 |
Путь к могиле 3 страница
|
|
|
|
– За что ты убил Очену?
Парень угрюмо молчал.
– Зачем вы забрались в шатер? – с нетерпением включилась в допрос Хильда. – Вам нужен был венец?
В ответ – все то же молчание.
Зато заговорила Саргана:
– Я знаю обоих. Один – вон тот, – она кивнула на старшего, – и выкрал для меня венец. Ну, ты, князь, помнишь. Выкрал ради младшего – я дала им зелье.
– А-а-а! – Рад присмотрелся к лохматому. – То-то я и смотрю – тоже старый знакомец. Ты куда дел финку, чудо? Что молчишь? Братцу, небось, отдал, а тот ею – Очену. Эй, гнус! Не жалко было девку-то резать? Красивая ведь была, разноглазая, славная… Саргана, – князь повернул голову. – Говоришь, раньше они уже крали венец? Значит, без всяких сомнений, явились за ним еще раз. Зачем он им – догадаться несложно. На болоте эти парни не ужились – верно, тоже украли чего-нибудь – вот и решили податься в какой-нибудь большой и богатый город. А где такие города? Правильно – на закат солнца, в ромейских землях, ну, или в бывших ромейских. Константинополь, Карнутум, Медиолан. Беженцев там сейчас везде много – свободно можно просочиться, закрепиться да жить: только с венцом, без него-то – никак! Продать, забогатеть, домишком разжиться и, так сказать – «просто жить» – гнусно, убого и подло. Ради лишь своего живота, вернее – своей задницы. Что смотрите, тварюшки мелкие? Так ведь дело задумали?
– Не так! – неожиданно отозвался старший. – Не для того нам венец нужен, не хотим мы ни в какой город – здесь где-нибудь поселились бы, а венец – отдали б вождю или старосте, лишь бы только в род свой взял. Не меня, так, хотя бы брата. На болоте жить – от лихоманки-смерти сгибнуть, – убежденно закончил юноша. – А Очену-деву я Сварожичам обещал – за брата, коли не помрет, выздоровеет. Выздоровел – и я свое обещание исполнил. Очена-дева – теперь наша заступница пред Сварожичами-богами!
|
|
|
– Вот как? – Рад покривил губы. – У вас полотнище рваное нашли от пилы. Нас хотели зарезать?
– И вас… – пленник с вызовом сверкнул очами. – Но сначала – кровь свою отдать Очене. Чтоб благоволила, чтоб помогла пресветлая Очена-дева.
– Ишь ты, покровительницу нашли… – нехорошо прищурился князь. – Сначала убили, потом заступы просят, сволочи.
– Что в этом такого? – задержанный повысил голос, в котором уже слышались явные оттенки гнева. – Я ее, как следует, к богам отправил, с почтением и благостью. И никто нас не может судить! Только сама Очена-дева – самая красивая, самая славная, самая…
В серых глазах парня неожиданно появились слезы. Прочертив на щеках мокрые борозды, они упали на грудь, сверкнув в зеленоватом огне светильников тусклыми маленькими изумрудами.
– Помоги нам, пресветлая Очена-дева, брату моему, Гостоюшке, помоги, упаси от лютой злой смерти… Я ж за него все приму, любые муки… И с тобой скоро буду, лада моя милая, вот ведь счастье-то… скоро уже, совсем скоро.
– Что он там шепчет? – прислушался Рад. – Заступницу свою молит? Ну, уважаемые женщины, что с ними делать будем? Купец ведь свое имущество головами выдал.
– Казнить, – Саргана дернула головой без всяких раздумий. – Предать смерти. Особо не мучить – в проруби утопить, и дело с концом.
– Согласна, – тотчас же кивнул Хильда.
М-да-а, девушки… человеческая жизнь в эти времена стоила куда меньше медной ромейской монетки размером с ноготь.
– Утопить, говорите?
Молодой человек задумался. Да, он давно уже научился обходиться без лишнего гуманизма – иначе здесь просто не выжил бы, и, не задумываясь, проливал кровь. Этих юных сволочей, конечно, стоило бы казнить, не обязательно – в прорубь, можно и помягче, скажем, кинжалом в сердце… Можно.
|
|
|
Но, с другой стороны, это будет чистой воды месть… что, в общем-то, вполне в русле традиций этого времени. Так Радомир бы и сделал. Но ведь он был непросто Радомир, грозный князь и воин, в душе его еще оставалось очень много от Родиона Миронова, простого российского парня. Много? Да почти все! Лишь иногда пробивалось что-то от древнего словенского богатыря-тезки, а так Рад-Родион по-прежнему оставался собой.
И старался сделать этот мир… если и не лучше, так менее жестоким, что ли.
– То, что вы предложили – для них слишком легко! – поднявшись на ноги, решительно заявил князь.
Женщины переглянулись, а братья вздрогнули – что еще за лютую казнь придумал Радомир-конунг? Может, хочет казнить-раздавить корнованием? Или пригнуть вершины выскоких сосен, да разорвать пополам обоих татей, так, чтоб кровавые ошметки разлетелись по всей округе, на радость зверью да хищным птицам? Или же – велит сорвать с живых кожу да оставить так умирать? Что еще можно? Вспороть животы, отрубить руки и ноги, посадить на кол?
– Умереть – и все? – молодой человек искоса посмотрел на женщин. – Ну, нет, любая смерть была бы для них избавлением. У нас еще есть время до утра… – Рад откинул полог шатра, выглянув в наступившую ночь, мигающую желтыми холодными звездами. – Эй, кто там есть? Мирослав, Хотонег, Горшеня? Зажгите факелы, ведите коней – едем на тот берег.
– Что? – Хильда с Сарганой переглянулись.
– Что ты задумал, князь?
– Едем к здешнему старосте, Кию. Добрая у него банька, хочу отблагодарить. Этих берем с собой, а как же!
Юных злодеев гнали по снегу кнутами. Потом, когда те уже не смогли столь быстро бежать, привязали к седлам коней, потащили, не обращая внимания на крики. Умеете творить зло – умейте за него и ответить!
На обширном дворе Кия вскинулись, заходясь лаем, псы.
– Что? – выглянул через частокол страж. – Что такое?
– Передай хозяину – Радомир-князь подарки привез, благодарит за баню.
– Что так поздно-то? Хозяин спит уж давно.
– Некогда нам, отъезжаем завтра с рассветом.
Старосту, к чести его, ждали недолго. Распахнулись ворота, вызверились цепные псы… на них тут же цыкнули.
– Ну? – поеживаясь, Кий поправил накинутый на могучие плечи красный ромейский плащ. – Говоришь, князь, понравилась тебе моя банька?
|
|
|
– Очень понравилась, – вполне искренне отозвался Радомир. – Хочу отблагодарить тебя… вот, возьми двух рабов. Не смотри, что такие дохлые – работать они могут. Особенно, если заставишь.
Староста при этих словах усмехнулся:
– За тем дело не станет. У меня в усадьбе и мертвые – заработают. Что ж… за рабов – благодарствую. Людей у меня мало – сгодятся.
– Только держи их в строгости, и желательно – на цепи, – вскочив в седло, посоветовал князь. – А то ведь и деру дать могут.
– От меня еще никто не убегал, – прищурился Кий, проводив со двора нежданных гостей. – А на цепь… На цепь – это можно, посадим. Эй, дворовые! А ну, Тужму-коваля разбудите мне живо!
Глава 9
Зима – весна 455 г. Паннония
Путь к могиле
Уже приходило тепло, уже затягивали низкое небо весенние влажные тучи, проливались дождем, вымывая остатки снега – редкого гостя, никогда не задерживавшегося в степи надолго. На севере, в отрогах Карпатских гор, еще сверкали на солнце сугробы – белые и девственно чистые, как и бегущие в светло-голубых небесах облака, а здесь, в пуште венгерской (будущей венгерской) степи бушевало уже разнотравье, подняли головы серебристые перья ковыли, улыбнулись солнышку овсяница и луковичный мятлик, протянул руки к животворящему теплу стройненький тонконог. Еще чуть-чуть – и анемоны, гусиный лук, вспыхнут алым пламенем головки тюльпанов.
– Нет, – улыбаясь, Саргана покачала головой, – Тюльпаны – это в апреле только.
– Так я про апрель и говорю! – приподнявшись в седле, Радомир вдохнул всей грудью терпкий и теплый воздух, пропитанный пряным запахом трав, оглянулся на едущую позади супругу, подмигнул. – Эх, милая, весной, весною пахнет!
Хильда пригладила рукой растрепанные ветром волосы:
– Мне тоже радостно. Эх, скорей бы все сладить да вернуться обратно домой.
– Там тоже забот хватит.
– Вот и я о том.
Отряд Радомира и Сарганы, простившись с купцом бен Заргазой в Дакии, тронулся, никуда не сворачивая, прямо на запад. Климат здесь был куда теплее, нежели в Поднепровье, к тому же почти все время шли дожди – если б не хорошие римские дороги, путникам пришлось бы несладко. Слава богу, Дакия – это был уже римский мир… ну, пусть бывший римский, пусть некоторые города – далеко не все – уже лежали в развалинах, не выдержав стремительного натиска варварских племен, пришедших с грозным Аттилой, но дороги, дороги-то никуда не делись! Вот они, под ногами, под копытами коней, а по обеим сторонам – пушта. Или, как любил напевать незабвенный старшина Дормидонт Кондратьевич – «степь да степь кругом».
|
|
|
– Что ты там такое поешь, о, муж мой?
– Да так…
Паннония… обширная равнина в окружении гор, с полноводными реками – Дунаем-Данубием, Дравой, Савой, и их многочисленными притоками. Под какой из них могила зловещего властителя гуннов, и после смерти не оставляющего никого в покое? Саргана, увы, этого не знала. Знала только того человека, который знает… Его еще нужно было найти.
– Найдем, это недалеко, – успокаивала воительница. – Он в Альба-Регии, при дворе старшего сына великого правителя – Эллака. Перебрался туда с запада, когда туда пришла смерть, тем, верно, и спасся.
– А если – не спасся?
– Тогда найдем другого.
Саргана – вот уж чего не отнять – всегда была полностью уверена во всем. Может, это на нее повлияло общение с Варимбертом-херцогом, философом-циником, надо сказать, изрядным.
Варимберт… жив ли еще херцог?
– Жив. Я верю – жив!
Ну, вот… Вот, опять она так это сказала, словно бы знала наверняка! И заулыбалась, прикрыв глаза веками… мечтательно так, можно даже сказать – романтически. Видать, если и был у грозной гуннки любимый – так это именно херцог.
Ах… красивая все-таки женщина, эта Саргана! Не такая, конечно, как Хильда… то есть, воительница была красива иначе. У Хильды – красота нордическая, европейская. Саргана же как степь весной: вроде – трава травой, но стоит только присмотреться, задержать взгляд… Странно, но Рад не испытывал плотского влечения к всаднице степных кочевий, и не потому, что та ему не нравилась, нет, в этом случае, князь, скорее, испытывал некоторое стеснение из-за того, что произошло тогда в бане перевозчика Кия. Молодой человек понимал – строптивая гуннка пришла тогда именно к нему, именно за тем, чтобы сблизиться… зачем? Просто мимолетное желание, влечение? Скорее всего, именно так, а как же иначе? Саргана, что же, решилась пойти на любовный контакт с какими-то затаенными далеко идущими целями? Подозревать ее в этом князю не хотелось, да и повода воительница не давала, тем более – именно ей Радомир был обязан жизнью горячо любимой супруги. Если б не снадобье, зелье…
|
|
|
– Саргана, – подогнав коня, князь быстро догнал всадницу. – Помнишь, ты обещала мне показать травы?
– Травы? Что еще за травы?
– Те, что для снадобья.
– Ах, эти, – воительница потрепала лошадь по гриве. – Рано еще, в степи даже тюльпаны не зацвели.
– Так ты их просто назови, скажи, как что делать?
– Нельзя сказать – показать надо! Не обижайся, придет время – покажу. – Саргана немного замялась, даже закусила нижнюю губу, словно бы давно хотела что-то у князя спросить, да все не решалась… и вот, наконец…
– Расскажи мне о херцоге… все, что помнишь.
Молодой человек озадаченно посмотрел в небо, на разноцветные – синие, изумрудно-зеленые, золотисто-пурпурные – дождевые тучи, на ярко-бирюзовые разрывы неба. Словно какой-нибудь художник взял да набросал кистью кляксы.
– Да не особенно-то долго мы с херцогом и общались. Ну, что вспомню, скажу… Сейчас… Пословицы он очень любил, поговорки римские – и к месту, и не к месту вставлял. Нет, все-таки больше – к месту.
– Это я знаю, – тихо вздохнула Саргана. – Ты говори, говори…
Нет, не забыло степное сердце разбитного бродягу гота, воина и философа Варимберта, еще не так давно – доверенного человека самого Аттилы-рэкса, а ныне… ныне – только один Бог знает.
А может, он сейчас здесь, в Паннонии? Почему бы и нет? Живет себе где-нибудь в том же Аквинкуме… или по-простому – Аквинке, денег у херцога на безбедную жизнь предостаточно, только вот, вряд ли ему спокойная жизнь придется по нраву – однако это уж другой вопрос.
– Если жив, может, и встретимся, – негромко протянул князь. – Паннония – не такая уж и большая.
Воительница тут же вскинулась:
– Он жив, жив! Я чувствую, знаю… И херцог – в Паннонии! Именно здесь, есть тут кое-что, то… что его привлекает.
– Не то ли, что ищем и мы?
Воительница сверкнула очами, темными, словно степная ночь, но видно было, что с трудом – взяла себя в руки:
– Просто уж он такой человек, этот херцог. Все время что-то ищет.
Радомир подавил усмешку: ага, ищет… табуретки с брильянтами! Авантюрист – вот как такие люди называются.
– Этот твой человек… – князь поспешно перевел беседу в иное, куда более конкретное, русло. – Про которого ты говорила. А если он не в Альба-Регии? Где тогда искать?
– Там и спросим.
Молодой человек лишь плечами пожал – в общем, вполне логично.
– Альба-Регия ведь не так уж и далеко, – подъехав ближе, присоединилась к беседе Хильда. – Мы ведь ее уже проезжали, когда возвращались. Два года прошло, я помню. Правда, вот Альба-Регию – плохо.
– Думаю, к вечеру мы там будем, – кивнув, воительница вдруг насторожилась: – Что это там за шум впереди?
В половине римской мили, чуть впереди основных сил отряда, как и всегда, шли высланные князем разведчики, на сей раз – братцы-язычники, даны Готбольд и Ракса, «юные отморозки», как их называл Рад. Да-да, именно их была очередь… Парни как раз скрылись на повороте, за густыми кустами бузины и орешника – именно оттуда и слышался подозрительный шум. Кто-то кричал, ругался… ага – вот звякнули клинки!
– Поехали, глянем. – Князь вытащил меч и, махнув своим, бросил коня вслед за сорвавшейся с места всадницей.
Тут же – кучей – рванулись гунны, а уж за ними – и пешие словене – Отнег, Домаш, Мирослав и прочие. Ну и близнята – Линь с Горшенею – а как же без них-то?
За поворотом, в орешнике, уже зачиналась схватка между Радомировым авангардом, в лице юных нехристей данов, и четырьмя солидного вида воинами, судя по облику – вислые усы, длинные туники, панцири, перевязи – с германцами. Двое из четверых были вооружены секирами и двое – сверкнувшими в лучах выглянувшего из-за туч солнца мечами. Нехорошо сверкнули клинки – плотоядно, знать, славные имена носили, какие-нибудь «Жаждущий крови» и «Грозный Боец» или там «Режущий клык» и «Гнев Вотана».
Все эти мысли смерчем пронеслись в голове бросившего коня в галоп Радомира.
Хищный блеск стали. Удар… Звон. А воины-то матерые – высокие, сильные, что против них какие-то подростки? И все же Готбольд и Ракса в бою стоили многих – жизнь, ни свою, ни чужую, не ценили, совершенно наоборот – потому и бились всегда с яростью. Предтеча викингов.
Ишь, как завелись уже!
– Я вижу, вы – готы, – один из германцев при виде Рада и бежавших за ним словен опустил секиру.
– Да. Я – Радомир-конунг, – осадив коня, по-готски отозвался князь.
– Прикажи своим людям убрать мечи, славный конунг! – вислоусый горделиво вскинул голову. – Я, Хаскинд, сын Гаттаурда, говорю с тобой.
Не тратя времени на разговоры, Рад пустил коня меж бойцами:
– Эй, Готбольд, Ракса! Хватит, парни! Говорю же – прекратить!
Даны с неохотою повиновались. Убрали мечи, и их противники, однако, тут же переглянулись, искоса посмотрев на узкоглазое воинство Сарганы:
– Тут гунны, хевдинг!
– Я вижу, – Хаскинд перевел взгляд на князя. – Гунны – с тобой, славный конунг, или это ты – с ними?
– Со мной, – махнул рукой Рад. – Все ж я хотел бы знать, кто вы такие и что здесь произошло?
Покусав ус, германец кивнул на данов:
– Твои парни набросились на нас, едва только увидели. Не дали и слова сказать!
– Предупреждал же, – обернувшись, князь с досадой погрозил кулаком Готбольду с Раксой. Те, якобы сконфузясь, опустили очи долу, словно вызванные «на ковер» к директору школы нашкодившие восьмиклассники.
– Мы – люди славного Ардариха-конунга, могучего и справедливого правителя гепидов! – вскинув голову, с гордостью промолвил Хаскинд. – Вы все знаете, что меньше года прошло с тех пор, как славный Ардарих около бурной Недао-реки убил в честном бою могучего Эллака, сына великого Аттилы-рэкса. Убил и разгромил всех его гуннов! И теперь Паннония – это наша земля, земля гепидов!
– Ах, вон оно что-о, – задумчиво протянул Радомир. – То-то я и смотрю – как-то уверенно вы себя держите. Сразу моих парней не убили…
– И не собирались убивать, поверь! – Хаскинд сдвинул на затылок круглую кожаную шапку и, прищурив глаза, как бы между прочим, спросил:
– Вижу, ты удивлен моим словам, хевдинг. Вы что же, с этими гуннами явились издалека?
Радомир не стал кривить душой – да и к чему?
– Издалека, о, славный Хаскинд, сын Гаттаурда. Мы едем из Данпарстада – бежим от страшной болезни.
– А-а-а-а! – понятливо кивнул вислоусый. – Так мор уже до самого Данпарстада добрался?! Однако – далеко. А у нас уже, Господь миловал, смерть уходит. Кого уж с собой забрала, того забрала… Иногда если в деревнях только вновь все перемрут. Обычно – в самых бедных.
Тут уж кивнул князь:
– Это от того, что там в голодные годы и крыс, и сусликов жрут. А они-то – разносчики чумы и есть!
– Э… не понял тебя, славный Радомир-конунг?
– Говорю – черная смерть во многом – от сусликов да крыс.
Собеседник неожиданно растянул губы и шутливо погрозил пальцем:
– Не-е… Мор – он от Божьего гнева. Молиться чаще надо! И не идолам в капищах поганых.
Рад хмыкнул: то же еще, святитель Николай нашелся. Ишь, как рассуждает, деятель религиозный. Клерикал!
Впрочем, в эти времена сознание людей было чисто религиозным (христианским либо магически-языческим) и никаким другим.
– А я помню тебя, славный Хаскинд, сын Гаттаурда, – подъехав ближе, неожиданно улыбнулась Саргана. – Четыре лета назад ты был десятником в отряде Варимберта-херцога. Делил шатер с Хлотарем-франком.
Воин бросил на воительницу быстрый подозрительный взгляд… сразу же подобревший:
– Саргана! А я вот думаю – ты это или не ты?
– Только не говори, что не признал! – саркастически рассмеялась женщина. – Наверное, хотел сначала вызнать, сражалась ли я за Эллака? Так вот – нет, не сражалась, клянусь Христом и богами бескрайних степей. Я пришла с ним, – Саргана кивнула на князя. – Ибо на восходе солнца уже нет жизни, а есть только смерть.
– Понимаю вас обоих, – Хаскинд поспешно дернул коня за узду, отъехав на несколько шагов в сторону. Тонкие губы его на миг дернулись в ужасе.
Да, конечно, сей бравый вояка не боялся ни Бога, ни черта, однако… черная смерть – это ведь было совсем иное. Кому же хочется гнить заживо? А эти подозрительные чужаки… пусть даже Саргана – и знакомая… была знакомой… Если они едут с востока – да! Там смерть. Именно туда, в бескрайние степи, в леса, она и ушла совсем-совсем недавно. А вдруг? Вдруг эти чужаки принесли ее с собой? Так бывало, случалось, и вовсе не редко. И что же теперь делать? Убить? Так силы уж слишком не равны. Пожалуй, лучше убраться подобру-поздорову, а потом нагрянуть с отрядом.
Легко прочитав на бесхитростном лице воина подобные мысли, Радомир спрятал усмешку – он-то ведь и сам рассуждал бы примерно так же. А пока лишь спросил:
– Ты знал славного сигамбра Хлотаря? Когда-то это был мой учитель.
Хаскинд вскинула глаза:
– Вот как? И ты, уважаемый конунг, был с ним знаком?
– Плечом к плечу мы сражались в славной битве на Каталаунских полях.
– Да-а, – вислоусый снова подбрел, даже немного расслабился. – Вот уж, поистине, славная была битва. Кто знал тогда, что пройдет совсем немного и наш повелитель… Увы! На все Божья воля.
– Аминь! – почтительно кивнул князь.
Бывший десятник (а кто знает, ныне он, верно, уже стал сотником? ) покусал ус и наконец спросил то, что давно уже должен был спросить, причем, спросил как бы между прочим, так, вроде бы между делом, осведомясь о том, куда же направляются «столь славные воины»?
– Мы едем в Альба-Регий, – спокойно пояснила Саргана.
Рад в ужасе прикрыл глаза: вот дура-то! Вроде хитрая-хитрая, а здесь, что же, не сообразила?
Хаскинд тут же опустил голову, как видно, стараясь не показать всю свою заинтересованность:
– Советую вам держаться римской дороги и никуда не сворачивать. В окрестных деревнях – гниющие трупы, смерть. Полное безлюдье кругом!
– То-то мы никого по пути не встречали.
– А я о чем? Ну, удачи вам, друзья! И пусть поможет вам Господь и Христородица.
– Аминь, – снова отозвался князь, глядя, как, гепиды, повернув коней, удалились, подняв тучи грязи и мелкой мокрой пыли.
Когда всадники скрылись за небольшой рощицей, князь повернулся к Саргане:
– Они тотчас же вышлют за нами погоню!
– Не думаю, – качнула головою воительница. – Скорее, устроят засаду в пути.
– Может, и так, – согласился Рад. – Но зачем ты им сказала…
– А мы поедем другим путем, князь, – Саргана скривила губы. – Я ж тебе говорила о том, что знаю здесь все дорожки.
Насколько Радомир помнил, ничего подобного воительница ему не говорила, а лишь намекала, что знает нужного человека, который поможет отыскать могилу. Однако, может, как-то вскользь и проскакивало что-то о путях-дорожках, князь не мог утверждать наверняка. Ну, раз говорит, что знает, значит – знает, иначе не казалась бы такой уверенной.
Немного проехав по широкой римской дороге, Саргана решительно свернула на проселок, тянувшийся средь серебристой от ковыля степи едва заметными стежками колеи от узких тележных колес. Пахнуло горькой полынью, из-под копыт, щебеча, вспорхнули жаворонки, уносясь в высокое, уже очистившееся от разноцветных туч, небо. Степь вовсе не казалась такой уж бескрайней, разве что – на востоке, на севере же и на западе маячили в синей туманной дымке горы, а на юге сверкала в лучах солнца река.
– Там Альба-Регий, видишь? – придержав коня, Саргана указала рукой на группу каких-то строений у самой реки, наверное, до них было шесть римских миль, а то и больше. – Но мы туда сейчас не поедем. Заночуем в предгорьях – там есть, где укрыться. И пусть Хаскинд ищет… Если найдет!
Радомир согласно кивнул:
– Ты правильно решила. Рад, что мы думаем одинаково. А в Альба-Регий нужно выслать лазутчиков, так, чтоб, не привлекая внимания, нашли нужного человека. Жаль, что ты так и не сказала мне его имя.
– Но ты же не спрашивал, князь!
– Как же, не спрашивал? А тогда, в бане?
– Не помню.
Честно говоря, Радомир и сам не помнил, однако все же продолжал наезжать на воительницу – вдруг расколется? И в самом-то деле, времена сейчас смутные, кто знает, где и когда встретит свою смерть? Вот, не дай бог, случись что с Сарганой, и… что? Кто тогда укажет к нужной могиле путь?
– Его зовут Ашир, палач и доверенное лицо Ва… не только Варимберта.
– Ашир-палач?
Князь, похоже, помнил такого, но, правда, смутно – слишком уж много прошло времени. Хотя как много? Наверное, года три, много – четыре. Для этих времен – целая жизнь! Кстати, а не убили ли палача на его глазах? Или… только ранили?
– Ашир – из тех людей, которых не так просто убить.
– Ах, вон оно что. А мне-то показалось…
– Когда могилу зарыли, – негромко продолжала Саргана, – убили всех, кто зарывал. Потом – тех, кто убил. А затем – и их тоже.
Молодой человек качнул головой:
– Понимаю, понимаю, так вот тайну и сохранили.
– Только так!
– Ашир, значит, был среди тех, последних… Но они вообще не должны ничего знать! Иначе, какой смысл во всех этих убийствах?
– Правильно, – Саргана потрепала по гриве коня. – Только Ашир очень пронырливый человек и всегда был себе на уме. О! Он, я думаю, вызнал… или догадывается.
– Тогда зачем ему мы? – резонно поинтересовался князь. – Он и сам мог давно проникнуть в могилу, набрать сокровищ да убраться куда-нибудь в Константинополь или в Рим.
Воительница посмотрела на князя, словно на несмышленыша. Рад даже устыдился – неужели он все же чего-то недопонимал. Или понимал, но не так?
– Ты забываешь о наложенных на могилу заклятьях, князь! Что же, Ашир – сам себе враг?
– А ты сама-то этих заклятий не боишься?
– Я знаю другие, – спокойно пояснила воительница. – Бабушка-то моя была ведьмой.
– Да говорила ты уже… И все же, – Рад все-таки продолжал сомневаться. – Неужели он даже не попытается? Точно знать, где лежат несметные сокровища… и ничего не предпринимать, это как-то… ни в какие ворота не лезет!
– Причем тут ворота? Просто Ашир ждет меня… или кого-то вроде меня. Даже не ждет – ищет! Ведьму, колдуна… ну, чтоб снять заклятье.
– Так, может, уже нашел?
Саргана покачала головой:
– Не думаю. Нужен очень сильный колдун… очень! А таких здесь мало, все – в степи.
– А ты, похоже, сильная?
– Ну, справляюсь же я со смертью!
Действительно. В самом деле. И Хильда – живое тому подтверждение!
К вечеру, когда отряд надежно укрылся в густо поросших буковым лесом и ельником предгорьях (кстати, вовсе и не рядом с городом, а вдалеке), встал вопрос о лазутчиках. Кого послать в Альба-Регий? Гуннов нельзя было, ведь город принадлежал их врагам – гепидам Ардариха-конунга. Отправить данов? Увы, тем только мечами махать, оставались словене, из которых и нужно было выбирать самых умных. Хотя…в этом смысле князю выбирать не пришлось.
– Эй, Линь, Горшеня! – подозвав, Рад представил близнецов воительнице. – Они пойдут. Ребята неглупые, речью готской владеют прекрасно, а гепиды – они ведь по говору не очень-то отличаются, верно?
– Да, так, – кивнув, Саргана бросила взгляд на парней и задумалась. – Что ж, пусть так. Ашир обычно бывает в корчме кривого иллирийца Казбая… Там и ищите. Когда отыщете, передадите от меня поклон и договоритесь о нашей встрече.
– Понятно, госпожа.
На ночь костра не оставляли, даже углей. Разбив средь деревьев шатры, тут же и легли спать, выставив надежную стражу. Сначала сторожили гунны, потом – словене, ну а самую лютую – предутреннюю – поручили данам, в воинских делах на этих парней можно было положиться с избытком.
Укрывшись подбитым волчьей шкурой плащом, Радомир привлек к себе Хильду, обнял, поцеловал в губы…
– Знаешь, – прошептала красавица, – Саргана вчера с утра говорила со мной о короне. И третьего дня… и раньше… Мыслю, ей этот венец куда нужнее, чем нам. Почему так, милый?
– Потому что ей нужно то же, что и нам, – князь растянул губы в невидимую в темноте улыбку. – Пересилить смерть.
– И только-то? Тогда зачем самой ехать?
– Ну-у, не знаю. Может, еще какие-то есть у нее дела. Я даже догадываюсь – какие?
– И какие же?
– Те же, что держат здесь, в Альба-Регие, палача Ашира. Сокровища великого Аттилы! О, это такой куш, ради которого стоит и постараться.
Хильда фыркнула:
– Лишь бы в какой-то момент эта воинственная гуннка не стала воспринимать нас с тобой как помеху на ее пути. Ты, я смотрю, слишком уж ей доверился.
– Может быть, может быть, – задумчиво протянул молодой человек. – Но ведь у меня есть ты, о, любимейшая супруга моя. А ты – женщина не только красивая, но и умная, не из этих, не из «томленых курочек», которые «этого достойны».
– Какие корочки? Чего достойны?
– Да так, дряни всякой… Не бери в голову! Ты чего дрожишь-то, знобит? – князь озабоченно накрыл женушкин лоб ладонью. – Нет, голова не горячая.
– Просто озябла. Холодно же!
– Да уж, не май месяц… Ты вот что, ты разденься-ка, милая, тунику с себя с ними, мы друг к другу телами прижмемся – так гораздо теплее будет… Ну-ну, ну, давай, давай… я вот тебе помогу…
Накрыв губы супруги жаркими своими губами, Рад принялся стаскивать с нее туники – и верхнюю, и нижнюю, гладить горячую кожу, такую шелковистую, нежную. Ах, какие бедра, какая спинка… изогнутая, а тут что… пупок…
– Ай! Руки у тебя холодные!
– Сейчас погреемся…
– Так вот как ты собрался греться!
– А тебе не по нраву?
– По нраву… по нраву, милый… ах…
Юные тела слились в единое целое, и супруги, лаская друг друга, унеслись мыслями далеко-далеко, да и не было больше никаких мыслей, и ничего вокруг не существовало, и никого, кроме влажных губ, кроме упругой женской груди, едва не царапавшей кожу твердыми, налитыми любовным соком, сосками… поласкать их, поцеловать, накрыть губами… а потом, потом обнять, прижать к себе любимую, обхватить горячие бедра… и унестись, унестись, унестись в волшебную страну вечного блаженства и неги. Да есть ли что-то еще лучше? Да никакие богатства не сравнятся! Никакая дурацкая власть!
И вот – стихли стоны. И – тишина. Лишь слышно как бьются сердца, колотятся. И – шепот:
– Ты, милая, все же присмотри за Сарганой, ладно?
– Давно уже присматриваю.
Хм, вот как? Давно… Интересно, о бане знает ли милая?
– Саргана может желать тебя.
Ага, наверное, все-таки…
– А может – и не желать.
Нет, скорее – не знает.
– А, впрочем, какая разница?
А вот это, поистине, золотые слова!
– Любит она… или любила… только одного человека.
– Херцога Варимберта!
– Гляди-ка – и ты догадался.
– Что ж я, совсем уж тупой?
|
|
|
