 |
И вот маленький мирный народец, сознавая на своей стороне Бога, правду и сочувствие всего цивилизованного мира, смело во всеоружии встает на брань с могущественным врагом и, удивляя мир
|
|
|
|
Своей рыцарской храбростью и великодушием, вызывает рукоплескания долженствующей краснеть Европы.
Но почему же Англия, так дерзко вызывавшая трансваальский ультиматум, оказалась захваченной врасплох, и ее победоносные войска терпят поражение за поражением?
Мне кажется, потому, что она не ожидала этой войны...
А английским государственным деятелям, привыкшим с непостижимой легкостью, при помощи одних только угроз, достигать своих целей в столкновениях с первоклассными державами, могла показаться даже унизительной мысль о том, чтобы крохотная мужицкая республика осмелилась не уступить их требованиям!
Правда, в течение последних лет Англия с каждым пароходом отправляла в Южную Африку маленькие отряды, но скорее для большего демонстративного шума, чем для действительного усиления оккупационных войск. Отсутствие же серьезной подготовки к войне лучше всего доказывается тем, что английское военное разведочное бюро, чуть не по фамилиям знающее наших офицеров в Средней Азии и на Дальнем Востоке, обнаружило полное неведение сил и средств буров.
Лоренцо-Маркез, 14 (27) декабря 1899 г.
В Бейре, выражаясь, языком артиллеристов, закончилось то мертвое пространство, в которое,начиная с Марселя, почти не попадало телеграфных известий с театра войны. Даже на Мадагаскаре нам сообщили только те новости, которые мы везли с собой из Европы. Но зато здесь сразу почувствовался и другой источник. Долго скрываемая боязнь и ненависть к англичанам выразилась теперь у всех их маленьких конкурентов — голландцев, португальцев и испанцев в одном чувстве всеобщего торжества и в изобретательности, доходящей до курьезов. Почти в каждом магазине нам, прежде всего, торопились доложить о необыкновенных успехах буров, считая ежедневные потери англичан целыми тысячами, а один из лавочников отказывался даже получить с меня и товарищей плату за сельтерскую воду по случаю такого торжества, как вчерашний разгром у Колензо, где англичане потеряли 5700 человек.
|
|
|
Не придавая большого значения всем этим слухам, можно, однако вывести заключение, что положение англичан незавидное. Действительно в Бейру прибывают толпами беглецы из Родезии, спасаясь от буров, угрожающих Буловайо и форту Салюсбюри (Солсбери). Паника настолько велика, что вооруженная полиция, еще недавно столь грозная военная сила, одерживавшая блестящие победы над дикими кафрами, теперь всюду отступает перед разъездами буров, а отчаянные авантюристы-золотоискатели, бросив все, бегут в Наталь, где и без того скопилось много беглого элемента, отягощающего правительство заботами о продовольствии. По всем окрестностям закупается все, что возможно и по каким угодно ценам.
Почти каждый пароход везет с собой толпы навербованных по побережьям англичан-работников, которым уплачивают по 50 фунтов за кампанию помимо всех расходов по перевозке, обмундированию и снаряжению <...>.
Эти несколько часов, проведенных мною в Лоренцо-Маркезе, извели меня до крайности. Здесь на каждом шагу, за каждую мелочь дерут безбожно... Консулы назначаются только, кажется, для того, чтобы брать пошлины за визирование. Наш вице-консул — француз, свидания с которым я так и не добился... Вообще дело приема добровольцев совершенно не налажено, а его можно было бы организовать свободно.
Пассажиров пропускают совершенно свободно, не осматривая багажа, а только спрашивая, нет ли оружия, и то pro forma. Разведочная часть по военной контрабанде англичан вообще из рук вон плоха, — они очень искусны в интригах, их торговые люди чрезвычайно тонки и ловкие политики-интриганы, но по части военного шпионства их нельзя сравнить с французами, а особенно с немцами.
|
|
|
Торговля во всех прибрежных пунктах упала страшно. Все известия о войне убеждают здешнюю публику, что война продлится еще около года. Сегодня я еду в Преторию. Если, Бог даст, вернусь, я, насмотревшись за это время на здешние заграничные будни, с Божьей помощью постараюсь передать своим соотечественникам, что у нас вообще совсем не хуже, чем у других, что наша нравственность и вообще моральная сила очень высока, что физически мы богатыри, наше прославленное пьянство менее ужасно, чем у других народов, наша лень не так велика, как мы говорим, наше невежество вещь поправимая при нашем здравом рассудке. Наша конфузливость и самоумаление перед иностранцами не имеют никаких оснований. Вы, может быть, улыбнетесь и спросите, откуда я все это увидел? Я проехал по колониям и по состоянию хозяйства судил о самих хозяевах.
Теперь я умолкну надолго, так как из Трансвааля писем не пропускают. Я не знаю, вернусь ли я? Не думайте, что это боязнь — я немножко фаталист и убежден, что судьба каждого написана на небе так же, как и судьба Англии. При всей даровитости их государственных людей Бог послал на них ослепление. Не будь англичане так азартны, — они бы легко могли сообразить, что для завоевания Трансвааля не нужно было и 10 солдат, а нужно было только 10 лет терпения, даже может быть менее того, так как Крюгер и Жубер — оба старики, смотрящие в могилу. Англия поторопилась и вызвала к жизни одну из тех аномалий, с которой мы уже знакомы из греческой истории, — у слабого, обреченного было на политическую смерть народца явились свои Пелопид и Эпаминонд...
Воображаю, как теперь стыдно Европе, своей уступчивостью взрастившей английское нахальство.
Это письмо я сдал на французский пароход, англичане же рвут письма.
[ТРАНСВААЛЬ]
I.
Трансвааль, сосредоточивший на себе в настоящее время внимание всего мира, представляет собой территорию величиной с нашу Вологодскую губернию. Он расположен в центре Южной Африки, на возвышенном плато, поднимающемся над уровнем моря на 4000—7000 футов [1300—2300 метров] в южной и юго-восточной частях и на 1500—4000 футов [500—1300 метров] на север и северо-восток. Благодаря такому возвышенному положению, климат, сравнительно с соседними странами, довольно приятный. Воздух отличается необыкновенной чистотой, сухостью и прозрачностью. Здесь с четвертью легкого можно прожить столько же, сколько и со здоровыми легкими.
|
|
|
Тропические лихорадки распространены не очень сильно, гораздо опаснее свирепствующая в Йоганнесбурге «золотая горячка», быстро убивающая в человеке те добрые качества, которыми люди вообще отличаются от англичан. Лето бывает в течение нашей зимы и есть сезон дождей... В это время года вся поверхность покрывается невысокой и жесткой травой. Но на этом зеленом пологе вы не увидите ни цветка, ни пчелы, ни мотылька. В мертвой тишине слышится только сухой треск одинокой саранчи, перелетающей с ме-
Ста на место, а в неподвижном воздухе парит огромный коршун, зорко выглядывая забившегося под камень степного куличка.
Зима продолжается от июня до ноября (весна не характеризуется ничем, и этого времени года здесь не считают). Это сезон сильных ветров. Днем обыкновенно бывает так же жарко, как у нас летом, ночью температура быстро понижается, но никогда не падает ниже нуля. Степь высыхает и обнажается. Страшная пыль поднимается в воздух и толстым слоем покрывает низкорослые, разбросанные там и сям акации, оставляющие почти единственную древесную растительность Трансвааля. Пустыня принимает грязно-серый колорит и еще более поражает своей угрюмостью и однообразием. Вы едете по железной дороге, версты следуют за верстами, но природа не меняется. Огромные, точно упавшие с неба скалы, одинокие, усыпанные камнями холмы с плоскими вершинами, называемые «столами», бесчисленные кучи черной земли, высотой около аршина, составляющие жилища муравьев, потом снова скалы, снова столы, снова муравейники... Никакое воспоминание, никакая легенда не оживляет монотонность пустыни.
|
|
|
