Вспышка сомнения, жизнь сожалений

Послание

 

Но иногда я жил слишком быстро.

Автокатастрофа.

Исход этого события в 2009 году на трассе Highway 2000, перевернувший всю жизнь, до сих пор меня поражает. Дорога, дождь, торопливая езда домой, чтобы посмотреть матч Манчестера Юнайтед по телевизору*; встречный грузовик и моя машина, кувырком летящая в канаву. Крик девушки на пассажирском сиденье. Черт возьми, да как же я выжил?

*Я был фанатом Манчестер Юнайтед с самого детства. Я начал смотреть их, как только матчи Премьер Лиги стали транслировать по ямайскому телевидению. Датский нападающий Руд ванн Нистелрой играл в команде в то время, и меня очень впечатляла его игра, он был превосходным нападающим. Я обожал их и каждое воскресенье я садился перед телевизором в ожидании посмотреть их игру.

Чем старше я становился и чем больше у меня случалось соревновательных разъездов, тем больше я узнавал о них. Тогда я узнал, что они являются крупнейшим футбольным клубом в мире, поэтому мне просто повезло, что именно они стали моими первыми футбольными кумирами. Вы только представьте, как плохо было бы, если бы на их месте оказались Вест Хэм или Блэкбёрн Роверс!

 

Но это не было первым вопросом, который возник у меня в голове в первые секунды после аварии. В тот момент мое тело буквально гудело от шока, я открыл дверь и выбрался наружу, чтоб оценить повреждения автомобиля. Его состояние было плохое. Осколки черного бампера и фар разлетелись по траве и дороге. Капот был смят как банка из-под газировки, а переднее стекло разбито вдребезги. Никакие ремонтные работы не могли вернуть ее к прежнему состоянию. Но об этом я переживал меньше всего.

Молодые девушки в машине! Где же, черт возьми, они были?

Я предполагал, что двое из них могли выбраться через заднюю дверь, но когда я огляделся их нигде не было видно. Я наклонился, чтобы проверить под машиной. Вся земля была покрыта острыми, словно лезвие, колючками, которые впивались в мои голые ноги как маленькие шприцы. Адреналин зашкаливал, я начал паниковать, так как я хотел быть уверенным, что с девушками все в порядке.

Только бы все было хорошо!

Вдруг я заметил движение. Девушка, которая сидела на заднем сиденье, стала выбираться из машины со стоном. Она была в царапинах и, казалось, испытывала сильную боль. Я аккуратно помог ей выбраться из разбитой машины и стал искать ее подругу, как вдруг все мое тело сжалось от ужаса: я увидел ее обмякшее тело вверх ногами и сложенное в неестественной позе. От удара она потеряла сознание. Она не двигалась, и мысль о том, что она, возможно, мертва, пронзила меня насквозь.

О Боже, только не умирай!

Я бросился к другой стороне машины, чтобы вытащить ее из обломков, но когда я дернул за ручку, дверь не поддалась. Ее заклинило. Я испугался – я не был уверен, что двигатель не взорвется.

«Успокойся, - сказал я, переводя дыхание. – Успокойся немедленно».

Я протянулся внутрь через окно и отстегнул ее ремень. Бережно поддерживая ее шею, я вытащил ее безжизненное тело наружу. Вдруг появилась еще одна пара и помогла мне удержать девушку. Какой-то парень, ставший свидетелем аварии, остановился и решил помочь.

Я почувствовал тошноту. Она все еще была без сознания. Мы вытащили ее тело через окно и уложили на траву. Я заметил легкое движение ее груди вверх и вниз, ее глаза открылись на мгновение и снова закатились. Все это было ужасно, но по крайней мере она дышала. Я начал молить про себя.

«Господи, пожалуйста, не дай ей умереть на моих руках! »

Все были напряжены и выглядели обезумевшими. Нам предложили довезти нас до больницы, но на дорогах были пробки. На Ямайке так бывало всегда, потому что люди не ходили пешком, когда шел дождь. Они предпочитали сесть в машину и поехать. Ближайший пункт экстренной медицинской помощи располагался в районе Спениш Таун и, пока мы медленно пробирались сквозь пробки под дождем, я нервно поглядывал на заднее сиденье. Моя подруга была по-прежнему без сознания, и я чувствовал вину и страх за нее.

Все было плохо, и я знал это.

****************

Я клянусь, что ни одна из моих предыдущих аварий не произошла по моей вине, да это и было всего пару раз. Первый раз случился, когда я переехал в Кингстон в 2003 году в те самые дни, когда я ездил на Хонде. Мне было 17 лет и я только получил права, и как большинство ребят я ездил всюду. Просто везде. Даже в кафе TGI Fridays на встречу с девушкой, что случилось как раз в ночь аварии. В тот вечер я сильно разгонялся и резко тормозил перед самым светофором. Я бы мог просто успеть проехать до красного сигнала светофора, я предпочитал позабавиться.

«Помедленнее, Болт, - думал я. – Успокойся. Имей уважение к другим. »

Я встал в ряд, загорелся зеленый свет, соседняя машина моргнула мне, чтоб я ехал, и пока я перестраивался, другая машина выскочила из неоткуда и сильно врезалась мне в бок. Веь перед машины был разбит вдребезги, и я был так потрясен, что ко мне не сразу вернулся дар соображать. В панике моей первой реакцией было перелезть через переключатель скоростей и вылезти наружу через пассажирское окно с той стороны, которая не была повреждена. И затем я скатился на капот рядом стоящей машины, просто как псих. Я до сих пор не понимаю, зачем я это сделал; я ведь мог без проблем открыть водительскую дверь и выйти наружу. Н я был настолько ошарашен.

Но вторая авария была еще более нелепой. Это произошло 1 января 2006 года, через год после начала трехлетнего плана тренера, и я начал первый день года с позитивной мысли.

«Знаешь что? – подумал я. – Сегодня Новый год, и начну я его сильным. Я прямо сейчас поеду в тренажерный зал, чтобы год начался правильно…»

Я старательно занимался примерно час, но когда я выехал с парковки клуба Spartan в сторону дома, тренер направился следом тоже и встал позади меня. Я видел его в заднее зеркало. Я решил быть осторожным. Я не хотел на следующий день выслушивать от него лекцию о правильном вождении, поэтому я счел благоразумным ехать к дому медленно.

Однако все случилось как и в предыдущий раз. Я подъехал к светофору и рванул вперед. Но на этот раз какой-то парень выскочил на меня с дублера. Я надавил на газ, чтобы подвинуться в сторону, но пока я это делал, он тоже сместился в другой ряд, предварительно не поморгав мне, и въехал прямо в мою машину. Я не мог избежать столкновения, не мог же я выскочить на встречную полосу. Бах! – и его старых автомобиль50-х годов, который, казалось, был сделан из негнущегося железа, смял мой капот в лепешку. Я пронзительно заорал «Стой! », и в тот же момент увидел, как моя машина буквально разлетелась на куски. Обиднее всего было то, что его старой машине не было ни царапины. Это жутко взбесило меня, и я просто сорвался.

И пока он съезжал на обочину, я отстегнул ремень и выскочил на улицу, готовый броситься на него с кулаками, но когда водитель вышел, я сразу присмирел. Это был 70-летний старик в толстых роговых очках, которые носили многие пожилые люди на Ямайке, когда у них падало зрение. Я повернулся обратно.

«О боже, - простонал я. – Я сейчас чуть не набросился на старика. »

Вместо этого я присел на обочину и уставился на свой помятый капот, сквернословя про себя, пока тренер пытался успокоить пожилого водителя. Он даже обвинял меня! Однако я все равно был рад, что тренер ехал за мной; я был счастлив, что он мог мне сейчас помочь.

Но в этот раз на трассе Highway 2000 все было по-другому – ситуация была намного, намного хуже. Если честно, было чудо, что мы все остались живы. Моя подруга по-прежнему была без сознания, и я до последнего не знал, выживет она или нет. Наконец мы пробрались через пробку и доехали до больницы, и несколько медсестер тут же бросились к нам.

«Усейн, Вы в порядке? » - спросила одна.

Я закивал: «Да, я в порядке. »

Она оглядела меня. «Но ваша нога в крови».

Я посмотрел вниз. Я оставлял кровавые следы на полу в приёмной. Колючки из канавы распороли мне стопу до кости в нескольких местах, но это было ничто по сравнению с девушкой без сознания, лежащей на носилках.

«Женщина, она без сознания! – закричал я, указывая на ее обездвиженное тело. – Забудьте про меня, помогите ей».

Вокруг нее собрались доктора, ей посветили фонариком в глаза, чтобы проверить признаки жизни. Пока я ждал, когда мне сообщат о ее состоянии, еще одна медсестра провела меня в другую комнаты, где мне могли обработать мои порезы и вытащить пинцетом колючки из ноги. Как же это было больно! Казалось, моя медсестра была самой неловкой во всем Кингстоне.

Из коридора я услышал слова, что с моей подругой все будет в порядке, но колючки причиняли мне такую боль, что я был просто в агонии. Колючие щипцы только заталкивали иглы еще глубже в мою ногу, и каждый поворот металлического пинцета заставлял кровь капать на кровать. Это было так болезненно, что я даже вспомнил, как бережно моя мама справлялась с впившимися шипами, когда я был ребенком, но медсестра не хотела меня слушать.

«Но мисс, - сказал я, - она делала это постоянно…»

Это было правдой. Когда я был маленьким, я часто страдал от порезов от колючек из-за бега босиком через кустарник в Коксите. Теперь я уже думаю, что тогда это было очень глупо с моей стороны. Я разбивал себе пальцы ног, разбивал ногти, а один раз наступил на металлический шип, который наполовину вошел в мою ступню словно хирургический инструмент. В моих ногах столько всего застревало, что это даже чудо, что я смог потом бегать.

Однажды колючка в моей ноге вызвала нагноение, что было плохо и даже опасно. Мама, видя, как мне больно, очень аккуратно и бережно, как всякий родитель, постаралась вытащить занозу с помощью булавки и пинцета.

«Что с тобой? » - спросила она, когда из моих глаз брызнули слезы.

«Мама, очень больно, » - взвыл я.

Затем подошел папа. Было 21. 30 вечера, и он уже спал в соседней комнате после тяжелого трудового дня в кофейной компании. Должно быть, мои стоны разбудили его, потому как он вбежал в комнату и попросил меня показать свою ногу. Папа схватил меня за лодыжку и вонзил в ногу булавку. Я даже не мог вырваться, потому он был сильный и держал меня крепко, и колючка была скоро вытащена из плоти, хотя я кричал от боли. Даже когда я уже вырос, я часто вспоминал ему этот случай.

«Ты был таким злым, » - говорил я ему.

Но медсестра из Спэниш Таун была еще более жестокой. Она заталкивала пинцет глубоко под кожу, и оттуда постоянно текла кровь. Ничего не помогало. Наконец она забросила свои попытки призвала на помощь старшего врача. Он посмотрел на мои истерзанные стопы и сказал, что мне потребуется небольшая хирургическая операция, чтобы извлечь шипы, пока они не загноились. Это будет больно, сказал он, поэтому у меня два варианта, что касается анастезии.

«Мы можем сделать вам инъекцию в позвоночник, что обезболит все тело ниже талии».

«О нет, - сказал я смеясь. – Только не делайте этого…»

«Или же мы можем ввести обезболивающее непосредственно в вашу ногу».

Я посчитал, что это более разумный вариант в данных обстоятельствах, но на самом деле это оказалось ошибкой. Игла в шприце оказалась восемь дюймов в длину. Врач ввел иглу в тонкую нежную кожу в середине моей голени и стал медленно продвигать ее по направлению к моей стопе. Это было как кошмарная сцена пыток из фильма ужасов. Я закричал от острой мучительной боли, пронзившей мое тело.

«О боже, терпи, - думал я, стискивая зубы и вцепляясь в край кровати. – Терпи…»

Врач ввел анастетик, но это не уменьшило боль. Нужно было обезболить еще одну часть моей ноги, но вместо того, чтобы полностью вытащить шприц из моей большеберцовой кости, он вытащил иглу до середины, сменив угол направления на 45 градусов. Игла скользнула вдоль моей кости в второй раз. И меня пронзила такая боль, что в глазах все замелькало. Меня начало тошнить.

«Нет, хватит, - закричал я. – Просто уколите меня в позвоночник. »

Через несколько минут укол в спину выключил меня, и я потерял сознание, а когда очнулся, то не почувствовал ничего ниже пояса. Мои ступни, ноги, торс были словно парализованы. Это было ощущение, которое я никогда не испытывал раньше и оно меня раздражало.

Врач предупредил, что обезболивающее будет действовать около 12 часов и это было достаточно долго, а не чувствовать свой член было самым странным опытом на свете. Я постоянно смотрел на свои часы и щипал себя за ноги в надежде, что к ним вернуться признаки жизни. Время ползло как черепаха. Я чувствовал небольшое покалывание в пальца ног и некоторые ощущения в стопах и крах. Но больше ничего.

Черт, не чувствую свой член.

Колени были уже в порядке, бедра тоже.

О боже, не чувствую член… Ничего…

Мои ягодицы.

Да что же, черт возьми, с моим членом?

Когда первые признаки чувствительности мелькнули, я выдохнул с облегчением. Какая там авария – онемевшая крайняя плоть – пожалуй, самая стрессовая ситуация, которую я испытывал за всю свою жизнь.

**********

Когда тренер впервые услышал новости и увидел фотографии моей разбитой машины, он посчитал, что я должно быть погиб. Он был просто в ужасе. «Никому не могло бы повезти выбраться живым из такой машины» - сказал он, когда ему позвонил НД и сказал, что со мной все в порядке. Тренер не верил никому, кто говорил ему обратное. Должно быть это был один из самых волнительных моментов его жизни увидеть меня идущего навстречу только с перебинтованной ногой в виде последствия чудовищной аварии. Я и он знали, что я был на волосок близок от смерти.

Неожиданно авария изменила образ моего мышления. Я понимал, что бог спас меня, потому что у него были на меня свои планы.

Когда я был ребенком, факт того, что я был больше, сильнее и намного быстрее принимался как само собой разумеющееся. А теперь было не так. Я понимал что мне послано нечто особенное и стал брать Библию во все мои поездки. Сестра отца тетя Роза стала присылать мне по стиху из Библии в СМС каждый день, которые я затем переписывал, чтобы запомнить эти слова.

Я вдруг стал ощущать себя в безопасности от сознания того, что кто-то заботится о моем благополучии. Вскоре после этого случая я полетел в Майами. В полете сильно трясло и всех вокруг меня тошнило от турбуленции. Однако я был спокоен. Я откинулся в своем сиденье, закрыл глаза и расслабился.

«Все равно я не погибну при крушении самолета, по крайней мере не сейчас, - думал я. – Мне еще надо немного побегать. »

Я стал более восприимчивый. Я осознал, что мне так неожиданно было даровано и начал стараться использовать это как можно бережнее и внимательнее. Я даже захотел бегать еще быстрее. Я стал общаться с другими атлетами в клубе Racers. Теперь мне пришла пора учить и я давал советы молодым ребятам по гоночной технике и стилям бега. Я хотел передать то, чему я научился на беговой дорожке, потому что я чувствовал, что если я могу помочь им как можно больше, то это сможет изменить их жизнь навсегда, хоть они это и не осознавали.

Однажды на тренировке на беговой дорожке я наблюдал, как молодые атлеты бегали эстафету 4х100 метров. Во время разминочной серии бегал медленно трусцой, растягивая свои мышцы во время прохождения поворота. Однако время от времени он делал сильные ускорения. Это любительское движение могло стать опасным, поэтому я счел нужным предостеречь его.

«Эй, не делай этого, - сказал я. – Если ты будешь так заниматься, ты перенапряжешь свои подколенные сухожилия и получишь травму».

Он кивнул и вернулся к обычному беговому ритму. Возможно, он не придал тогда этому большого значения, но я посчитал, что если он сможет таким образом избежать травмы и сможет выиграть на каком-нибудь чемпионате, то я внес свою лепту. И это стало начало моего нового мировоззрения.

То, что я выжил, было чудом. То, что я мог ходить, было большой удачей, и единственным физическим повреждением, ставшим последствием аварии, была моя раненая нога, лечение которой заняло несколько недель. Для меня это, конечно, было хорошо, потому что 2009 год был важным для меня, так как приближался Чемпионат мира в Берлине. Все эти разговоры об отсутствии Тайсона Гэя в финале Олимпийских игр не давали мне покоя весь сезон, и я хотел доказать всем, что я был лучшим бегуном на планете. Когда я отдохнул, я снова стал собирать силы и концентрироваться, так как я знал, что на этот раз Тайсон будет.

А затем этот парень допустил просчет. Он сообщил в прессе, что мой мировой рекорд ему по силам, и что он собирается побить его. Когда я впервые услышал эти высказывания, я уже выздоровел и активно тренировался, но я не мог понять, почему он так поступил. Если другой бегун стремиться побить мое время, зачем ему нужно заявлять об этом на весь мир. Тогда Тайсону сейчас нужно развить быстрейшую скорость на 100 метрах, иначе он будет выглядеть просто глупо. Он взвалили себе на плечи такой груз.

Эти новости были мне в помощь, так как информация позволила мне вычислить ментальную тактику оппонента. Если беговая дорожка была психологической игрой в покер, то Тайсон тут явно переиграл, даже по-крупному. Эти его слова показали мне, что он не осознавал мою внутреннюю силу. Он не проанализировал, кто я такой и что у меня в голове по поводу предстоящего крупного забега. Разумеется, Тайсон знал о моем физическом мастерстве. Но он должен был понимать, что громкое заявление от любого противника всегда заставляло меня тренироваться усиленнее. Это разжигало во мне дух соперничества. Все в клубе Racers знали, что говорить чепуху было ошибкой, потому что я тут же начинал копить силы для борьбы.

Я догадывался, что у нас с Тайсоном совершенно противоположные точки зрения. Я не делал громких заявлений, как бы я себя уверенно не чувствовал перед Чемпионатами мира. Тренер и мой опыт научили меня тому, что что бы ни произошло забегах, это не может сбить меня с основного моего курса. Как только я ступал на беговую дорожку и выстреливал сигнальный пистолет, я отдавал себя на милость стольким разным случайным факторам, каждый из которых мог свести на нет мою попытку побить мировой рекорд. Я мог оступиться или потянуть подколенное сухожилие или же я мог споткнуться и упасть прямо у финишной черты. Столько всего могло пойти не так и обрушить все мои планы. Но также была еще другая сторона. Если бы я захотел, я мог бы утвердать, что я знаю, что мировой рекорд будет побит. Никто бы не смог сказать по-другому – кто мог бы это доказать? Ни Тайсон, ни кто-то другой. Поэтому я оставлял все свои разговоры для постгоночных интервью и пресс-конференций.

Поначалу тренировочные серии упражнений были для меня тяжелой работой. Из-за травм на моих ступнях я начал подготовку к Чемпионату мира в невыгодном положении; я отставал от своего тренировочного расписания и даже не мог держать скорость какое-то время. Каждый раз, когда я бежал, порезы на ноге горели. Я использовал ботинки с протектором из пеноматериала, чтобы защититься порезанную кожу на пальцах и подъёме ноги, и это немного уменьшало боль, но бегать по кругу было практически невозможно. Каждый раз, когда я входил в поворот, раны начинали кровоточить.

Хотя тренер и выдел, что я работаю через боль, его лицо редко отражало каое-либо беспокойство или сочувствие, через какие муки я ни проходил. Это был нечитаемый взгляд, который я уже научился в нем узнавать, будучи атлетом. Конечно, я знал, что ему было жаль, что я попал в неприятности. Но тренеры зачастую оценивают своих бегунов так же, как коневладельцы оценивают породистых скаковых лошадей в загоне.

Стоя на боковой линии, тренер тоже напоминал коневладельца, и он изучил мои мускулы, словно они были инструментом его профессии. И пока я мчался на предельной скорости по дорожкам трека Университета Вест-индийских культур, он анализировал мою физическую форму и силу. Мой потенциал к победе проверялся при каждой серии упражнений.

А затем он озвучил свой грандиозный план на Берлин.

«Так, Усейн, вот, как мы поступим сказал он, - сказал он мне однажды вечером после тренировки. – Тебе необходимо посветить шесть недель интенсивной работе, если ты хочешь победить Тайсона на Чемпионате мира. Перестань ходить на вечеринки и сократи количество фаст фуда. Обо всем остально я позабочусь. »

Мое беговое расписание также было отрегулировано. Мы сократили дополнительные упражнения и сконцентрировались на тренировках по развитию максимальной скорости. И я стал снова образцовым атлетом. Я выключил свой телефон и пейджер на целых шесть недель, я сократил количество фаст фуда и стал рано ложиться спать. И достаточно скоро я стал бегать стометровку за 9. 70 секунды, не особо напрягаясь. Я стал молниеносно проходить поворот на 200 метрах. Таким образом, тренер снова нашел возможность подготовить меня физически несмотря на потерянное из-за аварии время.

И если сейчас в моей подготовке, ничего не было упущено, у Тайсона был серьезный повод для беспокойства. У меня было превосходство.

************

Размах в Берлине был масштабен. Если Олимпийские игры считались легкоатлетическим эквивалентом Кубка мира FIFA, то Чемпионат мира походил на африканский Кубок мира или Кубок мира в Америке. Повсюду всё шумело, фанаты были возбуждены, а лучшие атлеты мира собирались продемонстрировать свое высшее мастерство.

Для меня Европа всегда была прекрасной: Цурих, Рим, Лозанна всегда встречали меня с большой любовью каждый раз, когда я появлялся на соревнованиях Бриллиантовой Лиги, но в Берлине все это было на более высоком уровне. Само спортивное мероприятие проходило на впечатляющем Олимпийском стадионе, а огромная арена вмещала 74 000 человек. Поле было окантовано ярко-синим беговым треком, а трибуны были переполнены практически каждый день, и когда атлеты срывались с блоков по сигналу, гул был просто дикий.

Но Чемпионат мира казался для меня всего лишь очередной гонкой. Я чувствовал себя расслабленным и сильным. Моя спина больше не болела благодаря физиотерапии и работе в тренажерном зале, не говоря уже о лечении доктора Мюллера-Вольфарта, благодаря которому мышцы моей спины хорошо укрепились. Мои сухожилия были полны силы. Мне было вообще не о чем волноваться. Я легко прошел отборочные туры на 100 и 200 метрах, и во время разминки перед финалом на 100 мераов я испытывал большую радость.

Я был настолько расслаблен, что за час до гонки, пока Эдди разминал мои мышцы на массажном столе, я начал дурачиться, так же как делал это в Пекине.

«Эй, кто хочет держать пари, насколько быстро я пробегу? »

Все рассмеялись.

Ну хорошо, давайте сделаем это.

Мы все загадали время. Рики - 9. 52, Эдди - 9. 59 секунды; я ставил на 9. 54.

Я полагаю, что я был так уверен в своем выступлении не только потому что я был в форме, а еще и потому что в финале стометровок обычно собирались лучшие из лучших. Тут были Тайсон и Асафа. Каждый из нас выложится на 100 процентов, и я знал, что если я возьму первое место, никто уже не посмеет поставить под сомнение мой статус лучшего атлета на планете; никто не сможет оправдать других атлетов.

И вместо того, чтобы страшиться этого, как это делали некоторые другие атлеты, я разжигался этой мыслью. Она была причиной моего счастья, потому что я знал, что я всегда процветал, чем рискованнее был вызов. Тайсон, должно быть, немного смутился, когда увидел меня идущего из раздевалке к стартовой линии. Несмотря на масштабность соревнования я весь сиял. Я даже начал перекидываться шутками с бегуном из Антигуа и Барбуды Даниэлем Бейли. Мы вдвоем смеялись и выполняли танцевальные движения. Мы с ним уже прошли все отборочные туры Чемпионата мира, и каждый раз мы с ним в шутку спорили, кто из нас стартует быстрее после сигнального выстрела.

Бах! Бах! Бах! После каждого забега мы с ним смотрели на повторе, кто вышел из блоков первым. Но то, что начиналось, как невинное развлечение, чуть не стало для меня неприятным срывом участия в соревнованиях, потому что в одном из полуфиналов у меня случился фальстарт. Я так хотел стартовать раньше его, что я сдвинулся с места слишком быстро, и атлетов попросили снова вернуться на стартовую линию.

В те дни правила для бегунов относительно фальстартов были предельно ясны. Любой атлет, который сдвинулся с места в течение 0. 10 секунды после выстрела ружья, считался фальстартовавшим. Это время было рассчитано научным путем, и считалось, что человеческие дейстия, совершенные на такой скорости, основаны скорее на догадке, чем на реакции. Наш мозг не может среагировать на звук так быстро. После первого фальстарта атлеты получали предупреждение. Если же кто-то выполнял фальстарт и при следующем выстреле пистолета, он тот час же был дисквалифицирован.

Однако находились те, кто манипулировал этим правилом. Было выявлено, что некоторые американские атлеты намеренно фальстартовали, чтобы подорвать концентрацию других ребят. Это была уловка, используемая бывалыми профессионалами, особенно теми, кто обычно медленно стартовал.

 

Позвольте мне объяснить: когда атлеты выстраивались на стартовой линии перед стометровкой, и какой-нибудь парень уже заранее решил, что собирается фальстартовать, это ставило его в более сильное положение с психологической точки зрения. Рестарт для него уже не был шоком; это было заранее продумано в его голове. И когда гонка начиналась повторно, другие ребята уже начинали волноваться потому если кто-то опять выскочил бы вперед сигнала, то он был бы немедленно дисквалифицирован. И тогда к нему сразу же подошли бы и предъявили красную карточку. Это означало, что самые быстрые стартёры из группы начинали пугаться. По сигналу они должны были сдвинуться немного медленнее, просто на всякий случай. А более медленные стартеры из группы получали для себя более выгодную позицию.

Я не хотел проиграть гонку из-за дисквалификации, по крайней мере не сейчас, когда решался мой статус атлета номер один. Я отвел Бейли в сторону.

«Пожалуйста, забудь об этой стартовой уловке, - сказал я. – Я просто хочу выступить. Если мы начинаем давить друг на друга, мы можем наделать глупостей.. »

Он закивал. Бейли понимал меня лучше, чем остальные бегуны – мы стали друзьями с тех пор. Как он стал заниматься в клубе Racers, и он знал, что я любил подурачиться перед забегом. Это помогало мне расслабиться. Он также знал, что тем вечером ставки были для меня достаточно высоки, но это не помешало нам танцевать и выделывать разные необычные танцевальные движения. Я посмотрел на беговые дорожки и улыбнулся. Лицо Тайсона было очень сосредоточенно. Должно быть он думал: « Что не так с этими парнями? Это финал Чемпионата мира, а они забавляются и шутят? »

Когда атлетов призвали на стартовую линию. Бам! Я быстро стартовал, и мои первые шаги были ровными и большими. Я быстро рванул вперед и через 50 метров оглянулся через плечо, чтобы проверить своих оппонентов, но это была лишь мера предосторожности. Я выполнил идеальный старт. Никто из всей группы и не собирался меня догнать.

Я обернулся снова, просто чтобы убедиться.

«Вот, - подумал я. – У меня получилось. »

Гонка была выиграна, и за 20 метров до финиша я посмотрел на часы. Секунды тикали, но в каком-то замедленном темпе, и в одно мгновение я заметил, что новый мировой рекорд был у меня в руках. Забавно, но я был совершенно спокоен. У меня не было ощущения шока или удивления, как в то время, когда я побил рекорд в Нью-Йорке и Пекине.

Крик толпы подсказал мне то, что я хотел знать: 9. 58 секунды. Новый мировой рекорд. Я стал номером один для всех в мире, и я пробежал по синему беговому треку Олимпийского стадиона с поднятыми вверх руками. Я сделал свою позу «молнии», чем привел толпу в бурное ликование. Кто-то набросил ямайский флаг на мои плечи. Все это было уже знакомым опытом.

Позже я узнал, что Тайсон был сердит, серьезно сердит. После забега он источал ругательства, был наполнен злобой и тряс кулаками. В его представлении он действительно собирался меня победить, но с самого момента, когда мы только появились на треке, я знал, что я в лучше форме, по крайней мере ментально. Тайсон был слишком взвинчен, в то время как я был совершенно спокоен. Единственное, что меня волновало, так это то, что выиграю ли я 100 евро в споре с Эдди и Рики. А тем временем Тайсон думал о титулах и мировых рекордах, что делал его еще напряженнее. Если бы он хотя бы немного расслабился, он пробежал бы забег намного лучше; при меньшем стрессе он выполнил бы свою задачу намного более качественно.

На следующий день я услышал, что Тайсон отказался от забега на 200 метров. Поползли слухи, что он решил больше не сталкиваться со мной, потому что мысль, что я одержу над ним победу, была выше его сил. На самом же деле он травмировал себе крестец и больше не мог соревноваться, но меня это особо не беспокоило, так как я только что доказал всем, что могу одержать над ним верх на крупном чемпионате. Что касается меня, то я уже и забыл, что он не участвовал в соревнованиях в Пекине.

Оглядываясь назад, я вижу, что сейчас мое мышление отличалось от 2008 года, особенно что кается 200 метров. В Пекине я был изначально неуверен в том, как быстро я буду бежать и смогу ли я побить время Майкла Джонсона. Но в Берлине. Когда пришло время финала на 200 метрах, я был уверен, что смогу побить свой же мировой рекорд. Мое время на стометровке утвердило меня в этой мысли, и как только выстрелил пистолет, я погнал что было силы.

Забавно, но вся гонка прошла тяжело. Я тяжело разгонялся, тяжело проходил поворот, тяжело бежал по прямой. Но я не утомился и не перенапряг себя. Я был свеж и полон сил. И как только я понял, что гонка будет выиграна, я посмотрел на часы. Всякий раз когда я бежал 200 метров, я мог судить, за сколько по времени я пробегу дистанцию, лишь изредка поглядывая на часы. Когда я приближался к финишу, я знал, что рекорд будет побит. Я даже не стал нагибаться у финишной черты.

19. 19 секунды.

Еще один мировой рекорд.

Но правда заключалась в том, что если я бы наклонился перед финишной чертой, мой результат был бы быстрее, возможно, 19. 16 секунды, но так как я хотел, чтобы мой забег выглядел легко, люди начали болтать чепуху, что я намеренно сдержался. Фанаты знали, что каждый раз, когда атлет бьет мировой рекорд, он получает бонусы от своих спонсоров, и злые языки стали распространять, что я специально сжульничал, чтобы потом снова и снова суметь побить свой же рекорд с целью выгодной наживы.

Но если бы все было так просто. Беговая дорожка – это сложная штука, и если я мог судить о том, смогу ли я побить свой рекорд или нет, то измерить заранее, с каким точно временем я финиширую, было практически невозможно. Реальность жизни спринтера такова, что для успеха ему необходимы сразу несколько факторов, таких как силы, физическая форма, состояние ума и удача. Для меня в тот вечер все они сошлись воедино, и я продемонстрировал идеальный забег. Вернее, так казалось мне. А у тренера были другие соображения.

«Твои плечи были слишком высоко подняты, - сказал он. – И ты постоянно оборачивался. »

Для меня это стало последней каплей. С тех пор я решил никогда больше спрашивать его о моем беге на гонках. Вы только подумайте: я пробежал хорошо, побил мировой рекорд и взял золото. В моем представлении все прошло отлично. Но не для тренера. Он по-прежнему выискивал во мне ошибки.

И это немного расстраивало меня.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

 

Вспышка сомнения, жизнь сожалений

Наступило время вечеринок.

С момента победы на 200 метрах и получения золотой медали в Берлине я чувствовал себя безумно вымотанным. У меня был тяжелый год, и недостаточное количество дополнительных упражнений после аварии означало, что я был не в той физической форме, как мне бы хотелось. Когда пришло время эстафеты 4х100 на Олимпийском стадионе в Берлине, я был уже совершенно другим атлетом, чем тот, который был в Пекине во время выступления ямайской команды. Как только я побежал, моя энергия сошла на нет. Я слышал дыхание другого атлета прямо у меня за спиной, но я ничего не мог поделать, чтобы оторваться от него. Я буквально рухнул на землю после того, как передал эстафету Асафе, который помчался к первому месту, но оно уже было слишком близко, чтобы я успел отдохнуть. Майклу Фратеру пришлось помочь мне выйти с трека после забега, так как я был слишком вымотан, чтобы радоваться и праздновать.

Я хотел отдохнуть, мне нужно было успокоиться. Весь предстоящий сезон 2010 должен был быть спокойным годом – ничего из крупных соревнований не предвещалось, поэтому я принял решение передохнуть 12 месяцев. Конечно, я буду тренироваться и стараться бегать забеги быстро. Просто я не хотел больше прилагать столько же усилий, сколько я прилагал последние годы.

Сразу после окончания Чемпионата мира я объявил свое решение тренеру.

«В 2020 году я планирую отдохнуть, - сказал я. – Я буду усиленно работать, но я не собираюсь надрывать себе задницу, как это было в этом году и в предыдущем…»

Его не обрадовала эта новость.

«Нет, Усейе, - сказал он. – Тебе нужно тренироваться. Нельзя расслабляться. У тебя еще впереди много чемпионатов, которые нужно выиграть. »

Я понимал. Почему он так говорил. Он был моим тренером; и он должен был мотивировать меня, чтобы я был лучшим в мире. Тренер постоянно напоминал мне, что мне платили, что я должен был выигрывать гонки, но я твердо решил особо не напрягаться до начала 2011 года. Я знал, что мне нужно было как-то выпустить пар. Мое тело было слабым, мой мозг устал от постоянной интенсивной работы. Я хотел хоть немного поразвлечься и порадоваться жизни. Кроме того, без перерыва я бы не смог снова сконцентрироваться и собрать силы тогда, когда это действительно требуется.

И вот наступило время вечеринок, которые замелькали одна за другой. Когда я вернулся на родину, я устроил «Супер Вечеринку 9. 58» в округе Сент-Энн на Ямайке. Я хотел отметить свой новый мировой рекорд. Все собранные деньги пошли на строительство медицинского центра в Трелони, и тем вечером собралось очень много людей. Пришел Асафа и даже Волас. Лучшие диджеи Ямайки выступали для своих фанатов. Это было нечто фееричное.

Единственным недостатком моего успеха было то, что теперь люди смотрели на меня как национального героя уровня Боба Марли. Особенно после того, как я побил мировые рекорды. Конечно, я был счастлив представлять Ямайку и продвигать имидж страны, но сравнение с Бобом Марли – самым известным ямайцем в мире – пугало меня. Когда я ребенком ездил в Венгрию, нас водили на концерт, и я с удивлением обнаружил, что многие европейские группы перепевали его песни. Я не мог в это поверить. Публика просто бушевала. Я знал, что Марли был очень популярен на Ямайке, но я не знал, что его обожали настолько далеко отсюда.

«Что? – думал я. – Да что же здесь такое происходит? »

Поэтому естественно я чувствовал себя странно, когда люди сравнивали меня с ним. На меня сразу накатывалось какое-то напряжение. Это меня угнетало, и каждый раз, когда кто-то говорил мне об этом, я старался не обращать на это внимание или отнекивался.

«Нет, - говорил я. – Не надо говорить мне, что я столь же велик, как и Боб Марли. Да, я - одна из икон Ямайки, и для меня большая честь, что меня сравнивают с Бобом, но он нечто более большое, это точно. »

И все же мне приходилось признать факт, что я стал самым знаменитым атлетом на планете. Я выиграл награду Laureus World Sports Awards в 2009 году (всего я выиграл ее три раза, еще в 2010 и 2013 годах), что было очень весомо, потому что среди предыдущих победителей были теннисист Роджер Федерер, игрок в гольф Тайгер Вудс гонщик Формулы 1 Михаэль Шумахер. Все эти парни были великими. Мне было непривычно осознавать, что отныне я был в ряду с лучшими.

Сумасшествие, которое начало в 2008 году, не собиралось стихать. Где бы я ни появлялся, на меня обрушивались просьбы об автографе, зачастую и от других спортсменов и известных людей. После Олимпийских игр мне сыпались приглашения отовсюду, и каждый вечер выстраивались целые очереди за моей росписью. И среди желающих ее получить были известные спортсмены, музыканты и бизнесмены. Надо признаться, что я не всегда знал, кто из них есть кто, и я часто обращался к Рики за помощью.

«Кто это был? – шептал я, когда очередной парень отходил от моего стола с автографом.

«О, это был чемпион мира в таком-то виде спорта, » - го

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: