Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава II Курьезное приключение со сквайром и бедственное положение Софьи

 

Теперь мы должны перенести читателя в квартиру мистера Вестерна на Пикадилли, где он остановился по совету хозяина гостиницы «Геркулесовы столпы», на углу Гайд-парка. Что касается гостиницы, первой попавшейся ему на глаза по приезде в Лондон, то он поместил там своих лошадей, а на квартире — первой, о которой он услышал, — расположился сам.

Приехав сюда от леди Белластон в наемной карете, Софья выразила желание удалиться в назначенную для нее комнату, на что отец охотно дал согласие и проводил ее туда сам. Тут у них последовал краткий разговор, не настолько содержательный или приятный, чтобы подробно его пересказывать: отец с жаром потребовал у дочери согласия на брак с Блайфилом, объявив, что через несколько дней жених ее будет в Лондоне, но, вместо того чтобы дать согласие, Софья отказала еще тверже и решительнее, чем прежде. Этот ответ так взбесил отца, что он в самых резких выражениях поклялся выдать дочь силой, хочет она или не хочет, выпустил заряд самых крепких словечек и ругательств и \шел, замкнув дверь и спрятав ключ в карман.

Между тем как Софья, подобно посаженному в одиночку государственному преступнику, осталась лишь в обществе огня и свечи, сквайр принялся за бутылочку со священником Саплом и хозяином «Геркулесовых столпов». Последний, по мнению сквайра, был превосходным собеседником: он мог рассказать им все городские новости и изложить положение дел «Как мне этого не знать, — говорил он, — ведь у меня стоят лошади самой первой масти».

В этом приятном обществе мистер Вестерн провел весь вечер и доброю часть следующего дня, и за это время не случилось ничего, достойного упоминания в нашей истории. Софья по-прежнему находилась в одиночестве: отец поклялся, что она не выйдет из заточения живой, если не согласится на брак с Блайфилом, и позволяет отпирать двери только для того, чтобы передать ей пищу, причем всегда присутствовал при этом сам.

На второе утро после его приезда, когда он завтракал со священником гренками и пивом, слуга доложил, что его желает милость какой-то джентльмен.

— Джентльмен? — удивился сквайр.— Кого же что черт принес? Сходи-ка, доктор, посмотри, кто там такой. Мистер Блайфил едва ли может приехать так скоро… Сходи, пожалуйста, узнай, что ему нужно.

Доктор вернулся с известием, что посетитель хорошо одет и по ленте на шляпе его можно принять за офицера; у него есть важное дело к мистеру Вестерну, которое он может передать только ем лично.

— Офицер!— воскликнул сквайр. — Какое может быть до меня дело офицеру? Если он хочет получить наряд на подводы, так я здесь не мировой судья и не могу выдать.. Раз ему нужно поговорить со мной, пусть войдет

В комнату вошел изящно одетый мужчина и, поклонившись сквайру, попросил разрешения остаться с ним наедине.

— Я являюсь к вам, сэр, — сказал он, — по поручению лорда Фелламара, но совсем не с тем, чего вы, вероятно, ожидаете после сцены, разыгравшейся третье! о дня.

— Лорда какого? — спросил сквайр.— Никогда не слышал этого имени.

— Его светлость, — продолжал посетитель, — готов все это приписать действию вина и удовлетворится легким извинением с вашей стороны. Питая самые нежные чувства к вашей дочери, сэр, он меньше всего на свете желал бы помнить нанесенную ему вами обиду; счастье для вас обоих, что он не раз уже давал публичные доказательства своей храбрости и потому может предать это дело забвению, но опасаясь никакого ущерба для своей чести. Все, чего он желает от вас, это простого признания вашей вины в моем присутствии: он будет удовлетворен двумя вашими словами Сегодня после полудня он намерен засвидетельствовать вам свое почтение, в надежде, что вы ему позволите посещать вашу дочь на правах жениха.

— Я плохо вас понимаю, сэр, — отвечал сквайр, —но, судя по тому, что вы говорите о моей дочери, это, должно быть, тот самый лорд, которого мне называла леди Белластон, сказав что-то о его видах на Софью. Если это так, то передайте его светлости мое почтение и скажите, что дочь моя уже просватана.

— Может быть, сэр, — возразил посетитель, — вы недооцениваете значительности этого предложения Я полагаю, такая особа, такой титул и такое богатство нигде бы не встретили отказа.

— Послушайте, сэр, скажу вам начистоту: дочь моя уже помолвлена, да если б и не была, я бы ни за что не выдал ее за лорда Терпеть не могу этих лордов! Блюдолизы придворные, ганноверцы! Не желаю иметь с ними никакого дела.

— В таком случае, сэр, если решение ваше окончательное, то я должен пригласить вас от имени лорда сегодня же утром на свидание с ним в Гайд-парке.

— Можете ему передать, что я занят и не могу прийти. У меня и дома забот по горло, мне некогда разгуливать.

— Я полагаю, сэр, вы джентльмен и такого ответа не дадите Вы не пожелаете, я убежден, чтобы о вас говорили, он оскорбил благородного лорда и отказывается дать ему удовлетворение Из уважения к вашей дочери его светлость желал бы покончить дело иначе; но если он не может смотреть на вас как на тестя, то честь по позволяет ему оставить без ответа нанесенное вами оскорбление.

— Я его оскорбил!— воскликнул сквайр — Гнусная ложь. Никогда и ничем я не оскорблял его.

Посетитель ответил на это энергичным телодвижением, сопроводив его коротеньким словечком, которое, достигши уха мистера Вестерна, сообщило почтенному сквайру юношескую резвость: он вприпрыжку забегал по комнате, заорал благим матом, как бы скликая побольше зрителей подивиться его проворству.

Священник, еще не допивший своей кружки, был недалеко; он мигом явился на вопли сквайра, спрашивая:

— Господи, сэр, что случилось?

— Что случилось? Вот этот разбойник хочет, как видно, убить меня и ограбить… Ни с того ни с сего накинулся на меня с палкой, которая у него в руке, между тем как я, ей-богу, не подач ему ни малейшего повода.

— Как, сэр? — возразил капитан.— Не вы ли мне сказали, что я лгу?

— Нет, клянусь спасением души моей, — отвечал сквайр, — я, может быть, сказал: «Ложь, что я нанес оскорбление лорду, но не думал говорить: «Вы лжете». Я соображаю, что я говорю. да и вам следовало бы соображать, что вы делаете, а не нападать на безоружного. Будь у меня палка в руке, вы бы не посмели меня ударить. Я бы тебе своротил рыло на сторону1 Сойдем во двор сию минуту; там я тебе одним ударом башку раскрою; а не то в пустой комнате на кулаках переведаемся. Знатно проучу, век помнить будешь!

— Я вижу, сэр, — с негодованием сказал капитан, — что иметь с вами дело ниже моего достоинства; передам это и лорду. Жалею, что замарал о вас свою руку.

С этими словами он удалился; священник помешал сквайру его остановить и успел в этом без труда, потому что мистер Вестерн хотя и порывался, но, кажется, не очень склонен был осуществить свое намерение. Впрочем, когда капитан скрылся, он послал ему вдогонку несколько угроз и проклятий; но так как они сорвались с языка сквайра, когда офицер уже сошел с лестницы, и звучали все громче и громче по мере удаления последнего, то не достигли его слуха и, во всяком случае, не замедлили его шага

Бедная Софья, слышавшая из своей комнаты вопли отца от первого до последнего, сперва принялась топать ногами, а потом накричала так же громко, как и сквайр, только более мелодичным голосом Крик ее тотчас же заставил сквайра умолкнуть и обратил все его мысли к дочери, которую он любил так горячо, что боязнь малейшего грозящего ей несчастья мгновенно повергала его в трепет, ибо за исключением выбора жениха, от которого зависело счастье всей ее дальнейшей жизни, мистер Вестерн беспрекословно исполнял все ее желания.

Прекратив свою брань по адресу капитана и поклявшись, что притянет его к суду, сквайр поднялся к Софье, которую, войдя к ней, застал бледной и полуживой. Однако при виде отца она собрала все свои силы и, схватив его за руку, сказала:

— Ах, как я перепугалась, папочка! Надеюсь, с вами ничего не случилось?

— Нет, нет, ничего особенного, — успокоил ее сквайр.— Мошенник ударил меня не больно, но будь я проклят, если не притяну его к суду.

— Боже мой, да что же случилось? Кто вас обидел?

— Не знаю его имени, — отвечал Вестерн, — офицер какой-то. Мы платим за них налоги, а они нас бьют! Но я заставлю его заплатить за этот удар, если только у мошенника есть чем, —только вряд ли есть. Одет-то он с иголочки, да, наверно, вершка земли своей нет.

— Но, ради бога, из-за чего вышла вся эта ссора?

— Да из-за чего же, Софи, как не из-за тебя? Все горе мое от тебя; ты скоро отца в гроб сведешь. Приглянулась ты какому-то мерзавцу лорду, — черт его знает, кто он такой, — и за то, что я ему отказал, он посылает мне вызов. Послушай, Софи, будь умницей, прекрати мучения своего отца: согласись быть женой Блайфила; он будет в Лондоне сегодня или завтра; обещай за него выйти, как только он приедет, и ты сделаешь меня счастливейшим человеком на свете, а я сделаю тебя счастливейшей женщиной: у тебя будут роскошнейшие платья в Лондоне, и брильянты, и кареты шестерней. Я уж обещал Олверти отдать за тобой половину имения — сделаю больше! Ни перед чем не остановлюсь, все отдам!

— Может быть, папа будет так добр и выслушает меня? — робко спросила Софья.

— Что за вопрос, Софи? Разве ты не знаешь, что твой голос мне слаще, чем лай лучшей своры в Англии… Выслушать тебя, дорогая деточка? Я надеюсь слушать тебя до гробовой доски; и если, не дай бог, лишусь когда-нибудь этого удовольствия, так гроша медного не дам, чтобы прожить хоть минутой дольше… Право, Софи, ты не знаешь, как я тебя люблю, — нет, не знаешь, иначе ты бы не убежала и не покинула несчастного отца, для которого его маленькая Софи — одна только радость, одно утешение на свете.

При этих словах глаза его наполнились слезами, и Софья (тоже со слезами на глазах) отвечала:

— Я знаю, дорогой папа, что вы горячо меня любите, и бог свидетель, как искренне я люблю вас. Только страх быть насильно выданной за этого человека мог заставить меня бежать от отца, которого я люблю так беззаветно, что для его счастья с радостью пожертвовала бы жизнью; больше того: я пыталась пересилить себя доводами рассудка и почти уже готова была согласиться на самую плачевную жизнь, лишь бы только угодить вам. Но это единственная вещь, которой я не могла сделать и никогда не сделаю.

Тут глаза сквайра засверкали, на губах его выступила пена;

Софья это заметила, но попросила дослушать.

— Если бы была поставлена на карту жизнь моего отца, его здоровье или действительное счастье, — продолжала она, — то дочь не остановилась бы ни перед чем; будь я проклята, если не перетерплю какой угодно муки, чтобы спасти вас… Я согласилась бы даже на самое ненавистное, самое отвратительное: ради вашего спасения я отдала бы руку Блайфилу…

— Говорю тебе, что как раз это-то меня и спасет: даст мне здоровье, счастье, жизнь, все, что угодно… Ей-богу, я умру, если ты мне откажешь; сердце не выдержит, ей-богу, не выдержит.

— Возможно ли это? Возможно ли, чтобы вы желали сделать меня несчастной?

— Нет, говорю тебе! — заорал сквайр.— Будь я проклят, если не сделаю чего угодно, чтобы только видеть тебя счастливой.

— Неужели же мой дорогой папа не допускает, что я знаю, в чем состоит мое счастье? Если правда, что счастлив тот, кто считает себя счастливым, то каково же будет мое положение, если я буду считать себя несчастнейшей женщиной на свете?

— Лучше воображать себя несчастной, чем узнать несчастье на деле, вышедши замуж за нищего бродягу без роду, без племени.

— Если вас это удовлетворит, сэр, — сказала Софья, — я торжественно даю вам слово, пока вы живы, не выходить без вашего согласия ни за него, ни за кого другого. Позвольте мне посвятить всю свою жизнь исключительно вам; позвольте мне снова стать вашей Софи, позвольте, как это было до сих пор, думать и заботиться только о том, чтобы доставлять вам удовольствие и развлекать вас.

— Нет, голубушка, меня этим не проведешь. Твоя тетушка Вестерн имела бы тогда полное право считать меня дураком. Нет, нет, Софи, поверь, что я умнее, чем она думает, и настолько знаю людей, чтобы не полагаться на слово женщины, когда дело касается мужчины.

— Чем же я заслужила такое недоверие, сэр? Разве я когда-нибудь нарушила данное вам слово? Солгала хоть раз в жизни?

— Так что ж из этого? Я решил сыграть эту свадьбу и сыграю, — будь я проклят, если не сыграю! Будь я проклят, если не сыграю, хотя бы ты повесилась на другое утро!

Повторяя эти слова, сквайр сжал кулаки, нахмурил брови, прикусил губы и так загремел, что приведенная в отчаяние, перепуганная Софья дрожа упала на стул, и если бы ее не облегчили слезы, то с ней случилось бы что-нибудь похуже.

Вестерн смотрел на терзания дочери так же спокойно и равнодушно, как смотрит ньюгетский тюремщик на отчаянье любящей жены при последнем свидании с приговоренным к смерти мужем или, скорее, так же, как честный лавочник, наблюдающий, как тащат в тюрьму бедняка из-за десяти фунтов, которые тот ему, бесспорно, должен, но лишен возможности заплатить. Пли, чтобы быть еще более точным, его душевное состояние похоже было на 10, которое испытывает сводня, когда попавшаяся в ее сети невинная девушка падает в обморок, получая от нее впервые приглашение выйти к гостям. Сходство было бы полным, если бы не то обстоятельство, что сводне выгодно поступать таким образом, отец же, хотя бы в своем ослеплении он думал иначе, решительно ничего не выгадывает, побуждая дочь к почти такой же проституции.

В этом положении сквайр покинул бедную Софью; сделав какое-то плоское замечание насчет слез, он вышел, запер дверь на ключ и вернулся к священнику, который сказал в защиту заключенной все, что только посмел сказать; долг требовал от него, пожалуй, и большего, но и того, что он сказал, было достаточно, чтобы привести сквайра в бешенство и заставить его разразиться самыми неприличными замечаниями по адресу всего духовного сословия, которое мы слишком уважаем, чтобы переносить im замечания на бумагу.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...