 |
Морриган. Моя муза. Музей естественной истории
|
|
|
|
Морриган
Когда флюгера и флаги дрожат на ветру бессильно,
Она запирает двери и прячется от людей.
Но комната не вмещает такого размаха крыльев,
И грудь не вмещает вдоха, и, кажется, быть беде.
Когтями голодной птицы рвут небо сухие ветки,
Роняет растущий месяц горячий горчичный мёд,
И так же упрямо доктор прописывает таблетки,
Да вот – на беду ль, на счастье? – ничто её не возьмёт.
Одни говорят – «Болезнь! », другие – «Она, знать, ведьма! »,
Пьяна, одержима, сходит с ума от дурной любви…
Да только она не плачет, да только она не бредит,
Она вспоминает кадры давно миновавших битв.
Её ледяные пальцы кольцованы вязью шрамов,
Медь локонов раскалённых отбрасывают со лба,
Она бы могла быть ветром, воинственным и упрямым,
Когда б не горчила память, как соль, на её губах.
Она бы могла быть солнцем, сверекающим на кольчуге,
Она бы могла быть арфой, звенящей, как тетива…
Она обжигает пальцы и, кофе разлив в испуге,
Перо вынимает робко из чёрного рукава.
Она греет руки чашкой, ослабленный организм
Не может привыкнуть к этой октябрьской полумгле.
Ей запрещены прогулки по рельсам и по карнизам,
Предписан режим постельный уж третий десяток лет.
Ей рекомендуют сдаться, оставить попытки к бегству,
Оставить мечты и книжки, зачитанные до дыр,
Но что-то грызёт под кожей – проклятие, дар, наследство? –
Оно проросло сквозь рёбра, готовое дать плоды…
Она бы могла быть морем, несла бы чуму, да морок
Врагам на вороньих крыльях, став Морриган во плоти…
Она запирает двери, она опускает шторы,
Она не боится, право, да некуда ей идти.
Моя муза
Брызги туши растеклись по полям блокнота,
|
|
|
Буквы кружат по строке лепестками лилий,
У моей безумной музы личин без счёта,
Много тел, имён и образов в разных стилях.
У моей безумной музы заколки в косах,
Ведь она ещё девчонка, но так бесстрашна,
Что хоть на пиратский шлюп, хоть в открытый космос,
Хоть спасать прекрасных принцев из чёрных башен.
У неё в окне то дождь, то метель, то вьюга,
То напев печальной скрипки, то бой тамтамов,
Иногда она мне шепчет - «Не плачь, подруга! »,
Иногда - «Чего так весело? Больше драмы! ».
Иногда она советует быть серьёзной,
Да сама умеет, разве что, притворятся,
Но, как правило, я слышу: «Мечтай о звёздах,
Сочиняй стихи, симфонии и романсы»,
«Коль влюбляться – так до гроба, коль петь - так в голос,
Красть - индийские сапфиры, стрелять - не глядя... »
Пряча за ухом перо и пшеничный колос,
Муза путает исписанные тетради,
Часто слышу - «Слог ужасен, слова топорны,
Персонажи - Мэри Сью на подбор... » однако,
Наши встречи ободряют меня, бесспорно,
Пусть кончаются, как водится, доброй дракой.
Весела, грустна, насмешлива и угрюма –
Я приму её любою, глаза не пряча,
Каждый день она приходит в ином костюме,
Каждый день она смеётся слегка иначе.
Каждый день меняет взгляды - то панк, то хиппи,
То красавица с портрета поры барокко,
Иногда она болеет - ангиной, гриппом,
Говорит - «Неизлечимо! », но лишь до срока.
На меня она ни капельки не похожа,
Только в зеркале я вижу её исправно…
У моей безумной музы в веснушках кожа,
Крылья воздух разрезают изгибом плавным,
У неё живут чудовища под кроватью,
И, наверное, ещё нелады с законом…
У моей безумной музы такие платья –
Что и в гроб, и под венец, и на бой с драконом.
У моей безумной музы неровный почерк –
То античным, то готическим, то курсивом
Льёт в альбом она бессвязные нити строчек
Сказок, ужасов, комедий и детективов,
Жанры путает, сюжеты свивает в узел,
|
|
|
Обещая, что получится презабавно…
Зелены глаза моей сумасшедшей музы –
Хоть и были голубыми ещё недавно.
У неё бардак в наушниках – право слово,
Там и готика, и классика (как ни странно! ),
Танго, джаз, напевы лютни средневековой,
И металл, и африканские барабаны,
Кантри, блюз, дарк-кабаре и шансон французский,
И этническая музыка всех народов…
Жми на «плэй», осталась пара секунд до пуска –
Эта муза не из тех, кто следит за модой.
Эта муза не из тех, в чьих привычках слушать,
Что за сплетни за спиной распускают люди,
Эта муза любит драться и бить баклуши,
Иногда – впадать в истерику без прелюдий,
Эта муза любит падать и подниматься,
Ошибаться, умирать, воскресать из пепла,
Ей вовеки не исполнится восемнадцать,
От любви она ко злу навсегда ослепла,
Эта муза рвётся вскачь на гнедом мустанге,
Не пугаясь, что за смелость её осудят,
Эта муза - мой тотем, мой безумный ангел –
И поэтому иной никогда не будет.
Музей естественной истории
Хочешь, встретимся как-нибудь на неделе
(Если вдруг не провалимся в Хель и Тартар)
С чучелами орлов, обезьян, газелей,
Пыльным сумчатым волком и бедной Мартой?
Нас в фойе поприветствует грустный мамонт,
Одинокий бизон, до кости протёртый,
Гриф со шляпы какой-то почтенной дамы,
Наутилус с голландского натюрморта,
Профиль птицы додо на пожухлом фото,
В пузырьках – заспиртованные пиявки,
Позвонки динозавров и кашалотов,
Безмятежные бабочки на булавках.
Здесь так тихо, никто ни о чём не спорит,
Всё мертво, все бессмысленно и неважно,
Если впрямь наши предки пришли из моря –
Мы вернёмся, наверно, туда однажды.
Рыбьи спины на солнце блестят как латы,
Рвутся чайки в полёт белоснежным клином…
Мы такие же пыльные экспонаты,
За версту отдающие формалином.
Мы такие же призраки и скитальцы,
Наша жизнь – гербарий в узорной раме,
Добрый день, кроманьонцы, неандертальцы,
Нам пора в экспозицию вместе с вами.
Смог рассветный взметнулся вуалью сизой,
Мой подол подметает остывший пепел,
Не меняясь по зову чужих капризов,
Мы вальсируем гордо в музее-склепе.
Новый день поднимает свои кулисы,
Сколько видов исчезли, окаменели?
|
|
|
Если нам повезёт не попасть в их список,
Может, встретимся как-нибудь на неделе?
______
Примечания:
«…И бедной Мартой» - имеется в виду последняя самка странствующего голубя, умершая в зоопарке Цинциннати в 1914 году.
«Наутилус с голландского натюрморта» - в эпоху возрождения в Голландии были популярны натюрморты с изображениями чаш из раковин наутилусов.
|
|
|
