Феноменология человеческого поведения 5 глава

Вслед за схоластиками мы можем понять способность как ближайшее начало действия. Не вступая в важные, но слишком детальные дискуссии о способностях (у нас нет для этого возможности), ограничимся тем утверждением, что человеческая личность действительно наделена возможностью совершать разного рода действия, — будь то акты представления или познания некоторого объекта (возможность видеть, слышать, помнить, понимать, рассуждать) или акты стремления, направленные на приближение к объекту или на его избегание (желание, удовольствие, раздражительность, страх и т. д.). Иначе говоря, речь может идти о деятельности органов чувств (или о данных чувственного опыта), действиях мышления (простые постижения, суждения), рациональных действиях (соотносительное суждение, дедукция, индукция), волевых действиях (принятие решений, приказания, любовь, дружба, жертвование собой ради других, ненависть и т. д.). Итак, не подлежит сомнению, что в человеке существуют (как их ни толковать) способности или потенции, посредством которых он реализует акты своей жизни.

Св. Фома уточняет природу человеческих возможностей: потенция как таковая подчинена акту; она не обладает реальностью, если не связана с актом, которому подчинена. Со своей стороны, акт соотносится со своим формальным объектом, получает от него видовое определение. Всякий акт есть либо акт пассивной способнос ти, либо акт активной способности. Если он является актом пассивной способности, то формальный объект выступает его началом и действующей причиной. Так цвет, будучи причиной зрения, выступает предметным началом зрения. Если же акт является актом активной способности, то формальный объект выступает его завершением и целевой причиной, например, желание богатства ¹.

Спорный вопрос заключается в следующем: каким образом связаны между собой способности и их субъект, человек? Иначе говоря, существует ли реальное отличие человеческих способностей друг от друга и от самого субъекта? Св. Фома проводит различение между духовными способностями или потенциями, вроде способностей понимания и желания, действие которых проявляется без помощи телесных органов, а субъектом выступает только душа, и такими способностями, которые, будучи укоренены в душе, осуществляются через посредство телесных органов: например, зрение — через глаза, а слушание — через уши. В таких способностях душа выступает только началом, но не целостным субъектом. Субъектом будет тело, одушевленное формой, то есть душой².

Что касается различия способностей между собой, схоластики придерживаются следующей точки зрения: коль скоро их акты различны, то и они сами должны реально различаться между собой. А коль скоро они различны между собой, то отличны и от сущности человеческого «Я». Способности суть многообразные и различные акциденции одной и той же субстанции. Они не обладают бытием сами по себе, но получают бытие от субстанции либо души, либо соединения души и тела. Они представляют собой entia entis (сущее в сущем), хотя мы в обиходном языке субстантивируем их и говорим о памяти, понимании, волении и т. д.³

Не вдаваясь в эти тонкие и спорные дистинции, мы считаем более важным обратить внимание на утверждение того же св. Фомы: «Non enim proprie loquendo sensus aut intellectus cognoscit sed homo per untrumque» («Собственно говоря, познаёт не ощущение или интеллект, а человек через посредство того и другого») ⁴. И в другом месте св. Фома категорически заявляет: «Manifestum est enim quod hic homo singularis intelligit» («Очевидно, что этот человек — единствен ный, кто разумеет») ⁵. Здесь уже предвещается то унитарное видение человека, которое сегодня служит одним из оснований философской антропологии. Как уже было сказано, в строгом смысле видят не глаза, слышат не уши, помнит не память, разумеет не разумение и рассуждает не рассудок. Видит, слышит, помнит, разумеет и рассуждает весь человек. Actiones sunt suppositorum, говорили уже схоластики: действия принадлежат «суппозиту». Этим термином обозначалась целостная и несообщаемая индивидуальная субстанция. Действия принадлежат человеку в целом, и это вполне приложимо к сознаваемым ощущениям и к интеллектуальным, рассудочным и волевым актам. Строго говоря, мы не обладаем разумением, рассудком или волей как различными сущностями. Ибо что суть разумение, рассудок или воля, как не разные акты одной и той же личности? Поэтому когда Кант осуществляет критику чистого разума, он подвергает критике несуществующую вещь. Нет чистого разума, есть человек — целостная индивидуальная субстанция, способная к рациональному мышлению. Да, мы проводим разделение, чтобы лучше понимать, и пользуемся терминами «память», «разумение», «рассудок» или «воля», потому что они удобны для истолкования. Но мы должны сознавать, что речь идет не о разных сущностях как таковых, а о разных способах выражения и действования, принадлежащих единому и цельному существу, которое именуется человеческой личностью. Субири напоминает, что человеческие действия суть «актуализации моих возможностей и моих способностей. Необходимо настаивать на том, что всякое действие принадлежит той целостной субстанциальной системе, каковую представляет собой каждый человек. Нет актов чистого ощущения, чистого мышления, чистого хотения и т. д. Всякое действие, повторяю, совершается целостной системой со всеми ее характеристиками. И все дело заключается только в том, что в этой действующей системе одна или несколько характеристик могут различным образом заглушать другие»⁶.

2. Общие понятия, связанные с человеческим познанием

Более чем очевидно, что человек — открытое существо, ориентированное на окружение в самом широком смысле. Наш человечес кий опыт говорит нам, что мы окружены известной нам действительностью, другими людьми и бесконечным числом вещей, с которыми мы связаны и среди которых ведем наше непростое существование. Этот опыт нам дан непосредственно. Мы реализуем себя в непрестанном взаимообмене между внутренним и внешним (известным и используемым), и в этом взаимообмене, который у Хайдеггера именуется «заботой» (Sorge), мы обретаем и выстраиваем наш собственный личностный мир. Если мы хотим объяснить феномен человека, то не можем закрывать глаза на этот факт открытости и общения человека с другими людьми и с окружающей средой в целом, средой, которую можно определить как тотальность нашего жизненного пространства и нашего познавательного горизонта. Эта очевидная реальность предполагает, что мы познаём других, мир и самих себя в качестве реальных объектов. Если бы это было не так, было бы невозможно объяснить человеческий образ действий и сотрудничество всех людей в достижении общих целей или решении разного рода задач.

Трудно дать определение тому, что есть человеческое познание. Оно представляет собой первичный и неоспоримый, но весьма сложный опыт, ибо человеку свойственны многие и многообразные способы и уровни познания: ощущение, восприятие, припоминание, суждение, абстрактное понятие, аналогия, дедукция и т. д., которые нельзя подвести под одну универсально пригодную дефиницию. Но описательно мы можем охарактеризовать акт познания как любой акт, в котором реальность интенционально, непосредственно или опосредованно, является нам в своем существовании или возможности существования и в своей действительной природе.

Самые общие признаки любого человеческого познания таковы:

1) Жизненность действия.

Имеется в виду, что познание не просто отражает реальность подобно зеркалу, пассивно отражающему поставленный перед ним предмет, как думал Декарт. Познание — это жизненный и оригинальный ответ наших познавательных способностей, которые реагируют на реальность и интенционально овладевают ею. Это значит, что познание, по существу, является имманентной деятельностью. Данный факт порождает немало трудностей в объяснении причинного воздействия внешней чувственной реальности на мыслительные способности.

2) Познание есть связь между познающим субъектом и познаваемым объектом.

Одно без другого не существует. Вдохновляясь учением Брентано, Гуссерль настаивал на том, что любое переживание сознания, и особенно познавательное переживание, интенционально направлено на некоторый объект. Объект представляет собой не сознание, но сущностный коррелят сознания ⁷. И это действительно так. Различие между познанием у животного и познанием у человека состоит в том, что человек рефлективно сознает объект как реальность, отличную от Я-субъекта, даже когда познаваемый объект имманентен субъекту. Объект интенционально дан субъекту как нечто отличное от него. Кант и другие идеалисты полагали, что субъект «конституирует» объект: последний не имеет значения реальности сам по себе, но существует только как «объект» познания, конституированный чувственными данными и субъективной информацией, а не реальностью как таковой. Ложность идеалистического постулата становится очевидной из неоспоримого присутствия реального в нашем мышлении. Присутствия, которое позволяет формулировать научное знание о природных, человеческих и метафизических реальностях, а не субъективных представлениях. Доказательство тому — тот факт, что эти науки дают нам возможность объяснять действительность и господствовать над нею. Причем речь идет не только о чувственной, но и об умопостигаемой действительности: правах человека или таких определениях реальности, как закон, право, справедливость, общество, государство и т. д., а также обо всех общих понятиях, составляющих фундамент наук. Утверждать, что мы познаём только феномены и что реальность сама по себе есть неизвестная величина, икс, — значит впадать в догматический сон⁸.

3) Познание есть интенциональное единство.

Св. Фома объясняет это так: «Для познания необходимо, чтобы имелось некоторое подобие познаваемой вещи в познающем, некоторая его форма». Поэтому должно иметься также «некоторое соответствие между предметом и познавательной способностью» ⁹. Это единство обладает такой природой, что в акте познания познающий и познаваемое образуют таинственное соединение, в котором, однако, всегда сохраняется различие между субъектом и объектом ¹⁰.

Очевидно, что в таком симбиозе субъекта и объекта объект познания может испытывать некоторые изменения, тем более, что, как мы сказали, наше познание не пассивно и созерцательно, а жизненно и активно. Схоластики выражали это в следующей формуле: Cognitum est in cognoscente ad modum cognoscentis (познаваемое пребывает в познающем согласно модусу познающего). Это не означает релятивизма, как если бы познаваемое целиком зависело от познающего субъекта. Это означает только то, что, даже познавая реальное как реальное, мы можем в нашем интенциональном подходе к нему изменить некоторые из его признаков или, познавая некоторые стороны реальности, можем оставаться, и действительно остаемся, в неведении относительно других его сторон. Всегда возможно получить новые данные об уже известной реальности. Вот почему человек должен сохранять постоянную открытость реальности, чтобы она могла вести и обогащать его: ведь на самом деле познание есть не что иное, как открытость реальности человеческому познанию. Личность тем более нормальна, уравновешенна и мудра, чем в большей мере она позволяет реальности руководить собой. Те, кто в одном или во многих отношениях утрачивают чувство реальности, являются психопатами или невротиками.

Познание играет настолько важную роль в человеческой жизни, что в значительной мере именно оно и его своеобразные характеристики конституируют личность в качестве личности. Именно это имели в виду Аристотель и схоластики, когда называли человека «разумным живым существом», несмотря на уже отмеченную недостаточность такого определения. Познание превращает нас в сознающих субъектов, способных к общению с миром вещей и людей, а потому способных к продвижению вперед. Оно сообщает нам открытость навстречу неопределенному богатству возможностей, ибо немыслимо, чтобы существовало нечто немыслимое. Кроме того, интенциональное обладание объектом влечет нас к поиску другого или других объектов. Человеческая любознательность составляет ту силу притяжения, которая заставляет нас всегда стремиться к большему знанию, а вместе с ним к большему бытию и к бытию большим. Часто эта гравитационная сила познания ставит нас перед проблемой, то есть перед вопросом, ответ на который нам неизвестен или неизвестно, какой ответ из предлагаемых является истинным. Нужно прислушиваться к реальности, потому что истина — это реальность. Реальность служит надежным проводником всякому истинному познанию.

Однако при всей очевидности того факта, что мы познаём реальность, сам этот факт на протяжении истории превратился в проблему, вернее, в тайну: ведь человек как suppositum cognoscens (познающая независимая субстанция) целиком вовлечен в реальность. Уже средневековые философы, начиная с XII века, вели дискуссии о познавательной ценности общих понятий. В XIV веке Уильям Оккам возобновляет эту дискуссию и склоняется к номинализму. В XVII столетии Декарт невольно заронил подозрение, что всё наше знание держится на субъективном утверждении. Отсюда английские эмпиристы XVII_XVIII вв. выводят так называемый «принцип имманентности»: он гласит, что нам известны наши представления (идеи), но неизвестно, соответствуют ли они реальности или нет. Исходя из этого принципа Кант разрабатывает свой трансцендентальный идеализм, Фихте — субъективный идеализм, Шеллинг — объективный идеализм, Гегель — абсолютный идеализм, Шопенгауэр и Ницше развивают учение об отрицании всякой истины вообще. Гуссерль предпримет попытку вернуться к самим вещам, но только как к феноменам и идеальным сущностям. Витгенштейн будет советовать не вести разговоров о метаэмпирическом познании (потому что «о том, о чем нельзя говорить, лучше молчать») ¹¹ и заниматься только анализом языка. Радикальные экзистенциалисты впадают в крайний субъективизм, ибо человек есть всего лишь экзистенциальное становление, лишенное объективных истин (Сартр), а постмодернисты бросают вызов «немощному мышлению» (Дж. Ваттимо), которое тщится познать лишь бессвязные, лишенные определенного значения фрагменты реальности. Все это говорит о том, что значительная часть философии Нового времени и нынешней эпохи в течение столетий очень мало заботилась о познании и лишь с маниакальной настойчивостью стремилась познать, познаём ли мы. Но бесплодное кружение вокруг собственных идей и сомнения во всякой действительности — симптом глубокого психического расстройства.

Другие стороны и измерения человеческого действия изучаются в специальных работах по теории познания. Здесь мы вынуждены ограничиться самыми основными сведениями.

3. Чувственное познание

Одна из жизненных констант, присутствующих во всякой человеческой личности, — то, что мы называем чувственным познанием, или ощущением. Термин «ощущение» имел и продолжает иметь в аристотелевской традиции такое широкое и многообразное значение, что это не позволяет дать ему точного определения. Вслед за Шашкевичем, опирающимся на современную научную психологию, мы можем понять под ощущением в широком смысле присутствие в человеческом сознании особых чувственных качеств, таких, как цвет, звук, запах, головокружение, мышечное напряжение и т д.¹² То, что мы называем «миром», — точнее, «нашим миром», — в первый момент наличествует для нас в чувственном опыте, как внешнем, так и внутреннем. Шеллинг, Гегель, а также Гуссерль употребляют термин «опыт» в еще более широком смысле, включая в него «опыт духа», но мы предпочитаем использовать его только применительно к чувственному опыту.

Более конкретно можно сказать, что ощущения суть изменения в телесном органе под прямым воздействием стимула, которые продуцируют в сознании прямое и непосредственное знание материальной и актуально наличной реальности. Следует заметить, что это определение не может быть однозначно отнесено к неразумным животным: ведь, строго говоря, в человеке ощущают не только органы чувств, но suppositum cognoscens, весь субъект, а субъект-животное абсолютно отличен от субъекта-человека. У взрослого человека редко отмечаются чистые ощущения; обычно он обладает тем, что называют восприятиями.

Восприятие отличается от ощущения тем, что представляет собой сложный комплекс слитых ощущений. Мы схватываем не изолированные ощущения, а целостные структуры предметов, существ и событий — единства более высокого порядка, более сложные и наделенные значением. Восприятия обладают (как теперь принято говорить) «формой», Gestalt. Это значит, что в образовании восприятия участвуют не только стимулы и ощущения, воспринимаемые органами чувств и центральной нервной системой, но также (решающим образом!) фактор высшего порядка. Этот фактор есть «форма», которая интегрирует пространственный и временной разнобой отдельных ощущений в целостные восприятия. Таким образом, восприятия отнюдь не являются простыми ассоциациями изолированных ощущений — вопреки убеждению многих психологов прошлого века, последователей Юма. Исследования Макса Вертхаймера (1880_1943), Курта Коффки (1887_1967) и Вольфганга Кёлера (1887_1967), основателей «гештальт-психологии», показали существование такой структуры, которая формально объединяет нейрофизиологические процессы, именуемые ощущениями, в единство более высокого порядка. Когда мы видим автомобиль, то видим не просто нейтральные качества — цвет или протяженность, — но «видим» автомобиль. Иначе говоря, мы обладаем ощущением, в котором некоторым образом объединены различные ощущения, воспоминания и предварительные понятия (скорость, шум, удобство, управление, полезность, элегантность и т. д.). Когда по телевизору мы видим говорящего человека, то видим не просто человеческое изображение, а симпатичного телеведущего, который каждый день сообщает нам интересные новости со всего света. Когда в концертном зале мы слушаем музыку, то слышим не просто набор звуков, а Девятую симфонию Бетховена, испытывая все те эмоции, какие она способна пробуждать в нас. Это не чистые ощущения, а комплексные восприятия реальности. Конденсация ощущений в формах определяется душевными факторами — центральными или структурными: они объединяют ощущения и могут зависеть также от субъективности каждого человека. Нелегко более тонко определить природу этой формы (Gestalt). Ее изучение составляет скорее предмет эмпирической психологии. Лерш выдвигает гипотезу, согласно которой «спонтанная психическая деятельность, соединяющая ощущения в оформленные восприятия, обнаруживается в том поиске, который осуществляется в инстинктах и влечениях» ¹³. Это немногое проясняет. В любом случае можно утверждать, что восприятие есть эмпирический акт представления, поскольку в нем представлена ситуация в целом в ее соотнесенности с нашим организмом и его способностями к действию. Восприятие есть нечто отличное по виду от ощущения, потому что оно организует чувственные данные, дополняет их, исправляет или при необходимости устраняет во имя целого¹⁴.

Животные, как показали исследования Von Ьxkьll'a, воспринимают в качестве значимых только те комплексы стимулов, которые релевантны для их самосохранения и репродукции, то есть отвечают их основным инстинктам. Но фактически животные тоже обладают некоторыми восприятиями, тоже организуют чувственно воспринимаемые качества в значимое единство. Оно проявляется, как правило, в инстинктивном поведении при встрече с типичным перцептивным комплексом: например, в поразительной способности некоторых животных ориентироваться в пространстве (аисты, ласточки), в их реакциях на перцептивные образы, в перцептивных иллюзиях и т. д.¹⁵

Когда мы говорим о восприятиях человека как именно о человеческих, необходимо учитывать присутствие разума. Как показал Х. Субири, не существует подлинного разрыва между чувственностью и мышлением, которое утверждалось со времен Платона и которое вновь отстаивал Декарт. Человеческое мышление есть чувствующее мышление, а чувственность человека — чувственность мыслящая. Это значит, что человек, будучи единым существом, единым познающим субъектом, в первый момент встречается с реальностью как с «иным». Но если животное схватывает «инаковость» только как стимул (тепло побуждает его приблизиться или бежать), то человеческое ощущение «иного» есть не просто ответный знак: человек чувствует не только то, что тепло греет, но в том же ощущении постигает тепло как нечто существующее, как реальность. Содержание ощущения не исчерпывается тем, что оно затрагивает человека, но представляет собой нечто «само по себе», затрагивает оно человека или нет. Животное ощущает стимул; человек ощущает стимул как реальность. И этот акт постижения реальности как таковой есть свойство мышления, действующего в человеке рука об руку с ощущением. В едином акте испытывается стимул и постигается реальность. Это и есть то, что мы назвали мыслящим ощущением или (что то же самое) чувствующим мышлением. Здесь пролегает сущностное различие между ощущением у животных и у человека. Не объект мышления и чувственности, а их формальная структура являются причиной того, что они составляют единую и уникальную способность именно как способность. Такой взгляд нам кажется верным¹⁶.

Если мы перейдем теперь к классификации человеческих чувств, то окажемся в затруднительном положении. Традиционным является схоластическое разделение на внешние и внутренние чувства. К внешним относятся зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Уже св. Фома заметил, что чувство осязания — родовое понятие, подразделяющееся на множество видов¹⁷. К внутренним чувствам схоластики причисляли общее чувство, которое получает и классифицирует материал внешних ощущений; воображение, оценивающую или мыслительную способность и память. Все эти чувства зовутся внешними или внутренними не потому, что те воспринимают внешние вещи, а эти — внутренние, и не потому, что органы внешних чувств вынесены наружу, а органы внутренних чувств находятся внутри тела. Различие обусловлено скорее тем, что внешние чувства всегда приводятся в движение непосредственно внешним стимулом физического, химического или механического порядка, в то время как внутренние чувства вступают в действие после того, как получат импульс от внешних чувств. Внешним чувствам свойственно преобразовывать физическую энергию в энергию физиологическую и психическую и непосредствен но порождать интенциональный объект. Напротив, внутренним чувствам свойственно обрабатывать и совершенствовать на следующем шаге уже трансформированную энергию¹⁸.

Среди современных психологов нет единодушия, особенно в отношении того, что мы назвали внутренними чувствами. В целом они считают собственно ощущениями статичные ощущения, доставляющие нам информацию о положении нашего тела в пространстве и относительно силы гравитации; далее, кинестетические ощущения, информирующие о положении наших членов, их движениях и о том напряжении или давлении, которое они испытывают; и утробные, органические ощущения, несущие сообщение о состоянии различных частей нашего тела, и особенно о неблагоприятных изменениях в состоянии внутренних органов, например, усталости, боли, голоде, жажде и т. д. Внутри этих ощущений особо выделяют ощущение общего благополучия или неблагополучия тела и души. Наконец, к ощущениям относят ощущение протекшего времени¹⁹.

Другие авторы различают в осязании кожное и внутриорга ническое осязание. К кожному относятся ощущения давления, холода, тепла, боли, к внутриорганическому — ощущения движения, равновесия, органическое чувство²⁰. Некоторые различают низшие чувства (органы кожного осязания, кинестетическое чувство, обоняние и вкус) и высшие чувства (слух, зрение). Основанием для различения служит тот факт, что в последних двух чувствах объект не нуждается в непосредственном контакте с органом, и ощущения вызываются бессознательно ²¹. Субири говорит об одиннадцати чувствах, каждому из которых присущ свой способ постижения реальности ²².

Как видим, в классификации нет единодушия, потому что существует множество ощущений, и восприятия, которые мы испытываем, зависят от множества объективных и субъективных факторов и переплетаются между собой. Так что непросто выделить ощущения в чистом виде, и отсюда рождается множественность интерпретаций. Но для наших целей это не имеет большого значения.

В завершение этого раздела приведем классическое подразделение объектов ощущения на собственно чувственные (per se) и несобственно чувственные (per accidens). Собственно чувственным является то, что само по себе приводит в движение орган чувства и постигается по причине воздействия на познавательную способность. С гносеологической точки зрения, как собственно чувственное познаются только качества, цвет, звук и т. п. Это очень несовершенное знание. Собственно чувственное может быть таковым либо индивидуально, само по себе (per se proprium) — в случае, когда одно-единственное чувство представляет единственное качество, причем само по себе и непосредственно (звук, цвет), либо как одновременно ассоциированное (per se commune) — в случае, когда оно может быть постигнуто не одним чувством, а несколькими. Следуя Аристотелю, св. Фома называет пять ощущений per se communes: движение, отдых, число, очертание и протяженность ²³. Несобственно чувственное, или чувственное per accides, есть объект, который сам по себе не приводит в действие орган чувства, но, исходя из факта ощущения, воображения, вспоминания или разумения, дополняет те сведения, которые приводят нас к познанию предмета, хотя и реального, но по необходимости опосредованного. Например, я могу увидеть человека и сказать: это царь. Но его царское достоинство не дано мне в ощущениях. Это и есть то, что ранее мы назвали восприятием ²⁴.

Приведенные разделения восходят еще к Аристотелю и схоластикам, но и сегодня могут быть приняты в общем виде. Ведь сами экспериментальные психологи (прежде всего под влияние школы гештальт-психологии) признают тотализирующее жизненное единство сенситивных функций.

Очевидно, что чувственные реальности оказывают подлинное причинное влияние на органы чувств. Имеется почти бесконечное количество стимулов, которые, воздействуя на различные органы, вызывают те или иные ощущения. Стимулами служат, как правило, материальные предметы или физические, химические и биологические феномены. Все они принадлежат к материальной действительности, окружающей организм, или к самому организму. Каким образом материальный стимул, например, световые волны, может порождать следствие высшего порядка, то есть интенциональное представле ние, — очень сложная и неясная проблема. Она вновь отсылает нас к тому факту, что ощущения суть акты всего субъекта. Субъект представляет собой психическое существо, если он животное; если же речь идет о человеческом субъекте, то он обладает гораздо более богатой и осмысленной психической деятельностью, как мы это увидим, говоря о душе человека. Все акты опыта суть акты единого «психологического Я», которое обладает свойством превращать материальное в психологическое. Но акт человеческого опыта весьма отличен от эмпирического акта. Эмпиристы калечат восприятие и человеческий психизм, сводя его к чистой чувственности. Но в самом акте человеческого опыта преодолевается эмпиризм и ассоциативизм Юма и неопозитивистов, потому что человеческое восприятие — нечто гораздо большее, чем ощущение.

Итак, резюмируя, скажем следующее: ощущение служит начальным способом человеческого познания. Но уже оно весьма отлично от ощущений у животных, потому что человек в ощущениях схватывает реальность именно как реальность, а не как стимул. Далее, человеческие ощущения могут классифицироваться различным образом. Но в действительности для нас важны не чистые ощущения, а восприятия: именно они составляют моменты истинного познания чувственных вещей. Наконец, материальные стимулы оказывают подлинное причинное воздействие на органы чувств, и отсюда рождается психическое знание чувственных предметов, которое затем может быть возведено на уровень мышления.

4. Воображение и память

В старых трактатах о способностях человеческой души так называемая внутренняя чувственность разделялась, как мы уже сказали, на четыре способности: общее чувство, воображение, оценивающая или мыслительная способность и память²⁵. В современных трудах по философской и эмпирической психологии от них остались только две способности: воображение и память; представления об общем чувстве и оценивающей способности выходят из употребления начиная с XVII в. Естественно, те функции, которые приписывались этим способностям, продолжают изучаться, но главным образом в разделах, посвященных восприятию. То, что ранее именовалось «общим чувством», сегодня называется «первичной организацией восприятия», или «сенсорным синтезом». Что касается оценивающей способности, в наше время ее называют «вторичной организацией восприятия».

Не входя в детали, не имеющие в данном случае большого значения, необходимо, однако, сказать несколько слов о том, что представляют собой воображение и память. Такая необходимость объясняется их решающим влиянием на развитие человеческой личности и человеческой жизни в целом. Воображение можно определить как внутреннюю чувственную способность, представляющую как интенционально наличный некоторый феномен, который не дан человеку физически. Но мы должны сосредоточить внимание не столько на способности, сколько на ее актах, ибо они многочисленны, многообразны и определяют в видовом отношении саму способность. Разные авторы по-разному разделяют акты воображения. Есть образы, происходящие из всех областей чувственности: зрительные, слуховые, обонятельные, вкусовые, тактильные, кинестетические и т. д. Акты воображения могут быть произвольными, то есть добровольно и свободно вызванными (например, мы свободно можем представить себе Кёльнский собор или берега Сены, где некогда бывали, или наслаждаться, представляя, что вновь слышим музыку «Аиды»). Но они могут быть и пассивными (например, при виде какого-то человека у нас невольно по ассоциации возникает образ его дома). Мы не обладаем абсолютной властью над воображением. Бессознательные ассоциации, биологические, социальные, культурные и другие мотивы могут стать причиной того, что мы часто и совершенно невольно становимся жертвами возникающих у нас воображаемых образов.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: