Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Клиническая классификация реакций переноса




 

Не существует такого способа классификации явле­ний переноса, который охватывал бы все его различные разновидности. Все зависимости от того, как аналитик пытается разделить различные клинические формы пе­реноса, он кончает либо несистематичной классифика­цией, при которой упущены многие важные клинические типы, либо в нее входят клинически значимые разно­видности, но при этом имеются большие перекрывания. Меньшим злом является удовлетворение систематично­сти в пользу полноты. Я попытаюсь описать наиболее важные формы реакций переноса и классифицировать их или «навесить на них ярлыки» так, как было бы более полезно для клинического подхода.

Следует иметь в виду, что один метод классификации не исключает другой. Например, кто-то может описы­вать ситуацию, представляя позитивный перенос, и, с равной обоснованностью, тот же самый феномен как материнский перенос, и т. д. Другой момент: эти реакции переноса не будут дифференцироваться с той точки зре­ния, являются ли они спорадичными, временами реак­циями переноса или они являются проявлениями невроза переноса. Такая дифференцировка уже давалась в тео-

 

– 261 –

 

ретической секции, и все категории реакций переноса следует понимать как существующие в обеих формах. В конечном счете необходимо помнить, что одновремен­но имеют место множество различных реакций перено­са, точно так же, как они имеют место в объективных отношениях вообще. Теоретически можно описать раз­личные слои, или иерархии, эмоций и защит, сосущест­вующих в любом данном взаимоотношении между людь­ми. В последующем описании типов реакций переноса я ограничусь обсуждением того, что преобладает, что является наиболее значимым клинически в данный пе­риод времени анализа.

 

ПОЗИТИВНЫЙ И НЕГАТИВНЫЙ ПЕРЕНОС

 

Хотя Фрейд (1913, 1912) очень рано осознал, что яв­ления переноса амбивалентны по своей природе, он со­хранил прежнее деление переноса на позитивный и не­гативный. Несмотря на все неопределенности и недо­статки, эта форма классификации закрепилась, и сейчас это наиболее часто используемое обозначение среди практикующих аналитиков.

 

Позитивный перенос

 

Термин «позитивный перенос» является коротким на­званием для описания реакций переноса, которые состоят преимущественно из любви в любой ее форме или из любых ее предвестников или дериватов. Мы считаем, что позитивный перенос существует, когда пациент ис­пытывает по отношению к аналитику какое-либо из сле­дующих чувств: любовь, нежность, доверие, влюблен­ность, симпатию, интерес, увлечение, восхищение, без­рассудную страсть, сильное душевное волнение, силь­ное желание или почтение. Несексуальные, нероманти­ческие, мягкие формы любви способствуют формирова­нию рабочего альянса. Я здесь имею в виду чувства, близкие симпатии, доверию, уважению в особенности.

Другая важная форма позитивного переноса имеет место, когда пациент влюбляется в аналитика. Это ре­гулярно случается при работе с пациентами противопо­ложного пола, но я никогда не видел, чтобы это случа-

 

– 262 –

 

лось с пациентами того же самого пола, за исключени­ем тех пациентов, которые являются открыто гомосек­суальными. Эта любовь, возникающая в ходе анализа, имеет удивительное сходство с любовью в реальной жизни. Это случается так регулярно в анализе потому, что наши пациенты имели болезненные переживания в этом отношении в своей прошлой жизни. Эти чувства были репрессированы и проявились вновь в виде любви переноса во время анализа, в некоторой степени она бо­лее иррациональна и инфантильна в своих манифе­стациях, чем реальная любовь. Фрейд (1915а) останавливался на этом, и его углубленное и проницатель­ное исследование этого вопроса заслуживает по­чтения.

Пациентка, влюбленная в воего аналитика, пред­ставляет собой разнообразие проблемы для техники. Во-первых, главной целью пациентки становится удо­влетворение своих желаний, и она противится аналити­ческой работе над этими эмоциями. Во время наиболее интенсивных фаз ее любви очень трудно, если вообще возможно, получить доступ к ее разумному Эго и уста­новить рабочий альянс. Аналитику следует потерпеть и подождать, пика сильные эмоции ослабеют. Во-вторых, горячая любовь женщины-пациентки может вызвать чувства контрпереноса у аналитика. Это в особенности применимо к молодым, неопытным аналитикам и к ана­литикам, несчастным в своей личной жизни. Бессозна­тельным может оставаться искушение как-нибудь от­ветить на любовь леди либо удовлетворить ее в той или иной форме, или же стать грубым и сердитым с нею из-за того соблазна, который представляет ее лю­бовь. Фрейд дал безошибочный, ясный совет по поводу этой ситуации (1915а, с. 163—171). Здесь не может быть компромисса. Аналитик не может допустить даже самого невинного, частичного эротического удовлетворения. Любое такое удовлетворение делает любовь пациентки относительно неанализируемой. Это отнюдь не означает, что аналитики должен вести себя бесчувственно и бес­сердечно. Аналитик может быть тактичным и чутким по отношению к пациентке и ее состоянию и при этом продолжать заниматься своей задачей — анализирова­нием. Возможно, ни в какое другое время аналитическое отношение сострадания, самообладания, гуманности не

 

– 263 –

 

является настолько необходимым. Позвольте мне про­иллюстрировать это.

Молодая женщина, робкая и застенчивая, во время третьего месяца анализа начала выказывать безоши­бочные признаки того, что она влюблена в меня. В кон­це концов после нескольких дней борьбы со своими чувствами она со слезами призналась в своей любви. Она умоляет меня не лечить это ее состояние тем же самым аналитическим, холодным способом, как я лечил ее другие эмоции. Она просит меня не оставаться мол­чаливым и отчужденным. Я бы доставил ей удоволь­ствие, сказав хоть что-нибудь — это так унизительно для нее — быть в таком положении. Она рыдала, всхли­пывала и, наконец, замолчала. Через некоторое время я сказал: «Я знаю, это очень трудно для вас, но для нас важно, чтобы вы попытались выразить точно, что вы чувствуете». Пациентка помолчала мгновение, а затем сердито сказала: «Это нечестно, вы можете спрятаться за аналитической кушеткой, а я должна выставлять все. Я знаю, вы не любите меня, но скажите мне, хотя бы, если я нравлюсь вам; позвольте себе проявить некото­рый интерес, скажите мне, что я не просто номер для вас — одиннадцатичасовая пациентка». Она плакала и всхлипывала и снова замолчала. Я тоже немного по­молчал и сказал: «Верно, это, нечестно, аналитическая ситуация не равная; это ваша задача позволить вашим чувствам выйти, а моя работа — понять вас и про­анализировать, что проявилось в них. Да, это не­честно».

Казалось, это мое замечание помогло пациентке. Она смогла потом выразить более полно свой гнев и чувство оскорбления. Следующие сеансы были смесью ненави­сти и любви, но она стала способна работать над этими реакциями. Я думаю, она могла услышать в моем тоне и в моих словах, что я осознаю болезненность ее за­труднительного положения, и, хотя я и сочувствую ей, но я обязан выполнять свою аналитическую работу. Однако ее первое разочарование и ощущение отстра­нения из-за моего неудовлетворяющего, рабочего отно­шения вошли в клиническую картину, и с ними следо­вало работать. Важным моментом является избежать двойной опасности: фальшиво ободрить пациентку или причинить ненужную боль, которая будет толкать ее

 

– 264 –

 

подавлять свои чувства и бежать прочь в какой-то форме.

Любовь переноса пациента всегда становится источ­ником сопротивления. Она может противостоять работе анализа из-за настойчивых требований пациента и его стремлений к немедленному удовлетворению. В этом случае аналитические сеансы становятся для пациента средством удовлетворения желания близости, и пациент теряет интерес к инсайту и пониманию. Дальнейшим ос­ложнением становится то, что пациент будет обычно ре­агировать на вмешательства аналитика (или отсутствие вмешательств), чувствуя боль и отрицание, и по этим причинам будет сознательно отказываться работать. Пациентка, о которой рассказывалось выше, — пример подобного развития. Техническая задача состоит в том, чтобы обеспечить наиболее полное выражение каждого этапа развития любви пациента и в нужный момент на­чать работу над сопротивлениями пациента.

Позвольте мне вернуться к пациентке, о которой рас­сказывалось выше. После того, как я признал, что ана­литическая ситуация, а моя работа состоит в том, чтобы анализировать ее, она попыталась продолжить выра­жение своих чувств любви по отношению ко мне. Но теперь нота гнева звучала в ее печальном, просящем, умоляющем тоне; я мог уловить полутона горечи; «Я знаю, вы правы, мне следует идти дальше, все равно, что вы чувствуете по поводу этого. Это так тяжело даже просто сказать о своей любви, умолять о ней, а в ответ получить только молчание. Но, в конце концов, вы, должно быть, используете это, я полагаю, это случа­ется со всеми вашими пациентами. Хотела бы я знать, как вы выдерживаете это... но, в конце концов, вам пла­тят за то, чтобы вы слушали».

Пациентка замолчала на некоторое время. Теперь ее глаза были сухи, широко открыты, ее рот был сжат, руки плотно прижаты крест-накрест к телу. Через не­которое время я сказал: «Теперь вы обижаетесь на то, как я ответил вам — пожалуйста, опишите это слова­ми». Она сделала же это; сначала это был поток гнев­ных чувств; затем снова прилив любви, и это повторя­лось несколько раз. Через несколько сеансов интенсив­ность этих чувств постепенно снизилась, и она стала готова работать. Теперь я мог сказать ей: «Давайте по-

 

– 265 –

 

пытаемся вместе понять, что случилось, давайте попы­таемся понять, почему вы любите и как вы любите. Что вы нашли достойного любви во мне». Задавая этот по­следний вопрос, я предлагал себя пациентке в качестве модели, на которую она могла бы направить свои чувст­ва любви. Как оказалось, это помогло в тот момент, и разумное. Эго пациентки стало более устойчиво и до­ступно. Затем мы сумели установить рабочий альянс и вместе исследовать то, что происходило на предыдущем сеансе. Детали процедуры следующих шагов будут описаны в секции 3.9.

Другую техническую проблему представляют собой пациентки, склонные к софистике, которые спрашивают, обычно в начале анализа: «Доктор, входит ли в мои обязанности влюбляться в вас?» Следует сначала выяс­нить источник этого вопроса, как в случае других воп­росов в анализе, и не отвечать немедленно. Но, в конце концов, бывает и так, что стоит ответить на это вопрос, так как, по моему мнению, пациент заслуживает неко­торых знаний о том, что он «обязан» чувствовать. Луч­шим ответом на такой вопрос я нахожу следующий, что пациент «обязан» делать то, что следует из правил сво­бодной ассоциации, т. е. позволять своим мыслям и чув­ствам перемещаться свободно без цензуры и доклады­вать их так аккуратно, как пациент может думать и чув­ствовать. Не существует единой модели того, что паци­ент чувствует, ввиду того, что каждая индивидуальность уникальна. Не существует способа узнать, какие чувства собирается пережить любя данная пациентка в любой данный момент в своих реакциях по отношению к сво­ему аналитику.

Я сказал ранее, что, по моему опыту, романтичный, влюбленный перенос имеет место только в случае, когда пациент и аналитик противоположного пола (за исклю­чением явных гомосексуалистов). Это утверждение сле­дует, однако, модифицировать. Мои пациенты — муж­чины — будут часто во время своего анализа влюблять­ся в женщин, которых их фантазия связывает со мной, — в мою жену, дочь, коллегу, пациентку и т. д. Часто их любовь будет показывать, что существует связь со мной, которая является для них важным аспектом. Мои па­циенты-мужчины также переживают сексуальные чув­ства по отношению ко мне — но обычно без любви. Или

 

– 266 –

 

же они будут переживать какой-то аспект любви, но одновременно с сеансом. Единственное исключение пред­ставляют собой сны, где мои мужчины-пациенты могут переживать и чувства любви по отношению ко мне, осо­бенно, если я переодет каким-то образом.

Идеализация — другая разновидность позитивного переноса, которая имеет место у пациентов обоих полов (Гринсон, 1966а). Иногда это превращается в возвра­щение поклонению герою их латентной фазы. Идеали­зация особенно часта у пациентов, которые потеряли родителей в результате развода или смерти. По моему опыту, идеализация является попыткой предохранить аналитика ко всем фиксированным и неизменяемым реакциям переноса; ригидность показывает, что эмоции и импульсы противоположной природы сдерживаются. Отношение поклонения скрывает репрессированное отвращение, которое прикрывает примитивную ненависть. Поверхностная зависть является ширмой для презрения, которое, в свою очередь, скрывает более регрессивную зависть.

Все явления переноса являются амбивалентными, по­тому что природа объектного отношения, которое перено­сится, является более или менее инфантильной, а все инфантильные объектные реакции являются амбивалент­ными. Однако с амбивалентностью в каждом конкретном случае следует обращаться по-разному, более того, у од­ного и того же пациента существуют различные виды амбивалентности. Например, можно наблюдать, что определенная пациентка манифестирует преобладание чувства любви и восхищения по отношению к своему аналитику, но при этом могут быть найдены отдельные моменты сарказма или раздражения, распыленные в ее позитивных рамках. Или же пациентка будет проходить через периодические колебания отношения к аналитику: так, в течение нескольких недель ее чувства будут почти исключительно теплыми и любовными, а затем, в последующий период, сменятся заметной враждебностью и раздраженностью.

Более трудной для распознавания является та си­туация, в которой пациент переносит один из аспектов амбивалентности на другой объект, часто на другого ана­литика или терапевта (Гринарке, 1966). Тогда пациент обычно сохраняет позитивные чувства для своего соб-

 

– 267 –

 

ственного аналитика и перемещает негативные чувства на других аналитиков. Обратное также имеет место. Этот тип раскалывания переноса сильно превалирует у депрессивных невротиков и также среди кандидатов в психоаналитики. Аналитической задачей является в первую очередь осознать, что амбивалентность проявляет­ся в виде раскалывания, и продемонстрировать это па­циенту. Иногда этот инсайт достаточен для того, чтобы привести к изменению. Часто, однако, несмотря на осо­знание, это не влияет на ситуацию переноса. Это озна­чает, что раскол служит важным защитным целям, и функции сопротивления раскола становятся объектом нашей аналитической работы.

Хороший пример такой ситуации представляет собой случай кандидата, которого я долгое время анализиро­вал. В течение длительного периода времени он мани­фестировал устойчивый положительный перенос ко мне. Он утверждал, что уважал меня и восхищался мною и, несмотря на мои случайные ляпсусы, был всегда необыч­но понятлив и благожелателен по отношению ко мне. С другой стороны, он был чрезвычайно критичен по от­ношению к каждой оплошности, которую наблюдал или думал, что наблюдал у любого другого практикую­щего аналитика. Я указывал ему на это чрезвычайно пристрастное поведение, но пациент упорно отстаивал справедливость своих реакций. Однако я настаивал на интерпретации этой части поведения как сопротивления тому, чтобы открыто проявить свою враждебность по отношению ко мне, и в течение длительного периода времени не давал ему никакой другой интерпретации этого. В конце концов, кандидат не мог больше отвра­щать свои враждебные чувства. Он разразился гневом и обвинил меня в том, что я такой же, как все осталь­ные практикующие аналитики, догматичный, подав­ляющий и безрассудный. Он был сильно удивлен своей собственной вспышкой и интенсивностью чувств, которые прорвались наружу. Только тогда он был спо­собен осознать, что в течение ряда лет бессознатель­но защищал меня от своих агрессивных чувств и пере­мещал их на других практикующих аналитиков. Только тогда он стал способен осознать, что в его чувствах к отцу был сходный раскол; он поддерживал сознатель­ную идеализацию отца и одновременно постоянно во-

 

– 268 –

 

инственно и даже драчливо относится ко всем автори­тетным фигурам своего окружения.

Позитивный перенос может переживаться на всех или на каком-то одном уровне либидозного развития. Более детально это будет описано в секции 3.73. Здесь я хотел бы лишь обрисовать картину позитивных и нега­тивных реакций переноса. Аналитик может «стать» неж­ной, любящей, дающей молоко матерью или жестокой, отталкивающей, дающей плохое молоко или вовсе не дающей молока матерью. Такие реакции присутствуют у пациентов обоих полов. Когда это происходит, на интерпретации реагируют как на хорошую или плохую пищу, а молчание ощущается как остановление или, напротив, как блаженное единение. Пациент может стать пассив­ным или зависимым, или капризно жалующимся на то, что не стоит внимания. В этот период также могут иметь место депрессивные, ипохондрические и напоминающие параноидные реакции.

Аналитик может стать добрым, всепоглощающим ро­дителем анальной фазы, и обильные свободные ассо­циации пациента становятся фекальными подношениями, которые щедро преподносятся в дар. Негативная сторо­на этой картины проявляется в том, что аналитик ста­новится строгим, суровым потребителем содержаний па­циента, тем, кто хочет отобрать ценную собственность пациента. В таких условиях пациент может стать упря­мым, дерзким, утаивающим что-то. Или же это может проецироваться на аналитика, который может ощущать­ся как упрямый, полный ненависти и утаивающий что-то. Аналитик может стать эдиповой фигурой, ревниво и инцестуозно любимой, сопровождаемой виной и трево­гой. Можно также наблюдать любовь — поклонение герою из латента и страстную влюбленность, как в от­рочестве. В каждом случае аналитику следует иметь в виду тот факт, что эта любовь имеет потенциальный не­гативный аспект, который должен сосуществовать и ко­торый должен быть в конце концов вынесен на свет.

Сексуальные компоненты позитивного переноса за­служивают специального упоминания, потому что они часто являются источником наиболее интенсивных и упорных сопротивлений. Пациенты склонны признавать свои эмоциональные реакции к аналитику, но неохотно осознают чувственные аспекты своих ощущений. Более

 

– 269 –

 

того, весь позитивный перенос, за исключением сублимированных, десексуальных чувств, будет сопровождать­ся какими-то либидозными устремлениями, а это озна­чает, что зоны тела, инстинктивные цели и ощущения тела переплетены. Задачей анализа и является прояс­нить эти различные элементы и выявить фантазии, пере­путанные с этими ощущениями и деятельностями. Очень часто сновидение будет представлять собой наиболее короткую дорогу к скрытым сексуальным стремлениям.

Пациент-мужчина, мистер 3.* во время своего вто­рого года анализа борется со своими гомосексуальными желаниями и страхами и имеет следующее сновидение: «Я еду на грузовике вниз по гигантскому горному скло­ну. Я сижу на заднем сиденье, а грузовиком управляет человек, который, кажется, является лидером каравана. Мы делаем остановку и, помогая мне спуститься, он втыкает свой язык в мое ухо»**. Ассоциация пациента к этому, после того, как он преодолел некоторые сопротивления, показала мне, что заднее сиденье грузовика и гигантский склон горы означает ягодицы и анус большо­го мужчины. Я отметил ему это, что привело к ассоциа­циям, касающимся того, как он видел своего отца об­наженным в ванной, будучи маленьким мальчиком. Язык в ухе напомнил ему сначала о щекотании, когда они играли с младшим братом. Затем, однако, он осо­знал, что несколькими днями раньше сердито обвинял меня в том, что я «запихиваю» ему в уши свои интер­претации. Медленно я стал способен показать пациенту, что у него были страхи, но и желания, что я бы запих­нул его в его «Р-ие». Это было Производное пассивного и мазохистического анального удовольствия, которое он пережил от клизмы, которую ему ставил отец.

Следует помнить, что в переносе переживаются не только реальные события, но и фантазии прошлого. Очень часто сексуальные реакции переноса являются повторениями фантазий пациента, пережитых по отно­шению к родителям (Фрейд, 1914а, ст. 17-181). Послед­ний клинический пример иллюстрирует повторение ре­ального переживания. Позвольте мне привести пример фантазии, которая была вновь пережита тем же паци­ентом, мистером 3.

__________

 

* См. секции 2.52, 2.54, 2.71 и 3.531.

** Прим. перев. Игра слов «рис» — задний, зад «ие» — ухо.

 

– 270 –

 

Я отмечал в секции 2.52, что у этого пациента были навязчивые фантазии о повешении. Он мог представлять себе все это чрезвычайно живо, с деталями, вплоть до ощущения, что его шея сломалась, и по его телу распро­странились электрические ощущения, и окоченение по­ползло по нему. В один из моментов анализа я стал вешателем, он представлял, как я надеваю на его шею петлю, и он видел меня, выталкивающего люк у него из под ног, что вызвало его падение, его стряхнуло из-за того, что оборвалась веревка, обвитая вокруг его шеи. Я был именно тем, кто отвечал за все эти чувства и ощущения разрыва, разламывания, встряхивания, элек­трического покалывания и окоченения. Вешатель был одет в балахон с капюшоном и, на первый взгляд, вы­глядел, как я; когда же снял маску, он превратился в его отца. Навязчивая фантазия была возвращением фантазии его школьных лет, его мазохистской разработ­кой и разрядкой пассивных и назойливых желаний по отношению к отцу. Это было также проекцией садист­ских фантазий по отношению к отцу. В процессе пове­шения мною, т. е. его отцом, отразилась его частичная идентификация с отцом, в которой его отец делал с ним то, что он, будучи мальчиком, хотел сделать со своим отцом, а также то, что он хотел, чтобы его отец делал с ним (Фрейд, 19196). Момент, на котором я хочу здесь сделать ударение, заключается в том, что пациент переживает вновь фантазии своей прошлой жизни в переносе.

У различных пациентов может отвращаться тот или дру­гой аспект позитивных чувств переноса, потому что он ощущается как опасный. У мужчин такое отношение возникает обычно к гомосексуальным импульсам, что приводит к формированию сильных защит. Фрейд (1937а, с. 250) утверждал, что они относятся к наиболее упор­ным сопротивлениям, встречаемым в анализе. Но и другие чувства могут также ощущаться как опасные. Некоторые пациенты страшатся романтических эроти­ческих чувств и развивают защиты против них. Их ана­лиз может характеризоваться упорностью, продолжи­тельностью «разумного» переноса или они могут впа­дать в поверхностную, но хроническую враждебность или сарказм как защиту и сопротивление. Длительное отсутствие позитивного переноса является обычно ре-

 

– 271 –

 

зультатом действия защиты и будет описано более пол­но под названием защитного переноса (секция 3.82).

Не следует забывать, что сама атмосфера анализа может также вызвать длительные негативные реакции, которые не являются просто реакциями переноса. Тогда мы сталкиваемся с двумя проблемами: контрпе­реносом аналитика и мазохистичностью пациента, кото­рый примирился со всем этим.

Позитивные реакции переноса будут продуцировать сильное сопротивление в анализе, когда они являются Эго-синтоничными. Первые шаги анализа после того, как реакции переноса осознаны пациентом, состоят в том, чтобы сделать их чуждыми Эго. Задача состоит в том, чтобы дать разумному Эго осознать, что его реакции переноса являются нереалистичными, основываются на фантазии и имеют какой-то скрытый мотив. Тогда пациент будет более охотно работать над своими чувствами, пытаться исследовать их с целью проследить их назад, в прошлое.

Эго-дистоничные позитивные реакции переноса, од­нако, могут также вызвать сопротивление. Пациенты мо­гут чувствовать смущение или стыд за свои любовные или сексуальные чувства. Или они могут страшиться неприятия и унижения и могут, следовательно, скры­вать свои эмоции. Во всех таких случаях сопротивле­ния будут уходить на задний план, который нужно бу­дет раскрыть в первую очередь и анализировать до того, как аналитик сможет анализировать либидозные реак­ции переноса. Следует сначала анализировать смуще­ние пациента или его страх неприятия для того, чтобы затем можно было успешно анализировать другие ас­пекты переноса. Это будет рассматриваться в сек­ции 3.82.

 

Негативный перенос

 

Термин «негативный перенос» используется для обо­значения чувств переноса, которые основаны на нена­висти в любой из ее многочисленных форм, ее предше­ственников и ее дериватов. Негативный перенос может быть выражен как ненависть, гнев, враждебность, недо­верие, отвращение, антипатия, нелюбовь, негодование, горечь, зависть, неприязнь, презрение, раздражение и

 

– 272 –

 

т. д. Это всегда присутствует в анализе, хотя часто его гораздо труднее раскрыть, чем проявления позитивного переноса. Не только пациент защищает себя, от осо­знания негативного переноса, но и аналитик сам бессо­знательно «подыгрывает» этому сопротивлению. По моему опыту и опыту других аналитиков, неудовлетво­рительно проанализированный негативный перенос яв­ляется наиболее частой причиной того, что анализ за­ходит в тупик (Фрейд, 1937а, pp. 241—247; Гловер, 1955; X. Нахт, 1954; Хаак, 1957).

Многое из того, что было описано в дискуссии по позитивному переносу, имеет отношение и к негатив­ному. Эти моменты не будут повторяться здесь. Наибо­лее важные различия сосредоточены в различных видах сопротивлений, вызываемых негативным переносом.

Если рабочий альянс, несексуальная симпатия, до­верие и уважение к аналитику делают пациента способ­ным более охотно отваживаться на новые инсайты, то негативный перенос вызывает хроническое, глубоко ле­жащее недоверие, которое может сделать всю анали­тическую процедуру болезненной и в конце концов сде­лать из нее то, от чего нужно избавиться. Если пациент способен вынести этот вид негативного переноса, не поддаваясь импульсу прервать анализ, мы можем уви­деть, как возникают хронические неявные, мазохистские реакции переноса. Пациент переносит суровости ана­литической работы для того, чтобы, пройдя через них, покончить с ними. Обоюдный рабочий альянс не дает приятного чувства закономерности или удовлетворения. Пациент подчиняется анализу потому, что он не спосо­бен прервать лечение, но, приходя на сеансы, он избегает этого кризиса; это избегание является действием вовне сопротивления анализу путем посещения аналитических сеансов. Весь анализ может стать чем-то таким, что можно перенести, потому что это меньшее зло по срав­нению с реальным невротическим страданием.

Такие пациенты могут работать хорошо и даже эф­фективно в течение длительного периода времени, но раньше или позже должно быть осознано, по отноше­нию к чему этот вид переноса является сопротивлением. Это либо неявная, латентная, параноидноподобная за­щита, либо скрытое мазохистское наслаждение, либо защита против позитивного переноса, либо же это ком-

 

– 273 –

 

бинация всех этих трех компонентов. Это может также быть ответом на некоторые неосознанные негативные чувства аналитика, реалистические или связанные с контрпереносом. У анализируемых невротических паци­ентов мазохизм и защита против чувств любви являются преобладающими, хотя небольшие параноидные эле­менты также могут присутствовать.

Я однажды лечил такую пациентку, женщину 35 лет, коммунистку. Она работала упорно, с горечью в своем анализе под влиянием смиренного подозрительного ра­бочего альянса. На поверхности лежало то, что я не был коммунистом, а принадлежал к среднему классу. Тем не менее, я был для нее наилучшей возможностью избавиться от более непереносимого фобически-ком­пульсивного невроза. На более глубоком уровне она на­слаждалась тем мазохистским страданием, через кото­рое, как она фантазировала, я ее провожу. Ниже лежал ее еще более сильный страх влюбиться в меня, т. е. от­даться мне на милость, что действительно сделало бы ее уязвимой. И на дне всего этого был страх своей при­митивной ненависти и разрушительности; которые, она чувствовала, уничтожат нас обоих, если она полюбит и будет отвергнута. Этот, в сущности, негативный сми­ренный перенос был, тем не менее, относительно про­дуктивным в течение долгого времени, хотя и гораздо менее, чем был бы обычный рабочий альянс. Потребова­лось два с половиной года, чтобы тщательно прорабо­тать ее мазохистский перенос, что, будучи однажды до­стигнуто, ускорило дальнейший анализ.

Затем возникли осложнения. Пациентка снова стала чрезвычайно сильно сопротивляться, и вернулось ее ост­рое отношение недоверия. Это превращение было вы­звано тем фактором, что она и ее коммунистическая группа обдумывала какую-то форму саботажа, а по­скольку мы теперь были вовлечены во вторую миро­вую войну, она не могла рассказать мне этого. Она хо­тела знать, что бы я сделал, если бы она рассказала мне детали. Я сказал ей совершенно просто, что чув­ствую, что не могу анализировать ее в таких условиях, поскольку мне следует выполнить свой долг по отно­шению к ней как к своей пациентке и свою лояльность по отношению к своей стране и т. д. Она, казалось, была удивлена моим ответом, потому что сказала, что это

 

– 274 –

 

кажется совершенно честно, тогда как в случае любого другого ответа у нее были бы сомнения. Но у меня было такое впечатление, что ее старое недоверие никогда не оставляло ее, и наша работа снова замедлилась. Мой призыв на военную службу, последовавший вскоре, сде­лал для меня необходимым передать ее другому ана­литику, что, возможно, было наилучшим решением для пас обоих.

Проявление временного негативного переноса в ран­нем анализе ставит больше проблем, чем ранняя вре­менная любовь переноса. Враждебность и раздражитель­ность в раннем анализе, до того как будет установлен реальный рабочий альянс, искушает пациента действо­вать вовне и порывать с анализом. Ранним негативным переносом, следовательно, следует энергично заниматься для того, чтобы предупредить такое развитие. Это при работе с позитивным переносом можно позволить себе быть более пассивным.

Однако, когда рабочий альянс уже установлен, про­явление негативного переноса может быть важным при­знаком прогресса. Переживание вновь враждебности и ненависти к фигурам раннего детства в переносе явля­ется наиболее продуктивной фазой аналитической ра­боты при условии, что существует хороший рабочий альянс. Я полагаю, что такое развитие является необхо­димой фазой каждого успеха анализа. Отсутствие не­гативного переноса или его проявление лишь во времен­ных и спорадичных реакциях является признаком не­совершенного анализа. Наше более углубленное знание о раннем детстве показывает, что интенсивные и про­должительные реакции ненависти по отношению к ана­литику должны появляться и анализироваться до того, как можно будет думать о завершении анализа.

Фрейд (1937а) в своей работе «Анализ конечный и бесконечный» поднимает вопрос о том, должен ли ана­литик возбуждать скрытые незаметные конфликты па­циента. Он чувствовал, что аналитик не имеет права претендовать на такую глубоко проникающую роль, не имеет права манипулировать персоналом. Хотя я сим­патизирую общему отношению Фрейда, я не согласен с его оценкой данного клинического материала. Мне ка­жется, что он не мог в то время достаточно осознать важность негативного переноса. Анализ ненависти в пе-

 

– 275 –

 

реносе настолько же важен, как и анализ любви в пе­реносе. Я согласен, что в компетенцию аналитика не входит «внедрение» и манипулирование, но, благодаря открытию Фрейдом важности агрессивных инстинктов, многие аналитики пришли к заключению, что необходи­мо проанализировать этот аспект переноса, прежде чем прерывать анализ. Несмотря на мои оговорки в отно­шении работ Мелани Клейн и ее последователей, я дол­жен сказать, что именно они сделали ударение на этом моменте. Бесконечные анализы, негативные терапев­тические реакции являются, по моему опыту, неизмен­ными примерами неудачи при анализе ненависти в пе­реносе.

Негативный перенос также важен и в других отно­шениях. Он часто используется для целей защиты — как сопротивление против позитивного переноса. Мно­гие пациенты, особенно пациенты того же пола, что и аналитик, упорствуют в своих враждебных чувствах, потому что они используют их как защиту против своей любви, т. е. своих гомосексуальных чувств. Многие мои пациенты — мужчины, бывало, возмущались и серди­лись на меня, потому что они чувствовали себя более комфортно при всем своем негодовании, чем при любви ко мне. Отвращение и омертвение в их реакциях ко мне являются защитами, реактивными формациями против оральных, им интроективных импульсов. Отсутствие яв­ного негативного переноса следует расценивать как за­щиту и сопротивление. В гладко протекающем анализе негативный перенос, в сущности, должен играть заметную роль. Одним из осложняющих факторов является веро­ятность того, что контрперенос аналитика вовлечен в предотвращение развития или осознания некоторых форм ненависти. Либо аналитик ведет себя таким обра­зом, что пациенту трудно выразить свою враждебность, либо же оба, и аналитик и пациент, как бы сговарива­ются смотреть на это сквозь пальцы. Иногда пациенты прикрывают свою враждебность юмором или поддраз­ниванием, или сарказмом и так избегают того, чтобы ее заметили. Но более важным является раскалывание переноса. Пациенты будут находить какой-то замени­тель аналитика — другого аналитика или терапевта, или фигуру родителя, по отношению к которому они будут выражать большую враждебность. Следует осознавать,

 

– 276 –

 

что эта ненависть перемещена с личности аналитика с защитными целями.

Использование вспомогательных объектов переноса очень часто имеет место при наличии негативного пере­носа, гораздо чаще, чем в случае позитивного. Несмотря на то, что аналитик осознает защитно-сопротивленчес­кую функцию этого маневра, может оказаться невозмож­ным направить чувства переноса непосредственно на личность аналитика. Некоторые пациенты будут упорно поддерживать этот раскол переноса, как будто отказ от этого механизма представляет собой большую опасность. Мой собственный клинический опыт, как мне кажется, показывает, что такое положение дел, вероятнее всего, имеет место, когда пациент потерял одного из родите­лей в раннем детстве. При неврозе переноса также па­циенты более склонны раскалывать свою ненависть и направлять ее на вспомогательные объекты переноса для того, чтобы предохранить аналитика от своей не­нависти. Хотя я обычно и работаю очень энергично над преодолением этого сопротивления, временами я чувст­вую, что добился лишь частичного успеха. Одна из моих пациенток, женщина, отец которой бросил семью, когда ей было два года, переместила свою ненависть к муж­чинам на нескольких родственников по отцовской ли­нии, находящихся вне анализа, и только случайно по­чувствовала ненависть, направленную непосредственно на меня. То же верно и в отношении ее матери. У меня есть сходный опыт с другими пациентами с такого рода биографическими данными.

Упорный позитивный перенос всегда показывает, что негативный перенос скрыт, а не отсутствует. Аналитик должен раскрыть это и попытаться сделать возможным для пациента почувствовать его непосредственно по от­ношению к себе. Это означает, что в идеале в каждом анализе пациенту следует пережить различные разно­видности ненависти со всех либидозных уровней по от­ношению к аналитику. Более того, ранняя примитивная ненависть к матери должна быть пережита при глубо­ком анализе.

Еще один аспект негативного переноса заслуживает внимания. Страх перед аналитиком проявляется в форме страха его критицизма или глубоко спрятанного недо­верия, следует расценивать как производные его агрес-

 

– 277 –

 

сии и враждебности. Здесь снова последователи Клейн отметили, что реакции тревоги являются, в сущности, дериватом агрессивных импульсов, и, хотя я, как пра­вило, не соглашаюсь с их фантастическими и сложными конструкциями, тем не менее, мой собственный клини­ческий опыт подтверждает, что они правы в важной формулировке: страх аналитика является, в конце кон­цов, производным проективной враждебности.

 

Поделиться:





©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...