Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Бюрократы и делократы 21 глава




Через три с лишним десятилетия после освобождения крестьян энциклопедия Брокгауза и Ефрона дает такие “радостные” цифры состояния русского народа, осчастливленного освобождением и “свободным” трудом на помещика. В 1896 году Россия вывезла за границу продукции сельского хозяйства на сумму 534 865 тысяч рублей. Эти деньги были отняты у крестьян владельцами земли и податью, отняты частной собственностью на землю, отняты бюрократией, поскольку лишнего хлеба у русских крестьян не было. Сельских жителей в России на это время было 109,8 миллиона, то есть в расчете на одного сельского жителя вывозилось продукции на 4 рубля 87 копеек. Средняя российская семья состояла из 6,6 человек, следовательно, на одну семью приходится сумма 32 рубля 14 копеек. При крепостном праве крестьянин на оброке должен был платить помещику не более 20 рублей. Если считать, что хлеб, проданный для уплаты податей, остался в России, то что крестьянин выиграл от освобождения? Раньше платил 20, а теперь 321 А как он “роскошествовал” в своей избе! В Московской губернии на один дом приходилось 8,4 человека. И 80 % таких семей жили в домах 6–8 аршин и менее, то есть рубленных из бревен длиной от 4,2 до 5,6 метра. А здоровье было какое крепкое! Из 1000 родившихся мальчиков до 10 лет доживали 490, а из 1000 девочек – аж 5301 В Англии и Швеции, куда Россия экспортировала хлеб, средняя продолжительность жизни мужчин была 45,25 года, а женщин 50,0 лет, в самой России мужчины в среднем жили 27,25 года, женщины 29,38 года.

Александр II освободил крестьян от помещиков и отдал в рабство владельцам земли. Но и бюрократия захотела получить свою долю. Она начала энергично вмешиваться в дела общины, стараясь подчинить все себе. Мы говорили, что общиной руководило собрание, сходка, но между сходками текущими делами управлял староста – исполнительная власть общины.

В первую очередь русская демократия была заменена западным парламентаризмом. Решение сходки стало считаться действительным не только при единогласном голосовании, но и при наличии двух третей голосов. В мир ворвался кулак, покупающий голоса.

Далее бюрократия взялась за старост, стремясь их бюрократизировать, подчинить себе, а не миру. Старосты сопротивлялись, их подкупали серебряными медалями и именными кафтанами, со строптивыми поступали круто – только в год реформы и только в Самарской губернии было сослано в Сибирь почти 70 сельских старост, отказавшихся подчиняться волостным старшинам и сохранивших верность мирским приговорам.

И буржуазия, и бюрократия сняли намордники со своих мудраков и спустили их с поводков. Те, начитавшись книг западных ученых (написанных для условий Запада, причем для умных людей), со всем старанием стали хаять общину, русских крестьян и все, с этим связанное. (Нам это несложно представить, мы видели, что получилось, когда Горбачев спустил с цепи своих мудраков.) Одни, услышав, что в германской армии в рацион солдат вводится гороховая колбаса, стали требовать от крестьян сеять и есть горох (как тут не вспомнить Никиту Сергеевича с его кукурузой). Другие издевались над общинными наделами и прочностью традиций. Третьи обзывали крестьян пьяницами и лентяями. Кстати, о лени русского крестьянина. Те же Брокгауз и Ефрон сообщают, что самые “смертные” месяцы в России, то есть месяцы, когда смертность населения резко превышала среднегодовую, – июль и август, месяцы страды, самой тяжелой крестьянской работы. В это время надрывались и умирали на работе слабые. Зато следующие месяцы, сентябрь и октябрь, по смертности были самыми благополучными в году.

Те русские интеллигенты, кто знал и понимал народ, но не мог донести свои мысли до царя сквозь мудраческий словесный понос, отчаивались: “Знаете, шибко я боюсь вашей петербургской стряпни. Уж как вы, господа чиновники, да к тому же петербуржцы, да еще вдобавок ученые, приметесь законодательствовать, право, из этого может выйти чисто-начисто беда, да еще какая! Знаете, мороз по коже дерет и меня, и Хомякова от одних опасений. Много мы от вас боимся, но на деле вы будете страшнее и ужаснее. Старайтесь сделать как можно неполно, недостаточно, дурно: право это будет лучше” – писал более ста лет назад А. И. Кошелев, но его слова подходят и к нашей сегодняшней жизни. Нисколько не поумнели мудраки.

В книге уже приведено немало примеров, когда мысль, казавшаяся правильной в столице, превращалась в шедевр глупости там, где она должна была внедриться в жизнь. Однако идея делократизма, к сожалению, понимается с трудом, а те, кто не пытаются анализировать, а предпочитают верить, как правило, не видят оснований верить в эту идею. Поэтому привести лишний пример – все равно, что добавить масла в кашу.

Лесков описывает такой случай. Он подсел попутчиком в телегу к мужику, едущему в волость, и разговорился с ним о его деле. Мужик рассказал, что мир собрал взятку и теперь он везет ее в волость начальству. Цель взятки – добиться, чтобы волость не отправляла в эту деревню коров голландской породы. Как бы этот эпизод оценил городской мудрак? Он слышал, что корова дает молоко, и знает, что крестьянские коровы дают молока мало, едва 700–1500 литров в год, причем слабой жирности, а голландская корова дает 5000–7000 литров в год. Одна голландская заменяет десять российских) Но ведь одну держать выгоднее, чем десять, и по трудозатратам, и по кормам. А тут крестьянам дают бесплатно голландских коров, царь потратился, на деньги казны купил, чтобы улучшить породность российского скота, а крестьяне деньги собирают и взятки дают, чтобы им этих коров не давали! Как это понимать?

Здесь нужно вспомнить, что Россия тех времен не знала минеральных удобрений, ее поля не знали и чилийской селитры. Советуя царю ввезти в Россию голландских коров, царские мудраки должны были задать себе вопрос: как в России столетиями растят хлеб, не удобряя поля? Мудраки не могли понять, что для крестьянина в корове самое ценное не молоко и не мясо (это все сопутствующие продукты), а навоз и только навоз, поскольку без навоза у него не будет хлеба. И Россия имела свою породу крупного рогатого скота – навозную. “Система ценностей” скота была совершенно иная. Никто не кормил скотину зерном – это было глупо. В любой деревне главной ценностью была не пашня, а угодья – луга и выпасы. Именно по ним можно было определить, сколько скота способна содержать деревня. А количеством скота определялись пашни и площадь под зерновые. Считалось, что одна голова крупного скота (лошадь или корова) или десять голов мелкого (свиньи, овцы) дают минимальное количество навоза для выращивания хлеба "на одной десятине. Нет навоза – не стоит и пахать. Навоз был главной ценностью, которую давал скот, а молоко, мясо, шерсть – это уже сопутствующее.

На заре российского государства Ярославом Мудрым был написан судебник. В нем определялся штраф за уничтожение чужого скота. По сумме штрафа можно определить, какое домашнее животное для крестьян было особо ценным. (Кстати, в те времена на крестьянском подворье жили и лебеди, и журавли в качестве домашней птицы.) Оказывается, самый большой штраф налагался не за уничтожение племенного жеребца или удойной коровы, а вола, поскольку он выполнял функции лошади и давал много навоза. Молоко для крестьян не имело большого значения, главным было зерно, хлеб. А вол и пахал, и удобрял поле. И теперь уже не покажется удивительным, что такой же штраф, как за вола (вдвое превышающий штраф за лошадь), брали за уничтожение... кота: то, что вол “вырастил”, кот обязан был охранять от мышей.

Коровы русской породы отличались тем, что им годился любой корм: от болотной осоки до соломы с крыши избы затянувшейся зимой. Этим они были ценны, а не молоком. А что мужику делать с голландской коровой? Ведь ее нужно кормить клевером, нужно кормить зерном, которого мужику и для своей семьи не всегда хватало. Голландская корова на русских харчах сдохнет немедленно. А бюрократ обвинит мужика, что тот уморил царский подарок из-за лени, и накажет. Поэтому мужики и собрали взятку начальству, чтобы оно всучило царский подарок какой-нибудь другой деревне.

Это не очень сложно, и действия крестьян не вызывают сомнений в целесообразности, но сколько обвинений в тупости обрушили на их головы столичные мудраки, настраивая против крестьян чиновников, не слишком вникающих в суть дела, но увлекающихся и энергичных. Таких, например, как Петр Столыпин.

Именно Столыпин бросил в лицо революционерам известные слова: “Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!”. Красивые слова, но, наверное, ни один революционер не сделал столько для великих потрясений, сколько сам Столыпин. И его потянуло мудрачествовать, его потянуло реформировать сельское хозяйство. Нахватавшись сведений о фермерских хозяйствах в США, о том, как у них идут дела, Столыпин решил реорганизовать крестьянскую общину России в общество единоличников-фермеров.

Городскому жителю, причастному к какой-либо, экономической деятельности, мысль Столыпина должна казаться чрезвычайно привлекательной.

Ситуация в России была такова. Согласно данным словаря Брокгауза и Ефрона, в европейской части России площадь земли во владении средней деревни составляла 8,6 квадратных верст, жило в ней 167 душ обоего пола. При 6,6 человека на один дом в этой части России средняя деревня состояла из 25 дворов. Пашня в европейской части России занимала 26 % земельной площади, остальное – луга, леса, неудобные земли. Следовательно, на один двор в этой средней деревне приходилось около 9 десятин пашни, а всех земельных угодий 34,4 десятины (десятина примерно равна одному гектару). Площадь 8,6 квадратных верст можно представить как квадрат со стороной примерно 3 км. Но ведь чрезвычайно редко участок имел форму квадрата, а деревня находилась в центре его. Следовательно, можно допустить, что в средней российской деревне почти обязательно были поля, удаленные от усадеб на 3 км. На эти поля надо было ехать, чтобы вспахать, засеять, завезти навоз (примерно 40 тонн на десятину), вывезти снопы с поля. Все это связано с расходами, неудобствами, требует уйму рабочего времени (причем если до поля было больше 2–3 км, крестьяне переставали возить навоз: это было невыгодно, на таких полях сажали без удобрений и называли их запольными).

Другое дело, если ферма, дом и подворье находятся прямо на том поле, которое надо обработать. Ведь 9 десятин – это квадратный участок со стороной 300 метров, следовательно, от порога дома до любой крайней точки не более 300 метров – в десять раз меньше, чем в деревне. Работа крестьянина по обработке поля облегчается, может быть, в 3–5 раз1

Кроме того, столичные мудраки, как и нынешние, упорно твердили, что крестьянин на земле, находящейся в его личной собственности, будет лучше работать, будет больше эту землю беречь и лелеять. Конечно, горожанин всегда найдет, что сказать крестьянину.

Несмотря на такие очевидные преимущества, процесс перековки русских крестьян в фермеры, даже с помощью энергичного Столыпина с его льготными кредитами и прочим, шел очень туго: с 1861 года по 1914, то есть за 53 года, из общин в хутора удалось переселить едва ли 14 % крестьян. Ну как тут не утверждать городскому мудраку, что наши крестьяне чрезвычайно тупы и не понимают своей выгоды? Он, городской, понимает, а они, сельские, – нет1

Но давайте призовем на помощь фантазию и представим, что мы те самые крестьяне, которые выселились из деревни на свою личную ферму. Прежде всего прикинем, а какое расстояние будет до нашего ближайшего соседа? На один двор, мы считали, в европейской России приходилось 34,4 десятины общих земельных угодий, это площадь квадратного участка со стороной почти 600 м. То есть, до соседей в среднем 600 метров. А это значит, что до них не докричишься, а идти к ним даже по хорошей дороге быстрым шагом придется 6–8 минут, и без крайней нужды даже летом в сухую погоду к соседу никто не пойдет. А зимой, весной, осенью? А пять месяцев сугробы по пояс и три месяца непролазная грязь! Переселиться на хутор – значит добровольно обречь себя на одиночную камеру в тобой же построенной тюрьме! Архангельские мужики говорили, что Столыпин потому не смог их выселить на хутора, что бабы воспротивились: им там не с кем было бы сплетничать. Шутка-шуткой, но это такая причина, которой и одной хватит, чтобы не выселяться из деревни.

А как же американцы? У американских фермеров несравненно легче работа из-за не сопоставимого с российским климата. Несравненно лучше дороги. У них оставалось свободное время, чтобы вечером проехать верхом 3–4 километра до салуна и там посидеть с приятелями пару часиков за виски и картами.

Но у русских это не принято и не потому, что они не любят выпить, просто их рабочие дни были заполнены трудом до самого вечера. Даже на молодежных посиделках девчата и парни были заняты какой-нибудь монотонной, оставляющей свободной голову работой, а не игрой в карты.

В деревне, где дома стоят друг от друга в 20 метрах, хозяйка всегда найдет время забежать на часок к соседке и посудачить с ней, излить душу, послушать сплетни, одновременно не выпуская из поля зрения свой дом и двор, своих детей и свой скот. На хуторе это невозможно.

Но были и чисто экономические соображения. Дело в том, что самые тяжелые, напряженные сельскохозяйственные работы приходились на весну и июль–август. Зимой крестьяне стремились в отхожий промысел, чтобы “с копейкам, заработанным на земле, добавить копейки, заработанные извозом или на фабриках. Работы зимой было мало, но она была, и если на хуторе жил только один мужчина, ему было сложно бросить хозяйство и уйти на промысел. Другое дело в деревне, там всегда оставались мужчины, которые могли завезти дрова, сено не только себе, но и соседям. В деревне, теряя в производительности труда из-за поездок к участкам и обратно, выигрывали, получая добавочные доходы от промыслов, да и в целом для России было выгоднее, чтобы ее жители работали круглый год. Возникали и другие проблемы: как посылать детей в школу за 5 – 6 километров, кто окажет помощь в случае несчастья и т.д.

Но главное, видимо, не в этом. У нас и сейчас, и в те времена мудраки проповедовали идею частной собственности на землю, не понимая, что для крестьянина земля сама по себе, как товар, ценности не представляет. Ценность, товар – это урожай. А земля – один из инструментов, при помощи которого получают урожай. Доход крестьянина, его материальная заинтересованность заложены в урожае, а чья земля, личная или государственная, не важно. Как не важно для рабочего, кому принадлежит станок, на котором он точит болты – ему, капиталисту или государству. Если он получает за болт условно 10 рублей, его эта работа интересует, а если всего рубль, то какой толк с того, что станок его личный? Чтобы понять это мудракам типа Черниченко, надо самим поработать.

Образ мысли русского, русская идея состоит в следующем: лично тебе может принадлежать только то, что сделано твоими руками. Землю ты не делал, ее создал Бог. Поэтому идея личной собственности на землю для русских была крамольной. Да, за годы пропаганды образовался слой русских с западным мышлением, понявших, что хотя земля и Божье творенье, на ней можно неплохо нажиться, понявших, что в землю можно вкладывать не только свой труд, но и деньги. Такие русские были, но гражданская война 1918–1920 годов показала, что их было меньшинство.

Из недр русской крестьянской общины выходила и развивалась демократия высшей пробы, настоящая демократия. Но бюрократия с буржуазией при царе и одна победившая бюрократия при коммунистах основательно подрезали ей крылья.

Гражданские войны в России

На эту тему столько всего написано, что много писать не придется. Кроме того, неоправданно большое внимание уделяют самому бунту, мятежу, а не собственно войне, стараясь обосновать действия кучки бунтовщиков, а не солдат многомиллионных армий.

Кто-то точно подметил, а Маршак перевел, что “Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе”. В противном случае его зовут революцией. Действительно, представим, что Великая Октябрьская социалистическая революция потерпела неудачу, и к декабрю 1917 большевиков и левых эсеров уничтожили. Какая-то другая сила восстановила российское государство. Как писали бы об этом в учебниках истории при новой власти?

Наверное, так: “К октябрю 1917 года российские радикальные газеты окончательно дискредитировали исполнительную власть. Они убедили население, что эта власть не служит России и, следовательно, ей нельзя подчиняться. К несчастью, Петроград был перенасыщен госпиталями, к тому же в нем было расквартировано до 40 тысяч солдат запасных батальонов, которых готовили к отправке на фронт. Но отправлявшие их на фронт офицеры и генералы, являясь чиновниками исполнительной власти, как раз и были теми, кто, по утверждениям газет, не служил России и которым в связи с этим нельзя было подчиняться. (Если генерал служит России, то он поведет солдата на защиту России, а если нет, то на убой.) Решение правительства Керенского отправить солдат на фронт вызвало среди них открытый мятеж и неповиновение.

Но каждый солдат, решившись на открытое неповиновение, понимал, что может быть расстрелян как уголовный преступник. Единственным способом оправдать свои действия было подчинение любому органу, взявшему на себя функции правительства и одобряющему их действия. Таким органом оказался Съезд рабочих и солдатских депутатов – некое политическое образование в тогдашнем Петрограде.

Заправлявшие в нем большевики и левые эсеры благодаря своим энергичным лидерам не растерялись и объявили себя высшей властью России, берущей под свою опеку и защиту мятежников. Получив видимость законности своих действий, солдаты с небольшой частью рабочих и при участии уголовных элементов Петрограда арестовали правительство Керенского. Большевики и левые эсеры неожиданно для себя оказались правителями России, хотя по существу они были главарями мятежа в Петроградском гарнизоне, да и с тем не справлялись. Не в силах, например, предотвратить грабежи винных складов (первым начал грабеж приставленный к ним большевиками караул), они вынуждены были просто уничтожить все спиртное в городе...”. И далее все в таком же роде.

Люди, слабо понимающие, что такое власть, пишут, что 25 октября 1917 года большевики взяли власть. Это неправильно. Никакую власть взять нельзя, даже силой. Можно просто попасть на то место, где обычно находится власть, руководящие органы страны, и только. Ведь власть создается не тогда, когда кто-то пишет указы и принимает законы, а тогда, когда люди начинают подчиняться этим указам, исполнять эти законы. Большевики “брали” власть все три года гражданской войны, да и потом, когда подавляли мятежи и восстания. И брали эту власть не они, ее взяла воюющая под их командованием армия русских крестьян (и дворян, кстати) численностью более 5 миллионов человек.

Сейчас принято не верить Ленину, хотя его современники, даже политические противники, отмечали его искренность. Большевистское правительство даже имело прозвище самого простодушного правительства в мире. Так вот, Ленин утверждал, что в октябре 17-го большевики власть не взяли, а подобрали, причем на удивление прежде всего самим себе*.

Герберт Уэллс, человек достаточно близко видевший руководителей большевиков, отмечает их наивное удивление по поводу того, что в Англии не происходит революция. Причем больше всех удивлялся Ленин. Ведь по теории Маркса социалистическая революция первой должна была свершиться в наиболее индустриально развитой стране, а в России в последнюю очередь. Когда революция произошла в России, это еще можно было как-то объяснить обстоятельствами, вызванными мировой войной. Но почему проходили годы, а она не свершалась в Англии, Франции и т.д., вот в чем вопрос! Уэллс отмечал, что тех большевиков, которые хоть как-то были знакомы с учением Маркса, мучил вопрос: что они сделали в октябре 17-го? Как это назвать? Возможно по этой причине, по словам Горького, даже Ленин был не вполне уверен, что большевики смогут удержать власть.

Большевики попали в положение жениха, который, приехав на свадьбу, вдруг понял, что он не на свою свадьбу попал. Но к чести Ленина и его соратников, начав дело, нужное России, они довели его до конца, поскольку видели, что больше некому это сделать.

Уэллс это очень точно подметил и выразил фразой, которая на 100 процентов отражает состояние России и в период горбачевской перестройки, и во время ельнинских реформ: “У правителей России не хватило ни ума, ни совести прекратить войну, перестать разорять страну и захватывать самые лакомые куски, вызывая у всех остальных опасное недовольство, пока не пробил их час. Они правили и расточали, и грызлись между собой, и были так слепы, что до самой последней минуты не видели надвигающейся катастрофы. И затем, как я расскажу в следующих главах, пришли коммунисты...”'(“Россия во мгле”, 1920). Коммунисты пришли и... обуздали Россию. И Россия им подчинилась. Почему?

Ведь большевики были далеко не ангелами и поступали с населением весьма круто. Бывший главный идеолог ЦК КПСС Яковлев на одном из заседаний Конституционного суда России, рассматривавшего дело КПСС, стремясь очернить организацию, которая его содержала всю жизнь, привел строчку из постановления СНК, в котором предписывалось взять из среды крестьян заложников и расстрелять их. Яковлев не зачитал постановления в целом, а в нем требовалось, чтобы крестьяне деревень, расположенных в 20 верстах вдоль железной дороги, срочно очистили пути от снега. В противном случае, действительно, Ленин предписывал взять заложников из тех деревень, которые уклонятся от очистки, и расстрелять их, если пути не будут расчищены. Петроград тогда голодал, нужно было срочно доставить хлеб в город, а занесенные снегом пути не позволяли этого сделать. Все понятно, но все-таки от таких приказов мороз по коже...

Последним ударом в гражданской войне Красная Армия, состоявшая почти сплошь из крестьян, добила остатки белых под командованием Врангеля. А ведь, пожалуй, никто не дал столько привилегий крестьянам, сколько Врангель. Достаточно сказать, что в армии Врангеля расстреливали офицера-добровольца за кусок взятой у крестьянина колбасы. Тем не менее белые войска сидели в Крыму голодные, тогда как крымские крестьяне на их глазах продавали зерно в Турцию. И добили Врангеля крестьяне из Красной Армии, крестьяне, которых большевики в это время жестоко давили продразверсткой. Почему же российские крестьяне, которых большевики и грабили, и расстреливали, шли в бой именно за власть большевиков? Почему?

Только трусливый и подлый человек может утверждать, что крестьяне шли воевать за большевиков только потому, что в противном случае их бы расстреляли в ЧК. Кстати, они же охотно утверждают, что и Советская Армия выиграла войну с Гитлером только потому, что ее солдаты боялись, что Сталин прикажет их расстрелять. Эта подлая версия (так как она превращает народ в трусливых негодяев) распространяется органами формирования общественного мнения.

Расстрел дезертира, как и любое другое наказание, – это не месть. Государство не мстит, оно предупреждает. В “Песни о вещем Олеге” есть слова “отметить неразумным хазарам”, но это не значит, что Киевская Русь мстила, Олег, возможно, мстил, но не Русь. Русь предупреждала следующий “буйный набег” на свои села и нивы. Наказание преступника – это предупреждение подобных преступлений. Государственный аппарат, уклоняющийся от своей обязанности наказывать, сам является преступником.

Надо понять следующее. Преступник нарушает справедливость. Совершая преступления, он добивается какого-либо преимущества для себя по сравнению с другими гражданами. При его наказании справедливость восстанавливается: никто не должен добиваться преимуществ иначе, чем признанным в обществе законным путем.

Кем по своей сути является дезертир? Чем он руководствуется в своих действиях? Он надеется, что сумеет спастись от смерти в бою за счет других, которые в этом бою погибнут. Они будут идти на смерть, а он в тылу будет насиловать их вдов.

Расстрелять дезертира перед строем – это не только предупредить потенциальных дезертиров, но и как бы успокоить солдат, не собирающихся дезертировать, солдат, собирающихся честно исполнить свой долг: “Идите в бой спокойно. Убьют вас в бою или нет, неизвестно. А с этим мерзавцем, как вы видите, уже все ясно. И с другими будет то же”.

Лет двести назад в армии еще были солдаты, которых привели туда силой, которые ни под каким видом не хотели воевать.

Например, в английский флот матросов набирали насильственным образом: специальным командам разрешалось хватать на улицах граждан и силой тащить на корабль. Но корабль – это специфическое место боя, с него не сбежишь. Капитан, подведя английский корабль к кораблю противника или взяв его на абордаж, не оставлял матросам другого выхода – надо было сражаться. Или, скажем, насильно рекрутированная пехота в армиях германских княжеств. Опять специфика. До боя они жили достаточно обеспеченно, после боя грабили побежденных, а к месту боя их вели под конвоем и в самом бою им некуда было деться: на солдате была такая форма, что противник убьет его, не раздумывая, доброволец он или нет. Фридрих II, имевший очень сильную армию, тем не менее отправлял ее в сражение в окружении гусар и предписывал ни в коем случае не проводить пехоту по лесным дорогам, где гусары теряли над ней контроль и пехота могла разбежаться.

Но способы ведения войны изменились; в войнах более поздних периодов противоборствующие силы образуют фронты, разграничивающиеся порою сплошной линией полевых укреплений, за этими укреплениями они копили силы иногда в течение многих месяцев. При этом использовать армию, состоящую из более или менее большого количества людей, не знающих за что они должны умереть или не желающих за это умирать, стало невозможно. В таких условиях появлялись тысячи возможностей перебежать к противнику.

До присоединения к СССР прибалтийские государства имели свои вооруженные силы – по одной дивизии. После присоединения Литвы, Латвии, Эстонии эти дивизии вошли в состав Красной Армии и с началом Великой Отечественной войны вместе с ней отступали. Но использовать их в бою против немцев не удалось. Из эстонской дивизии, занявшей позиции на фронте, сразу же перебежало к немцам 800 эстонцев. Эти дивизии пришлось с фронта снять, разоружить и переформировать в строительные.

Воевать, имея армию солдат, которые не хотят воевать, невозможно или очень и очень сложно. Но речь идет об армиях единых государств и о войнах, которые ведут государства. А в гражданской войне солдатам очень просто перейти на вражескую сторону. Можно ли в этой ситуации собрать армию с помощью насилия? Нет, это невозможно!

В Красную Армию крестьяне шли без желания, повинуясь призыву, и в Белую Армию призыв также был в основном насильственным. Однако победа красных говорит о том, что их идеи соответствовали идеям народа, крестьяне – солдаты Красной Армии понимали, за что они умирают, и были согласны с этим. Белые оказались слабее, хотя имели огромное материальное преимущество перед красными.

Действительно, под властью белых почти всегда были хлебные области России. На протяжении всей войны и Москва, и Петербург непрерывно голодали. Белые захватили весь золотой запас царской России. Белым помогала Антанта и оружием, и живой силой. Тем не менее они потерпели поражение. Почему? Ответ один: они не имели идей, которые бы крестьяне считали для себя достойными борьбы. Именно крестьяне, и вот почему. Во-первых, рабочих в России было вообще мало; во-вторых, рабочие России – те же крестьяне, в лучшем случае, рабочие в первом поколении; в-третьих, идеи белых были не чужды и части рабочих (у Колчака в армии была дивизия, состоящая из рабочих).

Можно ли считать, что идеи марксизма прочно завладели умами крестьян – основы русского народа? По моему мнению, эти идеи не имели для крестьян ровно никакого значения, они вообще не имели представления о том, что такое марксизм. Наверное, они, повторяя слова “диктатура пролетариата”, “социализм”, “коммунизм” и т.д., смысла их себе не представляли. Все говорили эти слова, и они тоже. Не упрекать же их за то, что они каждый день читают “Отче наш” и не могут объяснить, что в этой молитве означают слова “иже еси”. Да что говорить о крестьянах тех времен, если в наше время все эти Горбачевы, ельцины, Яковлевы, поповы, бурбулисы со своей многомиллионной компанией мудраков, паразитировавшие всю свою сознательную жизнь на марксизме, так и не поняли основ его политэкономии?

Остается вопрос: за что конкретно воевали крестьяне под руководством большевиков? За землю? Но землю им предлагали и белые, да и земля в России – не такой уж большой дефицит. Можно было не воевать, а уехать в Сибирь на пустующие черноземы. Так за что? Ответ один: за извечную русскую демократию, предстающую теперь в виде сельских советов. Не просто за землю, а за землю, находящуюся в распоряжении только тех, кто ее обрабатывает.

Идеи марксизма в некоторой части полностью совпали с русской идеей, и они победили в России вопреки другим положениям Маркса, к немалому удивлению самих победителей.

Сразу после прихода к власти большевики своими декретами полностью освободили крестьян от паразитов. Передав власть сельским советам, они Декретом о земле освободили крестьян от власти бюрократии (правда, очень ненадолго) и от буржуазии. Заметим, что Декрет о земле был предложен левыми эсерами. Впоследствии Ленин упрекал эсеров за несговорчивость при закрытии правых газет: “Мы пошли вам на уступки, приняли “Декрет о земле”, а вы не хотите поддержать нас в этом вопросе”.

Строго говоря, в те годы к власти должны были бы прийти левые эсеры как чисто крестьянская партия. Но у них не было лидера такого ума и мужества, как Ленин. Надо думать, что именно это определило персональный состав правительства.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...