 |
Русские драматурги. {3} От редакции В. Ф. Боцяновский
|
|
|
|
Кугель А. Р. (Homo novus). Русские драматурги: Очерки театрального критика / Ред. и примеч. В. Ф. Боцяновского. М.: Мир, 1933. 179 с.
В. Ф. Боцяновский. От редакции.................................................................................... 3 Читать
А. Луначарский. Из личных воспоминаний................................................................. 7 Читать
Леонид Андреев. Привет А. Р. Кугелю...................................................................... 11 Читать
Русские драматурги
Pro domo sua......................................................................................................... 15 Читать
Пушкин как драматург........................................................................................ 17 Читать
Миллион терзаний (Грибоедов)......................................................................... 27 Читать
Загадка Гоголя...................................................................................................... 37 Читать
Островский........................................................................................................... 47 Читать
Как играть Тургенева.......................................................................................... 72 Читать
Театр Толстого..................................................................................................... 81 Читать
А. И. Сумбатов (Южин).................................................................................... 103 Читать
Чехов................................................................................................................... 111 Читать
С. А. Найденов................................................................................................... 139 Читать
Леонид Андреев................................................................................................. 148 Читать
Право смеха (Козьма Прутков)........................................................................ 163 Читать
Примечания. ............................................................................................................... 169 Читать
{3} От редакции В. Ф. Боцяновский
«Лирическое вступление» «Pro domo sua», которым открывается настоящая книга, обронено А. Р. Кугелем в одной из его критических статей. Любопытные сами по себе постановкой вопроса о том, чем должна быть имеющая свою специфику театральная критика, строки эти особенно уместны здесь, в сборнике критических статей Кугеля, как известного рода самооценка, самокритика, как признания человека, горячо любившего театр, работавшего в нем и для него и прекрасно, во всех деталях, его знавшего. Вошедшие в настоящую книгу наброски портретов драматургов частью приготовлены к печати самим автором (статьи об Островском, к которому он относился с исключительной любовью, о Чехове, Грибоедове, Тургеневе и Сумбатове), частью извлечены из журнала «Театр и Искусство», где они печатались за время с 1897 по 1917 г. [1]
|
|
|
Из всего, что написано Кугелем о наших драматургах, — а не было сколько-нибудь значительного автора, о котором бы он не писал, — взяты только наиболее законченные и характерные статьи-очерки. Очерки эти расположены в хронологическом порядке, сообразно со временем появления того или иного автора на театральном поприще. Исключение сделано для очерка о Козьме Пруткове, отнесенного в конец книги. Отступление это объясняется тем, что К. Прутков, хронологически современник Тургенева и Толстого, раскрыт и использован театром только в начале нашего века. Кроме того сам по себе очерк этот, ставящий актуальный и для наших дней вопрос о «праве смеха», имеет совершенно самостоятельное значение.
Критические статьи Кугеля отмечены присущей ему темпераментностью, субъективностью, эскизным импрессионизмом, со всеми свойственными критику достоинствами и недостатками, которые на склоне лет, «по мере того как уходили годы», вызывали у него отмеченные печатью сомнения, а попой, к дышащие напрасным пессимизмом думы «о жалком жребии того самого дела, которое делал всю свою жизнь». В каждой из них чувствуется правдивое отражение непосредственных настроений и впечатлений от драматурга, актера, режиссера, от всего спектакля в целом, которые уносил с собой из театра критик-художник и с которым {4} он, всегда живо реагировавший на все, взволнованно, часто бурно, делился здесь же, в фойе театра, собирая вокруг себя во время антрактов своеобразные митинги — «род веча» внимавших ему зрителей. Это именно то, что в свое время слушали и читали все, имевшие малейшее прикосновение к театру — особенно актеры и драматурги, то, что так или иначе воздействовало и на самую жизнь современного Кугелю театра.
|
|
|
Грустные предчувствия, прозвучавшие в последних строках этого лирического «вступления», не оправдались. За пять прошедших со дня его смерти лет появился целый ряд статей П. С. Когана, А. И. Свидерского, Ю. М. Юрьева, Вл. Ив. Немировича-Данченко, М. Браза, Юр. Соболева, Эм. Бескина и др., все они также как помещаемые ниже принадлежащие перу А. В. Луначарского воспоминания о личных встречах с А. Р. и более раннее письмо Леонида Андреева с редким единодушием говорят о высокой художественной и культурной значимости творчества Кугеля. Единодушно характеризуется здесь Кугель как «рыцарь театра», «друг актера», «последний романтик», «Нестор театра», «Натан мудрый» и т. д. и т. д. Правда, современная марксистская критика не может согласиться с целым рядом положений Кугеля, обусловленных его индивидуалистическим миросозерцанием. Но и здесь, однако, в отзывах авторитетных представителей этой критики неизменно подчеркивается, что Кугель, не будучи марксистом, все же оставил после себя литературное наследство, имеющее большую и бесспорную ценность. Вспоминаются при этом также слова В. И. Ленина, говорившего, что «на одних марксистских книгах не научишься». А что книга Кугеля и его статьи, каждая в отдельности и взятые вместе, принадлежат к числу немногих книг, по которым можно учиться и действительно учатся, это бесспорно. Книги эти читаются и изучаются. Посмертные его статьи, оставшиеся не опубликованными при жизни, появляются уже в наши дни на страницах современных изданий (статья «Актер и режиссер», например, напечатана в журнале «Театр и Драматург», 1933 г., № 2 – 3), как равноценные с помещаемыми здесь статьями критиков-марксистов. Нельзя не пожалеть о том, что мы еще не имеем исчерпывающей характеристики Кугеля, его литературного портрета во весь рост, портрета, в котором были бы сгруппированы все, иногда противоречивые, вернее только кажущиеся противоречивыми черты этого многогранного характера. Истинный круг актера, друг автора и главное друг правды в искусстве, служению которому он отдал всю свою жизнь, Кугель всей силой своего пламенного темперамента обрушивался на все, что так или иначе эту правду извращало или затемняло. Реалист в своих художественных вкусах, никогда не боялся идти против течения, как бы оно сильно или «модно» ни было в данный момент, если оно в какой-либо мере не удовлетворяло его основным требованиям. Это был один из редких людей, у которого имелся свой крепкий стержень, свой {5} подлинно художественный компас. Малейшая фальшь, пошлость, банальщина находили в нем беспощадного обличителя. Обладавший большим даром наблюдательности, Кугель тонко анализировал все явления современной ему художественной жизни, показывал живого человека со всеми присущими ему чертами характера. «Великий мастер», как его называли в интимных кружках друзья, обладал действительно большим мастерством, проявлявшимся прежде всего в блестящей форме его вещей. «Я, говорит Кугель, любил форму, быть может чересчур ее любил». И не только любил, но с большим упорством над нею работал. Часами он сидел иногда над рукописью, страдал, чувствуя, что «не так выходит». Как человек театра, он стремился также и в статьях не столько рассказывать, сколько показывать, говорить не словами, а образами.
|
|
|
Разносторонняя начитанность, философский склад острого ума, чуткость и совершенно исключительная наблюдательность, редкой зоркости глаз позволяли А. Р. накопить колоссальный материал, бесконечное число фактов и тончайших впечатлений. Книги его воспоминаний поражают богатством и правдой красочно, зафиксированных впечатлений, из всей совокупности которых складывается большая картина интереснейшей полосы нашей предреволюционной жизни. В сущности это своеобразно написанный исторический роман, в каждой странице которого чувствуется не безучастный наблюдатель, а человек, варившийся в этом котле, глубоко переживавший горе и радости своей мрачной эпохи, но никогда не терявший присущей ему духовной бодрости. Подобно молодому, только что вступавшему в жизнь Ал. Блоку, он мог сказать о себе:
|
|
|
Медленно, тяжко и верно
Мерю ночные пути:
Полному веры безмерной
К утру возможно придти.
Эта — вера «безмерная» чувствуется во всем, что А. Р. говорил, писал и делал. Особенно ярко это свойство его характера сказалось в одном, мало кому известном, эпизоде его биографии, когда он, в первые годы революции, положил перо театрального критика и вступил в число ораторов или, как тогда говорили «орателей» при картинах в… кинотеатрах. Нелегкая это была работа. Большие промерзлые помещения кинотеатров не отапливались. Было адски холодно. В валенках, в тяжелой шубе проводил здесь Кугель длинные вечера до 11 – 12 часов ночи для того, чтобы два, а иногда три раза — (смотря по числу сеансов) — выступить с десятиминутной речью, которая должна была как-то осветить и скрасить унаследованную от старого кино бессодержательную, часто пошлую, картину. Передние ряды киноаудитории заполнялись мальчишками-папиросниками. Им было совершенно неинтересно слушать «оратора». Они с нетерпением ждали картины, шумели, разговаривали, а временами не стеснялись {6} даже крикнуть: «довольно, борода», «давай картину». Приходилось их укрощать, перекричать… Не легко было работать в такой обстановке. И тем не менее все это не оставило после себя горького осадка в душе Кугеля. Наоборот.
— Об этих кинематографических днях, казалось бы несуразных и тяжелых, — говорил А. Р., — думаешь часто не с горечью и тоской, а с таким умилением, как разве о самой золотой поре юности, когда все существо безотчетно наливалось сладким соком жизни. Была какая-то радость обретенного братства, исполненного долга, радость преодоленного испытания, радость смирения и вселенского чувства.
Кугель искренно жалел тех, кто не знал этих своеобразных дней.
— Они, эти дни, — часто вспоминал он, — были бедны, но как богаты. Они были холодны, но сколько зажглось в это время искр.
Благодарно оценил Кугель эти дни, думается, потому, что они, при всех своих горестях, избавили его от повседневной мелкой журнальной работы, позволили ему сосредоточиться, подвести итоги, дали возможность создать книгу, по общему признанию, являющуюся ценным вкладом в нашу художественную литературу, дали радость подлинного художественного творчества.
|
|
|
