучали устремленные в пространство глаза ее. И в этом светлом луче отражался ясный, отчетливый образ любимого человека, поработившего все ее существо.

– Вот истинная любовь, которая наполняет душу, господствует над всеми чувствами и сосредоточивает мысли на образе любимого человека; в ее ауре нет места ни для кого другого, он – альфа и омега ее желании и надежд. Бедное дитя! Счастье и сомнение заставляют трепетать атмосферические волны твоей ауры,

– подумал Супрамати. – Увы! Так  любить я уже более не могу!

– прибавил он со вздохом. – Но я постараюсь дать тебе все мимолетное счастье, каким может насладиться супруга мага.

Он решительно направился к террасе, поднялся на ступеньки ее и сказал весело:

– Здравствуйте, m-lle Ольга.

Ольга вскочила, как ужаленная, бледнея и краснея.

– Я не сплю? Вы здесь, принц Супрамати? – пробормотала она.

– Я сам и, судя по вашим мыслям, думаю, что вы рады мне,

– ответил он, улыбаясь и целуя ее ручку. Молодая девушка густо покраснела.

– Ах, вы читаете мои мысли. Как мне стыдно! Что вы подумаете обо мне, – произнесла она, смутясь.

– Я думаю, что очень счастлив, внушив такое чистое и глубокое чувство. Я также люблю вас, Ольга, и сила вашей любви привлекла меня сюда, чтобы спросить, хотите ли вы быть моей женой, – сказал он дружески.

Ольга побелела, как ее белое платье, и от волнения прижала обе руки к груди. Не сон ли это? Или она действительно слышала слова, открывающие ей двери земного рая. Затем, уступая внезапному порыву, она опустилась на колени.

– Ах, Супрамати! Зачем спрашивать, хочу ли я быть вашей женой? Меня мучает вопрос: достойна ли я такого счастья, такого человека; я спрашиваю себя, как будете вы переносить в своей жизни такое ничтожное, глупое, невежественное создание? …

– Что вы делаете, Ольга! Теперь вы меня заставляете краснеть! – сказал Супрамати, поспешно поднимая ее и усаживая на скамейку.

Он сел около нее и продолжал, улыбаясь:

– Я люблю вас такой, какая вы в действительности, бедовая головушка; а невежество – зло поправимое.

Она подняла на него свои влажные глаза.

– Нe думайте, что я не понимаю, какая бездна отделяет меня от вас, могущественного мага, ученого, необыкновенного человека, величие которого мой бедный мозг не в состоянии даже постичь.

– Разве вы любите во мне только мага? – спросил тот с лукавой улыбкой.

– Ах, нет. Для того чтобы любить мага по его заслугам, мне недостает его понимания. Знаю одно, что я – ничтожество перед вами и однако люблю вас больше жизни. О! Супрамати, я готова всегда молчать и во всем подчиняться; счастье быть всегда около вас – венец всех моих желаний, а если вы полюбите меня хотя бы как свою собаку, которую я видела во дворце, то я буду счастлива и признательна.

От волнения голос ее дрожал и по бледным щекам катились слезы. Взволнованный и растроганный, Супрамати привлек ее к себе и поцеловал в губы.

– Вы слишком скромны, очаровательная моя невеста, и я вовсе не думаю любить свою жену, как люблю собаку. Я буду любить ее, как доброго ангела моего очага, как друга. Вы ошибаетесь, Ольга, думая, что только вы  получите что-то от меня; вы также многое дадите мне. Прежде всего – снисхождение и много снисхождения, ибо я очень удалился от земли, будучи поглощен наукой в строгом уединении. Любовь ваша должна ввести меня снова в круг моих земных братьев, вновь научить понимать их чувства, желания и горести; особенно научите меня не судить строго тех, которые меньше моего сумели побороть свои слабости. Словом, милая моя, я хочу отложить в сторону науку мага, чтобы быть только человеком, со всеми его радостями и желаниями. Я постараюсь сделать вас счастливой, моя Ольга, и если случится, что я вдруг стану больше магом, чем добрым мужем, вы меня образумьте, – закончил он шутя.

– А как я хотела бы забыть мага и видеть только обаятельного человека! – восторженно сказала Ольга. – Но делать вам замечания, наверно, никогда не осмелюсь, – прибавила она грустно.

– Будем надеяться, что такая смелость найдется в вас, – заметил Супрамати, смеясь. – А теперь, дорогая моя, позвольте предложить вам мой подарок. Этот талисман оградит вас от врагов, из которых самый опасный – Хирам; он питает к вам нечистую страсть и будет вас преследовать. Следует опасаться расставленных им западней; но я научу вас, как надо действовать.

– Ну, под вашим покровительством я не боюсь самого ада, – ответила горячо молодая девушка, с любопытством рассматривая полученную драгоценную вещицу.

– Какая странная вещь; а каково ее значение? Вы говорили, что это талисман? – спросила она.

– Я член одного братства ученых и каждый из нас имеет право дарить своей невесте такой драгоценный талисман, имеющий свойство развивать ее духовные способности и ограждать ее от нечистых сил, – ответил Супрамати.

– Боже, как это интересно! А не братство ли это рыцарей Грааля? – лукаво спросила она.

– Возможно, – ответил, улыбаясь, Супрамати. – Но, милая моя, первая добродетель супруги мага состоит в том, чтобы никогда не спрашивать, что и почему, а быть скромной, то есть победить две величайшие женские слабости: любопытство и болтливость.

Ольга покраснела, сделала маленькую гримаску, но ответила добродушно.

– Боже мой! Как трудно с достоинством играть роль супруги мага. Конечно, я буду помнить, что не должна быть любопытной, а взамен того скрытной или немой, как рыба, но, но… – Она положила свою хорошенькую головку на плечо жениха.

– Не стоит молчать, раз вы читаете мои мысли. Дорогой Супрамати, мне все-таки будет очень тяжело, если никто из амазонок не узнает, что я выхожу не просто за принца, прекрасного, как бог, богатого, как Крез, словом, за настоящего сказочного принца, но еще и за мага!

Супрамати от души расхохотался.

– Милая моя Ольга, вы в нескольких словах нагромоздили целую гору нечистых чувств: суетную гордость, ясную привязанность к земным благам и еще мелочное тщеславие перед вашими подругами, амазонками.

– Нет, нет, никто ничего не узнает, я буду покорна. Но я так счастлива, что хотела бы величаться этим и кричать о моем счастье во все концы света! – воскликнула Ольга и в красивых влажных глазах ее светилась такая лучезарная, наивная радость, что снова растроганный веселый Супрамати привлек ее к себе и поцеловал.

– Во всяком случае, ничто не мешает объявить о нашей помолвке. Возвращайтесь завтра же к вашей тетке и объявите ей, что выходите замуж; я тоже приеду к ней и мы назначим день свадьбы. А чтобы удовлетворить ваше тщеславное сердечко, мы устроим пышную свадьбу в вашей церкви, так как вы – православная; я же, хотя и горячо верующий христианин, но не принадлежу ни к какой церкви.

– А потом, когда мы поженимся, не устроить ли большой вечер или обед в вашем прекрасном дворце, который всех так интересует? – спросила Ольга, волнуемая чувствами скромности, неловкости и беспокойства.

– Я не вижу препятствий. Мы дадим и большой бал, и обед, – ответил Супрамати добродушно, но с некоторой иронией, которой не заметила радостная и довольная девушка.

Поговорив еще и отужинав вместе на террасе, он простился и уехал.

Едучи домой, он обдумывал случившееся и нашел, что, благодаря деликатной и сдержанной натуре невесты, он довольно сносно вошел в роль жениха, а впредь можно было надеяться добротой и тихой привязанностью заменить любовь и страсть.

В своем кабинете он застал за книгой ожидавшего его Дахира.

– Ну, милый друг, поздравлять тебя или сожалеть? – спросил тот, смеясь и пожимая ему руку.

– И то и другое, – усмехаясь, ответил Супрамати. – Я счастливый жених и намереваюсь отпраздновать свадьбу большим обедом и балом. Видишь, сколько мне предстоит удовольствий, не считая приятностей второго сорта, в виде свадебных визитов, поздравлений, родственных объятий и соперничества достойного Хирама.

– Клянусь бородой, я начал бы завидовать тебе, если бы то же счастье не грозило мне в будущем. Эбрамар, очевидно, решил переженить всю коллегию магов. Только тебе, по крайней мере, удалось найти обожающую тебя душу, тогда как в меня никто не влюблен и из всех встреченных мною женщин ни одна мне не нравится.

– Ты очень требователен, Дахир, и обнаруживаешь слишком много равнодушия к прекрасному полу. А вот для того, чтобы наказать Эбрамара за его выдумки, пусть-ка он сам сыщет тебе подходящую жену, – шутил Супрамати. – Или, еще лучше, сделайся снова легендарным «странствующим голландцем», садись на свой призрачный корабль, летай по всем странам да ищи достойную тебя молодую красавицу.

Оба смеялись.

– Шутки в сторону, брат, – заметил Дахир со вздохом, – вся эта история вовсе не забавна. Когда прожил мафусаилов век, жениться на какой-нибудь вертушке – это каторжная работа. Может быть, система нашего учителя Эбрамара, чтобы привязать нашу душу к земле, правильна. Но сам способ этот довольно колюч, когда отвыкнешь от роли влюбленного! Эбрамару следовало бы показать нам пример и жениться самому.

– Жди этого, когда мы будем на новой планете. Там мы все вместе создадим расу полубогов, а пока Эбрамар обязан найти тебе жену. Это самое легкое наказание ему за то, что он вводит в грех сладострастия своих учеников, – заключил, смеясь, Супрамати.

Продолжая беседовать, молодые люди вышли на любимую террасу Супрамати и улеглись в гамаках.

Вдруг Супрамати порывисто привстал. До его тонкого слуха долетела гармоническая вибрация, тихая, как воздушная музыка, а на фоне темного неба, – так как наступила уже мрачная южная ночь, – засверкали, точно ракеты, искры.

– Эбрамар! – вскрикнул Дахир, выскакивая из гамака и указывая на появившееся беловатое облако, которое неслось к ним с быстротою падающей звезды.

Через несколько мгновений облако опустилось на террасу, уплотнилось, музыка стихла, пар рассеялся, и появился Эбрамар – красивый и улыбающийся, как всегда приветливый и окруженный светлым ореолом.

Молодые люди радостно встретили его.

– Вот, заговоришь о солнце, а оно тут как тут, – воскликнул Супрамати.

– Льстец! – возразил Эбрамар, улыбаясь. – Но я должен сказать вам, друзья мои, что слышал вашу критику и знаю про ваш заговор относительно меня, а потому и пришел побеседовать с вами. Ну, хвалить мне вас не за что. Увы! Ваше себялюбивое «совершенство» дало плоды. То, что некогда было бы верхом счастья, как, например, обладание молодой, добродетельной, любящей женщиной, теперь кажется вам невыносимым бременем; обязанность воспитывать и совершенствовать молодую душу, учиться вновь, при ее посредстве понимать чувства и нужды существ, менее вас дисциплинированных, кажется вам скучной и противной работой. Господа маги, изволите ли видеть, боятся малейшего нарушения своих привычек, всякой помехи в их созерцании; они желали бы объехать современный мир в качестве любопытных туристов, питая горделивое сознание, что могут отвернуться от него, когда вздумается. Кроме того, им известно, что они – неуязвимы: ни стихии, ни ненависть и страсти людские вредить им не могут, а тщеславие им чуждо и богатства завоевывать им не к чему! Одним словом, вы желали бы окаменеть в вашем покое и ясном благосостоянии? Это, друзья мои и ученики, было бы непоправимой ошибкой для вас и несчастием для тех, кем вам предстоит в будущем руководить.

Нет, нет, дети мои. Волей-неволей, а настал момент потревожить ваше неизменное спокойствие и встряхнуть эгоизм вашего превосходства. Подобно тому, как родители должны знать сердце своих детей, чтобы понимать, извинять и прощать ошибки против буквы закона, совершенные по слабости плоти, но в которых душа не так виновна; равным образом и законодатель должен знать и понимать каждый изгиб человеческого сердца, дабы соразмерить вводимый им устав с пониманием тех, к кому он применяется.

Чем совершеннее люди, тем многочисленнее и сложнее могут быть законы; чем проще индивидуум, тем проще и точнее должен быть закон, дабы человек понял его и мог справедливо применить его. Но особенно остерегайтесь облекаться в броню себялюбивого равнодушия; истинные сыны Божий,  небесные посланники, приходившие в мир проповедовать истину, всегда смешивались с людьми и делили их скорби. Например, Христна. Он покинул богатство и величие, чтобы сойтись с бедными, смиренными, несчастными; по божественному милосердию своему, он взял на себя все их страдания, познав голод и жажду, усталость, уничижение, преследование сильных; все перенес он безропотно до самой смерти, которой казнили его враги. Никогда не прибегал он к тому ужасающему могуществу, которым обладал, чтобы устранить тернии со своего пути; он – чья воля  могла вырыть бездну под ногами врагов и ввергнуть их туда, как кучу муравьев, – он с терпением сносил их несправедливые гонения и дал распять себя; а ведь ему стоило только пожелать, чтобы подняться ввысь, избавиться от их жестокости и поразить их смертью. Чудеса делал он только для других, никогда для себя. Да и к гонителям своим он питал лишь жалость и милосердие; он плакал над ожидавшими человечество бедствиями, и в этом полном забвении самого себя заключается его истинно божественное величие.

А вы, дети мои, пролили ли вы уже хотя бы одну искреннюю слезу над злоключениями и страшными страданиями, которые постигнут мир? Нет, потому что вы чувствуете себя вполне от них огражденными, даже обеспеченными на случай смерти планеты, благодаря тому, что милосердная судьба предназначила для вашего пребывания новый мир. Подумайте обо всем этом, друзья, и постигнув науку разума, поработайте над наукой сердца.

По мере того как говорил Эбрамар, краска стыда залила лица обоих ученых и они опустили головы.

Да, учитель был прав. Никогда не чувствовали они так ясно, как в эту минуту, своего превосходства в отношении науки и несовершенства с другой точки зрения. Потом вдруг, точно движимые одной и той же мыслью, оба подошли к Эбрамару и взяли его за руки.

– Благодарю тебя, учитель, за твое строгое и справедливое слово; мы вполне заслужили его, – сказал Супрамати тихим голосом, – Несмотря на звезду мага, мы просто тщеславные эгоисты, которые сами нуждаются в воспитании, прежде чем перевоспитывать других. Но я обещаю тебе употребить все усилия для того, чтобы победить себялюбие и сделаться достойным возлагаемого Богом долга.

– Верю вам, милые мои ученики, и нисколько не боюсь за будущее, потому что, когда опасность известна, она тем самым наполовину уже избегнута.

Итак, не будете более стонать, не правда ли? Вы весело примете легкое и не лишенное приятности налагаемое на вас испытание.

– Да, да, учитель, мы принимаем его охотно и сделаемся истинно современными людьми, не забывая в то же время освещающую наш путь звезду мага, – весело проговорил Дахир. – Одно вот: если бы ты, учитель, пожелал мне помочь чуточку в моем выборе. Ни одна из знакомых женщин не внушила мне симпатии и не кажется способной к роли моей жены. Они так пошлы и материалистичны, и между тем моя  жена должна бы быть чистой душою и телом, чтобы не обременять меня своими излучениями.

– Ты прав, Дахир, и раз Супрамати, в наказание моих умствований за чужой счет присудил меня найти тебе жену, я укажу молодую девушку, которая, надеюсь, тебе понравится. Я считаю ее способной помочь тебе, в изучении человеческих сердец и горестей людских, – произнес Эбрамар шутя.

– Ах! Благодарю тебя, учитель. А когда это будет? В Царьграде живет она? – спросил Дахир.

– Нет, друг мой, подальше. Но ведь для нас расстояние так мало значит, что я сейчас же отвезу тебя к ней, конечно, так, чтобы она не видела тебя. Ты скажешь мне откровенно, одобряешь ли мой выбор.

Спустя четверть часа легкий воздушный экипаж мчал их. Эбрамар правил рулем. С быстротой птицы летели они, и под ними расстилалось сперва море, а потом показался возвышенный берег, местами голый и скалистый, местами же покрытый роскошной растительностью.

– Кажется, я узнаю, где мы находимся. Неподалеку отсюда, в подземной пещере, должно быть филиальное отделение нашего братства Грааля; я был там не один раз, – вскричал Дахир.

– Ты прав и меня радует правильность твоего взгляда, – сказал Эбрамар с улыбкой. – Притом мы уже достигаем нашей цели, – прибавил он.

Он поднял руку, начертал ею в воздухе каббалистический знак, произнес формулу и, сделавшись невидимым для глаз профана, воздушный экипаж быстро опустился на землю.

В этом месте берег образовал глубокую бухту. На краю высокого утеса стояло здание, окруженное садом. Это была роскошная вилла, чрезвычайно богатая, с воздушными башенками, галереями и колоннадами. Среди темной зелени, при свете луны, сверкали брызги и снопы фонтанов, выглядывали белые статуи. К одной из галерей прилегала большая терраса, окруженная точеными перилами, и широкая мраморная лестница спускалась к морю.

Воздушный экипаж замер на уровне этой террасы, и Дахир обратил внимание на кушетку, поставленную неподалеку от балюстрады. Там, на красных шелковых подушках, лежала молодая девушка лет семнадцати. На ней был широкий белый капот из мягкой шелковой материи, украшенный кружевами и вышивкой.

Это было очаровательное создание, хрупкое и воздушное, как мотылек; густые светло-каштановые с золотистым отливом волосы обрамляли бледное, исхудалое личико, а в больших темно-сапфировых глазах, устремленных на луну, застыло грустно-унылое выражение.

– Она прекрасна, как мечта, но… это умирающий человек, – проговорил Дахир неуверенно, любуясь девушкой.

– Правда, но разве у тебя нет силы излечить ее? Бессильна лишь «официальная» слепая наука, потому что она не может найти истинной причины недуга. Но взгляни на хрустальную чистоту окружающих ее флюидов. Душа этой девушки – необработанный алмаз, который ждет только искусного ювелира и тогда он ярко заблестит огнем. Уже теперь видно, как пробивается и блестит этот свет сквозь кожу, а душа, хоть и не озаренная пока знанием, уже обладает той силой, той верой, которая выращивает крылья. Посмотри теперь на отражение ее прошлого.

– А! Цирк, звери, а она… она была мученицей?  - прошептал Дахир в волнении.

– Да, она умерла за веру. Это – душа восторженная, жаждущая высшего знания, но пока только инстинктивно, ибо, воплотившись в атеистической семье, где единственный бог – золото, она бессознательно стремится сама не зная к чему, как музыкант, ищущий мелодию, которую будто бы слышал и не может схватить ее. Внутренний огонь пожирает хрупкую оболочку.

Теперь, если ты одобряешь мой выбор, исцели это юное создание, верни ему Бога, которого от него скрыли. Девушка эта полюбит тебя, и если ты пожелаешь сделаться простым незнакомцем, другом бедных, она поможет тебе облегчить чужие несчастия, ибо близок гнев Божий! В этой человеколюбивой работе, которая снова объединит тебя с людьми, ты забудешь свою светозарную тунику мага, а около тебя распустится прекрасный оживший цветок, который ты спасешь, руководя и воспитывая его.

В прекрасных чистых глазах Дахира вспыхнул, подобно молнии, светлый луч, и он крепко пожал руку Эбрамара.

– Благодарю, учитель. Я понимаю значение и величие этого нового вида испытания, налагаемого на меня, и принимаю его с благодарностью. Довольно знания и магического могущества, пора дать работу сердцу и снова стать человеком в самом лучшем значении этого понятия.

– Значит, ты согласен взять в жены эту девушку?

– Да, учитель.

– Хорошо. Каким способом ты будешь лечить ее, каким путем познакомишься с нею – зависит вполне от тебя, а если ты подбавишь к этому чуточку романтизма, это дела не испортит, – сказал Эбрамар, улыбаясь.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...