Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Сказка про храброго зайца-длинные уши, косые глаза, короткий хвост




Родился зайчик в лесу и все боялся. Треснет где-нибудь сучок, вспорхнет птица, упадет с дерева ком снега — у зайчика душа в пятки.

Боялся зайчик день, боялся два, боялся неделю, боялся год; а потом вырос он большой, и вдруг надоело ему бояться.

—   Никого я не боюсь! — крикнул он на весь лес. — Вот не боюсь

нисколько, и все тут!

Собрались старые зайцы, сбежались маленькие зайчата, припле­лись старые зайчихи — все слушают, как хвастается Заяц-длинные уши, косые глаза, короткий хвост, — слушают и своим собственным ушам не верят. Не было еще, чтобы заяц не боялся никого.

— Эй ты, косой глаз, ты и волка не боишься?

— И волка не боюсь, и лисицы, и медведя — никого не боюсь! Это уж выходило совсем забавно. Хихикнули молодые зайчата, прикрыв мордочки передними лапками, засмеялись добрые старушки зайчихи, улыбнулись даже старые зайцы, побывавшие в лапах у лисы и отведав­шие волчьих зубов. Очень уж смешной Заяц!.. Ах, какой смешной!

260

И всем вдруг сделалось весело. Начали кувыркаться, прыгать, скакать, перегонять друг друга, точно все с ума сошли.

—   Да что тут долго говорить! — кричал расхрабрившийся оконча­тельно Заяц. — Ежели мне попадется волк, так я его сам съем...

Ах, какой смешной Заяц! Ах, какой он глупый!.. Все видят, что и смешной, и глупый, и все смеются.

Кричат зайцы про волка, а волк — тут как тут.

Ходил он, ходил по лесу по своим волчьим делам, проголодался и только подумал: «Вот бы хорошо зайчиком закусить!» — как слышит, что где-то совсем близко зайцы кричат и его, серого Волка, поминают. Сейчас он остановился, понюхал воздух и начал подкрадываться.

Совсем близко подошел Волк к разыгравшимся зайцам, слышит, как они над ним смеются, а всех больше — хвастун Заяц-косые глаза, длинные уши, короткий хвост.

«Э, брат, погоди, вот тебя-то я и съем», — подумал серый Волк и на­чал выглядывать, который заяц хвастается своей храбростью. А зайцы ничего не видят и веселятся пуще прежнего. Кончилось тем, что хвас­тун Заяц взобрался на пенек, уселся на задние лапки и заговорил:

—   Слушайте вы, трусы! Слушайте и смотрите на меня! Вот я сейчас покажу вам одну штуку. Я... я... я...

Тут язык у хвастуна точно примерз.

Заяц увидел глядевшего на него Волка. Другие не видели, а он видел и не смел дохнуть.

Дальше случилась совсем необыкновенная вещь.

Заяц-хвастун подпрыгнул кверху, точно мячик, и со страху упал прямо на широкий волчий лоб, кубарем прокатился по волчьей спине, перевернулся еще раз в воздухе и потом задал такого стрекача, что, ка­жется, готов был выскочить из собственной кожи.

Долго бежал несчастный Зайчик, бежал, пока совсем не выбился из сил.

Ему все казалось, что Волк гонится по пятам и вот-вот схватит его своими зубами.

Наконец совсем обессилел бедняга, закрыл глаза и замертво сва­лился под куст.

А Волк в это время бежал в другую сторону. Когда Заяц упал на не­го, ему показалось, что кто-то в него выстрелил.

И Волк убежал. Мало ли в лесу других зайцев можно найти, а этот был какой-то бешеный...

Долго не могли прийти в себя остальные зайцы. Кто удрал в кусты, кто спрятался за пенек, кто завалился в ямку.

Наконец надоело всем прятаться, и начали понемногу выглядывать, кто похрабрее.

—   А ловко напугал Волка наш Заяц! — решили все. — Если бы не он, так не уйти нам живыми... Да где же он, наш бесстрашный Заяц?

Начали искать.

Ходили, ходили, нет нигде храброго Зайца. Уж не съел ли его другой волк? Наконец-таки нашли: лежит в ямке под кустиком и еле жив от страха.

261

—   Молодец, Косой! — закричали все зайцы в один голос. — Аи да
Косой!.. Ловко ты напугал старого Волка. Спасибо, брат! А мы думали,

что ты хвастаешь.

Храбрый Заяц сразу приободрился. Вылез из своей ямки, встрях­нулся, прищурил глаза и проговорил:

—   А вы бы как думали? Эх вы, трусы... И с этого дня храбрый Заяц на­
чал сам верить, что он действительно никого не боится. Баю-баю-баю...

ЗАЯЦ-ХВАСТА

(Русская народная сказка в обраб. А. Толстого)

Жил-был заяц в лесу; летом ему было хорошо, а зимой плохо: при­ходилось к крестьянам на гумно1 ходить, овес воровать.

Приходит он к одному крестьянину на гумно, а тут уже стадо зай­цев. Вот он и начал им хвастать:

—   У меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи — я никого не боюсь.

Зайцы и рассказали тетке вороне про эту хвасту. Тетка ворона пош­ла хвасту разыскивать и нашла его под кокориной2. Заяц испугался:

— Тетка ворона, я больше не буду хвастать!

— А как ты хвастал?

— У меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи.

— Вот она его маленько и потрепала. — Боле не хвастай!

Раз сидела ворона на заборе, собаки ее подхватили и давай мять, а заяц это увидел: «Как бы вороне помочь?» Выскочил на горочку и сел. Собаки увидали зайца, бросили ворону — да за ним, а ворона — опять на забор. А заяц от собак ушел.

Немного погодя ворона опять встретила этого зайца и говорит ему: - Вот ты молодец, не хваста, а храбрец!

 

 

Ноябрь. 10 неделя

ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА И ВОЛК (Русская народная сказка в обраб. М. Булатова)3

Проголодалась лиса, бежит по дороге и смотрит по сторонам: нель­зя ли где-нибудь поживиться. Видит она — везет мужик на санях мерз­лую рыбу. Забежала лиса вперед, легла на дорогу, хвост откинула, ноги вытянула... ну, дохлая, да и полно! Подъехал мужик, посмотрел на лису и говорит:

1 Гу м н о — помещение для сжатого хлеба.

2Кокорина — коряга.

3 © Наследники М. Булатова.

262

—   Славный будет воротник жене на шубу.

Взял лису за хвост и швырнул в сани, закрыл рогожей, а сам пошел подле лошади.

Недолго пролежала лисонька: проделала в санях дырку и давай в нее рыбу выкидывать... Рыбка за рыбкой, повыкидала всю, а потом и сама из саней потихоньку вылезла.

Приехал мужик домой.

— Ну, старуха,— говорит он,— какой воротник привез я тебе на шубу!

— Где?

— Там, на возу, и рыба, и воротник.
Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы.

Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, пого­ревал, да делать нечего.

Лиса перетаскала всю рыбу к себе в нору, села у норы и рыбку куша­ет. Видит она: бежит волк. От голода у него бока подвело.

— Здравствуй, сестрица! Что кушаешь?

— Рыбку. Здравствуй, братец.

— Дай мне хоть одну.

— Налови сам да и кушай.

— Я не умею.

—   Эка, ведь я же наловила. Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала, и велика.
Ловись, рыбка, и мала, и велика». Рыба к тебе сама на хвост нацепит­ся. Да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.

Волк и пошел на реку, опустил хвост в прорубь и начал приговари­вать:

—   Ловись, рыбка, и мала, и велика! Ловись, рыбка, и мала, и ве­лика!

Долго сидел волк у проруби, всю ночь не сходил с места. Хвост у не­го и приморозило. Попробовал приподняться: не тут-то было!

«Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь», — думает волк. Смотрит, а бабы идут за водой. Увидели волка и кричат:

—   Волк, волк! Бейте его! Бейте его!

Прибежали и начали колотить волка, кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало.

Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бе­жать.   

«Хорошо же, — думает волк, — уж я тебе, лиса, отплачу».

А лисичка-сестричка, покушавши рыбки, захотела попробовать еще что-нибудь стянуть. Забралась она в избу, где бабы блины пекли, Да попала головой в кадку с тестом. Вымазалась и убежала.

Бежит, а волк ей навстречу:

— Так-то ты учишь меня, лиса! Всего меня исколотили.

— Эх, — говорит лисичка-сестричка, — у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозги. Мне больней твоего, еле плетусь.

— И то правда, — говорит волк, — где тебе идти. Садись уж на меня, я тебя довезу.

263

Лисичка села волку на спину, он ее и понес. Сидит лиса да поти­хоньку и говорит:

— Битый небитого везет, битый небитого везет.

— Что ты там, лисонька, говоришь?

— А я говорю: битый битого везет.

— Так, милая, так!

СНЕГУРУШКА И ЛИСА (русская народная сказка в обработке М. Булатова)1

Летела сова — веселая голова; Вот она летела, летела И села,

Да хвостиком повертела, Да по сторонам посмотрела, И опять полетела; Летела, летела и села, Да хвостиком повертела, Да по сторонам посмотрела... Это присказка, а сказка, — Сказка дальше пойдет.

Жили-были старик со старухой. У них была внучка Снегурушка.

Собрались ее подружки в лес по ягоды и пришли звать с собой Сне-гурушку. Старик со старухой долго не соглашались, но наконец отпус­тили ее и велели не отставать от подруг.

Пришли девушки в лес, стали собирать ягоды — деревце за деревце, ку­стик за кустик, Снегурушка и отстала от своих подруг. Они аукали ее, аука­ли, но Снегурушка не слыхала. Уж стало темнеть, подружки пошли домой.

А Снегурушка ходила, ходила по лесу, совсем заблудилась. Поняла она, что осталась в лесу одна, залезла на дерево, уселась на ветку и ста­ла горько плакать, припеваючи:

Ay, ay, Снегурушка!

Ay, ay, голубушка!

У дедушки, у бабушки

Была внучка Снегурушка,

Ее подружки в лес заманили, —

Заманили — покинули!

Идет медведь и спрашивает:

— О чем ты, Снегурушка, плачешь?

— Как мне, медведюшка, не плакать! Я одна у дедушки, бабушки
внучка Снегурушка, меня подружки в лес заманили, заманивши — по­кинули!

- Слезай, я тебя отнесу к дедушке и бабушке!

Наследники М. Булатова.

264

—   Нет, я тебя боюсь, ты меня съешь! Медведь ушел от нее. Она опять заплакала, припеваючи:

Ay, ay, Снегурушка! Ay, ay, голубушка!..

Идет волк, спрашивает:

— О чем ты, Снегурушка, плачешь?

— Как мне не плакать! Меня подружки в лес заманили, заманив­ши — покинули...

— Сойди, я тебя отнесу к дедушке и бабушке! — говорит волк.

— Нет, волк, я тебя боюсь, ты меня съешь!

Волк ушел. А Снегурушка опять заплакала, припеваючи:

Ay, ay, Снегурушка! Ay, ay, голубушка!..

Бежит мимо лиса. Услыхала Снегурушкин голосок и спрашивает:

— Чего ты, Снегурушка, плачешь?

— Как же мне, лисонька, не плакать! Меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули!

— Сойди, я тебя отнесу к дедушке и бабушке!

Снегурушка слезла с дерева, села на лисицу, лисица и побежала. Прибежала к дому и стала хвостом стучаться в калитку.

— Кто там? — спрашивают дедушка и бабушка.

— Это я, лисица, внучку вашу привезла!

— Ах ты наша дорогая! Войди к нам в избу! Где нам тебя посадить,
чем угощать?

Принесли молока, яиц, творогу и стали лисицу потчевать. А лисица просит, чтоб в награду дали ей курицу. Старики дали лисице белую ку­рицу и отпустили в лес.)

Ноябрь. 11 неделя

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА

(русская народная сказка из сборника А. Афанасьева)

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь и бы­ло у него три сына. Младшего звали Иван-царевич. Позвал однажды царь сыновей и говорит им:

— Дети мои милые, вы теперь все на возрасте, пора вам и о невестах подумать!

— За кого же нам, батюшка, посвататься?

— А вы возьмите по стреле, натяните свои тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. Где стрела упадет — там и сватайтесь.

Вышли братья на широкий отцовский двор, натянули свои тугие лу­ки и выстрелили.

265

Пустил стрелу старший брат. Упала стрела на боярский двор, и под­няла ее боярская дочь.

Пустил стрелу средний брат — полетела стрела к богатому купцу во двор. Подняла ее купеческая дочь.

Пустил стрелу Иван-царевич — полетела стрела прямо в топкое бо­лото, и подняла ее лягушка-квакушка...

Старшие братья как пошли искать свои стрелы, сразу их нашли: один — в боярском тереме, другой — на купеческом дворе. А Иван-ца­ревич долго не мог найти свою стрелу. Два дня ходил он по лесам и по горам, а на третий день зашел в топкое болото. Смотрит — сидит там лягушка-квакушка, его стрелу держит.

Иван-царевич хотел было бежать и отступиться от своей находки, а лягушка и говорит:

—   Ква-ква, Иван-царевич! Поди ко мне, бери свою стрелу, а меня
возьми замуж.

Опечалился Иван-царевич и отвечает:

— Как же я тебя замуж возьму? Меня люди засмеют!

— Возьми, Иван-царевич, жалеть не будешь!

Подумал-подумал Иван-царевич, взял лягушку-квакушку, завернул ее в платочек и принес в свое царство-государство.

Пришли старшие братья к отцу, рассказывают, куда чья стрела по­пала.

Рассказал и Иван-царевич. Стали братья над ним смеяться, а отец говорит:

—   Бери квакушку, ничего не поделаешь!

Вот сыграли три свадьбы, поженились царевичи: старший царе­вич — на боярышне, средний — на купеческой дочери, а Иван-царе-вич — на лягушке-квакушке.

На другой день после свадьбы призвал царь своих сыновей и говорит:

—   Ну, сынки мои дорогие, теперь вы все трое женаты. Хочется мне узнать, умеют ли ваши жены хлебы печь. Пусть они к утру испекут мне
по караваю хлеба.

Поклонились царевичи отцу и пошли. Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — что ты так опечалился? Или услышал от своего отца слово неласковое?

— Как мне не печалиться! — отвечает Иван-царевич. — Приказал
мой батюшка, чтобы ты сама испекла к утру каравай хлеба...

—   Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!

Уложила квакушка царевича спать, а сама сбросила с себя лягуше­чью кожу и обернулась красной девицей Василисой Премудрой — та­кой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Взяла она частые решета, мелкие сита, просеяла муку пшеничную, замесила тесто белое, испекла каравай — рыхлый да мягкий, изукрасила каравай разными узорами мудреными: по бокам — города с дворцами, садами да башнями, сверху — птицы летучие, снизу — звери рыскучие...

266

Утром будит квакушка Ивана-царевича:

—   Пора, Иван-царевич, вставай, каравай неси!

Положила каравай на золотое блюдо, проводила Ивана-царевича к отцу.

Пришли и старшие братья принесли свои караваи, только у них и смотреть не на что: у боярской дочки хлеб подгорел, у купеческой — сырой да кособокий получился.

Царь сначала принял каравай у старшего царевича, взглянул на не­го и приказал отнести псам дворовым.

Принял у среднего, взглянул и сказал:

—   Такой каравай только от большой нужды есть будешь! Дошла
очередь и до Ивана-царевича. Принял царь от него каравай и сказал:

—   Вот этот хлеб только в большие праздники есть!
И тут же дал сыновьям новый приказ:

—   Хочется мне знать, как умеют ваши жены рукодельничать. Возьмите шелку, золота и серебра, и пусть они своими руками за ночь вы­ткут мне по ковру!

Вернулись старшие царевичи к своим женам, передали им царский приказ. Стали жены кликать мамушек, нянюшек и красных девушек — чтобы пособили им ткать ковры. Тотчас мамушки, нянюшки да крас­ные девушки собрались и принялись ковры ткать да вышивать — кто серебром, кто золотом, кто шелком.

А Иван-царевич воротился домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит квакушка, — почему так пе­чалишься? Или услышал от отца своего слово недоброе?

— Как мне не кручиниться! — отвечает Иван-царевич. — Батюшка
приказал за одну ночь соткать ему ковер узорчатый!

— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать: утро вечера мудренее!

Уложила его квакушка спать, а сама сбросила с себя лягушечью ко­жу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой и стала ковер ткать. Где кольнет иглой раз — цветочек зацветет, где кольнет другой раз — хитрые узоры идут, где кольнет третий — птицы летят...

Солнышко еще не взошло, а ковер уж готов.

Вот пришли все три брата к царю, принесли каждый свой ковер. Царь прежде взял ковер у старшего царевича, посмотрел и молвил:

— Этим ковром только от дождя лошадей покрывать!
Принял от среднего, посмотрел и сказал:

— Только у ворот его стелить!

Принял от Ивана-царевича, взглянул и сказал:

—   А вот этот ковер в моей горнице по большим праздникам рассти­лать!

И тут же отдал царь новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на пир со своими женами: хочет царь посмотреть, которая из них лучше пляшет.

Отправились царевичи к своим женам.

267

Иван-царевич печалится, сам думает: «Как поведу я мою квакушку на царский пир?..»

Пришел он домой невеселый. Спрашивает его квакушка:

— Что опять, Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову по­весил? О чем запечалился?

— Как мне не печалиться? — говорит Иван-царевич. — Батюшка
приказал, чтобы я тебя завтра к нему на пир привез...

— Не горюй, Иван-царевич! Ложись-ка да спи: утро вечера мудре­нее!

На другой день, как пришло время ехать на пир, квакушка и гово­рит царевичу:

—   Ну, Иван-царевич, отправляйся один на царский пир, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром — не пугайся, скажи: «Это,
видно, моя лягушонка в коробчонке едет!»

Пошел Иван-царевич к царю на пир один.

А старшие братья явились во дворец со своими женами, разодеты­ми, разубранными. Стоят да над Иваном-царевичем посмеиваются:

—   Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес,дал бы нам всем послушать, как она квакает!

Вдруг поднялся стук да гром — весь дворец затрясся-зашатался. Все гости переполошились, повскакали со своих мест. А Иван-царевич го­ворит:

—   Не бойтесь, гости дорогие! Это, видно, моя лягушонка в своей

коробчонке едет!

Подбежали все к окнам и видят: бегут скороходы, скачут гонцы, а вслед за ними едет золоченая карета, тройкой гнедых коней запряжена.

Подъехала карета к крыльцу, и вышла из нее Василиса Премудрая — сама как солнце ясное светится.

Все на нее дивятся, любуются, от удивления слова вымолвить не

могут.

Взяла Василиса Премудрая Ивана-царевича за руки и повела за сто­лы дубовые, за скатерти узорчатые...

Стали гости есть, пить, веселиться.

Василиса Премудрая из кубка пьет — не допивает, остатки себе за левый рукав выливает. Лебедя жареного ест — косточки за правый ру­кав бросает.

Жены старших царевичей увидели это — и туда же: чего не до­пьют — в рукав льют, чего не доедят — в другой кладут. А к чему, за­чем — того и сами не знают.

Как встали гости из-за стола, заиграла музыка, начались пляски. Пошла Василиса Премудрая плясать с Иваном-царевичем. Махнула левым рукавом — стало озеро, махнула правым — поплыли по озеру бе­лые лебеди. Царь и все гости диву дались. А как перестала она плясать, все исчезло: и озеро, и лебеди.

Пошли плясать жены старших царевичей.

Как махнули своими левыми рукавами — всех гостей забрызгали; как махнули правыми — костями-огрызками осыпали, самому царю

268

костью чуть глаз не выбили. Рассердился царь и приказал их выгнать вон из горницы.

Когда пир был на исходе, Иван-царевич улучил минутку и побежал домой. Разыскал лягушечью кожу и спалил ее на огне.

Приехала Василиса Премудрая домой, хватилась — нет лягушечьей кожи! Бросилась она искать ее. Искала, искала — не нашла и говорит Ивану-царевичу:

—   Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять
земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном госу­дарстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь,
как три железных хлеба изгрызешь — только тогда и разыщешь меня...

Сказала, обернулась белой лебедью и улетела в окно.

Загоревал Иван-царевич. Снарядился, взял лук да стрелы, надел же­лезные сапоги, положил в заплечный мешок три железных хлеба и по­шел искать жену свою, Василису Премудрую.

Долго ли шел, коротко ли, близко ли, далеко ли — скоро сказка ска­зывается, да не скоро дело делается, — две пары железных сапог изно­сил, два железных хлеба изгрыз, за третий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.

—   Здравствуй, дедушка! — говорит Иван-царевич.

—   Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь? Рассказал Иван-царевич старику свое горе.

—   Эх, Иван-царевич, — говорит старик,— зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было! Василиса Пре­мудрая хитрей-мудрей отца своего Кощея Бессмертного уродилась. Он
за то разгневался на нее и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нечего, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди.

Иван-царевич поблагодарил старика и пошел за клубочком.

Катится клубочек по высоким горам, катится по темным лесам, ка­тится по зеленым лугам, катится по топким болотам, катится по глухим местам, а Иван-царевич все идет да идет за ним — не остановится на отдых ни на часок.

Шел-шел, третью пару железных сапог истер, третий железный хлеб изгрыз и пришел в дремучий бор. Попадается ему навстречу медведь.

«Дай убью медведя! — думает Иван-царевич. — Ведь у меня никакой еды больше нет».

Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:

—   Не убивай меня, Иван-царевич! Когда-нибудь я пригожусь тебе. Не тронул Иван-царевич медведя, пожалел, пошел дальше.

Идет он чистым полем, глядь — а над ним летит большой селезень. Иван-царевич натянул лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, а селезень и говорит ему по-человечески:

—   Не убивай меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
Пожалел Иван-царевич селезня — не тронул его, пошел дальше го­лодный.

269

Вдруг бежит ему навстречу косой заяц.

«Убью этого зайца! — думает царевич. — Очень уж есть хочется...» Натянул свой тугой лук, стал целиться, а заяц говорит ему человече­ским голосом:

—   Не губи меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
И его пожалел царевич, пошел дальше.

Вышел он к синему морю и видит: на берегу, на желтом песке, ле­жит щука-рыба. Говорит Иван-царевич:

— Ну, сейчас эту щуку съем! Мочи моей больше нет — так есть хо­чется!

— Ах, Иван-царевич,— молвила щука, — сжалься надо мной,не ешь меня, брось лучше в синее море!

Сжалился Иван-царевич над щукой, бросил ее в море, а сам пошел берегом за своим клубочком.

Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек в лес, к избушке. Сто­ит та избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается. Говорит Иван-царевич:

—   Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом. Из­бушка по его слову повернулась к лесу задом, а к нему передом. Вошел
Иван-царевич в избушку и видит: лежит на печи баба-яга — костяная нога.

Увидела она царевича и говорит:

— Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Волей или неволей?

— Ах, баба-яга—костяная нога, ты бы меня накормила прежде, на­поила да в бане выпарила, тогда бы и выспрашивала!

— И то правда!— отвечает баба-яга.

Накормила она Ивана-царевича, напоила, в бане выпарила' а царе­вич рассказал ей, что он ищет жену свою, Василису Премудрую.

— Знаю, знаю! — говорит баба-яга. — Она теперь у злодея Кощея Бессмертного. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.

— Да есть ли где его смерть?

— Его смерть — на конце иглы, та игла — в яйце, то яйцо — в утке, та утка — в зайце, тот заяц — в кованом ларце, а тот ларец — на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет.

Рассказала баба-яга Ивану-царевичу, как к тому дубу пробраться. Поблагодарил ее царевич и пошел.

Долго он по дремучим лесам пробирался, в топях болотных вяз и пришел наконец к Кощееву дубу. Стоит тот дуб, вершиной в облака упирается, корни на сто верст в землю раскинул, ветками красное солнце закрыл. А на самой его вершине — кованый ларец.

Смотрит Иван-царевич на дуб и не знает, что ему делать, как ларец достать.

«Эх, — думает, — где-то медведь? Он бы мне помог!»

Только подумал, а медведь тут как тут: прибежал и выворотил дуб с корнями. Ларец упал с вершины и разбился на мелкие кусочки.

Выскочил из ларца заяц и пустился наутек.

270

думает царевич. — Он этого зайца непременно

«Где-то мой заяц? догнал бы...»

Не успел подумать, а заяц тут как тут: догнал другого зайца, ухватил и разорвал пополам. Вылетела из того зайца утка и поднялась высоко­ высоко в небо.

«Где-то мой селезень?» — думает царевич.

А уж селезень за уткой летит — прямо в голову клюет. Выронила ут­ка яйцо, и упало то яйцо в синее море...

Загоревал Иван-царевич, стоит на берегу и говорит:

— Где-то моя щука? Она достала бы мне яйцо со дна морского.
Вдруг приплывает к берегу щука-рыба и держит в зубах яйцо.

— Получай, Иван-царевич!

Обрадовался царевич, разбил яйцо, достал иглу и отломил у ней кончик. И только отломил — умер Кощей Бессмертный, прахом рас­сыпался.

Пошел Иван-царевич в Кощеевы палаты. Вышла тут к нему Васи­лиса Премудрая и говорит:

—   Ну, Иван-царевич, сумел ты меня найти, теперь я весь век твоя буду!

Выбрал Иван-царевич лучшего скакуна из Кощеевой конюшни сел на него с Василисой Премудрой и воротился в свое царство-государ­ство.

И стали они жить дружно, в любви и согласии.

 

 

Ноябрь. 12 неделя

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...