Эмоциональное – рациональное

Большая заслуга принадлежит культуре Возрождения и в культивировании человеческой духовности, причем обеих ее составляющих — национального начала во всех его ипостасях (разум, рассудок, наконец, просто сообразительность, умение считать, поступать соответственно обстановке) и эмоционального (душа, сердце, чув­ство и т. п.).

Одна из важнейших примет Возрождения — освобождение человеческого разума как способности постигать высшие истины бытия от оков догматизма и всякого рода ограничений. Не менее почтительно относится Возрождение и к способности человека к вдумчивому анализу житейских ситуаций, умению делать правильные выводы, вести счет и учет. Отсюда увлечение статистикой. Так, известно, что статистика во Флоренции учитывала все до мелочей: количество детей, умеющих читать, обучающихся арифметике, количество нищих и т. п. Была знаменита хорошо поставленной статистикой и Венеция.

В культуре Возрождения повсюду видны приметы приближающегося господства точных наук. Граждане пытаются выбрать лучшую власть по математическому расчету, т. е. «вычислить» ее[217]. Особенно преуспела в этом, как признавалось, Венеция, она «в совершенстве постигла значение цифр и в рассчитанной политике опередила многих других»[218]. Считалось, что математика должна и для художника стать первым учителем: с ее помощью производится тщательнейшее измерение обнаженного человеческого тела; «если античность делила рост человека на какие-то шесть или семь частей, то Альберти в целях достижения точности в живописи и скульптуре делит его теперь на 600, а Дюрер впоследствии — и на 1800 частей[219].

Однако рационализм возрожденческого человека еще не похож на сухую, бескрылую расчетливость буржуа более поздних эпох, потому что он был сопряжен с культивированием тончайшей и изощреннейшей эмоциональности. И здесь принцип индивидуализма нашел свое главное прибежище. Наиболее ярко это выражено в поэзии, и, пожалуй, именно в поэзии Франческо Петрарки. Его лирический герой наслаждается всеми оттенками своих тонких чувств, любит свою любовь, любит свои муки любви, любит в них самого себя. Не случайно у некоторых современников возникали подозрения, что Петрарка не столько любит Лауру, сколько прелестные сонеты, вдохновляемые ею, а его друг Джиованни Колонна спрашивал его, уж не поэзия ли настоящая дама его сердца[220].

Но как бы то ни было, все оттенки лирического чувства Петрарка действительно изображал с невероятной точностью и блеском. Особенно велик он в передаче сложности, противоречивости эмоционального мира человека. Вот один из его сонетов (СХХХII):

Коль не любовь сей жар, какой недуг
Меня знобит? Коль он — любовь, то что же
Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, боже!
Так злой огонь?.. А сладость этих мук!...

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?
Коль им пленен, напрасны стоны. То же
Что в жизни смерть — любвоь. На боль похоже
Блаженство «Страсть», «Страданье» — тот же звук

Призвал ли я иль принял поневоле
Чужую власть?... Блуждает разум мой.
Я — утлый челн в стихийном произволе,
И кормщика над праздной нет кормой.

Чего хочу — с самим собой в расколе —
Не знаю. В зной дрожу, горю — зимой.

(Пер. Вяч. Иванова)[221]

В этих строках можно услышать и сетования на бремя индивидуализма, добровольно возложенное на себя возрожденческим человеком, и гордость по поводу того, с каким достоинством он его несет.

Подводя итоги, нужно отметить, что для антропологической структуры культуры Возрождения характерна заложенная в ней тенденция к гармонизации взаимоотношений между различными сущностными силами человека. Особенно выразительно и определенно она проявилась в гармонизации духа и тела, ума и сердца (рационального – эмоционального). Однако полной гармонии достичь все-таки не удалось. Антропологическая структура культуры Возрождения, особенно в ее итальянском варианте, оказалась перенапряженной из-за сильнейшего крена в сторону индивидуализма. Именно на этой и только на этой основе решалась в возрожденческой культуре проблема взаимоотношения таких сущностных сил человека, как «индивидуальное» – «универ­сальное», «субъектное» – «объектное», «личное» – «общественное», «биологическое» – «социальное». Кроме того, и гармония духа и тела, ума и сердца тоже была весьма относительной, поскольку зиждилась на принципе индивидуализма, ничем и никем не ограниченного.

Все это привело к невиданному ранее расцвету человеческой индивидуальности. Это имело и свою оборотную сторону. Какую именно? Об этом речь пойдет в следующих главах.

Взаимосвязи и особенности содержания различных сфер культуры

Все особенности антропологической структуры ренессансной культуры могли существовать и проявляться за счет и как следствие соответствующего содержания всех сфер культуры и характера взаимоотношений между ними.

Все исследователи возрожденческой культуры отмечают, что отдельные ее сферы созревали в разные сроки. Так, первой отразила ренессансные настроения во всей их полноте литература. Обычно в этой связи называют три великих имени: Данте (1265 – 1321), Петрарка (1304 – 1379), Боккаччо (1313 – 1375). Первый из них, как выше уже говорилось, принадлежит еще Проторенессансу, но именно с него всегда начинается разговор о гениях Ренессанса. Петрарка и Боккаччо по хронологии это — ранний Ренессанс, а по концентрации ренессансного смысла в их произведениях — это уже зрелый Ренессанс.

В области изобразительного искусства — свой триумвират. Это: Рафаэль Санти (1483 – 1520), Леонардо да Винчи (1452 – 1519), Микельанджело Буонарроти (1475 – 1567). Как видим, годы их жизни — это XV – XVI вв.

Расцвет философской мысли, связанный с именами Николая Кузанского (1401 – 1464), Марсилио Фичино (1433 – 1499), Пико делла Мирандола (1463 – 1494), Пьетро Помпонацци (1462 – 1525), Джордано Бруно (1548 – 1600), приходится, как мы видим, тоже на XV – XVI вв.

А в естествознании подлинный переворот начинается с трудов Николая Коперника (1473 – 1543) и Галилео Галиллея (1564 – 1642), т. е. хронологически выходит далеко за рамки эпохи Возрождения, даже если понимать его предельно широко.

Искусство

Несмотря на то, что Ренессанс вызвал расцвет всех сфер культуры, хотя и созревавших в разное время, была одна сфера культуры, которая лидировала на протяжении всего периода и наиболее полно выразила смысл Возрождения как вехи в истории культуры. Это — искусство и особенно изобразительное искусство. Так, если к названным ранее триумвирам от литературы (Данте, Петрарке, Боккаччо) мы мало кого можем добавить равных им по масштабу, то имена гениальных живописцев и скульпторов, зачастую не уступающих или мало уступающих Рафаэлю, Леонардо да Винчи и Микельанджело, можно перечислять очень долго. Так, мало-мальски образованный человек назовет Джотто (1266 – 1337), который как и Данте, хронологически относится к Проторенессансу, Донателло (1386 – 1466), Мазаччо (1401 – 1428), Мантенью (1431 – 1506), Боттичелли (1445 – 1510), Тициана (окт. 1476/77 или 1489/90 – 1576), Джорджоне (1476/77 – 1510), Тинторетто (1518 – 1594), Веронезе (1528 – 1588) и др. При этом Тициан и Боттичелли по своей известности особенно близки к «триумвирам» — Рафаэлю, Леонардо да Винчи, Микельанджело.

О почетном положении искусства в ренессансной культуре говорит множество фактов и легенд. Так, например, рассказывают, что император Карл V поднял кисть, оброненную Тицианом со словами, что такой человек как Тициан достоин того, чтобы император прислуживал ему[222]. При этом надо сказать, что художники отлично понимали свое высокое положение и позволяли себе не только снисходительное, но и близкое к высокомерному отношение к сильным мира сего. Так, Микельанджело, разговаривая с папой, не снимал войлочной шляпы, ему же приписывают жалобу на того же папу, одного из самых могущественных властителей тогдашней Европы: «Папа мне иногда докучает и иногда сердит»[223].

В чем причины столь явного лидерства изобразительного искусства и именно живописи в системе ренессансного искусства? Ответ на этот вопрос в новом понимании взаимоотношений человеческого духа с человеческим телом, о чем речь шла выше. Не порывая, а продолжая средневековые традиции высокого уважения к человеческому духу, Ренессанс восстанавливает в правах прекрасное человеческое тело, и эту новую культурную ситуацию убедительнее всего могло продемонстрировать изобразительное искусство, которое давало зрительный образ нового человека. Это не значит, что возрожденческое искусство являло в своих образах лишь мирный унисон тела и духа. Нет, оно давало картины всех стадий и оттенков взаимоотношений тела и духа. Но даже у Микельанджело, где они достигают подлинного драматизма и даже трагизма, по выражению А. Ф. Лосева — это «борьба прекрасного тела с прекрасной душой»[224].

Каковы же особенности художественного метода, характерного для ренессансного искусства? В первую очередь, его можно характеризовать как реализм, поскольку по содержанию и особенно по форме образы ренессансного искусства напрямую соотносятся с действительностью. Однако возрожденческий реализм имеет свою ярко выраженную специфику, которая и превращает его в особый художественный метод, отражающий специфику возрожденческой культуры в целом.

Важнейшая его черта — антропоцентризм. Он проявляется в том, что человек — это не просто главный, а, пожалуй, единственный сюжет произведений возрожденческого искусства. Но дело не только в этом. Главное заключается в том, каким предстает человек в изображении ренессансных художников. Отсюда и все другие черты ренессансного реализма.

Это, в первую очередь, эстетизм, т. е. в данном случае, принцип, согласно которому человек предстает как самое прекрасное создание в мире, как явленная красота. Пожалуй, наиболее ярко эту черту возрожденческого художественного метода отразил Рафаэль Санти. По его мнению, в своем стремлении к красоте художник имеет право и обязанность не только не копировать реальность, но и превосходить ее. Он считал, что художник должен изображать вещи не такими, какими их создала природа, но такими, какими она должна была их создать[225].

Неотъемлемыми признаками ренессансного реализма являются также титанизм и гигантизм, связанные с представлением о человеке не только как о существе безмерно прекрасном, но и безмерно могущественном.

Особенно ярко эта черта проявилась в творчестве Микельанджело Буонарроти. Вместе с тем этот величайший гений Возрождения наиболее наглядно демонстрирует и внутренний трагизм, которым отягощен ренессансный титанизм, представляющий собой крайнюю и в высшей степени героическую форму индивидуализма. Как справедливо отмечает А. Ф. Лосев, «...у Микельанджело личность, оставаясь личностным же образом противопоставленной всему космосу, уже ощущает беспредельный ужас своего одиночества и беспомощности перед этим космосом. В своей отъединенности она уже не может опереться и на другую, столь же замкнутую в себе и одинокую личность»[226].

Пожалуй, нет более убедительной иллюстрации ко всему сказанному, чем знаменитая фреска Микельанджело «Страшный суд». Она занимает всю площадь алтарной стены Сикстинской капеллы Ватиканского дворца (226 кв. м). Микельанджело изобразил здесь не сцену суда, а момент, ему предшествующий. В центре композиции Христос, в грозном жесте подъявший правую руку, «похожий скорее на Зевса-громовержца, чем на христианского бога»[227]. Вокруг него вихрь могучих тел, приведенных в движение какой-то неведомой силой, вряд ли имеющей что-либо общее с такими понятиями, как христианская кротость, смирение, покорность.

Все вместе производит впечатление невероятного могущества, невероятного трагизма и столь же невероятной... красоты.

Еще одна важная особенность искусства эпохи Возрождения — его связь с наукой. Ренессансные художники зачастую сами ведут исследования в области анатомии и физиологии человека, изучают законы перспективы, механику, оптику и т. п.

Все это не только не считалось чем-то сдерживающим фантазию художника, но, наоборот, рассматривалось в качестве ее фундамента и основы.

Итак, основными типологическими чертами художественного метода искусства эпохи Возрождения можно считать реализм, антропоцентризм, титанизм, гигантизм, эстетизм, связь с наукой.

Мораль

Содержание морали, как и в любой другой культуре, определялось в эпоху Ренессанса представлением о том, чт. е. человек и каково его место в мире и обществе. В соответствии с этим ведущим принципом ренессансной морали являлся индивидуалистический гуманизм. Он лежит в основе построения иерархии этических ценностей и норм.

На ее вершине оказывалась такая ценность, как честь, — «смесь совести и себялюбия», как определяет ее Я. Бурхгардт[228]. Один из видных гуманистов Ф. Гвиччиардини так описывал свое понимание чести: «Кто высоко ставит чувство чести, тому все удается, потому что такой человек не боится никакого труда, ни опасности, ни расходов; я испытал это на самом себе и смело могу говорить и писать, что мертвы и тщетны все поступки и дела человеческие, если они не вызваны этим сильным побуждением[229].

Глубокую связь между принципом индивидуализма и ренессансным пониманием чести демонстрирует Ф. Рабле в его знаменитом произведении «Гаргантюа и Пантагрюэль». Кавалеров и дам ордена «Свободы желаний» он характеризует следующим образом: «Единственным руководящим правилом этих людей было: «делай, что хочешь», так как люди свободные, хорошего происхождения, прекрасно образованные, вращающиеся в порядочном обществе, одарены природным инстинктом, призывающим к добродетельным делам и удерживающим от порока: этот инстинкт они называют честью»[230].

Однако сказать, что нравственное поведение ренессансного человека полностью определилось инстинктивными механизмами, было бы неправильно. Были в ренессансной морали и четко определенные нормы. Важнейшая из них — жизненная активность, в какой бы форме и в какой бы сфере она ни проявлялась. В связи с этим добродетелью ренессансного человека, определявшей его достоинство, провозглашалось трудолюбие, и соответственно лень и нерадивость возглавляли список пороков. Так, говоря о том, кто в наименьшей мере заслуживает уважения, гуманист Поджо Браччолини (1380 – 1459) высказывает совершенно категорическое мнение, что это «люди ленивые, нерадивые, злокозненные и развратные»[231].

Обратим внимание на то, что злокозненность и развратность называются после лени и нерадивости как, видимо, более легкие и более извинительные пороки. Так, анонимный биограф Леона Баттисты Альберти (1404 – 1472) — гуманиста, философа, математика, архитектора — рассказывает, что его не могли оторвать от книг ни голод, ни сон[232]. Почетным диагнозом гуманиста было переутомление.

Известный гуманист П. Верджерио, рассказывая об одном из своих знакомых, некоем правоведе, который «не терпел никакого пустого вре­мяпрепровождения, заполняя любой свободный час слушанием или чтением, раздумьем над книгами и выписками», добавляет: «Но это, пожалуй, похвалы, которые он заслуживает наряду со многими»[233].

Таким образом, речь идет именно о стереотипах поведения ренессансного человека: огромной работоспособностью и результативностью отличались художники, каждый из которых оставил огромное количество произведений, поэты и писатели, философы, ученые и т. д.

Одному из крупнейших банкиров и финансистов XV в. Франческо Дотини принадлежат знаменательные слова: «Тот опережает других, кто лучше умеет тратить свое время»[234].

Итак, границы ренессансной морали обозначены двумя достаточно определенными ориентирами: с одной стороны, жизненная активность, прежде всего в форме разнообразных трудов, с другой — «лень и нерадивость». Между ними море разнообразных возможностей, каждая из которых достойна реализации, если способствует достижению личной славы, помогает выделиться, обратить на себя внимание, добиться самим собой сформулированных целей.

Единственный регулятор при этом — внутреннее, инстинктивное в основе, представление о своей собственной чести. В связи с этим возникала такая неопределенность в оценках степени нравственности или безнравственности того или иного поступка, которая приводила и приводит в отчаяние и смятение чувств всех моралистов.

Среди немногочисленных островков твердой земли среди этого бушующего моря — общекультурное одобрение богатства и столь же общекультурное отрицание скромности как обязательной добродетели[235]. Как первое, так и второе вполне понятно. Богатство рассматривалось как знак результативности деятельности того или иного человека, скромность же была совсем не к месту, поскольку главной заботой ренессансного человека было создать невиданное, преодолеть невозможное и изумить мир[236].

Так, возрожденческому человеку не стыдно признаваться в обмане, который рассматривается как вполне приемлемое средство для достижения личного успеха. Не только не стыдно, но и вполне почетно иметь любовниц, ими хвалятся, поскольку это, на взгляд возрожденца, есть свидетельство признания собственных достоинств. Дальше — больше. Получение штрафов за убийство оценивается как нормальный источник обогащения городской казны и чиновников, которые этим занимаются[237]. Предумышленные убийства, разбой — распространенные факты возрожденческой жизни, повседневность. В этой ситуации отъявленные злодеи не только не скрывают своей сути, но всячески ее выпячивают, поскольку выдающееся злодейство оценивается высоко, как и всякое другое достижение, способ выделиться, заявить о себе. Так, на серебряной броне одного из известных в ту пору деятелей была выгравирована надпись: «Враг бога, сострадания и милосердия».

Подводя итоги, можно сказать, что важнейшими типологическими чертами возрожденческой морали являются:

1. гуманистический индивидуализм как ведущий принцип;

2. активная жизнь как важнейшая этическая норма;

3. размытость границ между моральным и аморальным.

⇐ Предыдущая24252627282930313233Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: