 |
Глава двадцать шестая,
|
|
|
|
в которой Витя Сметанин впервые слышит загадочное слово „эврика! “
Еще в тот день, когда вместе с родителями Витя вернулся из города, Вовка перехватил его на дворе и потащил за сарай, на старые трухлявые бревна, где мальчики обычно совещались и обсуждали свои дела. Здесь Витя узнал последние новости.
– Ну! – начал тогда Вовка, тяжело дыша от нетерпения. – Катя в больнице в Дедлове, туда ее отвезли. – Вовка шумно выдохнул воздух. – А с Ильей вот как получилось...
– С каким Ильей? – перебил Витя.
– Да ты что? – Вовка вытаращил глаза. – Илья – братан мой.
«Это же Гвоздь! » – понял Витя.
– Ведь как было? – спешил все выложить Вовка. – Матвей Иваныч, оказывается, уже три дня как письмо от Илюшки получил. Простите, мол, злобы до вас не имею. Только опасайтесь – не своей волей живу. А Матвей Иваныч по штампу узнал – письмо из Кудиярова на почте бросили. Соседняя деревня. Тайком от дружков Илья его написал. Вот и понял наш председатель, что в шайке он, которая магазины грабит. Ну, потом эта встреча их...
– Зачем же Гвоздь именно сюда, домой, приехал? – недоуменно спросил Витя.
– Не знаю... – Вовка задумался. – Может, этот пузатый заставил? Ну и молодец ты, Витька! Какого бандюгу поймать помог!
Вовка позавидовал еще немного и продолжал дальше:
– И что Матвей Иваныч сделал! С Ильей долго разговаривал, потом звонил везде. Просит Илью колхозу на поруки до суда отдать. Вроде обещают.
– Его судить будут?
– Конечно, – Вовка погрустнел. – Все равно мамка радуется!
– Чего же радоваться? – удивился Витя. – Ведь суд будет.
– Чудак! Теперь уж он обязательно домой вернется, у нас в колхозе будет работать. – И лицо Вовки было счастливым и даже гордым. – А что еще! – продолжал он. – Звонил Петр Семенович. Того, в темных очках, шофера, тоже арестовали. Прямо в гараже и накрыли. И еще Петр Семенович сказал, что всем нам – тебе, мне и Кате – будет вынесена благодарность и, может быть, вручат ценные подарки! Во! Только, сказал, нужно документы оформить. Здорово?
|
|
|
– Здорово, – сказал Витя, но почему‑ то последняя новость особого впечатления на него не произвела.
Ведь если подумать, что такое особенное они совершили? Уж если кого награждать, так это Альта и Сильву.
Все это было позавчера, а сейчас мальчики только вернулись с берега Птахи, от Каменного солдата, и все еще находились во власти увиденного и пережитого.
– Пошли в правление, сказал Вовка. – Мама велела вечером туда подойти. Даже не знаю, зачем...
Вите не хотелось расставаться с Вовкой.
– Хорошо, пойдем, – сказал он.
Вечер был теплый, безветренный. По улице навстречу мальчикам шло стадо; коровы призывно мычали, тяжело покачивались их полные бока; навстречу коровам спешили хозяйки, и голоса их были ласковыми и зазывными; пахло молоком, навозом, деревенским жильем.
Витя и Вовка подошли к правлению колхоза сзади, теперь они шагали мимо открытых окон и тут услышали голоса, очень знакомые.
– Стой! – прошептал Вовка и поманил Витю рукой к завалинке.
Мальчики осторожно встали на завалинку, заглянули в окно – это был кабинет председателя колхоза, и находились в нем двое: Матвей Иванович – он сидел спиной к окну – и Илья, брат Вовки, – он помещался на маленьком табурете, мальчики видели его в профиль. Илья Зубков сидел опустив голову и не знал, куда девать большие руки.
И опять Витя не узнал его. Это был не тот Гвоздь, который делал бизнес на толчке. Это был не тот Гвоздь, который вел оперативников на лужайку с крадеными товарами.
На табурете сидел деревенский парень, понурый, кряжистый, с длинными сильными руками, понурость была во всей его позе, а лицо казалось заинтересованным, даже радостным, и в глазах не было ни тоски ни страха. Только большой синяк под глазом и ссадина на щеке говорили о недавних событиях.
|
|
|
– Не послушал ты меня, Илья, – тихо говорил Матвей Иванович. – Ты ж для земли родился, для работ крестьянских... «В город, в город»... – Матвей Иванович чиркнул спичкой, прикурил сигарету. – Вот и результат: шесть лет, как дым в трубу. И Аню упустил... Ты на нее зла не таи. Она ждала. Четыре года ждала. А ты хоть бы письмо одно...
– Чего там! – отчаянно сказал Илья. – Не надо, Матвей Иваныч. Знаю. Сам я все... – И голос его прервался.
– А мне? – сердито, взволнованно сказал Матвей Иванович. – Три письма тебе в колонию послал... Ни ответа ни привета.
Илья опустил голову и молчал.
– Да, нелегко, Илья, быть настоящим человеком! – Матвей Иванович помолчал, подумал. – И чтобы счастье пришло. Конечно, семья... Но еще... Кто знает? Что главное? Чтоб дело любимое в руках. Тебе от него радость. И людям тоже радость. Твое дело здесь, в земле, в хлебах. Ты для этого рожден, Илюша...
– Да знаю! Знаю! – вдруг перебил Илья с отчаянием. – Я и приехал... Я ж их подбил: мол, места сызмальства знакомые, все ведомо – что да как. А сам хотел на дом свой поглядеть, на речку. Уж забыл, как сеном с чабрецом пахнет, как чибисы в болоте кричат. Верите, ночами снилось. В ту ночь‑ то, когда магазин брали... к избе своей подошел. Темно, тихо, родным пахнет. Думаю: рядом же мать спит и брат... И верите, дышать не могу, прямо сердце разрывается.
Вовка сильно, до боли сжал Витину руку.
Матвей Иваныч сказал:
– Получишь свое, отсидишь... Ох, Илья, не бегай. Домой возвращайся.
– Вернусь, – глухо сказал Илья. – Вернусь! Хотите, клятву дам?
– Я же тебе верю, чудак...
– Пятерку влепят, – хмуро сказал Илья. – А может, трояк?
– Будем надеяться на лучшее. Адвоката сам тебе найду. А сейчас – работай. Вот еще прокурора мне уломать...
– Да, Матвей Иваныч! – с жаром сказал Илья. – Любую работу. Чтоб в руках ее подержать.
– Эх, Илья, Илья... Ты вот что. Ты с матерью поласковей.
Вовка потянул Витю за рукав. Присели, и уже нельзя было разобрать, о чем говорят в председательском кабинете.
– Мама заругается, – прошептал Вовка, – здесь она где‑ то.
|
|
|
Правление колхоза «Авангард» стояло на пригорке, и мальчики видели всю деревню, сейчас неясную, поглощенную сумерками. На Птахе, у дебаркадера, покачивался ярко освещенный катер, и от него долетала, заглушенная расстоянием, веселая музыка.
И тут они увидели милицейский мотоцикл с коляской, в котором дремал милиционер Миша.
– Чего это он? – удивился Витя.
– Чего... – хмуро сказал Вовка. – Илью сторожит. Он же у них в милиции... это, содержится. Комната там есть. Для этих... – Вовка опустил голову. – Для преступников... Пошли!
Медленно шли по пыльной теплой дороге.
– Хороший у меня брат! – с вызовом сказал Вовка.
– Хороший, – сказал Витя. – А кто такая Аня?
– Невестой Ильи была. – Вовка опять нахмурился. – Вышла за Юрку Захарина. Тракторист. Ничего парень. Только Илья его – одной ручкой. А Анька... Могла бы и еще два года подождать.
Витя не знал, что на это ответить.
– Я пошел маму искать, – возбужденно сказал Вовка. – А ты?
– Я домой.
Когда он шел мимо сарая, то увидел, что бабушка Нюра доила Зорьку.
«Проверим», – подумал Витя и заглянул в дверь. В сарае горела тусклая лампочка, и из‑ за широкой спины коровы Витя увидел ласточкино гнездо, которое лепилось в углу; рядом висел хомут и дуга, покрашенные потускневшей красной краской. Чудеса, да и только!
Дома его ждали папа и мама с подозрительно напряженными лицами.
– Долгонько гуляешь, сын, – бодро сказал папа.
Мама сердито – показалось Вите? – поставила на стол сковородку с макаронами и мясом. Ужин проходил в молчании.
– Совсем ты уже стал взрослым, – сказала папа. – И столько всяких событий.
Мама отодвинула тарелку, и щеки ее порозовели.
– Есть еще одна новость, не очень радостная, – продолжал папа. – Скажи, ты давно получил последнее письмо от Зои?
– Давно, – сказал Витя, и сердце его прыгнуло. – Что с ней случилось?
– С ней ничего не случилось, почему‑ то раздраженно сказала мама.
– Понимаешь, Витя... – Папа прямо посмотрел в Витины глаза, и взгляд его был суровым. – Арестовали отца Зои, Владимира Петровича.
|
|
|
– Арестовали? За что? – Витя мгновенно вспомнил день рождения Зои, зануду Люську...
– Еще ничего не известно. Что‑ то нашла ревизия в его фирме. Оказывается, уже несколько месяцев назад там кого‑ то арестовали. И вот... Владимира Петровича вызвали с юга, все они вернулись домой, так что Зоя сейчас в городе.
– Она знает? – спросил Витя.
– Конечно. И представляешь, каково ей? Надо, сын, написать Зое письмо, дружеское, ободряющее. Ведь она‑ то, как ты понимаешь, ни в чем не виновата.
– Я не понимаю, – раздраженно сказала мама, – зачем такая спешка? Им сейчас не до писем.
– Ты еще поймешь, Лида, – очень тихо и очень спокойно сказал папа, и Витя понял, что у них уже был разговор обо всем этом.
«Мама не хочет, чтобы я писал письмо Зое? Но почему? »
– Папа!.. Я... я не понимаю. Владимир Петрович, как ты, был солдатом, воевал с фашистами.
– Трудное это дело, сын, быть настоящим человеком. – Папа задумался. – Это, знаешь, как экзамен. И длится он всю жизнь. Легко сорваться, разменять свою честь на пустяки, на побрякушки. А за счастье, за его предел, принять холодильник и «Москвич» последней марки. Подумай, Витя, разве, например, Матвей Иванович о таком счастье думает?
– Нет, папа...
– Конечно, нет! – И папа внимательно взглянул на маму; мама мыла посуду, стараясь не греметь, и ни на кого не смотрела. – Слов нет, – опять заговорил папа, – хорошо иметь холодильник... Ну, «Юрюзань», а «Москвич» – так совсем здорово. Только к ним еще для счастья надо что‑ то прибавить, самое главное.
– Что прибавить? – спросил Витя и даже подался вперед.
– Вот ты об этом и думай. Сам. А поймешь, что еще надо, скажи себе: «Эврика! » – что, да будет тебе известно, означает по‑ латыни «Нашел! ». Да! – Папа азартно потер руки. – Через несколько дней в нашем колхозе начинается сенокос. Звали желающих на помощь. Людей у них не хватает. Я думаю, мы всей дружной семьей, а?
– С какой стати? – громко сказала мама, и по ее лицу пошли розовые пятна. – Я приехала сюда отдыхать, а не... – В голосе ее послышались слезы. – И вообще... вообще... Мне надоели твои причуды!
И мама, прижав фартук к глазам, ушла с террасы.
– Лида! Лида! Ну что ты, ей‑ богу!.. – Папа пошел за мамой и показался Вите каким‑ то суетливым и виноватым.
Витя ничего не понял. А папа и мама больше так и не вышли из своей комнаты. Только их тихие голоса слышались за дверью.
«Что происходит? – думал Витя. – Из‑ за чего они поссорились? Нет, взрослые люди очень непонятные. И кто хороший? Кто плохой? »
И мысли смешались.
Вот Гвоздь. Ведь был бандит! Но он оказался вроде бы хорошим человеком! Витя представил Илью на табурете в кабинете Матвея Ивановича. А Зоин отец? Бывший солдат, всегда такой вежливый и представительный – и его арестовали! А мама? Мама... Витя весь сжался. Чем она недовольна? Почему боится... Да, да! Боится, что Витя напишет письмо Зое? И не хочет работать на сенокосе... А мама Репы любила Пузыря. Да как его можно любить?
|
|
|
Утром Витя писал письмо Зое. Долго ничего не получалось. Вначале Витя описал путешествие по Птахе. Подробно – о столкновении с бандитами. Но, написав все это, понял, что Зое сейчас все неинтересно, что она, конечно же, ни о чем не может думать, кроме своего отца. И письмо получилось коротким.
Зоя!
Я хочу тебе сказать, что считаю тебя очень хорошим другом. Можешь на меня рассчитывать всегда. И когда у тебя радость. И когда беда. Я знаю о несчастье, которое у вас случилось. Не унывай! Уверен, что твой папа ни в чем не виноват. А самое главное, ни в чем не виновата ты.
Скоро увидимся. Я тебе о многом расскажу.
Твой друг Витя.
|
|
|
