Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Индивидуальные особенности в сфере направленности интересов и склонностей




 

Значительное количество индивидуальных черт личности относится к психической сфере направленности интересов и склонностей. Говоря о характере человека, мы в первую очередь имеем в виду качества именно этой сферы. Важнейшие из них можно проиллюстрировать, анализируя некоторые образы художественной литературы.

Среди акцентуированных черт личности мы сталкиваемся с боязливостью, или тревожностью; последняя связана с вегетативной нервной системой. Однако тревожность может иметь и другие корни: некоторые люди находятся при определенных обстоятельствах как бы на интенсивной «волне страха». Это свойство накладывает на человека некий особый отпечаток, хотя по сути резко не отличает его от средних людей. Таким боязливым человеком является господин Паран – персонаж одноименной новеллы Ги де Мопассана. Рассказ так и начинается с описания данной черты господина Парана. Выйдя на прогулку в парк со своим сынишкой, он все время озабочен тем, как бы не опоздать домой, т. е. как бы не вернуться с прогулки позднее жены. Он берет малыша на руки и, с трудом переводя дыхание, этот полный сорокалетний мужчина поспешно поднимается в гору по крутому переулку. Да, Паран боится, что его забранит жена, которая и сама-то систематически опаздывает к обеду. Тревожность доходит до предела, когда Паран замечает, что он, погруженный в свои мысли, слишком долго переодевался. А между тем уже бьют часы... Семь часов... Паран в ужасе хватает чистую рубаху... Паран трепещет и перед своей прислугой, грубоватой коренастой особой, которая вечно бранится, что «обед снова перестоял». На этот раз она собирается устроить скандал хозяйке, а Паран пытается утихомирить недовольную Жюли. Он, собственно, не сердится ни на опаздывающую Генриетту, ни на Жюли, он просто боится, безумно боится их обеих, да и вообще любого возможного происшествия в его доме. Он так боится, что конечности его делаются «мягкими, как тряпка».

Позднее служанка «просвещает» Парана насчет поведения жены, годами обманывающей его с любовником. Но автор ничего не пишет о гневе Парана, а говорит лишь о его «душераздирающих» всхлипываниях. В довершение всего жена приходит домой вместе с любовником и открыто издевается над мужем. Узнав от служанки, что вдобавок ко всему и сыну своему он вовсе не отец, что это ребенок от того же любовника, он за столом пытается отыскать сходство между мальчиком и любовником. Однако Паран до такой степени боится посмотреть прямо в глаза «этому субъекту», что все время опускает взор. Тревожности, боязливости не противоречит и то обстоятельство, что Паран со временем доходит до состояния злобного бешенства. В этом случае мы имеем дело с острым проявлением долго тормозившегося аффекта, который созревал постепенно. Повод для такого проявления был достаточно серьезным: однажды, возвратясь домой, Паран застал Генриетту в объятиях любовника.

Продолжение рассказа психологически вполне последовательно. Порвав с женой, Паран жестоко страдает и от вечной тревожности, и от одиночества: он боится пустой темной квартиры, боится пустынных, почти неосвещенных улиц с редко размещенными газовыми фонарями, боится одиноких пешеходов, в каждом из которых готов увидеть бродягу и грабителя.

Характерно, что здесь писатель упоминает такой фактор, как темнота: на боязливых людей она действует устрашающе. Боязливые люди также всегда съеживаются при виде незнакомых людей, «от них хорошего не жди!» Зато присутствие людей близких, привычных наполняет их чувством защищенности. Паран под конец ограничивает себя весьма узким кругом хорошо знакомых людей, проводя большую часть времени за столом завсегдатаев в своей пивной; тут его знают и официантки, и почти все посетители.

Так проходит 20 лет. Однажды, будучи уже старым человеком, Паран случайно встречает на улице свою жену, ее любовника и взрослого сына. Негодование и горечь по поводу разбитой жизни готовы прорваться у Парана наружу, но и здесь он не находит в себе мужества высказать свое возмущение людям, сделавшим его несчастным. Паран догоняет их, но его охватывает «необъяснимый» страх, и он проходит мимо, так и не заговорив с ними, хотя и пытался себя «растравить».

Тревожность, боязливость Парана столь велика, что она накладывает отпечаток и на его образ жизни, и на его судьбу. Мы испытываем большой соблазн причислить его к тревожным акцентуированным личностям, однако следует учесть, что Паран, видимо, мало чем отличался бы от человека обычного, среднего уровня, если бы не сложная жизненная ситуация, в которую он попал и которая оказала на него пагубное влияние.

Тревожных субъектов нередко изображает Лопе де Вега, у него это преимущественно слуги, которые должны составить как бы контраст со своими господами. Например, слугу Марина из драмы «Кастельвины и Монтези» (своеобразные «Ромео и Джульетта» этого драматурга) уже в самом начале драмы действующие лица характеризуют как труса, что и подтверждается ходом действия. Так, сцена гибели героев в усыпальнице из-за трусости Марина разыгрывается скорее как комедия, чем как трагедия.

Если же, с другой стороны, склонность к тревожности, боязливости, как таковая, отсутствует, мы встречаемся с мужественным человеком, порой просто с отчаянным смельчаком. Подобная черта личности ярко проявляется в «Вильгельме Телле» Шиллера.

Далее остановимся на таком чувстве, как сострадание, которое при известных обстоятельствах овладевает человеком с огромной силой. Если кто-нибудь очень легко поддается жалости, это опять-таки нюансирует такую личность особым образом. В отличие от мягкосердечия, которое наблюдается у многих эмотивных личностей, эмоции в таких случаях проявляются исключительно именно в чувстве жалости, сострадания, которое возникает с необыкновенной легкостью.

Состраданием охвачен Ваня из романа «Униженные и оскорбленные» Достоевского. Оно сильнее всего проявляется по отношению к Наташе, которая говорит ему (т. 3, с. 122):

 

– Ах, Ваня, друг ты мой дорогой! Вот если я буду опять несчастна, если опять горе придет, ведь уж ты, верно, будешь здесь подле меня; один, может быть, и будешь! Чем заслужу я тебе за все! Не проклинай меня никогда, Ваня!

 

Ваня, безусловно, любит Наташу, но если бы он не был столь жалостлив, его любовь не выражалась бы в такой взволнованной заботливости, нежности, ведь Наташа-то любит другого! Иногда, когда девушка чем-то опечалена, Ваня доходит прямо до отчаяния; он способен часами успокаивать, утешать ее. Сердце его «сжимается от горя», когда он думает о тяжелой ситуации, в которой бедняжка оказалась. Всякую беду Наташи, всякую несправедливость, причиненную ей, Ваня близко принимает к сердцу.

Дело в том, что Ванино отношение к Наташе объясняется не одним только его чувством к девушке – он вообще крайне чувствителен. Это сказывается, например, и в сердобольном отношении к родителям Наташи: Ваня прилагает все усилия к тому, чтобы хоть немного смягчить боль, которую дочь причинила им своим уходом. Величайшим сочувствием и самоотверженным стремлением помочь наполняет Ваню судьба подростка Нелли. Нередко Ваню охватывает желание помочь сразу всем своим друзьям. То, что это физически невозможно, так как нельзя одновременно находиться в нескольких местах, глубоко удручает его. Так, заботясь о Нелли, он мысленно все время с Наташей, а находясь у Наташи, неотступно думает о ее матери, которая уже с нетерпением ждет его.

Благодаря тому что эгоистические черты в характере Вани совсем отсутствуют, его можно определить как доброго человека. Ниже, однако, мы увидим, что доброта обладает различной степенью проявления: бывают люди, которые вообще не способны ни к кому испытывать враждебное отношение, они не способны ненавидеть даже своих врагов. У Вани, однако, это не так: он охвачен гневом, видя коварство князя, дрожит от бешенства, когда говорит с ним.

От жалостливых людей исходит особая душевная теплота. Говоря же о душевной холодности, неэмоциональности человека, мы имеем в виду не отсутствие эмоций как таковых, а именно недостаток сострадания. Сюда относится также и неспособность разделять чью-то радость. Душевно холодные люди не могут ни сочувствовать чужому горю, ни радоваться чужой радости.

Типичную холодность чувств изображает Тургенев в романе «Отцы и дети». Базаров, молодой врач, по замыслу писателя является ярким представителем модного в то время течения – нигилизма. Его друг Аркадий дает следующее определение нигилиста (с. 21):

 

– Нигилист, это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип.

 

Базаров ценит естественные науки, особенно физику и химию, однако презирает искусство и поэзию. Читать Пушкина он находит смешным. Квинтэссенция его суждений об искусстве заключена в следующих словах (с. 49):

 

– По-моему, – возразил Базаров, – Рафаэль гроша медного не стоит, да и остальные не лучше его.

 

Поскольку особенных положительных идеалов у самого Базарова нет, он, являясь представителем революционного направления среди тогдашней русской молодежи, не способен показать привлекательные стороны этого направления. Однако уже сама манера изложения своих взглядов, иногда с «холодной усмешкой» на лице, явственно говорит о том, что он никому и нисколько не способен сочувствовать. Надо полагать, что симпатии писателя целиком на стороне старшего поколения, иначе зачем бы он стал наделять столь несимпатичными чертами представителя более молодого?

Прибыв в гости к отцу друга, Николаю Петровичу, и к его дяде, Павлу Петровичу, Базаров недоволен старомодными манерами этих пожилых людей, особенно злится он на аристократически-высокомерные речи и манеры дядюшки. Для человека с нормальными эмоциями это вряд ли стало бы поводом к тому, чтобы вести себя в гостях столь бесцеремонно. Уже в день приезда он называет дядю друга «чудаком», а его отца «архаической фигурой». Он весьма резко спорит с обоими, а в ответ на несколько нерешительный укор друга заявляет (с. 25):

 

– Да, стану я их баловать, этих уездных аристократов! Ведь это все самолюбие, львиные привычки, фатовство!

 

Звуки виолончели, услышанные Базаровым в доме, крайне удивили его (с. 40):

 

– Это что? – произнес с изумлением Базаров.

– Это отец.

– Твой отец играет на виолончели?

– Да.

– Да сколько твоему отцу лет?

– Сорок четыре.

Базаров вдруг расхохотался.

– Чему же ты смеешься?

– Помилуй. В сорок четыре года человек, paler familias, в...м уезде – играет на виолончели!

 

Николай Петрович случайно подслушивает разговор о себе (с. 41):

 

– Ты отца недостаточно знаешь, – говорил Аркадий. Николай Петрович притаился.

– Твой отец добрый малый, – промолвил Базаров, – но он человек отставной, его песенка спета.

Николай Петрович приник ухом... Аркадий ничего не отвечал. «Отставной человек» постоял минуты две неподвижно и медленно поплелся домой.

– Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает, – продолжал между тем Базаров. – Растолкуй ему, пожалуйста, что это никуда не годится. Ведь он не мальчик, пора бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.

 

Сын поддерживает ту обидную ситуацию, что сложилась между другом и отцом: он отнимает у Николая Петровича томик Пушкина и подсовывает вместо него какую-то книгу по естествознанию. В дальнейшем Базаров своим бесцеремонным поведением продолжает нарушать мирную обстановку, царящую в семье Кирсановых.

Однако, если, допустим, можно простить поведение Базарова по отношению к отцу и дяде друга, то уже вовсе непростительно его отношение к своим родителям. Его с нетерпением ждут дома после трехлетнего отсутствия, но он отнюдь не торопится туда вернуться. Когда он, наконец, приезжает, простодушная радость родителей оставляет его безучастным. Вскоре после приезда домой он обращается к Аркадию со словами (с. 106):

 

– Вот тебе на! Презабавный старикашка и добрейший, – прибавил Базаров, как только Василий Иванович вышел. – Такой же чудак, как твой, только в другом роде. Много уж очень болтает...

 

О матери же Базарову нечего сказать, кроме как: «Да, она у меня без хитрости. Обед нам, посмотри, какой задаст».

Во всепоглощающей любви родителей к единственному сыну, возвращения которого они так долго ждали, есть нечто чрезмерное, но очень трогательное. Не трогает она только самого Базарова, он явно сторонится ее, так что отец и мать одного лишь боятся, – как бы не помешать сыну (с. 123):

 

Арина Власьевна по-прежнему сидела возле сына (в карты она не играла), по-прежнему подпирая щеку кулачком; и вставала только затем, чтобы велеть подать какое-нибудь новое яство. Она боялась ласкать Базарова, и он не ободрял ее, не вызывал ее на ласки; при том же и Василий Иванович присоветовал ей не очень его беспокоить...

Но глаза Арины Власьевны, неотступно обращенные на Базарова, выражали не одну преданность и нежность: в них виднелась и грусть, смешанная с любопытством и страхом, виднелся какой-то смиренный укор. Впрочем Базарову было не до того, чтобы разбирать, что именно выражали глаза его матери; он редко обращался к ней, и то с коротеньким вопросом.

 

А вот слова, произносимые Базаровым уже на следующий день по приезде домой (с. 124):

 

– Нет, – говорил он на следующий день Аркадию, – уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас по крайней мере запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам – никто тебе мешать не будет», а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней – и сказать ей нечего.

 

Когда Аркадий заявляет, что испытывает жалость к матери друга, Базаров цинично говорит ему в ответ (с. 124):

 

– Что так? Ягодами, что ли, она тебе угодила?

 

На следующий день родители глубоко потрясены: сын и в самом деле уезжает. Старикам хочется утешить друг друга. Сначала необходимо поддержать Арину Власьевну, которая совершенно вне себя (с. 126):

 

Василий Иванович суетился больше, чем когда-либо: он, видимо, храбрился, громко говорил и стучал ногами, но лицо его осунулось, и взгляды постоянно скользили мимо сына. Арина Власьевна тихо плакала; она совсем бы растерялась и не совладала бы с собой, если бы муж рано утром целых два часа ее не уговаривал.

 

Но потом она начинает утешать мужа (с. 127):

 

«Бросил, бросил нас! – залепетал он, – бросил, скучно ему стало с нами. Один, как перст, теперь, один!» повторил он несколько раз и каждый раз выносил вперед свою руку с отделенным пальцем. Тогда Арина Власьевна приблизилась к нему и, прислонив свою седую голову к его седой голове, сказала: «Что делать, Вася! Сын – отрезанный ломоть. Он, что сокол: захотел – прилетел, захотел – улетел...».

 

Образ Базарова ярко показывает, что собой представляет холодность чувств. Сострадание к людям, которых он оскорбляет, которым он причиняет порой глубокое горе, для Базарова не существует. Неведомо ему и чувство радости за другого, сопереживание. Счастье, наполняющее его родителей, когда он к ним приехал, так же мало его трогает, как и их страдания в дальнейшем.

Возможно, Базаров умышленно демонстрирует бессердечие, выступая с протестом против всех и всяческих чувств, считая их ненужной романтикой. Возможно, писатель поставил перед собой цель создать именно такое впечатление о Базарове. И все же душевные движения такого рода, как, например, чуткость к собственным родителям, вряд ли легко стереть доводами разума. К концу романа наблюдается «самокоррекция» Базарова. Хотя он любовь тоже считает романтическими бреднями, однако его самого охватывает глубокое чувство к Анне Сергеевне Одинцовой, и никакие доводы рассудка ему не в состоянии помочь. Я позволю себе высказать соображение, что и сочувствие горю близких людей, даже если пытаться подавить его разумом, не может не оставить следа в душе.

В целом Базаров в мастерском изображении Тургенева представляет собой весьма своеобразную личность. Однако от других людей его отличают не столько чувства и поступки, сколько мысли и идеи. Можно с уверенностью сказать, что на основе одной лишь холодности чувств Базаров никогда бы не выделился до такой степени на фоне людей среднего уровня, как выделяется он благодаря оригинальности своих идей. К тому же необходимо отбросить то художественное преувеличение, которое неизбежно возникает у каждого крупного писателя, изображающего сферу чувств. Подобное преувеличение несомненно распространяется и на область «холодности чувств».

Вследствие эмоциональной холодности поведение Базарова является нередко грубым, бесцеремонным, даже циничным, но все же оно не становится в узком смысле слова асоциальным. Если бы этот герой Тургенева не только холодно проходил мимо искренних эмоций других людей, но и бездушно преследовал бы свои эгоистические интересы, получилась бы другая конфигурация: у Базарова отсутствовало бы сознание долга. Однако идеи Базарова – отнюдь не его личное дело. Он считает, что обязан насаждать их для блага общества!

С чувством долга переплетается теснейшим образом чувство стыда. Чувство стыда неизменно охватывает человека во всех тех случаях, когда он не выполняет своего долга.

В художественной литературе чувство долга нередко вступает в конфликт с каким-либо сильным желанием персонажа.

В драме «Сид» Корнеля героиню Химену отличает очень сильное чувство долга. Ее возлюбленный Родриго убивает в поединке отца Химены, однако она не может ставить это в вину Родриго: чувство собственного достоинства требовало, чтобы он принял вызов. Но Химена знает и свой дочерний долг (с. 127):

 

Химена

 

Увы, хотя вражда нас развела далеко,

Родриго, я к тебе не обращу упрека;

И, дань страдания платя моей судьбе,

Тебя я не виню, я плачу о себе.

Я знаю хорошо, что если честь задета,

Бесстрашье требует достойного ответа,

То, что ты выполнил, был только долг прямой;

Но выполнив его, ты мне открыл и мой.

Победа мрачная твоя была по праву;

Отмщая за отца, свою соблюл ты славу;

И я свой трудный долг исполню до конца;

Я славу соблюду, отмщая за отца.

 

Хотя Химена и сейчас любит Родриго ничуть не меньше, ею руководит одно лишь сознание дочернего долга. И она восклицает перед королем (с. 114):

 

Вслед горю, государь, спешит чрезмерность чести...

Так вот, он не дышал, он был убит на месте;

Зияла грудь его, он навсегда умолк,

Но кровью на земле начертывал мой долг.

 

Ни одно слово, ни один жест Химены не выдают, однако, того, что она все еще любит Родриго. Она только требует возмездия за отца (с. 120):

 

Неотомщенная кончина храбреца

Погасит рвение вернейших слуг венца.

Да, мой отец убит, я требую отмщенья,

Скорей для пользы вам, чем мне для утешенья.

Подобного отцу вы не найдете вновь.

Воздайте ж смерть за смерть,

Пролейте кровь за кровь.

Пусть жертвою падет, не мне, но вашей славе,

Но вашему венцу, и скиптру, и державе,

Пусть жертвою падет на благо всей стране

Гордыню черплющий в неслыханной вине.

 

Только своей воспитательнице Эльвире признается Химена в любви к Родриго (с. 124):

 

Ты говоришь – люблю; боготворю, Эльвира;

Страсть борется во мне с законною враждой;

Все так же дорог мне мой недруг молодой;

И хоть в моей душе есть гневное упорство,

Родриго в ней с отцом ведет единоборство;

Он ломит, он теснит, он гнется перед ним,

То яростен, то слаб, то вновь неодолим;

Но грозная борьба, и жгучая, и злая,

Терзает сердце мне, души не разделяя;

И хоть моей любви могущественна власть,

Я без раздумия свою избрала часть;

Я неколеблемо спешу на голос чести.

Родриго дорог мне, я с ним душою вместе,

Я сердцем за него, но долг мне говорит:

Ты знаешь, чья ты дочь, и твой отец убит.

 

Позднее, когда Химена считает своего возлюбленного мертвым, она, охваченная порывом страстного чувства, признается дону Санчо, мстителю за ее же отца, в том, что любовь к Родриго все еще пылает в ее груди (с. 151):

 

Химена

 

Чтоб кровь передо мной дымилась дорогая?

И ты еще прийти осмелился сюда,

Ты, счастие мое отнявший навсегда?

Рыдай, моя любовь, забудь свой плен суровый:

Отец мой отомщен, ты можешь снять оковы,

Отныне честь моя вовек вознесена,

Душа растерзана, и страсть моя вольна.

 

Дон Санчо

 

Когда спокойнее...

 

Химена

 

Молчи, злодей, ужасный,

Чьей гнусною рукой убит герой прекрасный!

Ты взял предательством, не мог боец, как он,

Таким противником открыто быть сражен.

Уйди; ты видишь сам своей услуге цену:

Пытаясь защитить, ты умертвил Химену.

 

Дон Санчо, между тем, собирается всего лишь сообщив ей, что он сам, хотя и был сражен Родриго, однако не был убит, а лишь обезоружен этим благородным воином. Но Химена, которую при его появлении охватывает отчаяние (она убеждена в гибели Родриго), не дает сказать ему ни слова. Глубина любви Химены открывает нам всю глубину ее сознания своего долга. Конечно, драма Корнеля написана в возвышенной, патетической манере. Но все же анализ ее бросает свет и на мотивы поведения тех встречаемых нами в жизни «негероических» людей, которые отличаются сильным сознанием долга.

Еще более жестокую борьбу с самим собой переживет император Тит в «Беренике» Расина, где долг в конце концов одержал верх над любовью. Существует римский закон, запрещающий императору жениться на иностранной королеве (Береника – дочь царя Иудеи). Тит, властелин, исполненный благородства, постоянно вспоминает о произволе своих предшественников, ему очень не хотелось бы начинать свое правление нарушением закона. Но к Беренике он испытывает страстное чувство. Он восклицает (с. 100):

 

О, сколь несчастен я!

О, Рим! О, Береника!

Как тяжело любить

И быть страны владыкой!

 

И, может быть, Тит в конечном счете преступил бы закон, если бы сама Береника не пришла ему на помощь, разрешив борьбу своим собственным сознанием долга: она отказывается от любви Тита с тем, чтобы все свои чувства император отдал своим страждущим соотечественникам.

О конфликте между любовью и долгом пишут многие авторы, но нигде, пожалуй, он не показан с такой силой, как у Корнеля и Расина. Часто любовь подавляется не только долгом. В «Заире» Вольтера запрет на чувство к султану-магометанину налагает христианское вероисповедание героини. Отец и брат убедили Заиру, что одни лишь христиане способны познать истинное блаженство, поэтому долг христианки – отказаться от возлюбленного другой веры. Но в отречении Заиры участвует еще и страх перед наказанием, грозящим вероотступникам в потусторонней жизни.

Впрочем, если в конфликте побеждает любовь, как например, в «Анне Карениной» Л.Толстого, где героиня ради любви оставляет не только мужа, но и ребенка, то это еще не обязательно свидетельствует о недостаточном сознании долга: чувственная любовь может оказаться сокрушительной силой, которую человек не в силах преодолеть.

Отсутствие сознания долга мы наблюдаем в «Федре» Расина. Федра, охваченная страстью к пасынку Ипполиту, допускает, чтобы ее наперсница оклеветала перед отцом юношу, который не шел навстречу любовным домогательствам Федры, т. е. фактически мачеха становится виновницей смерти Ипполита. А в трагедии Еврипида «Ипполит» Федра идет еще дальше: перед тем как покончить с собой, она в письме к мужу сама клевещет на Ипполита.

В ином плане решается конфликт между тем, чего бы человеку хотелось, и тем, что ему велит долг, в драме «Принц Гамбургский» Генриха фон Клейста. Борьба в душе курфюрста происходит между долгом по отношению к родине и чувством отцовской любви к принцу: курфюрст подписывает смертный приговор принцу, которого любит, как сына. Его племянница Натали говорит о жестокости, бесчеловечности этого решения. На ее слова курфюрст отвечает, что он не в праве отменить приговор суда, что это повлекло бы за собой невосполнимые потери для отчизны.

Сознание долга в одних случаях связано с общепризнанными понятиями, в других оно более односторонне и распространяется лишь на некую частную область, например, сугубо профессиональную. В своем романе «Отверженные» В.Гюго иллюстрирует такое преувеличенное сознание долга у чиновника. Полицейский инспектор Жавер безгранично честен в отношении своих обязанностей, поэтому следить за порядком во вверенном ему департаменте – его священный долг. Ночью на одной из улиц Парижа он становится свидетелем того, как какая-то женщина с кулаками набрасывается на элегантно одетого мужчину. Жаверу и дела нет до того, что женщина действует в порядке самозащиты. Он собственными глазами видел, как «эта проститутка» налетела на приличного господина, значит, она подлежит аресту.

Мысли о том, что «отверженные» заслуживают не только наказания, но и сострадания, Жаверу совершенно чужды, не только задача, но дело его жизни – блюсти порядок.

И все-таки он не может оградить себя от глубокого человеческого сочувствия, однако это обозначает для него жизненную катастрофу, и он приходит в отчаяние. Он не задержал человека, которого считает тяжким преступником, но который спас ему, Жаверу, жизнь. И Жавер не может простить себе такого своеволия, такого «уклонения от законных предписаний». Он «подчинил общественные интересы личным». Когда он окончательно осознает, что в жизни существует нечто высшее, чем долг чиновника, это приводит его в полное замешательство: для него утрачен критерий оценки собственных действий! Выхода, очевидно, быть не может: Жавер бросается в Сену и гибнет в ее водоворотах.

Наряду с чувством долга особое внимание следует уделить чувству дружбы. Чувство дружбы или взаимной симпатии возникает обычно между людьми непосредственно.

Такую дружбу изображает Шиллер в драме «Дон Карлос». Конечно, столь глубокое дружеское чувство едва ли может встретиться в жизни, и все же Шиллер дал нам ярчайшее изображение того, как преданность в дружбе способна выработать в человеке особые черты и качества.

Маркиз Поза жертвует собой ради друга, дон Карлоса. Несмотря на страх перед смертью, он радостно идет ей навстречу. Из его уст мы слышим, как он был счастлив, когда ему пришла мысль спасти друга, взять на себя предъявленное Карлосу обвинение (с. 143):

 

–...Но вот теперь:

Луч солнца озаряет мрак.

Что, если короля я обману?

Что, если мне удастся на себя взять Карлоса вину?

Правдоподобно это или нет —

Значенья не имеет; ведь для короля

Всегда правдоподобно то, что дурно.

Итак, смелей вперед! Цель стоит риска,

Пусть известие ошеломит Филиппа,

Как гром средь неба ясного.

А мне одно лишь нужно:

Чтоб выиграл время Карлос

Бежать в Брабант.

 

Другой прославленный дуэт друзей воспел Шиллер в балладе «Порука», сюжетом которой служит известное предание.

Вторая черта личности маркиза Поза, о которой следует упомянуть, – это его стремление к свободе. Но оно в гораздо меньшей степени выражается в призыве к борьбе против грубой тирании, чем в жалости к угнетаемому тираном народу. Поза не борется с тираном, он лишь заклинает его «божественно» распорядиться своей властью, предоставив людям «свободу мысли», даруя им тем самым новую жизнь. Вторая черта личности маркиза Поза свидетельствует, таким образом, не о готовности к социальной борьбе, о которой речь пойдет ниже, а лишь о силе сострадания к несчастному народу.

Не лишено поэтического преувеличения изображение дружеских чувств также и у Лопе де Вега. В пьесе «Три брильянта» Энрике самоотверженно любит Лизардо. Когда Лизардо попадает в плен, Энрике ищет его по всем морям и океанам; единственно преданность другу толкает его на эти бесконечные странствия. Во время поисков Энрике сам попадает в плен и, находясь в тюрьме, мысленно заверяет Лизардо, что его «сердце, жизнь и честь принадлежат другу».

Несколько слов о знаменитых со времен античности друзьях Оресте и Пиладе. Гете изображает их дружбу в «Ифигении в Тавриде» как искреннее чувство, правда, без особой эмоциональной восторженности. Дружба началась еще в раннем детстве, с тех пор мальчики делили друг с другом радость и горе. В минуту величайшей опасности для обоих Орест думал только о Пиладе. Пилад же произносит следующие слова: «Жизнь для меня началась в тот миг, когда я тебя полюбил». У Еврипида в изображении этих друзей нет такой задушевности, как у Гете. В драме Еврипида «Орест» изображены скорее совместные действия друзей, чем их духовная близость. В драме же «Ифигения в стране тавриев» оба готовы умереть друг за друга, но руководит этим порывом не одна дружба. Орест, преследуемый Эринниями, ищет смерти, независимо от своих дружеских чувств к Пиладу, Пилад же боится быть обвиненным в предумышленной смерти Ореста, так как он женат на сестре Ореста Электре и мог бы рассчитывать унаследовать его имущество. У Эсхила («Орестейя») и Софокла («Электра») оба друга упоминаются вскользь.

Дружба обозначает привязанность к тому, с кем дружишь. Из привязанности рождается верность в мыслях и поступках, особенно в тех случаях, где к ней присоединяется чувство долга. Особенно ярко изображается такая комбинированная черта личности при описании верности вассалов. Примером может служить Кент в «Короле Лире». Кент одновременно и обязан своему господину многим, и искренне привязан к нему. Одно лишь чувство долга не могло бы заставить его последовать за королем, которым он был изгнан, но к долгу здесь присоединяется глубокая привязанность. Кстати, в этой же трагедии Шекспира и Глостер проявляет к королю трогательную верность, в которой смешались и чувство долга, и привязанность.

Не следует, конечно, отождествлять верность другу с верностью начальнику, господину. Верность в дружбе основана на взаимной привязанности и на взаимных обязательствах. Такова была верность Ахиллеса его другу Патроклу, продолжавшаяся и после смерти последнего; именно верность – как результат его преданности другу и долга по отношению к его памяти – толкает Ахиллеса на месть Гектору.

К психической сфере интересов и склонностей мы причисляем и враждебное отношение к людям, которое порой доходит до ярко выраженной ненависти. Нередко возникает воинствующая нетерпимость к сопернику. Особенно характерны проявления данных чувств в тех случаях, когда в них преобладают тщеславие и жадность, здесь наблюдается бестактность поведения, доходящая до грубости. Впрочем, при нетерпимости этические нормы нарушаются не обязательно.

Последнее находит яркое выражение в образе Варвары Петровны Ставрогиной («Бесы» Достоевского). Перед нами женщина, тиранически навязывающая всем свою волю. Со своим многолетним другом Степаном Трофимовичем она говорит «строго и резко», полностью подчиняя его себе. Даже когда Варвара Петровна заявляет ему, что намерена женить его, человека 53 лет, на своей двадцатилетней воспитаннице, он возражает очень робко, растерянно (с. 84):

 

Степан Трофимович был удивлен. Он заикнулся было, что невозможно же ему так, что надо же переговорить с невестой, но Варвара Петровна раздражительно на него накинулась:

– Это зачем? Во-первых, ничего еще, может быть, и не будет...

– Как не будет! – пробормотал жених, совсем уже ошеломленный.

– Так. Я еще посмотрю... А впрочем, все так будет, как я сказала, и не беспокойтесь, я сама ее приготовлю. Вам совсем незачем. Все нужное будет сказано и сделано, а вам туда незачем. Для чего? Для какой роли? И сами не ходите, и писем не пишите. И ни слуху, ни духу, прошу вас. Я тоже буду молчать.

 

Итак, когда жених хочет обменяться несколькими словами с невестой, это расценивается как «вмешательство» в дело Варвары Петровны. Подобным образом она ведет себя и с другими действующими лицами романа. Например, к одной подруге юности она относится, «как деспот», друга своего в конце концов выставляет из дому, ибо тот ее «разочаровал». Но это отнюдь не говорит о бессердечии: стоит ей узнать о том, что Степан Трофимович серьезно болен, она тотчас же мчится к нему со всех ног – помочь, поддержать. У него она застает мало знакомую, ухаживающую за больным женщину. Тут же в ее душу закрадывается подозрение, что женщина втерлась в дом друга из корыстных целей, и на ни в чем неповинную Софью Матвеевну извергается поток брани (с. 682):

 

– Я по твоему бесстыжему лицу догадалась, что это ты. Прочь, негодяйка! Чтобы сейчас духа ее не было в доме! Выгнать ее, не то, мать моя, я тебя в острог навеки упрячу. Она уже в городе сидела раз в остроге, еще посидит. И прошу тебя, хозяин, не сметь никого впускать, пока я тут. Я генеральша Ставрогина и занимаю весь дом. А ты, голубушка, мне во всем дашь отчет.

 

С подобными же словами она обращается и к другу, тяжелого состояния которого она сначала не осознает. Впрочем, вскоре вновь подтверждается, что хотя Варвара Петровна и нетерпима, но способна и на внимание, и на сочувствие. Такое отношение пробуждается у нее к Соне, стоит ей убедиться в бескорыстии девушки, а ведь за пять минут до этого она ругала Соню последними словами! Нет, Варвара Петровна займется ею сама. Соня не будет больше зарабатывать на жизнь жалкие гроши, продавая «Евангелие». Однако в самой заботливости генеральши Ставрогиной звучат властные повелительные нотки. Никаких возражений Сони, ужасно испуганной предложением (вернее приказанием) поселиться навеки в Скворешниках, она не хочет слушать (с. 688):

 

– Все вздор! Я сама буду с тобой ходить продавать «Евангелие». Нет у меня теперь никого на свете!

– У вас, однако, есть сын, – заметил было Зальцфиш.

– Нет у меня сына! – отрезала Варвара Петровна и – словно напророчила.

 

По отношению к своему сыну Варвара Петровна, наоборот, не только не отличается нетерпимостью, но ведет себя весьма робко и смирно, и все же противоречий здесь нет: ведь речь идет о материнской любви, о постоянной тревоге матери за единственное дитя.

Когда нетерпимость сочетается с положительными этическими чертами характера, данное обозначение, пожалуй, не совсем уместно; такие люди не выносят возражений и приходят в состояние аффекта при всяком критическом замечании в их адрес.

Нетерпимой женщиной, ставящей, однако, перед собой благородные цели, является у И.Готхельфа Лиэи, жена крестьянина Бенца (роман «Дух времени»). Уже в начале романа мы узнаем о том, что если мужа Лизи собираются избрать в муниципалитет, то прежде всего необходимо спросить саму Лизи. Одно влиятельное лицо заявляет (с. 41):

 

– Я не возражаю против избранна Бенца, но тут прежде всего надо бы с его женой договориться. Жена у него уж больно решительная женщина. Она ему такое запоет, если он даст согласие без ее ведома, что ему, бедняге, не поздоровится.

 

Ту же тему обсуждает с самой Лизи один из друзей Бенца, тоже член муниципалитета (с. 174):

 

– Так ты ему не разрешила? – спросил Ханс. – Знаешь, дорогая, хорошо еще, что не каждый муж должен спрашивать разрешения у жены по поводу всякого пустяка.

– Вот как? А ведь многим, ох, как многим мужьям это бы не повредило! Другой, бывает, – ну, просто ни ума не хватает, ни меры не знает, а вот посоветовался бы с женой, – и себе, и ей, да и детям была бы польза...

 

Лизи обладает драгоценным качеством – сочувствием. Тем не менее в стремлении добиться своего она крайне нетерпима. Она не выносит людей, не прислушивающихся к ее словам, стремится всех поучать. Лизи взрывается, когда муж говорит ей о необходимости быть терпимей. Именно нетерпимость является ее х<

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...