Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Нюрнбергский процесс, т. II




ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА

что всеми имеющимися у вас средствами оказывали поддержку нацио-
нал-социалистской партии, если вы не соглашались с ее идеями?

Папен: Мы всеми силами боролись в кабинете против нарушения
Гитлером и партией политики коалиции. Конечно, эти нарушения нам
были известны. Я лично во многих речах, которые не представлены суду,
указывал также на эти нарушения. Однако пока существовал этот пакт
о коалиции, я должен был надеяться, что мы сумеем добиться своего, и
поэтому, только по этой причине, я заверил Гитлера в своей лой-
яльности, для того чтобы он со своей стороны относился лойяльно
к нам.

Файф: Я хочу привести вам последние слова вашей речи. Здесь вы
обращаетесь с весьма осторожным и продуманным призывом к своим
согражданам-католикам. Вы говорите: «Давайте в этот час заверим
фюрера и новую Германию в том, что мы верим в него и в его деятель-
ность». Почему вы говорили в подобных выражениях? Ведь в ноябре
1933 года вы должны были знать о том, что политика Гитлера заключа-
лась в уничтожении оппозиции, в уничтожении его политических против-
ников, в уничтожении профсоюзов, в приобретении полного контроля над
Германией. Почему вы произносили подобные речи, если вы не верили
в планы Гитлера и не соглашались со всем тем, что Гитлер хотел
сделать?

Папен: Я скажу вам это совершенно точно. Вы знаете, что в июле
того года я заключил конкордат и что я получил от Гитлера заверение
о том, что он сделает мир в религии основой своей политики. Чем больше
удавалось привлечь на сторону правительства консервативные элементы,
тем больше это способствовало выполнению моей программы.

Файф: Если это все, что вы можете ответить, я хочу перейти к сле-
дующему вопросу.

Вы уже заявили сегодня о том, что ко времени произнесения своей
речи в Марбурге, 17 июня, вы уже начали понимать, с какого рода ком-
панией вам приходится иметь дело.

Подсудимый, вы сказали Трибуналу очень много относительно вашей
марбургской речи. Был ли некий Юнг одним из тех, кто помогал вам?

Папен: Да, совершенно верно.

Файф: Юнг значительно помог вам в составлении этой марбургской
речи, не правда ли?

Папен: Юнг очень часто делал наброски для моих речей, в частно-
сти, это относится и к моей марбургской речи.

Файф: После 30 июня он был расстрелян, не так ли?

Папен: Да.

Файф: Это был человек, который не очень нравился вам, но чьи по-
литические взгляды (я полагаю, что вы назвали бы его прогрессивным
консерватором) вы разделяли и весьма уважали? Так это?

Папен: Да, это так.

Файф: Вы сказали нам относительно фон Бозе. Он был расстрелян,
фон Чирский был арестован — не так ли? — после этого случая?

Папен: Да.

Файф: Фон Савини был также арестован?

Папен: Я точно не могу вспомнить, но мне кажется, что нет.

Файф: Это неважно, имена здесь не играют роли. Но двое из вашего
штата были расстреляны, а трое были арестованы. Разве не так?

 

Вернуться

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА 99

Папен: Один из сотрудников моего штата был расстрелян, а двое
арестованы. Юнг не принадлежал к моему штату.

Файф: Юнг не входил в ваш штат, но он был вашим ближайшим
помощником.

Конечно, широко известно, что генерал фон Шлейхер и его жена
также были расстреляны и, если мне не изменяет память, генерал
фон Гренау был также расстрелян, да?

Папен: Да, правильно.

Файф: Вы были арестованы, как вы нам сказали, в течение трех дней,
и я полагаю, что ваши досье с делами были отобраны у вас, да?

Папен: Да, правильно'.

Файф: Скажите, пожалуйста, эти события потрясли вашу веру в ре-
жим?

Папен: Мою веру во что?

Файф: Эти события потрясли вашу веру в режим и в Гитлера?

Папен: Во всяком случае, я уже вчера показал суду, что этим актом
пакт от 30 января был нарушен.

Файф: И вы подали заявление об отставке 2 июля, не так ли?

Папен: Нет; я подал в отставку еще раньше.

Файф: Вы уже подали заявление об отставке 18 или 19 июня и под-
твердили его снова 2 июля?

Папен: Совершенно правильно.

Файф: Вы заявляете сейчас Трибуналу, что снова подали заявление
об отставке потому, что вы потеряли веру в режим, или потому, что ваша
гордость была уязвлена тем, что вы были арестованы, ваш секретарь
расстрелян, а ваши документы захвачены?

Папен: Я просил отставку, во-первых, из-за невозможного отношения
ко мне лично и к моим сотрудникам, во-вторых, потому, что этим актом
Гитлер нарушил пакт от 30 января и всякое внутриполитическое сотруд-
ничество мое с ним стало невозможно.

Файф: Хорошо. Попрошу вас сейчас посмотреть на документ № 714.

Это ваше письмо Гитлеру, написанное 4 июля. Тут сказано:

«Вчера, в 10 часов утра, я имел честь информировать вас устно от-
носительно моего отношения к событиям последних дней, после того как
меня освободили из-под ареста в 9 часов вечера 2 июля. Я тогда заявил
вам, что не могу более занимать своего поста в кабинете до тех пор,
пока не будет реабилитирована моя честь и честь моих сотрудников.

30 июня пять моих сотрудников были арестованы, и один из них был
расстрелян. Мои досье были конфискованы, моя канцелярия опечатана,
а мой личный секретарь также арестован. Это положение продолжается
и по сегодня.

Такого рода поведение в отношении второго в стране государствен-
ного чиновника может быть оправдано только в том случае, если он и
его сотрудники виновны в соучастии в заговоре против фюрера и госу-
дарства. В интересах защиты не только моей лично чести, но и в еще
большей степени ради сохранения авторитета и доброго имени государ-
ства нужно или немедленно доказать мою виновность в этом деле, или же
реабилитировать меня». И затем вы пишете: «Эти события стали известны
за границей частично в извращенном виде... Поэтому нельзя терять ни
часу времени». Вы обращаетесь к его солдатскому чувству чести и про-
сите, чтобы это дело было передано генеральному прокурору или чтобы

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА

было опубликовано коммюнике, в котором бы говорилось..., «что" прове-
денное расследование показало, что нет никаких доказательств какой-
либо причастности к заговору, и тем самым была бы полностью восста-
новлена моя честь и честь моих сотрудников. Если вы не пожелаете при-
нять этих мер, мое дальнейшее пребывание в кабинете станет невозмож-
ным». Теперь посмотрите, что далее говорится в письме. «Уже 18 и
19 июня я предоставил свою канцелярию в ваше распоряжение, канцлер.
Теперь я с еще более легким сердцем могу просить вас об отставке, по-
тому что работа, начатая нами вместе 30 января 1933 г., уже, повиди-
мому, находится вне опасности от дальнейших покушений. Одновременно
я прошу освободить меня от исполнения обязанностей уполномоченного
по Саарской области. Я надеюсь, что вы осуществите свое решение о реа-
билитации моей чести, что я вас прошу сделать в течение нескольких
ближайших часов. Я остаюсь всецело преданным вам и вашей деятель-
ности на благо нашей Германии».

Правильно ли, что вы почувствовали облегчение от того, что деятель-
ность Гитлера была вне опасности, что ей не угрожали дальнейшие по-
кушения?

Папен: Да, у меня сложилось впечатление, что это была революция,
которую он подавил. Это письмо было написано мною через день после
моего освобождения из-под ареста. У меня было такое ощущение, что
это была революция и, наконец, с нею было покончено.

Файф: Так, следовательно, мы можем считать, что вы совершенно
чистосердечно, в здравом уме, с полной верой в то, что вы говорите,
с полной искренностью заявили 4 июля 1934 г.: «Я остаюсь всецело пре-
данным вам и вашей деятельности на благо нашей Германии». Это
верно?

Папен: Да, поскольку я должен был надеяться, что моя дальнейшая
работа для Германии не окажется вредной, даже если он отойдет от меня
в своем внутриполитическом сотрудничестве.

Файф: В результате этого вы встретились с Гитлером в тот же день,
не так ли?

Папен: Я видел его раньше.

Файф: Да, но вы также виделись с ним после этого письма?

Папен: Я видел его ча день до этого.

Файф. Но вы виделись с ним после того, как было написано это
письмо, и разве вы не приняли предложение Гитлера остаться вице-канц-
лером до сентября с тем, чтобы после этого перейти на работу в мини-
стерство иностранных дел?

Папен: Нет, мне кажется, это не так.

Файф: Если вы не считаете это достоверным, посмотрите на сле-
дующее письмо. Оно датировано 10 июля и начинается следующими
словами:

«Наше соглашение от 4 июля» — именно этим днем датировано
письмо — «о том, что я останусь на своем посту вице-канцлера до сен-
тября, а затем перейду на работу в министерство иностранных дел, осно-
вывалось на следующих условиях: немедленное и полное восстановление
моего авторитета и чести таким образом, чтобы я мог остаться на службе
в империи, на любой должности, на любом посту».

Заявляете ли вы сейчас Трибуналу, что 10 июля вы не знали, что
генерал фон Шлейхер и его жена были убиты, что генерал фон Гренау

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА

был убит и что Юнг, так же как и Бозе, были уничтожены? Вы гово-
рите, что вы не знали всего этого 10 июля?

Папен: Я вовсе не оспариваю того, что я знал это, но я ведь требо-
вал, как я уже сказал Суду, чтобы немедленно было начато расследо-
вание, для того чтобы точно узнать причины этого. Общественное мнение
утверждало, что Шлейхер был расстрелян в тот момент, когда он Отстре-
ливался. Все эти вещи для меня были тогда совершенно неясны.

Файф: Но ведь, конечно, правильно то, как вы тут написали, что вы
дали согласие Гитлеру остаться на посту вице-канцлера до сентября,
а затем перейти на работу в министерство иностранных дел на тех усло-
виях, которые здесь приведены? Не так ли?
Папен: Нет, это неправильно.
Файф: Но ведь это ваше собственное письмо.

Папен: Да, это письмо было написано в силу того, что Гитлер обе-
щал мне начать расследование и то выяснение фактов, которое после вос-
становления моей чести и после выяснения всех преступлений обеспе-
чило бы мне возможность оставаться на службе в империи. Но этого
никогда не произошло.

Файф: Фон Бозе и Юнг работали с вами в самом тесном сотрудни-
честве, и вы лучше всех других знали, были ли они невиновны. Почему же
вы, зная об этом, дали согласие Гитлеру оставаться на посту вице-канц-
лера, а затем — перейти на работу в министерство иностранных дел?

Папен: Я уже констатировал,.что ушел в отставку, а то предложе-
ние, где говорится о том, что я, может быть, останусь на посту, — это
просто предположение. В действительности я ушел с поста и с июня фак-
тически не исполнял никакой правительственной должности.

Файф: Посмотрите на следующую строчку в этом письме: «С этой
целью 5 июля я передал вам мои предложения относительно официаль-
ного заявления, в котором должно быть сказано, почему произошли
аресты некоторых чиновников из моего штата и каким образом фон Бозе
лишился жизни. Кроме того, там должно было говориться о полной не-
причастности всех моих сотрудников к восстанию СА. Моя просьба сде-
лать такого рода заявления была выполнена только частично — было
объявлено лишь об освобождении и невиновности фон Чирского, фон Са-
виньи и моего личного секретаря — Штетзингена».

Вы передали Гитлеру свой проект и просили Гитлера издать офи-
циальное заявление, но он этого не сделал, он не восстановил честь лю-
дей, с которыми вы бок о бок работали, но тем не менее вы остались на
своем посту, вы дали согласие Гитлеру принять его предложение остаться
на посту вице-канцлера и затем перейти на работу в министерство
иностранных дел.

Понимаете, что я хочу сказать? Я говорю совершенно ясно, что един-
ственно о чем вы заботились, — это о вашем личном положении, восста-
новлении вашей личной чести. Вы готовы были служить этим убийцам,
лишь бы была восстановлена ваша собственная честь.

Папен: Господин обвинитель, лучшим доказательством моих наме-
рений отойти от режима, является тот факт, что я действительно ушел
в отставку. Если бы было выяснено все, если бы была установлена неви-
новность моих чиновников и служащих, которые были арестованы и
убиты, тогда для меня была бы возможность остаться на государствен-
ной службе, но не вице-канцлером — я ведь отказался от этого поста.

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАЛЕНА

Из этого письма вы видите, что Гитлер ничего не предпринял для того,
чтобы выяснить причины этих арестов.

Файф: И так как Гитлер не сделал подобной попытки, вы написали
еще более отвратительное письмо, в котором восхищались его дей-
ствиями:

«Глубоко почитаемый имперский канцлер!

Я долго размышлял о нашем вчерашнем разговоре и о заявлении,
которое вы сделали, и, в частности, о том, что вы сказали в связи с ва-
шими намерениями, касающимися вашего выступления в рейхстаге. Я не
перестаю думать об огромной важности этой речи и о ее особом влиянии
на положение Германии также и в сфере внешней политики. И поэтому
чувствую необходимость, фактически я считаю своим долгом сообщить
вам мое мнение, как я часто делал это прежде в связи с другими
случаями.

Вы объяснили мне вчера, что вы собираетесь публично признать от-
ветственность за все, что случилось в связи с подавлением бунта СА,
Разрешите мне сказать, что я считаю это намерение проявлением муже-
ства и гуманности. Подавление бунта и ваше смелое и твердое вмеша-
тельство, конечно, будут встречены полным признанием всего мира.
Однако в настоящее время бременем для Германии являются события,
которые произошли помимо вашей собственной инициативы и без всякой
непосредственной связи с этим бунтом. Вы сами приводили примеры
этого. Об этом писали, в частности, в британской и американской прессе».

Вы пишете далее: «Разрешите мне уверить вас снова, что я лично
и мое положение, за исключением восстановления моей личной чести, не
играют более никакой роли и имеют значение лишь постольку, по-
скольку события в вице-канцлерстве от 30 июня рассматриваются обще-
ственностью как следствие разрыва между вами и мной».

Затем после дальнейших высказываний в том же роде вы заканчи-
ваете письмо словами: «с неизменным восхищением и преданностью...»

Разве дело не сводилось к тому, подсудимый, что вам было безраз-
лично, были ли расстреляны ваши сотрудники или 'нет и приняло ли пра-
вительство, членом которого вы являлись, убийство как орудие политики,
лишь бы только была восстановлена ваша личная честь? Все это не имело
для вас никакого значения, лишь бы только была восстановлена ваша
честь и была бы вам обещана возможность дальнейшей работы в мини-
стерстве иностранных дел.

Папен: Нет, это не так.

Файф: Почему же вы писали такие вещи главарю банды убийц
умертвившей ваших сотрудников? Почему вы писали этому человеку:

«Подавление бунта и ваше смелое и твердое вмешательство будут встре-
чены полным признанием всего мира»? Почему вы это писали?

Папен: Потому, что я тогда придерживался того мнения, что в дей-
ствительности имела место революция и что Гитлер подавил ее. С другой
стороны, было уничтожено много людей, в том числе и сотрудники моего
бюро. По этому вопросу я желал получить от Гитлера разъяснение.
Когда он мне сказал, что он согласен взять на себя ответственность за
это, то я считал это очень хорошим поступком, но я понял его не так,
как он фактически поступил впоследствии, заявив в рейхстаге, что эти
события вполне оправданы. Я понял его заявление о том, что он хочет
взять ответственность за все эти события, в том смысле, что он разъяс-

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА

нит всему миру эти события, а не объявит их правильными с точки зре-
ния закона и не нуждающимися в расследовании.

Файф: Заявляете ли вы Трибуналу, что 12 июля вы думали, будто
могут существовать какие-либо сомнения в том, виновен ли ваш друг
Юнг, или возможность того, что он был виновен в измене родине и в за-
говоре против Гитлера? Вы что, верили в это, хотя бы одну минуту?

Папен: Нет, конечно, нет.

Файф: Так, вы очень хорошо знали, что Гитлер был обеспокоен обще-
ственным мнением за границей, поскольку он боялся, что там распро-
странятся сведении относительно разрыва между вами и им, не правда ли?
Вы знали, что после кровавой чистки была необходима поддержка быв-
шего канцлера Германской империи, как вы нам сказали, — католика из
старинной семьи, пользовавшегося большим авторитетом среди католи-
ческого населения, что поддержка человека подобного круга была бы
очень ценной для него после этой кровавой чистки, которая вызвала бес-
покойство общественного мнения за рубежом. Вы ведь знали, что такая
поддержка ему нужна, не так ли?

Папен: Нет, из этого письма следует, что я долгое время просил Гит-
лера установить, почему, по каким причинам отнеслись таким образом
к моим сотрудникам и ко мне лично.. Он должен был сказать это миру.

Файф: Если бы вы как бывший канцлер империи и, как вы сами
говорили, один из руководящих католических деятелей в Германии, быв-
ший офицер имперской армии, заявили бы в то время: «Я не хочу быть
сообщником в убийстве, в хладнокровном убийстве, являющемся орудием
политики», — вы могли бы, конечно, рискуя в известной степени соб-
ственной жизнью, свергнуть этот гнилой режим. Не так ли?

Папен: Это возможно, но если бы я сказал это публично, я, вероятно,
исчез бы куда-нибудь, так же как и мои сотрудники. Мне кажется, что
мир мог бы понять из самого факта моей отставки, что я не иду в ногу
с этим режимом.

Файф: Тогда вы взгляните на то, что вы сами писали. Посмотрите
на документ № 717. Здесь вы подчеркивали то обстоятельство, что Гит-
лер придавал очень большое значение вашему сотрудничеству. Посмо-
трите на второй абзац. Я зачитаю его, вы говорите там: «Я надеюсь, что
вы получили мое вчерашнее письмо и поняли его в правильном смысле.
Сегодня я прошу вас, по личным причинам, разрешите мне отсутствовать
на заседании рейхстага. Вчера вы придерживались того мнения, что мое
отсутствие может создать впечатление, что между нами существуют раз-
ногласия. Но подобное впечатление не создастся, если вы в своей речи
сошлетесь на случай в вице-канцлерстве в той форме, в какой вы это
мне обещали. Я вел себя в течение всех этих дней по отношению к внеш-
нему миру весьма замкнуто и старался показываться как можно реже.
И вы, конечно, поймете, что я не хочу появляться в общественных местах
до тех пор, пока с меня не будет снята даже тень подозрения. Я просил
также председателя партийной фракции в рейхстаге извинить меня за
мое отсутствие».

Кто был в это время председателем партийной фракции? Вы имеете
в виду председателя фракции нацистской партии?

Папен: Мне кажется, что председателем фракции был Фрик.

Файф: Это была правящая партия, не так ли?

Папен: Да. Из этого письма ясно вытекает, что я просил Гитлера от-

104 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА

читаться перед рейхстагом за предпринятые против меня и моих сотруд-
ников меры.

Файф: Вы хотели, чтобы он сделал заявление о том, что вы всегда
были абсолютно лойяльны по отношению к нему? Этого вы хотели? Да?

Папен: Нет.

Файф: Хорошо, если вы не согласны с этим, посмотрите на документ
№ 718. Это ваши слова, сказанные на следующий день: «Глубокоуважае-
мый канцлер! После того как вы вчера сделали перед нацией и всем ми-
ром ваш великий отчет о внутреннем положении и о событиях, которые
привели к 30 июня, я чувствую, что мне хочется пожать вам руку, как
я это сделал 30 января 1933 г., и поблагодарить вас за все то, что вы
дали германскому народу, подавив в зародыше вторую революцию, про-
возгласив непреложные принципы государственного мужа. Трагические
и печальные обстоятельства помешали мне впервые, начиная с 30 января,
быть рядом с вами. Вы сами разрешили мне отсутствовать и проявили
понимание того, что вице-юанцлер не может занять свое место на мини-
стерской скамье, если он подвергается особому обращению (досье, кон-
фискованные у меня, все еще не возвращены мне, несмотря на указания
Гервнга и ваши собственные). Ваши заявления ясно показали истории,
что какое-либо подозрение в связях между мной и этим предательским
заговором являлись преднамеренной клеветой и злословием. Я благодарю
вас за это заявление». Затем, после того как вы пишете, что люди все
еще верят этому, в предпоследнем абзаце вы заявляете: «Поэтому я
был бы вам особенно' признателен, если бы вы с определенностью заявили
при удобном случае, что до сегодняшнего дня», — то есть до 14 июля, —
«я преданно стоял рядом с вами и сражался за вас, за ваше руковод-
ство, за вашу деятельность на благо Германии».

Что же, подсудимый, вы отрицаете то, что я предъявил вам несколько
минут назад? Вы отрицаете, что все, чего вы хотели, — это, чтобы всему
миру было заявлено о вашей лойяльности по отношению к режиму? Вас
совершенно не беспокоило то, что фон Шлейхер и его супруга, фон Бозе
и Юнг, и многие другие были убиты правительством империи. Если это
не так, то почему вы написали такое письмо?

Папен: Я написал это письмо, и это из самого письма ясно, потому,
что меня в последующее время обвиняли в причастности к попыткам
убийства Геринга, Геббельса и к другим заговорам. Поэтому для меня
было очень важно констатировать, или для меня было важным, чтобы
рейхсканцлер констатировал, что я не принимал участия ни в каком за-
говоре против него в течение всего этого восстания. Само собой разу-
меется, что в этом письме я сначала говорю о своем положении и о по-
ложении, в которое попали мои сотрудники. В мою задачу не входило
заботиться о восстановлении чести господина фон Шлейхера — это
должна была сделать армия.

Файф: Но сейчас я хочу сказать вам следующее: даже после того,
как вы узнали, что ваши друзья были убиты, не говоря уже о ваших ста-
рых коллегах, ваши собственные друзья были убиты, вы снова и снова
заявляете о вашей лойяльности и о том, что вы всегда работали и со-
трудничали с Гитлером во всем, что он делал. Вы честно заявляли об
этом? Содержание этих писем является честным изложением ваших убе-
ждений или вы утверждаете, что это ложь, которую вы писали для того,
чтобы защитить себя?

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...