Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

1. Плутарх 3 страница




 

 

удовольствий. Именно aphrodisia волнуют Феомнеста, которого в равной степени влечет прелесть девушек и красота мальчиков. Именно aphrodisia достанется последнее слово, и смех увенчает чрезмерно целомудренную речь. Но и поводом к полемике Харикла и Калликратида также стало физическое удовольствие, послужившее сюжетом знаменательного анекдота:

 

юноша, страстно влюбленный в мраморное творение Праксителя, остался на ночь в храме и осквернил статую, но, утоляя свою страсть, совокупился с ней как с мальчиком'. Рассказ об этой истории, такой традиционной, вызывает не менее традиционный спор: возможно ли счесть столь кощунственный акт, коль скоро он обращен к Афродите, данью уважения богине, которой покорны удовольствия женской плоти? Совершенный подобным образом, не свидетельствует ли он против самой же Афродиты? Двусмысленный акт! И нужно ли эту богохульственную почесть, это оскверняющее почтение относить на счет любви к женщинам или же на счет любви к мальчикам?

 

Итак, вопрос, проходящий через весь диалог, пусть даже и кажется порой, что о нем забывают за более высокими предметами, таков: какое место занимают сексуальные удовольствия в практике каждого из двух видов любви, какова их истинная роль и надлежащая форма? Ответ на этот вопрос и будет тем дискриминантом, который обеспечит мужской любви недолгий триумф на философских небесах, очень скоро скомпрометированный иронией действительности.

 

Следуя жесткой композиции диспута, ораторы поочередно берут слово и в пространных речах отстаивают тот род любви, который каждый из них находит предпочтительным; безмолвный свидетель (Ликин) рассудит это " состязание" и определит победителя. Хотя " мальчишеская" речь Калликратида гораздо цветистее и продолжительнее речи Харикла, структура обеих апологий совершенно одинакова, аргументы сменяют друг друга в одном и том же порядке и располагаются таким образом, что каждому доводу одного собеседника отвечает довод другого. Обе речи состоят из двух частей; предмет первой -- природа любви, ее происхождение и основание в мироздании; вторая же отвечает на вопрос о том, какие удовольствия сулят различ-

 

___________

 

1 Лукиан. Две любви, 16--17.

 

 

ные роды любви, какой должна быть их форма и ценность. Мы не станем прослеживать последовательное развитие двух этих линий, но по очереди рассмотрим упомянутые вопросы, чтобы показать, как, каждый по-своему, отвечают на них сторонник любви к женщинам и любитель мальчиков.

 

1. Хариклова речь " в защиту женщин" исходит из мировосприятия, общая тональность которого, несомненно, выдержана в духе стоицизма1: природа определена здесь как сила, которая, " сочетав первичные стихии мироздания", из их взаимного смешения " породила все живое и одушевленное". Кроме того, продолжает Харикл, в хорошо знакомых нам выражениях повторяя известную доктрину, она установила и преемственность поколений2: " зная, что мы сотворены из смертной материи и что краток срок жизни, предназначенный каждому", природа " устроила" (emechanesato) так, что " гибель одного служит рождению другого". Умершее она " соразмерно возмещает рождающимся, чтобы мы вечно жили, сменяя друг друга". С той же целью совершив разделение полов, " мужскому полу она дала в удел выделение семени", а женский " сделала как бы вместилищем рождающегося" и наделила каждый из них " взаимным влечением" (pothos), установив " нерушимый закон, чтоб и тот, и другой пол оставался верен своему естеству". В результате, " лишь общенье мужчин с женщинами до сих пор сохраняет в непрерывной смене поколений человеческую жизнь бессмертной", но " ничто не может родиться от одного существа", и " ни один мужчина не может похвалиться, что рожден мужчиной". Так Харикл прочно укореняет в общемировом порядке, -- там, где связаны в один узел смерть, рождение и вечность, -- природу, присущую каждому полу, и соответствующее каждому из них удовольствие. Не подобает ни " женщинам вести себя вопреки своей природе, как мужчины", ни " мужчинам непристойно изнеживаться". Попытки избежать такого установления не просто посягают на природные свойства человека, но и наносят ущерб всеобщей связи вселенской необходимости.

 

________________

 

1 Речь составляет параграфы 19--28. Прехтер (Praechter) в своем исследовании об Иерокле (С. 148) настаивает на стоическом характере фрагмента. Р. Блох усматривает здесь неопифагорейскую проблематику.

 

2 Лукиан. Две любви, 19.

 

 

Вторым критерием естественности в речи Харикла является состояние человечества при его зарождении1. Стремление приблизиться к богам, опирающееся на добродетель, способность жить и думать подобно героям, соразмерность в браке и благородное потомство -- таковы были четыре свойства, отличавшие этот возвышенный способ существования и обеспечившие его соответствие природе. Но вскоре начался упадок, все более и более глубокий; Харикл выделяет его этапы: поначалу " люди спустились с этой высоты в пучину удовольствий" и проложили " странные и невиданные пути к наслаждению" (следует ли под этим понимать формы половых отношений, не ведущие к зачатию, или удовольствия, получаемые вне брака? ), а затем " сластолюбие, которое дерзает на все", преступило законы самой природы, " взглянув на мужчину как на женщину" (во всяком случае, это единственная форма " дерзости", упомянутая в тексте). Но прежде, чем стал возможен столь противный природе акт, в отношения между мужчинами должны были вторгнуться насилие и ложь: тираническая власть и искусство убеждения (" бесчестное обольщение" ).

 

Третий признак естественности Харикл находит в животном мире2. Установления природы царят там безраздельно и неограниченно: ни львы, ни быки, ни бараны, ни кабаны, ни волки, ни птицы, ни рыбы не знают влечения к своему полу;

 

для них " незыблемы остаются законы провидения". Мудрости животных оратор Псевдо-Лукиана противопоставляет доподлинное " зверство" людей, которое ставит их ниже прочих живых существ (" именно вы негодные звери" ), хотя им суждена была высшая участь. Это человеческое скотство, обозначенное у Харикла целым рядом характерных терминов: " порыв", но и " невиданный порок", " слепая бесчувственность" (anaisthesia), представляет собой " двойной грех" еще и постольку, поскольку побуждает, " избегая того, за чем следует гнаться", вожделеть к тому, " чего следует избегать"... В противоположность животным, которые послушны закону и верны назначенной им цели, мужчины, вступая в связь с мужчинами, являют все признаки одержимости страстью: неконтролируемое неистовство,

 

______________

 

1 Там же, 20--21.

 

2 Там же, 22.

 

 

необузданную тягу к насилию, болезненное возбуждение, ослепление, не позволяющее взглянуть в лицо действительности, наконец, неспособность к решению задач, стоящих перед родом людским.

 

Иначе говоря, спроецировав любовь к мальчикам поочередно на три оси природной системы координат, -- общий порядок мироустройства, изначальное состояния человечества и разумную целесообразность поведения, -- Харикл устанавливает, что она нарушает мировой порядок, порождает насилие и обман и, . наконец, губительна для целей человеческого бытия. Космологически, " политически" и морально этот тип отношений противен природе.

 

Отвечая в соответствующей части своей речи на все вышеизложенное, Калликратид не столько выдвигает аргументы, которые бы опровергали выводы его противника, сколько предлагает совершенно отличную от предыдущей концепцию мира и рода человеческого, его истории и высших связей, соединяющих людей между собой. Идее предусмотрительной природы-" механика", которая, разделив полы, " устроила" деторождение и смену поколений, чтобы подарить тем самым всему человечеству бессмертие, несвойственное отдельной особи, здесь противопоставлен образ мира, возникшего из хаоса, первобытного беспорядка, " неясную расплывчатую бесформенность" которого победил Эрот, создатель всего, что имеет душу и всего неодушевленного, вложивший в сердца людей " прекрасное единодушие" и даровавший им " высокое свойство дружбы". Харикл находит в отношениях мужчины и женщины уловку искусной природы, в обход смерти установившей преемственную " связь времен". Калликратид же в любви к мальчикам усматривает связующую силу которая, соединяя и согласовывая, торжествует над хаосом1.

 

С этой точки зрения история мира воспринимается уже не как поспешное забвение законов природы и погружение в " пучину наслаждений", но, скорее, как постепенное высвобождение из-под гнета " необходимого", то есть простых, насущных потребностей2. Изначально человек был стеснен нуждой -- ис-

 

____________

 

1 Там же, 32.

 

2 Там же, 33--35.

 

 

кусства и науки (technai, epistemai) позволили ему облегчить это тягостное бремя и обеспечить себя лучше: люди научились ткать одежду и строить дома. Таким образом, любовь к мальчикам против отношений с женщинами -- то же, что и тканое платье против звериных шкур или зодчество против пещерных жилищ. Женщины необходимы были " в древности", чтобы не " погиб" род человеческий. Любовь же к мальчикам, напротив, получила развитие довольно поздно (" в наш век" ), однако она свидетельствует вовсе не об упадке человечества, как считает Харикл, но о его подъеме, который должен утолить " благородную жажду прекрасного" и тягу к новому знанию. И действительно, когда человек, овладев великим множеством полезных искусств и умений, уже ничего не оставлял неисследованным, родилась божественная философия, а с ней и педерастия. Оратор Псевдо-Лукиана говорит о рождении этой двойни не очень внятно, но его речь изобилует недвусмысленными указаниями, вполне достаточными для того, чтобы любой читатель смог без труда понять суть дела. Он неявно исходит из оппозиции, противопоставившей передачу жизни с помощью связи между полами, передаче " искусств" и " наук" путем воспитания, обучения и установления близости ученика к учителю. Когда отделившаяся от частных исскуств философия начала задаваться вопросом относительно всякой вещи, она в поисках средства, которое позволило бы ей передать потомкам накопленные знания, открыла любовь к мальчикам, -- по существу, любовь к душам прекрасным и добродетельным. Понятно теперь, почему поучительные примеры из жизни животных, которые адресует Калликратиду его соперник, вызывают у того в ответ лишь смех1; да и в самом деле, если львы не сходится с себе подобными, а медведи не вожделеют к медведям, разве из этого со всей очевидностью обязательно следует, что человек, дескать, исказил свою природу, тогда как у животных она осталась нетронутой? Не вернее ли будет заключить, что " существам, лишенным разума" и " неспособным мыслить", " недоступно то, что люди избирают разумным суждением", -- иначе говоря, философия и радости дружбы?

 

__________

 

1 Там же, 36.

 

 

Очевидно, что аргументы Калликратида едва ли оригинальнее суждений Харикла. Общие места опошленного стоицизма, . с одной стороны, смесь элементов платонизма и эпикуреизма, с другой? 1 Несомненно. Но ведь трудно не признать, что такое сопоставление двух родов любви -- как нельзя лучший повод для риторических упражнений с традиционной аргументацией. Банальность рассуждений и Харикла и Калликратида, иногда, впрочем, весьма изящно орнаментированная, безусловно, свидетельствует о том, что им отведена роль своеобразной философской геральдики: платонизирующий поклонник мальчиков защищает цвета Эрота, тогда как любитель женщин, тяготеющий к стоикам, выступает под взыскательным знаменем природы. Разумеется, отсюда не следует, будто стоицизм осуждал педерастию, а платонизм ее отстаивал, отвергая, в свою очередь, брак. Известно, что сами эти доктрины смотрели на дело иначе, и во всяком случае, все было не так просто. Но на основании имеющихся в нашем распоряжении документов приходится констатировать то, что следовало бы назвать " ассоциацией по предпочтению". Мы сталкивались с этим в предыдущей главе: искусство супружеского жизни более всего своим развитием обязано рефлексии стоического толка и ориентации на определенную концепцию естественного, на представление о фундаментальных потребностях природы, о предусмотренных ею месте и назначении каждого живого существа, и общем плане непрерывной преемственности и последовательной смены поколений, о состоянии изначального совершенства, от которого род человеческий впоследствии отпал, вступив на порочный путь извращенного распутства. Именно из этого источника будет обильно черпать христианская мысль, когда ей понадобится разработать собственную этику матримониальных отношений. Подобно этому, пристрастие к мальчикам, практикуемое как образ жизни, консолидировало и воспроизводило на протяжении столетий совсем иной теоретический ландшафт: космическая и индивидуальная сила любви; восходящее движе-

 

______________

 

1 Прехтер в цитированном сочинении настаивает на эпикурейских аспектах выступлений Калликратида. Но Р. Блох утверждает, что космогония, изложением которой открывается его речь, не совсем характерна для эпикуреизма. С другой стороны, иногда встречаются и совершенно очевидные платонические аллюзии, как, например, в параграфе 49.

 

 

ние, которое дает человеку возможность вырваться из тисков насущных потребностей, приобретение и передача знания при участии интенсивных форм и сокровенных уз дружбы. Спор женской любви с любовью мужской, -- это нечто большее, нежели просто азартная литературная игра; но это и не конфликт между двумя формами сексуального влечения, борющимися за преобладание или возможность проявления соответствующей страсти. Это столкновение двух форм жизни, двух стилистических манер в использовании удовольствий и философских дискурсов, сопровождающих этот выбор.

 

2. В каждой из речей и Харикл, и Калликратид, рассмотрев тему " природы", обращаются к вопросу об удовольствии, который, как нам известно, всегда был узким местом педерастической практики, описываемой в категориях дружбы, привязанности и благотворного воздействия одной души на другую. Говорить об " удовольствии" с любителем мальчиков значит уже тем самым оспоривать его. Именно так видится дело Хариклу. Он берется разоблачить педерастическое лицемерие. Разоблачения его очень традиционны: вы себя выдаете за последователей Сократа, любящих не тела, но души. Отчего ж тогда вы равнодушны к мудрым старцам, а преследуете детей, которые даже не умеют рассуждать? Почему, коль скоро уж речь зашла о добродетели, вас влекут люди порочные, подобно тому, как Платон любил Федра, который предал Лисия, а Сократ -- нечестивца Алкивиад, врага его отечества, пытавшегося стать тираном? Выходит, несмотря на все ваши заявления о " душевной любви", придется все же " снизойти", вслед за ним, за Хариклом, к вопросу об удовольствиях, и сравнить между собой " связь с мальчиками" и " связь с женщинами".

 

Первый из аргументов, которые Харикл применяет для различения этих двух " связей" и определения роли удовольствия в каждой из них, касается возрастных аспектов, а также проблемы длительности и преходящности наслаждения1. До глубокой старости женщина сохраняет очарование -- пусть даже ей помогает в этом весь ее богатый опыт; мальчик же привлекателен лишь короткое время. И Харикл сопоставляет тело жен-

 

____________

 

1 Лукиан. Две любви, 25--26.

 

 

шины, неизменно вызывающее желание, ее вьющиеся кудри и всегда гладкую кожу " без единого волоса", с телом мальчика, которое очень скоро становится волосать1м и мускулистым. Но проведя такое различение, Харикл не заключает, как то обычно делали, что мальчик бывает желанен очень недолго, и любовник вынужден его вскоре покинуть, позабыв все свои обеты; напротив, оратор живописует того, кто. продолжает любить юношей старше двадцати лет и в стремлении к " сомнительному успеху противоестественной похоти" предается " двусмысленной Афродите", то есть пассивному наслаждению. Физические изменения, происходящие с мальчиками, рассматриваются здесь уже не как фактор, вызывающий недолговечность чувства, но как причина смещения сексуальной роли.

 

Второй довод в защиту " связи с женщиной" -- ее взаимность1. Это, несомненно, наиболее интересная часть речи Харикла. Прежде всего он напоминает, что мужчина -- существо разумное и не создан для жизни в одиночестве. Однако отсюда следует вывод не столько о необходимости иметь семью или принадлежать гражданской общине, сколько о невозможности проводить время в полном одиночестве и потребности в " дружеском общении" (philetairos koindnia), которое приятное делает еще приятнее, а трудное облегчает. Стоические трактаты о браке под таким общением обычно понимают совместную жизнь. Здесь эта идея применена к частному случаю физических удовольствий. В первую очередь Харикл рассматривает трапезы, которые, по его мнению, разделяют с другими потому, что в общеньи пиршественное наслаждение возрастает. Затем он обращается к сексуальным удовольствиям. Согласно традиционным представлениям, пассивный, то есть в той или иной степени подвергшийся насилию, " обесчещенный" (hubrismenos) мальчик не может испытывать удовольствие; вряд ли кто-нибудь " обезумел настолько", чтобы утверждать обратное: после пролитых слез и перенесенных страданий ему достается лишь " докука". Любовник мальчика получает свое удовольствие и уходит, ничего не оставив взамен. Иное дело женщины. Харикл приводит прежде факт, а вслед за тем формулирует и правило. В случае плотской близости с женщиной, утверждает

 

___________

 

1 Там же, 27.

 

 

он, происходит равноправный обмен удовольствиями, и любовники " поровну дают друг другу одинаковое наслаждение". Такому факту природы соответствует принцип поведения, осуждающий " себялюбивую жажду" удовольствий (philautos ароlausai): нельзя " заботиться только о том, чтобы забрать нечто приятное и [самому] получить от другого все наслаждение", -- лучше " разделить то, что сам получил, и взамен дать равную долю". Конечно же, взаимность удовольствий -- тема, к тому времени хорошо известная и достаточно часто встречающаяся в любовной или эротической литературе. Любопытно, однако, наблюдать, как здесь ее используют для того, чтоб " естественно" охарактеризовав связь с женщинами, вместе с тем, установить правила поведения в aphrodisia, с другой же стороны, указать на противоестественную и насильственную, а значит и несправедливую, и порочную природу отношений мужчины с мальчиком. Такого рода взаимообмен удовольствиями, когда любовники, сходясь, заботятся о чувствах друг друга, соблюдая настолько строго, насколько возможно, условие равенства обоих партнеров в наслаждении, позволяет включить в сексуальную практику этическое начало, продолжая принципы этики совместной жизни.

 

К этому важному выводу Харикл добавляет еще два аргумента, не столь глубоко обоснованных, но также имеющих касательство к обмену удовольствиями*. Первый отсылает к популярной теме эротической литературы: тем, кто обходителен с женщинами, они могут доставить все те же удовольствия, что и мальчики, которые, в свою очередь, лишены того, чем располагает женский пол1. Следовательно, женщины способны предоставить все формы наслаждения, даже и те, что более всего по вкусу любителям мальчиков. Согласно второму аргументу2, признав приемлемой любовь между мужчинами, придется допустить и правомерность связи между женщинами. Это полемически заостренное утверждение о симметричности мужских и женских гомосексуальных отношений чрезвычайно интересно. Прежде всего потому, что оно отрицает (впрочем, как и вся

 

___________

 

* Этот фрагмент опущен в русском переводе. -- Прим. Ред.

1 Там же, 28.

 

2 Там же.

 

вторая часть речи Харикла) культурную, моральную, эмоциональную и сексуальную специфичность любви к мальчикам и относит ее к той же категории, что и вообще все половые отношения между мужскими особями как таковыми. Затем, для того, чтобы полностью скомпрометировать этот род любви, его уравнивают с отношениями, традиционно считавшимися много более постыдными, -- о них даже говорить " зазорно" -- с любовью между женщинами. Наконец, Харикл, опрокидывая эту иерархию, показывает, что женоподобный мужчина, занявший место пассивного партнера, заслуживает презрения куда большего, нежели женщина, узурпировавшая роль мужчины1.

 

Та часть речи Калликратида, в которой он отвечает на эту критику, гораздо длиннее и по своему характеру определенно ближе всех остальных фрагментов диалога к " риторическому упражнению". Коснувшись проблемы сексуального удовольствия, наиболее спорной составляющей в любовных отношениях с мальчиками, педерастическая апологетика разворачивает наступление по всему фронту, вводя в дело скрытые резервы аргументов и подкрепляя свои позиции ссылками на самые высокие авторитеты. Но главная причина этой всеобщей мобилизации -- вопрос, который очень четко сформулировал Харикл:

 

взаимность удовольствий. На сей счет у каждого из оппонентов сложилась простая и внутренне непротиворечивая концепция. Для Харикла и " сторонников женской любви" речь идет о возможности дарить наслаждение другому, окружать его вниманием и заботой, и находя в том удовлетворение, самому получать удовольствие в ответ; именно эта charis, как назвал ее Плутарх2, узаконивает удовольствия, извлекаемые из плотского общения мужчины с женщиной, и позволяет числить их по ведомству Эрота; и напротив, отсутствие взаимной благосклонности и обоюдного согласия накладывает свой отпечаток на отношения с мальчиками и тем самым дисквалифицирует их. А Калликратид, в соответствии с традициями той разновидности любви, которой он предан, считает ее краеугольным камнем не charis -- согласие, но arete -- добродетель. Именно она, по его

 

______________

 

1 Не лучше ли допустить, чтобы женщина играла роль мужчины, нежели " видеть, как мужчина падает так низко, что уподобляется женщине"? (Там же, 28)

 

2 Сам Харикл этот термин не употребляет.

 

 

мнению, должна " сочетать" между собой удовольствие и любовь, доставляя обоим любовникам благопристойные, разумно соразмеренные наслаждения и, вместе с тем, составляя основание общности, необходимой в отношениях двух существ. Так " взаимному согласию" в удовольствиях, возникающему, якобы, только в случае связи с женщиной, противопоставлена " добродетельная общность", достижимая благодаря исключительным преимуществам любви к мальчикам. Рассуждение Калликратида главным образом посвящено критике мнимостей обоюдного наслаждения, того взаимообмена удовольствиями, в котором любовь к женщинам усматривает свою родовую черту. На таком фоне добродетельная связь с мальчиками предстает как единственно истинная форма отношений. Вслед за идеей преимущественной принадлежности взаимного удовольствия к отношениям с женщинами, Калликратид одним ударом пытается опровергнуть и представление о противоестественной природе любви к мальчикам.

 

Ополчившись на женщин, Калликратид в своих упреках не минул общих мест1. " Подлинный вид" женщин малопривлекателен: они " безобразны по своей сути" (alethos), их тела " неприглядны", а лица " противнее, чем у обезьян". Чтобы скрыть истинное положение дел им нужно приложить немало усилий:

 

притирания, туалет, прически, наряды, украшения... На людях, для отвода глаз они придают себе видимость красоты, которую может рассеять внимательный взгляд. А их приверженность к тайным культам позволяет окутывать разврат покровом тайны. Нет нужды перечислять все сатирические мотивы, воспроизведенные в этом столь пошлом пассаже. Педерастические панегирики пестрят аргументами подобного толка. Так, Ахилл Татий устами некоего любителя мальчиков из Левкиппы и Клитофона заявляет: " Все у женщин поддельно, и речи их, и красота. Если женщина поначалу кажется красивой, то это лишь следствие многочисленных притираний. Вся ее красота -- это мирра, крашенные волосы и прочие выдумки. Если же лишить ее всех этих хитростей, то она уподобится галке из басни, с которой сняли чужие перья" 2.

 

____________

 

1 Там же, 39--42.

 

2 Ахилл Татий. Левкиппа и Клитофон, II, XXXII.

 

 

Мир женщин обманчив, потому что это мир тайный. Социальное разделение на мужскую и женскую группы, различия в их образе жизни, тщательное разграничение соответствующих сфер деятельности -- все это, очевидно, не могло не сказаться в опыте мужчины эллинистической эпохи, обусловив восприятие женщины как существа загадочного и лживого. Обмануть способно тело, скрытое под платьем: обнажив его, можно жестоко разочароваться; поэтому в нем легко заподозрить искусно замаскированные недостатки, и всегда есть опасность обнаружить какой-нибудь отвратительный изъян. Секреты и свойства женского тела обладают некоей двусмысленной силой. Хотите, говорил Овидий, избавиться от страсти? Рассмотрите поближе тело вашей любовницы1. Но и женские нравы не менее обманчивы: ведь та скрытая жизни, которую ведут женщины, полна волнующих тайн. В своей аргументации Калликратид касается все этих тем, что и позволяет ему ставить под сомнение принцип взаимности удовольствий в отношениях с женщиной. О какой взаимности может идти речь, если женщины лгут, находят свои собственные наслаждения и втайне от мужчин предаются разврату? Какой же это равноценный обмен удовольствиями, если сами их прелести суть не что иное, как лживые посулы поддельной наружности? Таким образом, обвинение в противоестественности, которое обычно предъявляют отношениям с мальчиками, может быть обращено и на [склонность] к женщинам, причем, даже с большим правом, поскольку в попытке скрыть истину женщина не остановится и перед умышленным обманом. Аргумент о " притираниях", возможно, покажется нам совершенно ничтожным в этом споре двух родов любви; но человек античности находил, что он вполне обоснован: во-первых, страхом перед женским телом, а во-вторых, философским и моральным принципом, согласно которому удовольствие законно лишь в том случае, если вызвано реальным объектом. В педерастической системе представлений удовольствие от связи с женщиной не считается взаимным, так как с ним сопряжено слишком много фальши и лицемерия.

 

_____________

 

1 См. Овидий. Лекарство от любви, 345--348; ср. также ст. 411--418: " Ставни раскрой навстречу свободному свету, ибо срамное в телах вдвое срамней на свету". Когда же любовь уже оставила тебя, " зоркий взгляд обрати на все, что претит в ее теле, и заприметив, уже не выпускай из ума".

 

 

Удовольствия же от связи с мальчиками, напротив, отмечены печатью подлинности1. Красота юноши истинна, потому что нерукотворна. Как говорит один из персонажей Ахилла Татия, " красота мальчиков не нуждается в помощи благовонной мирры и прочих чуждых ароматов, -- приятнее всех женских притираний запах пота отроческого тела" 2. А Калликратид противопоставляет обманчивой обольстительности женского туалета образ мальчика, не заботящегося ни о каких приготовлениях:

 

ранним утром он вскакивает с постели, умывается простой водой (ему не нужны ни зеркала, ни гребни) и, накинув на плечо хламиду, спешит в школу; в палестре он усердно упражняется, тело его покрывается потом; наконец, он наспех умывается и, усвоив полученные уроки мудрости, вскоре засыпает от здоровой усталости, накопившейся за день, " сладким, достойным зависти сном".

 

Кто ж не пожелает разделить всю свою жизнь с таким бесхитростным и мальчиком? 3 Как хорошо " сидеть против друга, слышать вблизи его милые речи" и " во всяком деле быть вместе с ним". Мудрое удовольствие, которое преодолевает быстротечность юности; если наслаждение связано не с одной только преходящей телесной прелестью, оно может продлиться и всю жизнь: старость, болезнь, смерть, -- все это нужно разделить с другом, и даже в могиле, " смешав кости с костями", не разлучать с ним свой " безгласный прах". Несомненно, мотив долгой мужской любви, как и дружбы, завязавшейся в годы юношеской близости и длящейся всю жизнь, вплоть до самой смерти, был знаком времени. Кажется даже, что Псевдо-Лукиан просто развивает одну из тем Ксенофонтова " Пира", излагая те же идеи в том же порядке и в схожих выражениях: " А если люди взаимно любят друг друга, разве не станут они смотреть один на другого с удовольствием и разговаривать с благожелательностью, оказывать доверие друг другу, заботиться друг о друге, вместе радоваться при счастливых обстоятельствах, вместе горевать, если постигнет какая неудача, радостно проводить время, когда они находятся вместе здоровые, а если который

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...