Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Нам родная Москва дорога... 5 глава




Трудная задача встала перед капитаном Ященко. На всем пути следования отряд не встретил подразделений 155-й стрелковой дивизии. Не знал Ященко и сил противника. По всем правилам военной науки надо было бы разведать эти силы. Но время, драгоценное время! И капитан решил с ходу атаковать.

Вперед двинулся разведывательный батальон под командованием майора Бартоша. Удар был стремительным и мощным. Через некоторое время майор Бартош доложил, что батальон уничтожил до роты противника, пять автомашин, выбил немцев из села Журовка и стремительно преследует их в направлении Селище.

Это был несомненный успех. Надо было его как можно быстрее развивать.

— Вперед! — приказал капитан Ященко, и весь моторизованный отряд быстро двинулся за передовым разведывательным батальоном.

На плечах отступающего врага отряд ворвался в Селище и после короткой схватки овладел деревней. До Березино оставалось каких-нибудь шесть километров. И тут на наступающих обрушился шквал артиллерийско-минометного огня. Потом показались фашистские танки. Наступать дальше было бессмысленно. Капитан Ященко дал приказ закрепляться на занятых рубежах. Немецкие танки, достигнув леса южнее Селище, дальше не пошли и повернули обратно.

Можно было продолжать наступление, но для его успеха Ященко попытался установить связь с частями 155-й стрелковой дивизии. На поиски их была послана разведывательная группа. Разведчики принесли малоутешительные сведения: 155-я стрелковая дивизия, насчитывающая всего 200 активных штыков, при поддержке одной неполной артиллерийской батареи удерживает деревню Вяшевка в четырех-пяти километрах восточнее [65] нашего расположения. Так что рассчитывать на ее поддержку не приходилось. Оставалось ждать подхода основных сил дивизии. Чтобы до подхода их тщательно разведать силы противника, капитан Ященко выслал в Березино вторую разведывательную группу во главе с командиром отделения мотострелковой роты разведывательного батальона сержантом М. Г. Смирновым.

А тем временем основные силы дивизии, выступив во второй половине дня, двигались к Березино. Впереди — 85-й стрелковый, с которым шел и штаб, замыкал колонну 355-й полк, И вновь продвигались мы медленно. Не хватало лошадей, и на участке болотистых, раскисших дорог орудия тянули на руках. Лишь к ночи передовой 85-й стрелковый и 34-й артиллерийский полки вышли в район боевых действий мотоотряда на рубеж в районе Вяшевка, Селище.

Немедленно направил связного за капитаном Ященко. Он пришел усталый и хмурый. Доложил:

— Товарищ генерал! Поставленную отряду задачу выполнить полностью не удалось. В Березино выслана группа разведчиков.

Капитан подробно рассказал о боевых действиях отряда. Пока он рассказывал, вернулись разведчики.

— Смирнова, товарищ Ященко, немедленно ко мне! — приказал я.

В штабе дивизии хорошо знали М. Г. Смирнова. Это был опытный разведчик, не раз доставлявший нам ценные сведения, в достоверности которых можно было не сомневаться.

И вот он стоит передо мной. С виду ничего от сложившегося в кино и литературе образа лихого разведчика нет. Сухощавый, среднего роста, с добрым русским лицом. Разве что глаза — зоркие, колючие.

— Докладывайте, товарищ сержант!

— Товарищ генерал! По мосту через Березину сплошным потоком на восток движутся танки, артиллерия, автомашины с пехотой. Из подслушанных разговоров и опроса местных жителей выяснено, что противник на восточном берегу занимает плацдарм до 13 километров по фронту и до 15 в глубину. Здесь у него сосредоточено, очевидно, до дивизии пехоты, 120–150 танков, 6–8 дивизионов артиллерии. Танки движутся по шоссе на Могилев.

Да, это были очень ценные сведения! [66]

— Но как же вам удалось пробраться в Березино? Ведь село-то занято?! — поинтересовался я, в душе восхищаясь отвагой наших разведчиков, только что побывавших в самом пекле.

— Так ведь немцы, товарищ генерал, всегда идут только по дорогам. В леса они и носа не кажут. Вот и вывел группу лесами к Березино. А пробрались мы туда же затемно. Так что отличить нас от своих немцам было трудно...

Отпустив разведчика, начал оценивать сложившуюся обстановку. Против нас действует, по всей вероятности, полнокровная дивизия со 150 танками. Наше соединение обескровлено в непрерывных боях, понесло большие потери, измотано, без танков. Снарядов мало — на каждое орудие не более 20–40. И все-таки надо наступать, надо перерезать шоссе Березино — Могилев и взорвать эту проклятую переправу.

К утру подошел 355-й стрелковый полк и занял рубеж Любушница, Селище. Таким образом, дивизия занимала следующие исходные позиции для атаки: Вяшевка, Селище, Любушница. 46-й гаубичный артиллерийский полк оборудовал огневые позиции в районе Журовка, 151-й корпусной артиллерийский полк — в районе Лесковичи. 34-й артиллерийский полк непосредственно поддерживал 85-й стрелковый. Все было готово для атаки.

Как-то нехотя занималось хмурое утро. Солнца не было видно, его закрывали двигавшиеся с востока серые рваные тучи. Где-то, казалось, совсем рядом, за лесом, стал слышаться грохот танков.

В 8 часов без артиллерийской подготовки подразделения пошли в атаку. Как только наши цепи вышли на опушку леса южнее Селище, они тут же наткнулись на вражеские танки. Боевые машины действительно оказались рядом, за лесом, и сразу открыли сильный пушечно-пулеметный огонь. Заговорила немецкая артиллерия. Первая наша атака была отбита. На НП дивизии позвонил командир 355-го стрелкового полка Шварев. Его обычно спокойный, чуть глуховатый голос сейчас как-то странно вибрировал:

— Товарищ генерал! Полк остановлен плотным артиллерийским огнем. Нас атакуют танки. Зажигательных бутылок больше нет. Отражать атаки нечем. Прошу поддержать огнем. [67]

Я приказал начальнику артиллерии дивизии полковнику Филиппову дать несколько залпов по скоплению танков противника. Это все, что мы могли сделать. Из-за недостатка снарядов подавить вражескую артиллерию не было возможности. После этого «артналета» полки снова поднялись в атаку и вновь были прижаты артиллерийским и пулеметным огнем к земле.

Поддержать наступление артиллерийским огнем мы больше не могли. Надо было оставить снаряды на случай отражения возможных атак танков противника. В нашем автобате, отведенном в район местечка Погост, были снаряды, но, когда полковник Филиппов приказал срочно доставить их на огневые позиции артиллерии, ему доложили, что снаряды «конфисковал» командир действовавшего там воздушно-десантного корпуса. Надежды на подвоз снарядов в ближайшее время не было. Поэтому пришлось приказать прекратить атаки и перейти к обороне.

Во второй половине дня гитлеровцы силами до полка пехоты при поддержке танков начали наступление на подразделения части Шварева. Бороться с танками было нечем, и полк стал отходить по направлению к селу Журовка, где находились огневые позиции 46-го гаубичного артиллерийского полка. Командир полка вывел свои 122– и 152-мм гаубицы на прямую наводку. Они встретили атаковавшие фашистские танки метким огнем. Чудо, что творили артиллеристы! Первыми же выстрелами были сорваны башни с нескольких танков, которые отлетали метров на 50. Это был мощный, сокрушительный удар. В считанные минуты было подбито и сожжено более двух десятков танков противника. Пехоту врага буквально косили пулеметно-ружейным огнем стрелки Шварева. Фашисты в панике повернули назад и скрылись в лесах южнее Селище. Удар был так силен, что враг до конца дня больше и носа не совал к нашим позициям.

Примерно в 22 часа 6 июля в штаб поступил новый приказ генерала Ермакова: в течение ночи на 7 июля частям дивизии отойти на восток, с тем чтобы к утру 8 июля занять оборону за рекой Ослик на рубеже Смогиловка, Большая Мощаница. Как я узнал впоследствии, командир корпуса был вынужден отдать этот приказ. Дело в том, что противник, стремительно развивая наступление по Могилевскому шоссе, продвинулся на восток до 40 километров, обойдя 2-й стрелковый корпус слева. Если [68] ому удастся захватить переправы на Днепре, наш корпус, а стало быть, и 100-я стрелковая дивизия окажутся окруженными. Чтобы этого не произошло, дивизия и отводилась восточнее на 25 километров.

Но 25 километров это по прямой, по Могилевскому шоссе. А оно в руках противника. Идти вдоль шоссе — невозможно. Там сплошь заболоченные леса. Нам предстояло вновь (в третий раз!) совершить 40-километровый марш-бросок вдоль Березины на север, а потом повернуть на юго-восток.

В ночь на 7 июля дивизия начала отход, прикрывал который 355-й стрелковый полк. Усиливал арьергард мотоотряд капитана Ященко.

Прорвав кольцо

Берега Березины в местах, где вела бои дивизия, особенно живописны. Мы исходили поросшие смешанными и лиственными лесами ее правый и левый берега и с юга на север и с севера на юг. Вода в реке чистая. Течение быстрое. Но до этих ли красот было нам, когда дивизия вновь двигалась на север по пути, который сутки назад проделала в обратном направлении! Даже у меня, комдива, в душе накипало раздражение — снуем, словно челнок, взад-вперед. И если так думал я, комдив, которому известна оперативная обстановка и понятна целесообразность этого «снования», то что же думают бойцы?!

Своими мыслями я поделился со старшим батальонным комиссаром Филяшкиным. Он тоже думал над этим:

— Да, надо что-то предпринять. Действительно, какое-то странное впечатление складывается. И бьем вроде фашиста неплохо, и в то же время туда-сюда, туда-сюда...

Добрый, умный мой боевой товарищ! Как он умел все понимать с полуслова.

Кирилл Иванович немедленно собрал политработников 355-го арьергардного стрелкового полка (с которым шли и мы с оперативной группой штаба дивизии), в короткой беседе изложил им суть всего происходящего, разъяснил, что 100-я стрелковая дивизия не просто бестолково мотается взад-вперед, а совершает боевой маневр. И на 355-й стрелковый ложится особо трудная и важная задача — обеспечить прикрытие нашего марш-броска.

— Вы понимаете, товарищи, насколько важно разъяснить все это бойцам? — закончил он беседу.

Вскоре в батальонах, ротах, взводах были проведены короткие беседы. С задачей, решаемой дивизией, был ознакомлен личный состав и других частей и подразделений. [70]

Утром 7 июля мы вместе с арьергардным полком подошли к небольшой речушке Месреда. И переправиться-то вроде — плевое дело. Но как только передовые подразделения вступили на в общем-то не внушающий особого доверия деревянный мост — команда «Воздух!». Впереди показались «юнкерсы», шли они совсем нагло на высоте двухсот метров, бомбили мост и поливали из пулеметов растянувшуюся колонну. Полковник Шварев приказал прекратить переправу и рассредоточиться. Потери в людях были невелики, но было убито и ранено несколько десятков лошадей, а конной тяги и без того не хватало. Сделав еще несколько кругов, «юнкерсы» наконец улетели.

Мы собрались было продолжить переправу, как вдруг к нам подбежал капитан А. И. Алексеев, командир тылового походного отряда, составленного из разведывательного батальона дивизии, второго батальона 355-го стрелкового полка и второго дивизиона 46-го гаубичного артиллерийского полка.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу полковнику?.. Товарищ полковник! Тыловой походный отряд в районе Сомры атакован с фланга.

— Какими силами?

— Человек полтораста пехоты, 7 танков, 12 бронетранспортеров со скорострельными пушками, до 20 мотоциклов с крупнокалиберными пулеметами.

— Так почему же вы здесь? — взорвался обычно невозмутимый Шварев. — Немедленно в свой отряд — отравить атаку!

— Есть! — И капитан Алексеев убежал.

Развернуть в боевой порядок ему удалось только свой второй батальон. Остальные действовали по принципу «делай, как я».

Бой развивался стремительно. Застигнув отряд капитана Алексеева врасплох, противник попытался огнем и гусеницами танков уничтожить его в момент развертывания. Но разведчики, артиллеристы и пехотинцы действовали четко и быстро. Первой открыла огонь бронерота разведывательного батальона под командованием политрука Мищука. Броневики вели огонь, укрывшись за домами, заставили вражескую пехоту залечь. И тогда вперед ринулись танки противника. Им удалось сразу же подавить два орудия второго дивизиона 46-го гаубичного [71] артиллерийского полка. Но гитлеровцы не заметили, что на западной окраине деревни Сомры в саду развернулись на прямую наводку две батареи 122-мм гаубиц. Они-то и отомстили за гибель двух наших орудийных расчетов. Первыми же снарядами шесть из семи танков были превращены в груду бесформенного металла. Уцелевший танк попытался задним ходом выбраться из деревни. Наперерез ему бросились истребители танков из батальона связи под командованием начальника штаба батальона связи старшего лейтенанта Швецова. Сам Швецов погиб, сраженный пулеметной очередью. Но танк был подбит связками гранат.

Гитлеровское командование не знало, какая участь постигла его танки. Пехота и бронетранспортеры рвались в Сомры. Их полизали свинцом броневики Мищука, забрасывали гранатами солдаты второго батальона 355-го стрелкового полка и связисты. Запылали несколько бронетранспортеров — их забросали гранатами замполитрука бронероты Окунев и красноармейцы Неделин и Калинин.

Поняв, что в лоб пробиться не удастся, фашисты предприняли обходный фланговый маневр. Три бронетранспортера с пехотой обошли с юга Сомры и ударили во фланг разведывательного батальона. Положение здесь сложилось критическое. И тогда командир разведывательного батальона майор Бартош приказал старшему сержанту Беляеву и сержанту Пахомову выдвинуть свои броневики на угрожаемый участок. Выбор командира не случайно пал именно на них. Это были надежные, опытные бойцы. Ивановский коммунист Я. Д. Беляев третий год служил в разведбате, участвовал в боевых действиях на Карельском перешейке и был награжден медалью «За отвагу». Под стать ему был и сержант Пахомов. Майор Бартош был уверен, что они смогут спасти положение.

И он не ошибся. Броневики Беляева и Пахомова на большой скорости устремились наперерез заходившим во фланг батальона немцам. Укрывшись за полуразрушенным каменным сараем, Беляев ждал, пока бронетранспортеры подойдут на достаточно близкое расстояние. Вот один из них вынырнул из-за поворота. Старший сержант дал длинную очередь из пулемета. Бронетранспортер встал, а потом густо задымил — пули попали в бензобак. Посыпавшуюся в разные стороны пехоту Беляев скосил метким пулеметным огнем. Пахомов не отставал от своего товарища — там немцам тоже было жарко. [72]

Продержаться нужно было не так уж и долго — каких-нибудь 20–30 минут. За это время должны были развернуться гаубицы артиллерийского дивизиона капитана Помельникова и поддержать огнем тыловой походный отряд. Но как порой долго тянутся эти минуты! Выскочивший откуда-то сбоку бронетранспортер тремя выстрелами из пушки повредил броневик Беляева. Водитель был сражен наповал. Сам Беляев, получив тяжелое ранение, на какое-то мгновение потерял сознание. Очнулся он от едкого дыма — броневик горел. Но пулемет был цел, и истекающий кровью герой продолжал сражаться в горящей машине. Длинными очередями он поджег один бронетранспортер, затем повредил второй.

В это время рявкнули гаубицы Помельникова. Наступавшие гитлеровцы заметались среди разрывов. Полетели обломки разбитых бронетранспортеров, мотоциклов, противотанковых орудий. В контратаку перешли второй стрелковый батальон капитана Алексеева и разведывательный батальон майора Бартоша. Враг в панике бежал.

Разведчики бросились к горящему броневику и вытащили из него полуобожженного, потерявшего сознание старшего сержанта Якова Дмитриевича Беляева. Так и не приходя в себя, герой через некоторое время скончался. Ценой своей жизни он обеспечил разгром фашистов в деревне Сомры. За этот подвиг Якову Дмитриевичу Беляеву первому в 100-й стрелковой дивизии с начала Великой Отечественной войны было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

В бою за деревню Сомры враг потерял семь танков, пять бронетранспортеров, восемь противотанковых орудий, двенадцать мотоциклов и более полусотни солдат и офицеров. Наседавшие гитлеровцы были отброшены. Это позволило 355-му стрелковому полку спокойно переправиться через реку Месреда.

Вот так с боями арьергардный 355-й стрелковый полк продвигался к Днепру в направлении на Шклов. Утром 9 июля полк вышел на промежуточный рубеж на левом берегу реки Ослик, где занимали оборону отошедшие раньше 331-й стрелковый и 34-й артиллерийский полки.

Оперативная обстановка для 100-й стрелковой дивизии складывалась крайне неблагоприятно. Противник, стремительно развивая наступление вдоль шоссе Березино — Могилев южнее полосы обороны дивизии, вышел к Днепру и начал продвигаться вдоль реки на север в направлении [73] Головичи, Шклов. На совещании в штабе дивизии приняли решение — немедленно переправлять части дивизии на левый берег, пока враг не занял переправу. Прикрывал переправу снова 355-й стрелковый полк Шварева.

Вновь завязались тяжелые арьергардные бои. Было отражено несколько яростных танковых атак. Это дало возможность 331-му стрелковому, 34-му артиллерийскому и 46-му гаубичному артиллерийскому полкам беспрепятственно переправиться на левый берег Днепра. Но за это время танковые части противника с юга ворвались в Шклов и захватили переправу. Дивизия оказалась расчлененной. Часть ее сил была на левом берегу Днепра, 85-й стрелковый полк сражался в окружении на правом берегу реки Ослик, 355-й стрелковый полк был также окружен западнее Шклова.

* * *

Дивизия оказалась в окружении к концу дня 9 июля. Действовать надо было быстро и решительно, пока гитлеровцы не укрепились в Шклове. Предстояло еще раз попробовать прорваться через шкловскую переправу. Я приказал выслать в Шклов группу разведчиков, которым поставили задачу — выяснить, какими силами противник удерживает город и подходы к мосту. В ожидании возвращения разведчиков присел под огромной, должно быть столетней, сосной, собравшись чуточку подремать. Было тихо, солнце уже ушло за горизонт, и его последние лучи пробивались между ветвями, но под сосной уже стало совсем темно. Прикрыл глаза, задремал, но и во сне снова засверкали разрывы снарядов и мин, в усталом мозгу все гремело, гудело и лязгало — напряжение не проходило.

Дремать в ожидании разведчиков пришлось недолго. Они вернулись в покрытых грязью сапогах — видать, нашагались по болотам.

— Кругом немцы, товарищ генерал, танки...

Ничего более конкретного добиться от них не удалось; многочисленность противника подействовала на смертельно усталых людей удручающе.

При слабом свете электрофонарика мы разглядывали единственную бывшую тогда в нашем распоряжении карту — карту Европы (топографических карт этого района масштаба 1:25000 или 1:50000 получить в те дни просто было негде). Конечно, Шклова на ней не было, но это [74] было и неважно — все хорошо знали, где этот Шклов, можно сказать, чувствовали его близость. В сущности, на карту можно было не смотреть, делали это по привычке: так удобнее было думать. Что же нам оставалось? Все та же шкловская переправа и еще одна — севернее Шклова, у села Копысь.

Командиры довели до всего личного состава боевую задачу, и до рассвета мы предприняли еще несколько попыток пробиться на восточный берег Днепра через Шклов, но из этого ничего не получилось: противник был гораздо сильнее. Нам нечем было бороться с его танками, которые всякий раз преграждали атакующим путь. Артиллерия переправилась за реку (это было и отрадно и одновременно досадно), а гранат и бутылок с бензином почти не осталось. К рассвету подразделениям было приказано снова отойти к лесу. Получив разрешение отдыхать, измученные люди падали на траву и мгновенно засыпали.

Вновь с оперативной группой штаба решаем, что же делать дальше. Остается переправа в районе Копысь, километров 20 вверх по течению. То, что немцы уже там, сомневаться не приходилось, но мы надеялись, что силы их в том районе пока невелики. Если это так, то следует действовать быстро и решительно. Я вызвал командира мотоотряда капитана Ященко.

— Вам ставится исключительно трудная задача: прорваться к переправе в районе Копысь, захватить ее и удерживать до подхода основных сил полка. Понимаете, насколько это важно?

— Так точно, товарищ генерал!

Мне казалось, капитан понял, что от его оперативности и настойчивости зависела судьба 355-го полка, однако мотоотряд не выполнил поставленной задачи. Ященко и передовая мотоколонна немцев двигались к Копыси параллельными дорогами, порою на виду друг у друга, но в соприкосновение не вступали. В нескольких километрах от переправы произошла короткая стычка, после которой Ященко отдал приказ повернуть назад. Вскоре он докладывал мне, объясняя свое решение тем, что «кругом — немцы». Я слушал его, с трудом сдерживая закипавшую ярость. И не сдержался:

— Вы трус, капитан! Вас послали не любоваться этими немцами, которые «кругом», а сражаться с ними! Вы обрекаете полк на гибель! Немедленно вернуться в отряд и выполнить приказ! [75]

Что случилось с этим опытным командиром? До тех пор мне не приходилось сомневаться в его храбрости. Ведь не трус же он, в самом деле?! Очевидно, так деморализующе на него подействовала сложившаяся обстановка отхода.

Ященко вернулся к отряду, попытался атаковать гитлеровцев, но драгоценное время было упущено. Противник прочно удерживал и эту переправу.

Между тем, не зная, в каком положении находится мотоотряд Ященко, растянувшаяся полковая колонна двигалась по проселочной дороге к Копыси. Боковое охранение не сумело вовремя предупредить о появлении гитлеровцев. Собрав значительные силы, фашисты ударили по нашей колонне в нескольких местах, так же, как это делали мы еще недавно, отходя вдоль Могилевского шоссе. 355-й стрелковый полк, с которым двигалась оперативная группа штаба дивизии, был расчленен и не смог развернуться для отражения удара. Враг теснил подразделения к реке, намереваясь перебить нас на открытом берегу.

Посовещавшись накоротке, мы трое — Филяшкин, Шварев и я — пришли к единому мнению: в создавшейся обстановке пробиться на левый берег можно только отдельными мелкими группами, пользуясь преимуществами лесной местности. Каждая такая группа на определенное время как бы превращалась в отдельный отряд, действующий в тылу врага.

Я отдал приказ формировать мобильные группы и распределить между ними оставшееся в полку продовольствие. Филяшкин проследил, чтобы в каждой группе был политработник.

В нашу группу входили человек 50 бойцов, командир 355-го полка полковник Шварев, Филяшкин и я. Мы взяли с собой только стрелковое оружие и гранаты — те немногие автомашины, которые были в полку, пришлось бросить, предварительно приведя их в негодность.

Полк «растворился» в приднепровских лесах. Гитлеровцы потеряли нас из виду, и им пришлось прочесывать заросли. Они обрушивали артиллерийский огонь то на тот, то на другой участок леса, после чего в чащу углублялись автоматчики, которые шли по «обработанному» артиллерией участку и напропалую строчили из автоматов. [76]

В ожидании темноты наша группа расположилась в густом молодом ельнике. Организовали круговую оборону, скрупулезно соблюдали тишину и маскировку. Медленно и тревожно тянулись минуты. Чутко вслушивались в лесные звуки, стараясь различить шаги гитлеровцев. Ельник, в котором мы лежали, хорошо скрывал не только нас, но и от нас наших врагов — они были где-то близко и в любой момент могли появиться перед каждым из нашей группы, причем в превосходящем числе.

— Неужели отвоевались, Кирилл Иванович? — прошептал я, обращаясь к Филяшкину.

— Ну, если и так, Иван Никитич, то все равно повоевали неплохо — много гадов положили. Сраму на нашу голову быть не должно.

— Это, конечно, только недолго...

Мы помолчали.

— Пистолет у тебя в порядке?

— Полна обойма и запасная с собой.

— Последний патрон береги.

— Конечно, живыми не дадимся, Иван Никитич. Дивизия не погибла — это главное. За Днепром сил наберутся и еще так накостыляют фашисту...

Кирилл Иванович неожиданно замолчал и настороженно поднял голову. Сначала одна, потом другая макушки крепких ярко-зеленых елочек резко качнулись, послышались шуршание и треск. Мы вжались в мягкие моховые кочки, выставив вперед пистолеты.

Два фашистских солдата с автоматами на изготовку, опасливо оглядываясь, появились в десяти шагах от нас. Они перекинулись вполголоса несколькими словами и замерли на месте, видимо испугавшись шума, с которым продирались сквозь ельник. Так они стояли не шелохнувшись, видимо усыпляя бдительность советских бойцов, которые могли быть здесь, и, конечно, насторожились, заслышав треск сучьев: гитлеровцам, наверное, — как и нам, впрочем, — хотелось считать себя невидимыми.

Я не мог отвести глаз от вражеских лиц. Как же хотелось выстрелить! Но ведь сам же отдал приказ подчиненным по возможности не ввязываться в стычки, соблюдать маскировку.

Решив, очевидно, что бдительность противника усыплена, автоматчики разом дали несколько очередей, стоя друг к другу спинами. Хорошо, что мы лежали так близко от них — пули просвистели над нами, посбивав лишь [77] верхушки елок. Дальше фашисты не пошли, повернули обратно.

— Ушли невредимыми, — прошептал Кирилл Иванович.

— Пока еще невредимые... Еле сдержался, — признался я Филяшкину.

Наконец-то на лес спустились сумерки. Стрельба постепенно утихла, с нами остались обычные лесные звуки: шум ветвей да редкое птичье попискивание. Можно было быть уверенными, что враг не сунется в лесную чащу на ночь глядя. Тем не менее, соблюдая осторожность, к нам по-пластунски подполз полковник Шварев.

Втроем мы наметили план дальнейших действий. Решили остаться в ельнике на ночь, а перед рассветом двинуться на восток к Днепру, который, по нашим расчетам, протекал не очень далеко. Переправляться предстояло вплавь. А пока надо было установить связь с другими группами полка. В разведку вызвался идти оружейный мастер сержант Дедов, с ним ушли еще два бойца. Я приказал выставить часовых и уснул сидя.

Мне показалось, что проспал всего несколько минут — на самом деле прошло часа три. Разбудили разведчики. Они обшарили лес в радиусе 10–12 километров, но не встретили никого из наших.

Умывшись росой, съев по куску хлеба, двинулись на восток, ориентируясь по компасу. Впереди шли головные дозоры, сзади — боевое охранение.

Вскоре рассвело, но из-за росы и тумана было зябко, солнце только начинало пробиваться сквозь переплетения ветвей. На открытых местах, особенно в низинах, туман держался густой-густой — это было нам на руку. Обильная роса предвещала жаркий день, но пока что мы ежились в промокших гимнастерках, влага проникала даже за голенища. Шли точно на восток, поскольку не знали местности, кратчайшего пути к реке тоже не знали. На душе было неспокойно: тревожила судьба остальных групп полка, мучила неизвестность.

Наша безмолвная колонна двигалась уже довольно долго, когда ко мне подошли два бойца из головного дозора:

— Вот, товарищ генерал, поймали тут одного...

Передо мной предстал средних лет мужчина в потрепанном, явно с чужого плеча, пиджаке, латаных штанах и рваных ботинках. Что-то в его облике было неприятное, [78] не внушающее доверия. Я долго присматривался и наконец понял: ходит в таком замызганном наряде и в то же время очень гладко выбрит, слишком аккуратно причесан. Неприятные белесые глаза бегают по сторонам, уходят от взгляда собеседника.

— Кто такой? — спросил я.

— Крестьянин... с хутора.

— Что делаете в лесу?

— Немцы пришли, и я убег. Брожу вот...

— Давно?

— Не знаю. Несколько дней, должно.

— Бритвенный прибор при вас? Прихватили, когда убегали?

Задержанный смутился:

— Волос у меня плохо растет — болезнь такая.

Да, крестьянин был явно липовый. От кого он скрывался и скрывался ли вообще? А если это не крестьянин и не дезертир, а добровольный фашистский прихвостень?.. Как бы там ни было, местность он, очевидно, знал хорошо, если решился бродить в лесной чаще. Воспользоваться этим следовало обязательно, даже против его воли.

— Поведете нас к Днепру кратчайшим путем. Только честно.

«Крестьянин» согласился с неохотой. Риск в использовании такого проводника был, но, как нам казалось, небольшой. Даже если он был вражеский разведчик, то и тогда не решился бы вывести нас на немцев — от возмездия за предательство уйти не успел бы.

Днепр показался неожиданно и скоро. Расступились деревья, и мы оказались на густо поросшем кустарником берегу.

— Ну я пойду, — сказал проводник.

Мы его отпустили, о чем потом здорово пожалели.

Хуторянин ушел, и мы тут же о нем забыли. Рассыпавшись по берегу, искали подручные переправочные средства, да не так-то легко их было найти. В конце концов решили использовать несколько поваленных деревьев — они упали, но часть корней еще прочно держалась за землю. Не имея ни топора, ни пилы, мы тем не менее быстро отсекли корни и спустили наши плавсредства на воду — время торопило. Орудийная канонада слышалась уже где-то далеко на востоке: мы, видимо, изрядно отстали от своих. [79]

Утро было в разгаре, но туман все еще стоял над водой. По команде уцепились руками за деревья и поплыли. Плыть мне было тяжело — мешало давнишнее ранение в левую руку. Помог боевой товарищ, все тот же оружейный мастер сержант Дедов — как мог, он подталкивал бревно к противоположному берегу, широко загребая одной рукой. Мы плыли в тумане, как в молоке, преодолевая довольно-таки сильное течение.

Проплыли, наверное, метров 10–15, не больше, и тут с берега ударили автоматы. Красные вспышки хорошо были видны сквозь туман.

«Привел-таки, мерзавец, — подумал я про нашего подозрительного проводника. — Довел до реки и побежал за фашистами».

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...