Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

История либерализма в 1762–1855 годах 9 глава




И после 1842 года Николай и его правительство продолжали интересоваться крестьянским вопросом. В 1846 году вновь был создан комитет для совещания о мероприятиях, считавшихся необходимым введением в дело окончательного освобождения крестьян. Комитет этот собрался лишь один раз, но во время этого единственного заседания министр внутренних дел граф Перовский изложил замечательный план16. Согласно этому плану крестьяне должны оставаться прикрепленными к земле, т. е. по-прежнему крепостными. Но они перестают быть собственностью хозяев, потому что у господ по отношению к крестьянам остаются лишь полномочия, которые Перовский называет политическими. Речь шла о том, чтобы дворяне сохранили по отношению к крестьянам прежнее положение административных и судебных органов, а также собирателей налогов, но они не должны больше называться собственниками крестьян. Крестьяне же должны быть прикреплены к земле, для того чтобы точно и вовремя выплачивать положенное государству и самим хозяевам, таким образом, обеспечивая доходы государства и существование помещика. Размеры того, что полагается платить крестьянам, должны быть установлены законом, законом же должны быть обеспечены права крестьян на движимое и недвижимое имущество. Этот план представляет собой возврат к принципам старого крепостного строя. Законом определяются нормы для распоряжения землей дворян. В принципе земля эта остается собственностью хозяина, но должна быть предоставлена в пользование крепостным крестьянам. Размеры того, что крестьянам положено платить, тоже определяются законом и договорами, которые обязательны для обеих сторон и утверждены государственной властью, что означает, что и содержание их в известной степени этой властью определяется. Таким образом, помещик превращается в государственного чиновника или собирателя налогов, которому отдается часть налогов сразу же после их получения. Отношения между крестьянином и помещиком таким образом вновь приобретают общественно-правовой характер.

В той мере, в какой государство оставляет за собой право распоряжаться землей, оно соответственно и ограничивает то же право собственника. От такого урезывания права свободного распоряжения до понятия относительности права собственности вообще остается один только шаг. И шаг этот полностью закономерен с точки зрения юридической логики. Если государство предписывает собственнику, каким образом он может и должен распоряжаться своей собственностью, оно может и наказывать в случае, если требования его не выполняются. Одним из возможных наказаний, конечно же, может явиться, и вполне естественным образом, отнятие самой собственности. И вот мы имеем обоснование условного характера собственности. Выполнение некоторого долга (а именно, долга распоряжаться определенным образом своей собственностью, согласно государственным предписаниям) по отношению к государству становится предпосылкой и условием собственности. Если собственность таким образом стала институтом условным, ничто не может помешать государству ставить и дальнейшие требования, а дальнейшие обязанности делать тоже предпосылкой и необходимым условием собственности. Такой обязанностью может быть, например, провести известное число лет на государственной службе. Таким образом, вновь восстанавливается обязующий характер повинности государственной службы, и отменяются законы от 1762 и 1785 годов в этой области. На все это можно возразить, что такое ограничение права дворян свободно распоряжаться своими имуществами так и осталось в стадии проекта. Но это верно только отчасти. В 1853 году законом было запрещено помещикам давать в аренду свои имения, если на них имеются крепостные: это прямое ограничение, путем закона, права свободно располагать своей собственностью. Кроме того, в течение многих лет возникали многочисленные проекты, один за другим, направленные на ограничение права помещиков распоряжаться своими поместьями. Если правительство и не превращало эти проекты в законы, то это происходило только потому, что император по собственным его словам не осмеливался игнорировать правовое сознание дворянства. Очевидно, однако, правительство считало такое ограничение права землевладельцев распоряжаться своими имениями в принципе возможным, несмотря на несовместимость его с принципом неприкосновенности частной собственности. Таким образом, не было гарантии, что все эти планы, допустимые с точки зрения всемогущей самодержавной власти, в какой-то момент не превратятся в действительность. Можно даже предположить, что такое развитие оказалось бы просто неизбежным, если бы не освобождение крестьян.

Как уже было упомянуто, в России немыслимо было превращение крепостных крестьян в настоящих рабов, в частную собственность хозяев. Поэтому оставалось только два пути: или надо было восстановить старый крепостной строй, а с ним и общественно-правовой характер отношений между крестьянами и дворянами, или провести в жизнь так называемое освобождение крестьян, т. е. надо было перерезать существующие связи между крестьянами и помещиками. Если бы избран был первый путь, он привел бы к утере безусловно обязательного характера государственной службы. Этот путь должен был привести и к отмене Жалованной Грамоты Екатерины. В таком случае дворянство потеряло бы гражданскую свободу, дарованную ему Жалованной Грамотой 1785 года, и тот правовой статус, на котором основывались право собственности и другие субъективные гражданские права. Если же избрать второй путь, то гражданская свобода и полное право собственности могли сохраниться, дворянин мог сохранить свой юридический статус, приведший его от крепостного строя к гражданскому. Зато ему надо было отказаться от своих прав на крепостных крестьян.

Надо сильно сомневаться в том, чтобы дворяне в середине XIX века отдавали себе отчет в сути этой альтернативы. Но можно предполагать, что сторонники освобождения среди дворян исходили из правильного сословно-социального инстинкта, который позволял им как бы предчувствовать, каковы будут для дворянства последствия продолжения крепостного права.

Выходившие на поверхность причины и поводы носили совершенно иной характер. В основном люди ссылались на эмоциональные моменты и в этом не было никакой натяжки. Для многих дворян, воспитанных в европейском духе уважения к свободе, и на самом деле было психологически непереносимо владеть крепостными и распоряжаться их судьбами. Кроме того, чем больше дворянин превращался во владельца частной собственности, и вообще в частное лицо, тем невыносимее должно было казаться ему бремя обязанностей вотчинной полиции17. Но наряду с этими сознательными двигателями вполне мог действовать и вышеупомянутый социальный инстинкт. Такое предположение представляется оправданным ввиду того, что второй из только что перечисленных осознанных моментов можно считать прямым результатом действия именно этого инстинкта. В пользу этой теории, во всяком случае, говорит то обстоятельство, что при освобождении крестьян, как мы еще увидим, почти совсем не думали о том, чтобы предоставить освобожденным крестьянам статус свободных граждан и свободных собственников, а прежде всего спешили устранить все связи между крепостными и хозяевами.

Теперь, когда прошло более ста лет с освобождения крестьян, создается впечатление, что законы от 19 февраля 1861 года главным образом направлены были на то, чтобы освободить не крестьян от господ, а наоборот, возможно скорее избавить господ от крестьян, от всех тех обязанностей, которые выпадали на долю хозяина поместья, населенного крепостными крестьянами. Хотя это и звучит парадоксально, но я очень склоняюсь к тому, чтобы считать Манифест 19 февраля в первую очередь не освобождением крестьян, а вторым освобождением дворян (первое имело место в 1762 и в 1785 году). 18 февраля 1762 года дворяне освобождены были от обязательной государственной службы. 19 февраля 1861 года они избавлены были от обязанностей общественноправового характера в отношении своих поместий. Этим я вовсе не хочу сказать, что крестьянская реформа Александра II не имела величайшего значения и для крестьян. Однако она представляет собой дальнейший шаг в направлении отмены крепостного строя прежде всего потому, что она значительно содействовала окончательному превращению дворян в частных людей и частных собственников. Именно поэтому освобождение крестьян и представляет собой мероприятие, которое нужно считать либеральным. Я объясню это еще подробнее несколько ниже.

Градовский говорит, что крепостное право было при Николае I в некоторой степени ограничено. Эти ограничения или смягчения крепостного права достигнуты были не укреплением принципов гражданского строя и их распространением на крестьянство, а наоборот, путем некоторого, хотя и частичного, возврата к доекатерининским формам крепостного строя. Создание сословия свободных граждан из массы крепостных, превращение их в независимых собственников и фермеров явилось бы глубокой революцией'. Консервативно настроенный император Николай I не был на это способен и уж во всяком случае не был к этому склонен. Основным принципом своего царствования он сделал защиту существующего. Даже в тех случаях, когда он думал о реформах, он планировал их таким образом, чтобы новое было совсем незаметным для всех смотрящих извне, т.е. для всего народа, за исключением узкого круга чиновников, непосредственно данным вопросом занимающихся. Поэтому и подготовление реформ, иногда совсем малозначительных административных мероприятий, проходило за запертыми наглухо дверями тайных комитетов, о точных заданиях и работе которых не должны были ничего знать даже члены других комитетов и служащие других ведомств. Поскольку он не мог или не хотел решиться на то, чтобы сделать крестьян свободными гражданами в подлинном смысле этого слова, Николай вынужден был искать в рамках самого крепостного права юридические средства против того зла, которое приносил этот строй, а еще больше, пожалуй, его вырождение. Уже Сперанский указывал на то, что средства эти можно найти только на том пути, который ведет обратно к подлинному крепостному праву.

Однако, будучи консерватором, Николай не хотел и нарушать привилегии, дарованные дворянству Екатериной, его гражданские права, статус дворян как частных собственников. Поэтому ограничение господской власти над крепостными, проведенное им посредством многочисленных законов и указов в пользу крестьян, удерживалось в весьма скромных размерах. Мероприятия Николая I относительно крестьянства не носили характера последовательных реформ. Правительство шло как бы наощупь от одного не слишком значительного и действенного мероприятия к другому, не отдавая себе по-настоящему отчета в подлинной сути этих мероприятий и заботясь в первую очередь о том, чтобы ничего существенного не изменить в данном положении. Не удивительно поэтому, что среди законов Николая (которым вообще свойственна, хотя и осторожная и ограниченная, но все же явная тенденция к восстановлению доекатерининского крепостного права) есть и один закон по крестьянскому вопросу, воплощающий тенденцию к расширению гражданского строя. Речь идет о законе от 3 марта 1848 года, которым разрешается и крепостным (только с позволения хозяина) приобретать себе в собственность землю. По мнению представителей тогдашней бюрократии, было бы чрезвычайно несправедливо и дальше отказывать крепостным в этом праве, поскольку, как написано в одном из официальных докладов того времени, «собственность есть после жизни самое важное земное благо»18.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 6

1 Сборник Императорского Российского Исторического Общества, т.74, стр. 171 и далее. Уже было замечено, что по тем же причинам надо добавить хотя бы несколько слов о праве помещиков на крепостных крестьян.

2 Зайцев, указанное сочинение, стр. 177.

3 Зайцев, указ. соч., стр. 161.

4 А. Кизеветтер. Имп. Николай 1 как конституционный монарх. См. в «Исторические очерки», М., 1912, стр. 417. См. также: Сборник Императорского Общества Истории, т. 131. В этом томе содержится переписка между императором Николаем I и его братом Константином.

5 А. Заболоцкий-Десятовский. Граф П.Киселев и его время. Пб, 1882, т. II, стр. 2 и стр. 208 и далее.

6 Чувство разочарования, широко распространившееся после поражения 1855 года, наверное, только ускорило образование этого сознания.

7 Д. Милютин. Abolition du Servage en Russie, Extrait du Journal des Economistes. Июнь 1863, стр. 2.

8 Градовский, указ. соч., стр. 249 и далее.

9 Сборник Циркуляров и Инструкций Министерства Внутренних Дел. г. 1, Пб, 1854, статья 254.

10 В 1816 году при Александре I началось освобождение крестьян в Прибалтике. Эта реформа в прибалтийских областях послужила отпугивающим примером для коренных русских губерний. Дело в том, что в Прибалтике освободили крестьян, не давая им при этом земли. И та земля, которую эти крестьяне прежде обрабатывали, оставалась собственностью дворян. Таким образом, крестьяне превратились в поденных работников, и экономическое положение их вследствие освобождения не улучшилось, а ухудшилось.

11 Председателем комитета был граф Кочубей. Членами его были граф Толстой, князь Васильчиков, князь Голицын, барон Дыбич и Сперанский. Дела вел Блудов.

12 Кизеветтер, указанное сочинение, стр. 445 и далее. Не лишен интереса вопрос, каков должен был быть юридический характер этих договоров.

13 По Кизеветтеру, указ. соч., стр. 481.

14 По Кизеветтеру, указ. соч., стр. 484. См. Закон от 2 апреля 1842 г. №15 462.

15 Решение, даваемое законом от 2 апреля 1842 г., не только непрактично, но с точки зрения юридической и нелогично, это совершенно очевидно. Свободное соглашение возможно, когда обе стороны свободны, а не между господином и крепостным в рамках крепостного строя.

16 Градовский, указ. соч., стр. 252.

17 Этому утверждению как будто противоречит тот факт, что губернские комитеты почти все высказались за сохранение за помещиками административной власти (вотчинной полиции) в деревнях. Однако не обязательно психологические тенденции и официальные постановления должны всегда совпадать. Кроме того, заключения комитетов касаются лишь переходных лет.

18 По Кизеветтеру, указ. соч., стр. 485.

 

 

Глава 7

НИКОЛАЙ I

(продолжение)

Время Николая I как переходный период. — Закон о государственных крестьянах. — Расширение разрыва между крестьянами и другими сословиями. — Культурная жизнь при Николае I.

 

Эпоха Николая I в подлинном смысле этого слова представляет собой переходный период. На это не всегда обращали должное внимание потому, что Николай I все заслонял своей личностью. Фигура самодержца выступает на первый план во всех областях жизни. От него все исходило и через него все проходило. И все было охвачено жесткими рамками строгой бюрократической иерархии и подразделено на отделы внутри бюрократической системы. От этого возникает впечатление единства, порядка, прочности и стабильности. На самом же деле, это была эпоха, в которую незаметным образом один строй сменялся другим, а именно крепостной строй — строем гражданским. Правительство же стояло то на стороне одного, то переходило на сторону другого, не понимая противоречий, существующих между ними, и не замечая их несовместимости. Именно потому, что правительство не могло полностью примкнуть ни к одному из этих двух порядков и не могло полностью признать своими принципы ни одного из них, постоянная и можно даже сказать огромная работа, которую правительство неутомимо вело, не выходила за рамки тайных комитетов и подготовления бесчисленных законопроектов.

Николай I признавал принцип частной собственности1. Наверное он не думал о том, чтобы принципиально сузить сферу частного права. Наверное не намеревался сознательно заменить отношения, построенные на гражданском праве, отношениями, в основе которых лежит право общественное, придать им характер общественно-юридический посредством расширения предписаний и контроля. Многие из его сотрудников придерживались (по вопросу, например, свободы торговли и вообще по вопросам экономической политики) мнений, которые нельзя назвать иначе, как либеральными2.

Но у Николая было чрезвычайно сильно развитое чувство долга, а долгом своим он считал заботу о нравственном и материальном благополучии своих подданных. Это его чувство долга уходило корнями в принципы полицейского государства и в традиции православной державы. Также вполне соответствовал традиции тот факт, что ему чужда была всякая мысль о возможности или потребности как-то ограничивать монаршую волю, направленную на заботу о подданных; ему не могло даже придти в голову, что есть субъективные права или объективные правовые нормы, которые нельзя нарушать или менять даже для выполнения мероприятий, направленных на повышение благосостояния подданных. Несмотря на все это, Николай I глубоко чувствовал проблему законности вообще. Я уже упоминал замечание Кизеветтера о том, что император Николай чувствовал себя связанным постановлениями закона и считал своим долгом придерживаться их точно хотя бы для того, чтобы быть и в этой области образцом совершенства для своих подданных. Какой же был у императора выход в тех случаях, когда возникал конфликт между долгом его уважать предписания закона и другим долгом — заботиться о благосостоянии своих подданных, причем этот последний долг в абсолютистском полицейском государстве и в православной державе представляет собой конституционную сверхзаконность? Правила тут не было да и не могло быть. Окончательное решение должно было, конечно, зависеть от воли монарха. Иногда (как в случае упорядочения отношений крестьян с господами) он не мог решиться на то, чтобы в интересах благосостояния крестьян нарушить признанные права помещиков. Иногда он, наоборот, не обращал внимания на законные права своих подданных. Яркий пример тому — высочайший указ от 29 ноября 1848 года.

В циркуляре, которым министерство внутренних дел оповещало об указе всех губернаторов, 16 декабря 1848 года, мы читаем следующее:

«Государь Император, обратив особенное внимание на чрезвычайное распространение употребления зажигательных спичек, усмотреть изволил, что при случившихся в 1848 году пожарах, истребивших в одних городах более как на 12000000 рублей серебром обывательских имуществ, поджигатели весьма часто совершали свое преступление посредством спичек. Вследствие сего Его Императорское Величество в день 29 ноября 1848 года Высочайше повелеть изволил:

1 Чтобы заведения для выделки зажигательных спичек допускаемы были в одних столицах.

2. Чтобы продажа зажигательных спичек вразнос была вовсе воспрещена.

3. Чтобы те из сказанных заведений, которые существуют ныне в губерниях, были закрыты через месяц со дня объявления о том содержателям...»3

Таким образом, законные права собственников фабрик вообще не принимались во внимание: ведь император должен был заботиться о том, чтобы его подданные не подвергались опасности пожаров.

Вполне можно сказать, что господствовало убеждение, что монарх и его правительство существуют для того, чтобы заботиться обо всех и обо всем, а что заботиться о себе самих — есть неуважение к государству и тем самым политически опасная установка. Такое представление явно налицо во всем законодательстве Николая I и во всяком случае оно лежит в основе его правительственных мероприятий в качестве некоей общей тенденции. Лишь редко мы сталкиваемся с отклонениями от нее.

Характерным примером законодательства, построенного на принципе опеки и заботы свыше является законодательство о государственных крестьянах. Значение этих законов становится ясным, если принять во внимание, что в то время приблизительно половину всего населения России составляли именно государственные крестьяне. Я не могу дать точных цифр за то время, когда издавались эти законы. Но нам достаточно цифр за период вокруг 1860 года, приведенных Милютиным в его вышеупомянутом докладе в Париже. Между 1840 и 1860 годами численность населения несомненно выросла, а соотношение между отдельными его группами — что для нас только и важно — не могло сильно измениться. До освобождения в России (не считая Польши, Финляндии и Кавказа) было:

23 миллиона крепостных

26 миллионов государственных крестьян

4 миллиона горожан

1 миллион дворян

650 000 духовных лиц4.

 

Эти 26 миллионов государственных крестьян были крестьяне, обрабатывавшие государственные имения. Имения эти имели колоссальные размеры. Не учитывая Сибири, Закавказья, а в Европейской России казачьих областей, военных поселений и имений, принадлежавших шахтам, в тридцатых года XIX века в Европейской России государственные земли составляли 87 миллионов десятин лугов и полей и 119 миллионов десятин леса5. Чтобы понять законодательство Николая I, мы должны исходить из положения государственных крестьян в предыдущие столетия.

В XVII веке земля, бывшая собственностью государства, состояла из следующих категорий:

1 Ненаселенные (пустые) земли.

2. Земли, населенные государственными крестьянами6 (государственные имения).

3. Царские имения и имения, принадлежащие двору.

4. Служебные имения, предоставленные государством служилому дворянству.

 

Законом от 1731 года служебные имения приравнены были к имениям наследственным и обе категории получили общее наименование «недвижимое имущество». По мнению Заблоцкого-Десятовского тем самым служебные имения переставали быть государственной собственностью и превратились в частную собственность7. Но есть и другое толкование, согласно которому имения дворян по-настоящему стали частной собственностью только в 1785 году. Во всяком случае, вследствие превращения служебных имений в частную собственность размеры государственных земель сократились еще в XVIII веке (в 1731 или 1785 году). Это сокращение не могло быть компенсировано отнятием у церкви имений (что произошло при Екатерине II), а еще менее присвоением государству имений, принадлежавших попавшим в немилость государственным деятелям. Но сокращение размеров казенных земель не означало сокращения числа казенных крестьян, поскольку крестьяне на служебных имениях уже в XVIII веке рассматривались как крепостные. Впрочем, правильно — во всяком случае начиная с Петра I — считать крестьян на принадлежащих двору поместьях крепостными царя.

На «волостных землях» (принадлежащих государству) испокон веков жили крестьяне. Они были свободны, им лишь полагалось отдавать известное количество денег, продуктов и труда государству. Вся сумма их обязанностей называлась тягло и поэтому волостные земли назывались также тяглыми. В одно почти время с возникновением крепостного права (в конце XVI и в начале XVII века) в наследственных и служебных имениях была ограничена свобода казенных крестьян. Каждый государственный крестьянин прикреплен был к своей общине, в первую очередь из-за круговой поруки. Свободу не отменили в принципе, но крестьян обязали находить себе заместителей в случае, если кто из них хочет покинуть деревню; такой заместитель должен был взять на себя все обязательства уходящего. Разумеется, это в высшей мере затрудняло реальную возможность ухода.

Вопрос о том, надо ли считать казенных крестьян крепостными государства — сложен, и ответы на него даются разные. Заболоцкий-Десятовский считает, что ответ должен быть положительным, потому что государство могло дарить дворянам казенные земли вместе с живущими на них казенными крестьянами.

 

Государственные крестьяне с давних времен жили общинами, которыми управляли крестьянами же избранные старосты, сотские и т.д. Выбор этот был не только правом общины, он был в первую очередь ее долгом. Главным заданием этих выборных старшин было распределение налогов и натуральных податей среди членов общины и их сбор. При этом сами они были ответственны за то, чтобы община вовремя и полностью все уплачивала и сдавала. Указ от 19 мая 1769 года постановляет: «В случае неуплаты крестьянами в годовой срок подушной недоимки, забирать в города старост и выборных, держать под караулом, употреблять их в тяжкие городовые работы без платежа заработных денег, доколе вся недоимка заплачена не будет». Заблоцкий-Десятовский по этому поводу пишет: «Замечательно, что этот указ явился в первые годы царствования Екатерины II, когда она находилась вполне под обаянием либеральных идей XVIII века». Вообще и другие указы Екатерины относительно государственных крестьян носят определенно нелиберальный характер. Они основаны на предпосылке — самой по себе правильной — что согласно тогдашнему праву земля принадлежит не общине крестьян, а государству, и поэтому исходят преимущественно из соображений экономической пользы государства9. Объявить государственные земли собственностью крестьянских общин бесспорно было бы шагом в сторону либерализма, но предварительно надо было выработать для казенных крестьян новый юридический статус. А об этом, опять-таки, можно было начать думать лишь после Жалованной Грамоты дворянству и городам, когда некий образец уже был дан в лице дворян и горожан. Екатерина думала о таком мероприятии, но ее проект Жалованной Грамоты некрепостным крестьянам так и остался проектом10.

До Киселевской реформы наблюдение за общинами государственных крестьян поручалось в уездах земским исправникам, в губерниях — финансовым дворам. Положение государственных крестьян было очень нелегким, хотя они, в отличие от крепостных, и не находились под властью помещиков. Сперанский уже в 1827 году утверждал, что первым шагом в направлении общего решения крестьянского вопроса, т. е. преобразования крепостного права, должно быть новое устройство государственных крестьян; при этом в одном из своих докладов он указывал на то, что положение этих крестьян достаточно мрачное. Сперанский пишет: «Этот род людей беднеет и разоряется не менее крестьян помещичьих». Сперанский указывает на то, что работы и повинности их в высшей степени неопределенны и неравномерны, и продолжает: «Земские исправники суть те же помещики, с тою только разностью, что они переменяются и что на них есть некоторые способы к управе; но взамен того, сии трехлетние владельцы не имеют никаких побуждений беречь крестьян, коих они ни себе, ни потомству не прочат»11.

Николай, в крестьянском вопросе (а может быть и вообще) наиболее доверявший Сперанскому, полностью принял эту мысль его. Он велел, чтобы вопрос статуса государственных крестьян рассматривался отдельно от решения крестьянского вопроса вообще и с особой поспешностью. Но нелегко было найти человека, которому можно было бы поручить эту работу. Сначала думали о министре финансов Канкрине. Но он сам взял обратно собственный свой проект по этой проблеме, считая его неудовлетворительным. Тогда Николай обратился к графу Киселеву и поставил его во главе комитета, которому поручалось решение проблем, касающихся статуса государственных крестьян. Впрочем, уже до того существовала комиссия под руководством Куракина, которая занималась тем же кругом вопросов12.

По мнению Киселева, причиной обеднения государственных крестьян был недостаток покровительства и надзора. Вследствие недостатка покровительства государственные крестьяне противозаконно перегружены налогами и работами, а вследствие недостатка надзора распространяется алкоголизм и другие пороки13. Он говорил дальше, что волостные и сельские начальники избираются из людей самых порочных и сами являются первыми орудиями всех притеснений и беспорядков. Эти сельские чиновники дают себя подкупать зажиточным крестьянам и помогают им использовать в собственных интересах дела общины и притеснять бедных крестьян. А богатые крестьяне вполне естественно против всяких изменений, так как царящий в управлении делами беспорядок для них выгоден. Наоборот, «беднейший и многочисленнейший класс земледельцев желает улучшений в настоящем их состоянии и с полным доверием к правительству ожидает его распоряжений»14.

Но вскоре оказалось, что оптимизм Киселева не оправдан. Наоборот, слухи о готовящихся правительственных реформах сильно встревожили государственных крестьян. Особенно обеспокоили их слухи о том, что правительство собирается преобразовать крестьянские общины в своего рода военные поселения и при этом ввести общественную запашку. В результате этих слухов зажиточное крестьянство стало переходить в городское состояние15. Особенно интересно при этом заметить, что крестьяне боялись именно введения общественной запашки. Это явно противоречит предвзятому мнению о том, что «великороссам присуще врожденное стремление к коллективизму». И в 1842 году Киселев докладывает императору, что сопротивление посеву картофеля вызвано в первую очередь тем, что «разведение картофеля в мнении крестьян смешивается с учреждением общественной запашки, для них ненавистной»16.

Так, сам граф Киселев через несколько месяцев после доклада от 17 мая 1837 года вынужден был признать, что далеко не все крестьяне «с полным доверием» ожидают планируемых им нововведений. В докладе от 26 ноября 1837 года он пишет: «Всякая власть, установляемая вновь... естественно порождает неудовольствия многих... в самом сословии поселян первое впечатление будет невыгодно... люди сии почтут стеснительным для себя всякое действие попечительной власти»17. При этом Киселев считал, что проекты его не вводят ничего существенно нового и не отклоняются нисколько от уже существующих законов18. Он считал, что реформа его должна послужить лишь к обеспечению подлинной действенности этих законов и к пополнению имеющихся в них пробелов. Он предполагал, что недовольство может быть просто следствием желания сохранить существующий беспорядок, поскольку при нем возможна необузданная свобода, а крестьяне часто «предпочитают удовлетворение привычных страстей всем обещаниям лучшего состояния»19. Поэтому он полагал большой ошибкой отказ от реформы. По мнению Киселева, если правительство и дальше останется бездейственным, существует опасность, что мероприятия для устранения неустройств будут происходить «не по собственному внушению властей, но по требованиям, снизу восходящим»20. Вообще Киселев был глубоко убежден в том, что покровительство свыше — источник счастья. Летом 1838 года он предпринял поездку по России. При этом он отмечал в своей записной книжке, что крестьяне счастливы, когда «руководствуются властью попечительною, отеческою и не стеснительною»21.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...