Раса: константа, переменная, пунктир

Каждый человек отличается от других по физическим и физиологическим характеристикам. Группы биологически схожих людей обладают характеристиками, отличающими их от других людей. Цвет кожи, разрез глаз, цвет волос, черты лица – на протяжении столетий эти характеристики считались расовыми признаками. Физические и физиологические отличия – объективная реальность; позиционирование данных отличий как расовых признаков – результат человеческого субъективизма, приписывание же этим расовым признакам особой социальной значимости – результат человеческих предрассудков.

Разница в росте между разными людьми столь же, если не более, очевидна, как разница в цвете кожи и чертах лица. Однако, за исключением пигмеев, различия в росте, пускай даже они приводили к социоэкономическим последствиям⁵⁰⁶, никогда не считались основой для классификации и дифференциации людей. Расизм – сугубая реальность, поскольку люди считают важными для общества такие характеристики, как цвет кожи и разрез глаз; «ростизм» же реальностью не является, поскольку люди не придают особого значения своему росту (разве что в баскетболе). Поэтому индивиды и группы классифицируют себя и других с расовых позиций. В отличие от роста, раса – не только физическая реальность, но и социальный конструкт.

Раса также может выступать в качестве политического конструкта. Правительства классифицируют своих граждан по категориям и распределяют права, обязанности и льготы в этих категориях на основе расовых признаков. На протяжении большей части своей истории правительства ЮжноАфриканской республики и Соединенных Штатов Америки дифференцировали граждан по расовым признакам: в ЮАР насчитывались четыре расовые категории, в США – от трех до пятнадцати. Ныне Южная Африка отказалась от этой практики, а США требуют от людей самоотождествления с разработанным в правительстве перечнем рас. Как в ЮАР, так и в США расовые категории служили основой легальной, государственной дискриминации по расовому признаку; в США эти категории сохранили свою политическую значимость до сегодняшних дней.

В начале двадцать первого столетия осознание расовой принадлежности и расовой идентичности в Америке представляют собой процесс, развивающийся в трех направлениях. Во-первых, различия в социоэкономическом статусе и достатке среди людей разных рас остаются практически неизменными, хотя и выказывают в некоторых местностях тенденцию к сглаживанию. С этой точки зрения Америка – по-прежнему расово разделенное общество. Во-вторых, «совмещение» расовых характеристик, пусть и медленно, но все же осуществляется, как биологически, за счет смешанных браков, так и символически и социально, благодаря тому, что индивидуальный мультикультурализм постепенно становится социальной нормой. Американцы одобряют движение своей страны от мультирасового общества с расовыми группами к сверхрасовому обществу с мультирасовыми гражданами. В-третьих, общая значимость расовой компоненты в сравнении с остальными параметрами национальной идентичности также уменьшается. Тем самым можно констатировать, что при сохранении расовых социоэкономических различий в современном мире наблюдается «стирание» и «слияние» расовых признаков. Впрочем, последний феномен может вылиться в возникновение нового расового сознания среди белых американцев, встревоженных нарастающим «оцветнением» Америки (см. раздел «Белый нативизм»).

В Америке всегда существовали и продолжают существовать различия между расами в социоэкономическом статусе и политическом влиянии. Эти различия включают в себя разницу в достатке, доходах, образовании, месте проживания, профессиональной сфере, здравоохранении, криминогенности социума (как для жертв, так и для преступников) и в других социальных сферах и институтах. В большинстве этих сфер абсолютные показатели достатка чернокожих и, в меньшей степени, испаноязычных американцев за последние десятилетия двадцатого века существенно возросли. Однако улучшение благосостояния не привело к сужению разрыва между чернокожими и испаноязычными, с одной стороны, и между белыми и американцами азиатского происхождения – с другой. Как показывают данные о совокупном доходе американских семей за последние тридцать лет, эти разрывы сохраняются.

Разница между расовыми группами, подобная той, что существовала и существует в США, доминировала в человеческих сообществах на протяжении столетий. Сегодня расовый подход определяет как внутреннюю политику ряда государств, так и отношения между государствами. В современном мире белые почти всегда занимают привилегированное положение, а выходцы из Восточной Азии стоят «выше» латиноамериканцев и чернокожих. Эти расовые различия и взаимоотношения представляют собой, по-видимому, итог взаимодействия множества факторов, в том числе исторического опыта, культуры, географии, климата, наследственности, развития социальных институтов, многовекового угнетения одних народов другими и способности групп, доминирующих в той или иной области, будь то богатство или военная мощь, распространять свое доминирование на другие области. Стирание расовых различий в достатке, статусе и влиянии – дело весьма затруднительное как в мировых масштабах, так и в пределах одной страны. Умеренные попытки осуществить такое стирание в Соединенных Штатах по своей смелости, пожалуй, превосходят любые другие попытки подобного рода. Безусловно, этот процесс будет продолжаться, однако следует отдавать себе отчет, что «смыкание пропасти», зияющей в истории, культуре и самой структуре американского общества, растянется на очень продолжительный срок. Отдельные социоэкономические различия расового свойства будут существовать столько, сколько просуществуют еще сами расы.

Что касается рас, они, конечно, будут существовать и впредь, но отнюдь не обязательно сохранят ту же социальную значимость, какой обладали в прошлом. Высокий процент смешанных браков среди белого населения ведет к отмиранию этнической идентичности. Процент смешанных браков между крупнейшими расовыми группами Америки существенно ниже, однако достаточно высок среди американцев азиатского происхождения и демонстрирует тенденцию к росту среди чернокожих. У последних процент смешанных браков всегда был крайне низок и лишь в малой степени соотносился с пропорцией черного и белого населения Америки «смешанного» происхождения. Но по сравнению со своим историческим минимумом этот процент сегодня стремительно вырос. «В 1960 году только 1, 7 процента всех новых браков с участием хотя бы одного чернокожего представляли собой смешанные браки, а к 1993 году уже 12, 1 процента браков заключалось между чернокожими и белыми». Процент смешанных браков зависит не только от численности расовых групп и их достатка, но и от возраста вступающих в эти браки. В 1990 году среди чернокожих от 25 до 34 лет 10 процентов мужчин и 4 процента женщин состояли в смешанных браках⁵⁰⁷.

Пока в незначительной, но все более увеличивающейся степени смешанные браки ведут к стиранию границ между расами. Что гораздо важнее с точки зрения социума, расовая принадлежность и расовые отличия утрачивают значимость в общественном сознании. В середине 1960-х годов в девятнадцати штатах США действовали законы, запрещавшие браки между белыми и черными; 42 процента белых северян и 72 процента белых южан одобряли эти законы. В 1967 году Верховный суд объявил эти законы неконституционными⁵⁰⁸. В последующие десятилетия американцы стали относиться к смешанным бракам намного более позитивно, причем это касалось всех расовых групп американского общества. В ходе опроса, проведенного Центром Пью в 1999 году, выяснилось, что 63 процента респондентов поддерживают мнение о полезности смешанных браков, поскольку те «помогают уничтожить расовые барьеры», и лишь 26 процентов не одобряют таких браков, потому что они «ведут к деградации талантов и дарований, присущих каждой расе». По опросу фонда Гэллапа, в 1997 году 70 процентов чернокожих и белых подростков «не считали межрасовый флирт чем-то особенным». По данным опроса, проведенного в 2001 году фондом Гарварда – Кайзера и газетой «Вашингтон пост», 77 процентов чернокожих, 68 процентов латино, 67 процентов выходцев из Азии и 53 процента белых полагают не имеющим значения то обстоятельство, с кем человек вступает в брак – с представителем своей или другой расы. Минимум 40 процентов американцев признались, что имели «романтические контакты» с представителями других рас. Как прокомментировал один профессор социологии, «количество смешанных браков растет не менее стремительно, чем общественное одобрение таких браков. Если у вас какие-либо предрассудки по поводу межрасовых браков – преодолевайте их: поезд уже уходит»⁵⁰⁹.

Одновременно с утверждением в американском обществе одобрительного отношения к смешанным межрасовым бракам ныне отмечается еще более позитивное отношение, если не сказать восхваление, к индивидуальной мультирасовости. Американцы долго воспринимали свою страну как мультирасовое общество, состоящее из расовых групп. Сегодня они все чаще воспринимают Америку как сверхрасовое общество, состоящее из мультирасовых граждан. К примеру, в 2001 году в ходе инициированного Си-эн-эн опроса общественного мнения у американцев спрашивали, хорошо или плохо для страны, «если среди американских граждан появится больше приверженцев мультирасовости, нежели принадлежности к какой-либо одной расе». «Хорошо» ответили 64 процента респондентов, «плохо» – всего 24 процента. Все больше и больше американцев склоняются к мультирасовой идентичности. В предварявших перепись 2000 года опросах свыше 5 процентов респондентов (почти втрое больше ожидавшегося показателя) указали себе две и более рас; среди лиц моложе 18 лет таковых оказалось свыше 8 процентов. По данным же переписи 14 процентов тех, кто определил себя как американцев азиатского происхождения, также указали принадлежность к другой расе; среди латино таковых оказалось 6 процентов, среди чернокожих – 5 процентов, среди белых – 2, 5 процента. В целом немногим менее 7 миллионов американцев (2 процента населения страны) сделали двойной выбор. По оценкам социологов, к 2050 году мультирасовая принадлежность станет основной характеристикой около 20 процентов американцев⁵¹⁰.

В 1960-х годах был популярен лозунг: «Черное прекрасно». К 1990-м годам этот лозунг трансформировался в такой: «Двурасовость (многорасовость) прекрасна». Замечательным свидетельством изменившегося отношения к расовым отличиям является часто упоминаемая в исследовательских работах обложка специального выпуска журнала «Тайм» (1993 г. ); на ней изображена очень привлекательная молодая женщина, чей образ был смоделирован компьютером по результатам обработки характерных черт различных рас. «Тайм» назвал этот образ «новым лицом Америки» в двадцать первом столетии. Также отмечалось видоизменение рекламного образа на упаковках печенья «Бетти Крокер»: светлокожая блондинка с годами преобразилась в женщину с оливковой кожей и черными волосами. В 1997 году Тайгер Вудс в знаменитом интервью назвал себя «чернокавтайцем», то есть «чернокожим кавказского типа с тайской и индейской наследственностью». Другие публичные фигуры также не упускали возможности похвалиться своими межрасовыми корнями⁵¹¹. Иными словами, в начале двадцать первого столетия индивидуальная мультирасовость сделалась благопристойной и даже модной.

Американцы также уделяют все больше внимания тому, сколь мультирасовы они были в прошлом, когда отказывались признавать собственную мультирасовость. По оценкам ученых, около 75 процентов чернокожих американцев имеют «нецветное» происхождение; по подсчетам одного специалиста, в 1970 году около 22 процентов белых американцев имели цветных предков. Историческое представление американцев о себе самих как о белых или черных не соотносилось с объективной реальностью. К концу двадцатого столетия американцы начали приводить свое субъективное представление в соответствие с объективной реальностью.

Поддерживая общественное стремление к уничтожению дихотомии черного и белого, лидеры чернокожих в 1988 году высказались за введение в обиход термина «афроамериканцы» взамен «чернокожие», поскольку новый термин «устранял расовые различия и подчеркивал культурную и этническую идентичность». Внедрение «афроамериканизма» отвергало «расовую поляризацию и позиционировало чернокожих как одну из многочисленных этнических групп внутри американского общества, наподобие ирландо-американцев, итальяно-американцев или японо-американцев». Как заявил Джесси Джексон, «назваться афроамериканцем – значит пройти культурную интеграцию». Термин быстро приобрел общественную поддержку. По данным опроса, проведенного в 1995 году Бюро переписи населения, 44, 2 процента респондентов высказались за принадлежность к чернокожим, но 40, 2 процента, прежде всего молодежь, предпочли назваться афроамериканцами. В 1990 году среди людей, называвших себя афроамериканцами, большинство составляли «молодые образованные мужчины, проживающие в урбанистических районах северо-востока и Среднего Запада»⁵¹². Учитывая непреходящую приверженность американцев к односложным словам, которыми они заменяют любые многосложные названия и обозначения, успех нового семисложного слова представляется интригующим и даже знаковым.

Нарастающая популярность в обществе мультирасового подхода проявилась, в частности, в требованиях либо убрать вопрос о расовой принадлежности из анкет для переписи 2000 года, либо вставить в эти анкеты пункт о «мультирасовой альтернативе» привычным расовым категориям. По данным опроса 1997 года, 56 процентов американцев считали, что вопрос о расовой принадлежности не имеет смысла, а 36 процентов высказывались за его сохранение. По данным опроса 1995 года, требование о введении в анкету переписи пункта о «мультирасовой альтернативе» поддерживали 49 процентов чернокожих и 36 процентов белых американцев. Американцы смешанного происхождения и те, кто имел детей смешанного происхождения, учреждали общественные организации в поддержку своих требований. В июле 1996 года в Вашингтоне состоялся Марш мультирасовой солидарности. С другой стороны, чернокожие общественно-политические группировки и объединения активно препятствовали деятельности «смешанных»; четыре такие группы – Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения (NAACP), Национальная урбанистическая лига, Юридический комитет за гражданские права по закону и Объединенный центр политических и экономических исследований – обратились к правительству с призывом «не поддаваться на провокации и не торопиться с введением института «мультирасовости», поскольку он обладает несомненным потенциалом для усиления расовой сегрегации и дискриминации чернокожих американцев»⁵¹³. Бюро переписи населения в итоге не включило пункт о «мультирасовой альтернативе» в свои анкеты, однако позволило респондентам выбрать два из шести ответов на вопрос о расовой принадлежности. Те 7 миллионов американцев, которые воспользовались этим разрешением, почти втрое превзошли своей численностью тех, кто назвал себя «американским индейцем и уроженцем Аляски», и в семнадцать раз – тех, кто выбрал пункт «уроженец островов Тихого океана». Как мы видим, категории переписи порождают этническую и расовую идентичность. «Мультирасовая альтернатива», безусловно, имела бы тот самый эффект, которого опасались лидеры чернокожих общин: чернокожие и прочие американцы постепенно осознают, что могут на законных основаниях утверждать свою мультирасовую наследственность.

«Расовое восприятие» и расовые предрассудки остаются по сей день неотъемлемой характеристикой американского общества. Однако значимость расовой принадлежности неуклонно снижается. Колин Пауэлл однажды заметил: «В Америке, которую я люблю всем сердцем и всей душой, человек, выглядящий, как я, считается черным». Совершенно верно: при взгляде на Колина Пауэлла мы видим чернокожего американца – а также государственного секретаря США, отставного четырехзвездного генерала, триумфатора короткой и победоносной войны и принципиального сторонника многосторонности в американской внешней политике, едва ли не единственного такового в администрации президента Буша. В сравнении с другими «признаками» Колина Пауэлла цвет его кожи не имеет ни малейшего значения. В 1982 году, когда Брайант Гамбел стал первым чернокожим диктором на одном из крупнейших телеканалов, цвет его кожи играл немаловажную роль. Десятилетия спустя телеэфир заполнили дикторы, комментаторы, репортеры всех рас и всех цветов кожи; кто теперь обращает внимание на разрез глаз и форму черепа? Через полстолетия после Джеки Робинсона американцы, видя перед собой мультирасовую бейсбольную команду, интересуются исключительно результатом игры, а никак не расовой принадлежностью игроков.

Если нынешний тренд сохранится, рано или поздно стремление правительства классифицировать граждан по расовой принадлежности окажется, как выразились Джоэль Перлман и Роджер Уолдингер, «делом давно минувших дней»⁵¹⁴. Когда это случится, исчезновение из анкет пунктов о расовой принадлежности ознаменует собой существенный шаг в направлении всеохватывающей, общенациональной американской идентичности. В настоящее время расовая компонента остается по-прежнему значимой, однако все больше и больше утрачивает свое значение в различных сферах жизни для большинства американцев – исключая тех, кто рассматривает снижение значимости расовой принадлежности как угрозу положению белых в Америке.