 |
Искусство передвигаться самостоятельно
|
|
|
|
В моем случае депрессию сопровождало множество связанных с ней психических заболеваний. Нам, людям, нравится все разделять. Мы делим систему образования на предметы, население планеты – на нации, литературу – на жанры. Но правда заключается в том, что границы всегда размыты. Например, если кто‑ то силен в математике, это часто означает, что он хорош и в физике. Так, депрессия тоже часто приходит не одна. Ее спутниками нередко становятся тревожность, фобии, щепотка обсессивно‑ компульсивного расстройства. (Моей проблемой было компульсивное глотание. )
Также на протяжении некоторого времени у меня присутствовали агорафобия (боязнь открытого пространства) и сепарационная тревога.
Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно. Когда я был вне дома без сопровождения Андреа или одного из родителей, я не мог справиться. Тем не менее я предпочитал не избегать таких ситуаций, а, наоборот, погружаться в них.
Думаю, это мне помогло, хотя было тяжело постоянно сталкиваться со страхом.
Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно.
Когда я набирался смелости, то говорил что‑ то невероятно героическое вроде: «Я иду в магазин за молоком. И мармитом[14]».
Тогда Андреа бросала на меня удивленный взгляд и спрашивала: «Один? »
На это я отвечал: «Да, один. Все будет в порядке».
Шел 1999 год. У многих еще не было мобильных телефонов, поэтому слово «один» воспринималось буквально. Я быстро набрасывал пальто, хватал несколько купюр и выбегал из дома максимально быстро, стараясь опередить панику.
К тому моменту, как я доходил до конца Веллингтон‑ роуд, улицы моих родителей, темнота уже успевала настигнуть меня. Когда я поворачивал на Слифорд‑ роуд, она уже шептала мне в ухо что‑ то про террасы из красного кирпича и тонкие занавески. Я чувствовал себя настолько незащищенным, словно покидал земную орбиту на космическом корабле. Это была не просто прогулка до магазина, а настоящий «Аполлон‑ 13».
|
|
|
«Все хорошо», – шепотом успокаивал я себя.
Прохожие игнорировали меня, хмурились или, что еще хуже, улыбались мне, и тогда приходилось улыбаться им в ответ, из‑ за чего моя голова незамедлительно меня наказывала.
Самое странное в депрессии и тревожности то, что они внушают сильный страх перед счастьем, даже если человек сознательно желает его больше всего на свете. Если вы будете пойманы на улыбке, даже неискренней, то вы сразу же почувствуете на себе десятитонный груз вины.
Чувство пребывания в одиночестве вне дома было таким же неестественным, как крыша без стен. Впереди я видел магазин. Буквы «Londis» еще выглядели маленькими и далекими. Мне предстоял долгий путь, полный печали и страха.
– Я не смогу это сделать.
– Я не смогу дойти до магазина. Один. И найти молоко. И мармит.
– Если ты повернешь домой, то будешь слабаком. Как ты собираешься поступить? Вернуться и сойти с ума? Если ты вернешься, то шансы провести остаток жизни в палате с белыми стенами будут еще выше, чем сейчас. Сделай это. Просто зайди в магазин. Это обычный магазин. Ты ходил туда самостоятельно с десяти лет. Одна нога вперед другой, плечи назад. Дыши.
Тогда мое сердце начинало бешено колотиться.
– Не обращай внимания.
– Но послушай: бумбумбумбумбум.
– Не обращай внимания.
– Но послушай, послушай, просто послушай, черт возьми.
И далее в таком духе.
В голове всплывали сцены из еще не снятого фильма ужасов. У меня возникло ощущение покалывания в области затылка, которое затем распространилось на весь мозг. Онемели руки и ноги. Невыносимая тревога породила чувство физической пустоты. Я чувствовал себя призраком. Мне стало тяжело дышать. Воздух показался разреженным, и требовалась колоссальная концентрация, только чтобы продолжать дышать.
|
|
|
– Просто иди в магазин, продолжай путь, дойди до туда.
Я зашел в магазин.
Кстати, в магазинах у меня всегда начиналась самая сильная паника, вне зависимости от того, был я с Андреа или без. В супермаркете меня охватывала жуткая тревога. Я никогда не понимал, что служило этому причиной.
Освещение?
Геометрические линии проходов?
Камеры наблюдения?
Может быть, это бренды призывали к вниманию? Возможно, когда ты находишься на одной волне с окружающим пространством, их призывы долетают до тебя? Создавалось впечатление смертельного удара, нанесенного «Юнилевером»[15]. Хотя это был просто Londis, который и гипермаркетом нельзя назвать. Через открытую дверь можно было увидеть улицу, она примыкала к той, на которой стоял дом моих родителей, где находилась Андреа. Для меня эта девушка была всем. Если бы я побежал, то, возможно, оказался бы дома уже через минуту с небольшим.
Я старался сконцентрироваться. Шоколадное печенье. Тяжело. Кукурузные хлопья. Очень тяжело. Хрустящие ореховые батончики. Сухие завтраки. Медовый монстр на упаковке никогда раньше не казался мне таким ужасным. Зачем же я пришел сюда, если не готов доказать что‑ то самому себе?
– Это безумие. Самый безумный поступок из всех, что я когда‑ либо совершал.
– Это просто магазин.
– Это обычный магазин, в который ты уже самостоятельно ходил раз пятьсот. Схватись за что‑ нибудь. Но за что? Схватиться не за что. Все слишком скользкое. Жизнь так невыносимо тяжела. Всегда нужно выполнять миллион дел одновременно. Во мне живет тысяча разных людей, и все они разбегаются в разные стороны.
До того момента, пока я сам не столкнулся с психическим заболеванием, его физический аспект мне был неведом. Оказывается, даже то, что происходит в голове, сопровождается ощущениями. В мозге я чувствовал покалывание, трепетание, пульсацию. Все это, казалось, происходило в затылочной доле, но и в лобной доле тоже было нечто похожее на неприятный белый шум. Если вы будете думать слишком много, то, возможно, ощутите то же самое.
|
|
|
«Но одно мгновение может вобрать в себя сонм страстей, равно как на небольшом пространстве может поместиться толпа», – писал Флобер.
– Убирайся из этого магазина. Это уже слишком. Ты больше не выдержишь. Твой мозг взорвется.
– Мозг не может взорваться. Мы живем не в фильме Дэвида Кроненберга[16].
– Может, я могу снова упасть. Вдруг после падения, произошедшего на Ибице, я приземлился лишь на полпути. Возможно, настоящая преисподняя находится еще ниже, я и направляюсь туда. Вдруг я, как тот контуженый солдат из стихотворения, истекающий кровью, стонущий и потерянный, не смогу даже убить себя. Я боялся, что пребывание в этом магазине отправит меня прямиком в ад.
За прилавком стояла девушка. Я до сих пор помню ее. Она была примерно моего возраста. Возможно, мы ходили в одну школу, но утверждать не могу. У этой полной девушки были крашеные рыжие волосы и бледная кожа. Она читала журнал о знаменитостях и выглядела абсолютно спокойной. Мне хотелось убежать. Как же я мечтал в тот момент быть ею. Понимаю, это звучит глупо. В принципе, вся эта ситуация выглядит таковой.
Индиана Джонс и храм Мармита.
Я нашел мармит. Я схватил его, в то время как в моей голове звучал старый рэп Эрика Би и Ракима[17]: «Я скульптура, рожденная со структурой…» Я был скульптурой без структуры. Бесструктурной скульптурой, которой все еще нужно было найти молоко. Ряды бутылок молока в холодильнике могут быть самой пугающей и неестественной вещью на свете. Родители любили молоко средней жирности, но в тот день в магазине оно было лишь в пол‑ литровых бутылках, а не в литровых, как они обычно покупали. Я взял две пол‑ литровые бутылки и понес их вместе с мармитом на кассу.
– Бумбумбумбумбум.
Девушка, которой я мечтал быть, расторопностью не отличалась. Думаю, она была самым медлительным работником в мире. Вероятно, такие, как она, побуждали владельцев магазинов переходить на кассы самообслуживания. И хотя я хотел быть ею, я ненавидел ее медлительность.
|
|
|
«Скорей же, – подумал я. – Ты вообще понимаешь, что делаешь? »
Мне хотелось начать жить заново с ее скоростью. Тогда бы я не чувствовал себя так ужасно. Мне нужно было замедлиться.
«Пакет нужен? »
Мне, конечно, нужен был пакет, но я не мог больше ждать. Стоять неподвижно было очень тяжело. Когда каждая клетка тела охвачена паникой, ходить всегда легче, чем стоять.
Что‑ то наполнило мой мозг. Я закрыл глаза и увидел веселых карликовых демонов, которые смеялись надо мной, словно мое сумасшествие было представлением на карнавале.
«Нет, не нужен. Я живу за углом».
Я дал ей пятифунтовую купюру.
«Оставьте сдачу», – сказал я.
И тут она поняла, что я был несколько странным. Выйдя из магазина, я снова очутился на открытом пространстве. Я шагал настолько быстро, насколько это было возможно (если бы я сорвался на бег, то можно было бы сразу признать свое поражение), чувствуя себя рыбой на палубе, которой отчаянно требовалась вода.
«Все хорошо, все хорошо, все хорошо…»
Я повернул за угол, неистово молясь о том, чтобы не встретить знакомых на Веллингтон‑ роуд. На улице никого не было. Я хотел видеть только пустоту и частные дома позднего викторианского стиля, стоящие рядами друг напротив друга.
Когда я позвонил в дверь дома своих родителей, мне открыла Андреа. Очутившись наконец внутри, я не испытал никакого чувства облегчения. Мой разум немедленно подсказал мне, что облегчение от успешного похода в ближайший магазин свидетельствовало о моей слабости, а вовсе не о силе духа.
– Быть может, когда‑ нибудь мой разум будет функционировать так же медленно, как девушка‑ кассир в том магазине.
– Ты на правильном пути, – сказала Андреа.
– Да, – ответил я, не веря ее словам.
– Тебе станет лучше.
Нелегко быть рядом с депрессивным парнем.
|
|
|
