Если человек исчезнет, есть ли надежда для гориллы? 3 глава

— Ну хорошо, только все это не очень-то мне по­могает.

— Что ж... Сократим тогда задание до более скромных размеров. Эта сказка, как любая сказка, имеет начало, середину и конец. Каждая часть сама по себе является сказкой. Прежде чем мы завтра продолжим занятия, попробуй найти начало нашей сказки.

— Начало нашей сказки...

— Да. Постарайся думать... антропологически. Я рассмеялся:

—Что это значит?

— Если бы ты был антропологом, который хочет записать предание — ту сказку, которую разыгрывают аборигены Австралии, — ты ожидал бы услышать сказ­ку с началом, серединой и концом.

—Конечно.

—И каким бы, по-твоему, было начало?

—Понятия не имею.

—Да нет же, ты это, конечно, знаешь. Ты просто притворяешься тупым.

Я минуту раздумывал над тем, как перестать притворяться тупым.

—Ну хорошо, — сказал я наконец, — пожалуй, я предположил бы, что это окажется миф о сотворении мира.

—Именно.

— Но я все равно не вижу, как это может мне по­мочь.

— Повторяю еще раз: ты должен найти миф о со­творении мира, принятый в твоей собственной куль­туре.

Я со злостью посмотрел на Измаила:

— Никакого мифа о сотворении мира у нас нет. Это совершенно точно.

 

Часть 3

 

— Что это? — спросил я на следую­щее утро. Я имел в виду предмет, лежащий на подлокотнике моего кресла.

— А на что это похоже?

— На диктофон.

— Это именно он и есть.

— Я хотел спросить: зачем он?

— Чтобы записать для потомства лю­бопытные предания обреченной культуры, которые ты собираешься мне рассказать.

Я рассмеялся и сел.

— Боюсь, что я пока не нашел никаких любопытных преданий, которые мог бы тебе рассказать.

— Значит, можно предположить, что твои поиски мифа о сотворении мира оказа­лись безрезультатными?

— Нет у нас никакого мифа о сотворе­нии мира, — снова сказал я. — Ты же не имеешь в виду тот, о котором говорится в Ветхом За­вете.

—Не говори ерунды. Если бы в восьмом классе учитель предложил тебе рассказать, как возникла Все­ленная, ты же не стал бы читать главу из Книги Бытия?

—Конечно, нет.

—А что бы ты ему рассказал?

—Я изложил бы научную гипотезу, но это же не миф!

—Ты, естественно, мифом ее не считаешь. Ни одно предание о сотворении мира не является мифом для того, кто его рассказывает. Для него это просто история.

—Хорошо, но та история, которую я изложил бы, мифом точно не является. Насколько я знаю, некото­рые ее части еще не установлены точно и дальнейшие исследования могут внести в нее коррективы, так что она — никак не миф.

— Включи диктофон и начинай, а там посмотрим. Я укоризненно посмотрел на Измаила:

— Ты что, действительно хочешь, чтобы я... э-э...

— Пересказал историю, да.

— Я не могу так, с ходу... Мне нужно время, что­бы привести мысли в порядок.

— Времени у тебя сколько угодно. В диктофоне кас­сета, рассчитанная на полтора часа.

Я вздохнул, включил диктофон и закрыл глаза.

 

 

Все началось давным-давно, десять или пят­надцать миллиардов лет назад, — начал я через не­сколько минут. — Я не в курсе, какая теория сейчас на первом месте — пульсирующей Вселенной или Большого взрыва, но в любом случае все началось очень давно.

Тут я открыл глаза и насмешливо посмотрел на Из­маила. Он ответил мне тем же.

— И что? На этом история заканчивается?

— Нет, я просто проверял, слушаешь ли ты меня. — Я снова закрыл глаза и продолжил: — Не знаю, когда именно... по-моему, шесть или семь мил­лиардов лет назад, возникла наша Солнечная систе­ма. У меня сохранилось воспоминание о картинке в какой-то детской энциклопедии — шарики то ли раз­летаются, то ли соединяются... это и были планеты, а потом, за следующие два миллиарда лет, они охла­дились и затвердели. Так, что дальше? Жизнь воз­никла в древнем океане — бульоне из разных хими­ческих элементов... примерно пять миллиардов лет назад, верно?

— От трех с половиной до четырех миллиардов лет назад.

— О'кей. Бактерии, микроорганизмы развивались в более высокоорганизован-ные, более сложные формы, а те — в еще более сложные. Жизнь постепенно захва­тила сушу. Не знаю, как именно... слизь, выброшен­ная волнами, амфибии... Амфибии проникли в глубь суши, превратились в рептилий. От рептилий в процес­се эволюции произошли млекопитающие. Когда это произошло? Миллиард лет назад?

— Нет, всего лишь четверть миллиарда.

— Ну хорошо. Так, значит, млекопитающие... Ка­кие-то мелкие существа, занявшие свободную нишу.

Они жили в кустарнике, на деревьях. От тех, что жили на деревьях, произошли приматы. Потом... не знаю точно, кажется, десять или пятнадцать миллионов лет назад, одна ветвь приматов стала жить на земле и... — Я почувствовал, что совсем выдохся.

— Это не экзамен, — сказал мне Измаил. — Об­щий контур вполне годится для наших целей. Именно так в целом представляют себе историю все: и водители автобусов, и ковбои на ранчо, и сенаторы.

— О'кей, — сказал я и снова закрыл глаза, — о'кей. Одно следовало за другим. Одни виды сменяли другие, и наконец появился человек. Когда же это было? Три миллиона лет назад?

— Такая оценка вполне надежна.

— Вот и хорошо.

— И это все?

— Как общий обзор — да.

— Такова история возникновения мира, как она из­лагается в вашей культуре?

— Именно. Насколько позволяет современный уро­вень знаний.

Измаил кивнул и велел мне выключить диктофон. Потом он откинулся на спинку кресла со вздохом, ко­торый донесся до меня сквозь стекло, как рокот дале­кого вулкана, сложил руки на животе и бросил на меня долгий загадочный взгляд.

— И ты, интеллигентный и сравнительно хорошо образованный человек, желаешь убедить меня, будто это не миф.

— Да что в этом мифического?

— Я не говорил, что в твоем рассказе есть нечто мифическое; я сказал, что изложенная тобой история — миф.

Кажется, я не удержался от нервного смешка.

— Возможно, я не знаю, что ты называешь мифом.

— Я не имею в виду ничего такого, чего не знаешь ты. Я употребляю это слово в самом общепринятом смысле.

— Тогда история, как я ее изложил, не миф.

— Определенно, это миф. Ты послушай. — Он ве­лел мне перемотать пленку и включить запись.

Прослушав все до конца, я несколько минут сидел с глубокомысленным видом, чтобы создать должное впе­чатление. Потом сказал:

— Это не миф. Ты мог бы включить мой рассказ в учебник для восьмого класса, и не думаю, чтобы на­шелся школьный совет, который стал бы возражать, за исключением ортодоксов-церковников конечно.

— Совершенно согласен. Разве я не говорил, что эта сказка пронизывает всю вашу культуру. Дети усва­ивают ее из многих источников, в том числе и из школь­ных учебников.

— Тогда что ты пытаешься доказать? Ты хочешь убедить меня, что изложенное не соответствует фак­там?

— Твой рассказ, конечно, полон фактов, но их ин­терпретация носит исключительно мифологический ха­рактер.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты явно выключил свой разум, Матушка Куль­тура убаюкала тебя.

Я сурово посмотрел на Измаила:

—Уж не хочешь ли ты сказать, что эволюция — это миф?

—Нет.

—В чем же тогда дело?

Измаил посмотрел на меня с улыбкой... потом по­жал плечами... потом поднял брови.

Глядя на него, я подумал: меня дразнит горилла! Только это ничуть мне не помогло.

— Прослушай запись еще раз, — сказал он мне. Когда запись кончилась, я сказал:

— Ну хорошо, одну вещь я заметил: я сказал «по­явился», «наконец появился человек». Ты это имеешь в виду?

— Нет, ничего подобного. Я не цепляюсь к словам. Из контекста было ясно, что «появился» просто сино­ним выражения «возник в результате эволюции».

— Черт возьми, так в чем же дело?

— Боюсь, ты все-таки не желаешь думать. Ты пе­ресказал то, что слышал тысячу раз, а сейчас просто слушаешь, как Матушка Культура шепчет тебе в ухо: «Тихо, тихо, малыш, тут не о чем думать, не о чем тре­вожиться. Не волнуйся, не слушай это мерзкое живот­ное, это не миф, все, что я тебе говорю, не миф, тут не о чем думать, не о чем тревожиться, просто слушай меня и засыпай, засыпай, засыпай...»

Я покусал губу, потом сказал:

— Все равно проку никакого.

— Хорошо, — сказал Измаил. — Я расскажу тебе сказку, — может быть, это поможет. — Он несколько секунд грыз свою ветку, потом закрыл глаза и начал.

— Эта история, — говорил Измаил — произошла полмиллиарда лет назад — так невероятно давно, что ты не узнал бы эту планету, если бы увидел. Ничто не двигалось на суше, кроме клубов пыли, которую гнал ветер. Не росло ни единой травинки, не стрекотал ни единый кузнечик, ни единая птица не взлетала в небо. Все они — и травинка, и кузнечик, и птица -— должны были появиться еще только через много миллионов лет. Даже моря были странно безжизненны и молчаливы, потому что позвоночные тоже еще отстояли на десятки миллионов лет в будущем.

Однако тем не менее антрополог там имелся. Ка­кой же это мир без антрополога? Впрочем, антропо­лог казался очень угнетенным и разочарованным: он обошел уже всю планету в поисках кого-нибудь, у кого можно взять интервью, и все равно пленка диктофо­на в его рюкзаке оставалась такой же чистой, как безоблачное небо над головой. И вот наконец однаж­ды, когда он, пригорюнившись, сидел на берегу океа­на, на мелководье он увидел нечто похожее на живое существо. Ничего особенного оно собой не представ­ляло — это был просто комок слизи, — но в нем за­ключалась единственная надежда антрополога на то, что его путешествия окажутся не безрезультатными, поэтому он побрел туда, где на волнах качался этот комок.

Антрополог вежливо поздоровался и получил такой же вежливый ответ, так что вскоре они с существом по­дружились. Антрополог как мог объяснил, что изучает стили жизни и обычаи, и попросил у своего нового дру­га информации на сей счет, которую тот с готовностью и предоставил.

— А теперь, — сказал антрополог, — я хотел бы записать на пленку в твоем собственном изложении некоторые предания, которые вы рассказываете друг другу.

— Предания? — переспросило существо.

— Ну да, что-нибудь вроде мифа о создании мира, если у вас таковой имеется.

— А что такое миф о создании мира? — спросило существо.

— О, знаешь, — стал объяснять антрополог, — та­кие фантастические истории, которые вы рассказывае­те своим детям, о том, как возник мир.

При этих словах существо с возмущением выпря­милось — насколько, конечно, мог выпрямиться комок слизи — и ответило, что никакие фантастические исто­рии его народу неизвестны.

— Как, вы не имеете представления о том, как воз­ник мир?

— Имеем, конечно, — гордо ответило существо, — но это, безусловно, не миф.

— О, несомненно, — сказал антрополог, вспом­нив наконец, чему его учили. — Я буду ужасно бла­годарен, если ты поделишься со мной своими зна­ниями.

— Хорошо, — согласилось существо, — но я хочу, чтобы ты понял: мы, как и ты сам, мыслим строго раци­онально и не приемлем ничего, что не основано на на­блюдении, логике и научном методе.

— Конечно-конечно, — согласился антрополог. Тут наконец существо начало свой рассказ.

— Вселенная, — говорило оно, — родилась очень-очень давно, десять или пятнадцать миллиардов лет на­зад. Два или три миллиарда лет назад возникла наша собственная Солнечная система — звезда, планеты и все прочее. Долгое время на планете ничего живого не существовало, потом, примерно миллиард лет назад, возникла жизнь.

— Извини меня, — перебил существо антропо­лог, — вот ты говоришь — возникла жизнь. А где, со­гласно вашему мифу... я хочу сказать, вашим научным взглядам, она возникла?

Вопрос, казалось, поверг существо в растерян­ность, так что оно даже приобрело нежно-зеленый оттенок.

—Ты имеешь в виду, в какой конкретно точке?

—Нет. Меня интересует вот что: случилось это на суше или в море?

—На суше? — удивилось существо. — А что та­кое суша?

—Ну как же, — сказал антрополог, махнув рукой в сторону берега, — вон то обширное пространство, по­крытое землей и камнями.

Существо позеленело еще сильнее и сказало:

—Понятия не имею, о чем ты болтаешь. Земля и камни просто край чаши, в которой плещется море.

—Ах да, — сказал антрополог, — я уловил твою мысль. Да-да, конечно. Продолжай, пожалуйста.

— Хорошо, — сказало существо. — В течение многих миллионов лет жизнь в нашем мире была представлена всего лишь беспомощно плавающими в хими­ческом бульоне микроорганизмами, однако постепенно начали возникать более сложные формы: одноклеточ­ные, водоросли, полипы и так далее. Но наконец, — закончило существо, порозовев от гордости, — нако­нец появились медузы!

 

 

Минуты полторы я только и мог, что испытывать разочарование и гнев. Потом наконец выдавил:

— Это несправедливо!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я сам точно не знаю, что хочу сказать. Ты что-то доказал, но я не знаю что!

— Ты этого не понял?

— Нет.

— Что имела в виду медуза, когда сказала: «Но на­конец появились медузы»?

— Что... что к этому все вело. Все десять или пят­надцать миллиардов лет развития Вселенной заверши­лись появлением медузы.

— Согласен. А почему твой рассказ о создании Все­ленной не закончился появлением медузы?

Тут я не выдержал и захихикал.

— Потому что за медузой последовали другие жи­вые существа.

— Правильно. На медузе эволюция не останови­лась. Еще должны были возникнуть позвоночные, ам­фибии, рептилии, млекопитающие и, наконец, конечно, человек.

— Верно.

— Значит, твое описание возникновения мира за­канчивается так: «И наконец появился человек»?

— Да.

— И что же это значит?

— Что дальше ничего не было. Эволюция дошла до конца.

— Так вот к чему все вело!

— Да.

—Ну конечно. Это знает любой представитель ва­шей культуры. Вершина творения была достигнута, ког­да возник человек. Человек — завершение всей кос­мической драмы сотворения мира.

— Да.

—Когда человек наконец появился, творение за­вершилось, поскольку его цель была достигнута. Боль­ше нечего уже стало создавать.

— Таков подразумевается вывод.

—Далеко не всегда он лишь подразумевается. Ре­лигии представителей вашей культуры совсем не без­молвствуют на этот счет. Человек — венец творения. Человек — то существо, ради которого вес было со­творено: этот мир, Солнечная система, Галактика, сама Вселенная.

— Верно.

—Любой человек, принадлежащий к вашей куль­туре, знает, что мир не был создан ради медузы, лосося или гориллы. Он был создан ради человека.

— Правильно.

Измаил устремил на меня сардонический взгляд:

— И это все не мифология?

— Ну... факты есть факты.

— Безусловно. Факты есть факты, даже когда они содержатся в мифологии. Но как насчет остального? Неужели весь процесс космического развития закон­чился три миллиона лет назад, вот здесь, на этой ма­ленькой планете, когда появился человек?

— Нет.

— Может быть, хотя бы в масштабах планеты про­цесс творения завершился три миллиона лет назад с по­явлением человека? Не остановилась ли со скрипом тор­мозов эволюция, когда в мир явился человек?

— Нет, конечно.

— Тогда почему ты именно так рассказал о возник­новении мира?

— Ну... пожалуй, потому, что так принято расска­зывать.

— Так принято рассказывать среди Согласных. Но это, бесспорно, не единственный возможный способ.

— О'кей, понятно. А как бы рассказал ты? Измаил кивнул на расстилавшиеся за окном окрест­ности:

— Ты разве видишь где-нибудь хоть малейший при­знак того, что сотворение мира закончилось с появле­нием человека? Разве есть хоть малейшие доказатель­ства того, что человек — та вершина, к которой Вселенная стремилась с самого начала?

— Нет. Я не могу даже представить себе, как та­кие свидетельства могли бы выглядеть.

— Это, по-моему, очевидно. Если бы астрофизики могли сообщить, что глобальные космические процессы завершились пять миллиардов лет назад, когда возник­ла наша Солнечная система, это дало бы хоть какое-то основание подобным предположениям,

— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать,

— Или если бы биологи и палеонтологи могли ска­зать, что возникновение видов прекратилось три мил­лиона лет назад, это тоже было бы убедительно.

— Да.

— Однако тебе известно, что ничего подобного не произошло- Совсем наоборот: и Вселенная, и планета развивались, как и прежде. Появление человека внесло не больше изменений, чем появление медузы.

— Совершенно верно. Измаил показал на диктофон:

— Так какой вывод можем мы сделать из того, что ты рассказал?

Я печально улыбнулся:

— Это миф. Невероятно, но миф.

— Я говорил тебе вчера, что суть сказки, которую разыгрывают люди твоей культуры, заключается в смысле существования мира, божественных намерени­ях и предназначении человека-

— Да.

— И каков же — если судить по первой части тво­его рассказа — смысл существования мира?

Несколько секунд я обдумывал вопрос.

— Не могу сказать, чтобы я видел тут какое-либо объяснение.

— Примерно в середине твоего вчерашнего расска­за ты переключился со Вселенной в целом на одну свою планету. Почему?

— Потому что именно этой планете было суждено стать колыбелью человека.

— Конечно. Послушать тебя — так рождение чело­века — центральное событие в истории космоса. С по­явлением человека Вселенная перестает представлять какой-нибудь интерес, перестает участвовать в разыг­рывающейся драме. Для нее достаточно одной Земли: она колыбель и обитель человека — таково ее назначе­ние. Согласные смотрят на мир как на что-то вроде си­стемы жизнеобеспечения, как на машину, предназна­ченную для того, чтобы породить и поддерживать человеческую жизнь.

— Да, именно так,

— В своем рассказе ты, естественно, опустил вся­кие ссылки на богов, поскольку не хотел, чтобы исто­рия Вселенной походила на миф. Теперь же, когда мы выяснили, что все-таки она миф, можно больше об этом не беспокоиться. Если предположить, что в сотворении Вселенной божественная сила участвовала, что можешь ты сказать о намерениях богов?

— Ну, в основном только то, что их целью с самого начала было создание человека. Они создали Вселенную так, чтобы в ней оказалась наша Галактика; они создали Галактику так, чтобы в ней оказалась наша Солнечная система; они создали нашу Солнечную систему так, что­бы в ней оказалась наша планета, И они создали нашу планету так, чтобы на ней появился человек. Все в целом имело одну цель: чтобы человеку было где жить.

— В таком виде историю Вселенной представляют себе все люди, принадлежащие к вашей культуре, — по крайней мере те, кто считает Вселенную выражени­ем божественной воли.

— Да.

— Поскольку целая Вселенная была создана только для того, чтобы стало возможным появление человека, человек, несомненно, должен быть чрезвычайно важен для богов. Однако первая часть твоего рассказа не содержит никаких намеков на их намерения в отноше­нии человека. Боги должны предназначать человеку особую судьбу, но она остается скрытой.

— Верно.

 

 

— Каждый сюжет имеет завязку, каждое повество­вание — это развертывание завязки. Как писатель, ты, я уверен, это знаешь.

— Конечно.

— Ты, несомненно, узнаешь цитату: «Из чресл враждебных, под звездой злосчастной Любовников чета произошла...»

— Еще бы! «Ромео и Джульетта».

— Сказка, которую разыгрывают в мире Согласные, тоже имеет завязку. Она содержится в той истории Все­ленной, которую ты мне сегодня рассказал. Посмотрим, сумеешь ли ты определить, в чем она заключается.

Я закрыл глаза и притворился, что усиленно раз­мышляю; на самом деле я прекрасно понимал, что ни­какого шанса найти ответ у меня нет.

— Боюсь, я не знаю, в чем завязка.

— Тот сюжет, который разыгрывают Несогласные, имеет совсем иную завязку, и пока еще ты не сможешь ее назвать. Однако обнаружить завязку своего соб­ственного повествования ты способен. Это очень про­стое, но очень влиятельное понятие для всей истории человечества.,, не обязательно благодетельное, но, не­сомненно, очень влиятельное. Вся ваша история с ее чудесами и катастрофами — развертывание этой за­вязки.

— По правде сказать, мне совершенно невдомек, к чему ты клонишь.

— А ты подумай. Вот смотри: мир не был создан ради медузы, верно?

— Да.

— И для лягушек, ящериц или кроликов он тоже не был создан?

— Нет.

— Ну конечно, ведь мир был создан для человека.

— Совершенно верно.

— Это известно всем представителям вашей куль­туры. Даже атеисты, которые клянутся, что бога нет, знают, что мир был создан для человека.

— Согласен. Вот и прекрасно.

— Значит, завязка такова: «Мир был создан для человека».

— Не понял... Я хочу сказать, что не понимаю, по­чему ты считаешь это завязкой.

— Люди вашей культуры сами сделали это завяз­кой своей истории — таков был их выбор. Они сказа­ли: «А что, если мир был создан для нас?»

— О'кей. Продолжай.

— Подумай, какие следствия вытекают из такой за­вязки: если мир был создан для вас, то что?

— Ага, я понял, что ты имеешь в виду. Если мир был создан для нас, значит, он принадлежит нам и мы можем делать с ним, что пожелаем.

— Именно. Это и происходит на протяжении пос­ледних десяти тысяч лет: вы делаете с миром, что по­желаете. И конечно, вы собираетесь и дальше делать с ним, что пожелаете, потому что, в конце концов, мир же принадлежит вам.

— Да, — сказал я и на секунду задумался. — Во­обще-то это просто поразительно. Я вот что хочу ска­зать: подобные вещи слышишь по пятьдесят раз на день. Люди говорят о нашей окружающей среде, о наших морях, нашей Солнечной системе. Я слышал даже, как говорят о нашей дикой природе.

— И еще вчера ты с полной уверенностью утверж­дал, что ваша культура не содержит ничего даже отда­ленно напоминающего мифологию!

— Верно. Говорил. — Измаил продолжал угрюмо смотреть на меня. — Я ошибался. Чего еще ты от меня хочешь?

— Изумления.

Я кивнул:

— Ясное дело, я изумлен. Я просто этого не пока­зываю.

— Попал бы ты ко мне в ученики, когда тебе было семнадцать!

Я только пожал плечами, молча соглашаясь с тем, что это было бы хорошо.

 

— Вчера я говорил тебе, что твоя сказка содержит объяснение того, как случилось, что все сложилось именно так.

— Верно.

— Что добавляет к этому объяснению первая часть твоего рассказа?

— Ты спрашиваешь, что она добавляет к объяснению того, как случилось, что все сложилось именно так?

— Да.

— На первый взгляд она не добавляет ничего.

— Подумай как следует. Сложилось бы все имен­но так, если бы мир был создан для медузы?

— Нет, конечно.

— Вот именно. Будь мир создан для медузы — все пошло бы совсем иначе.

— Это, конечно, правда, но ведь мир не был со­здан для медузы: он был создан для человека.

— И это обстоятельство отчасти объясняет, как случилось, что все сложилось именно так.

— Ну да. Таков довольно трусливый способ сва­лить все на богов: создай они мир для медузы — ниче­го этого не случилось бы.

— Именно, — сказал Измаил. — Ты начинаешь улавливать общую идею.

 

 

— Как ты думаешь, где ты найдешь остальные ча­сти своего рассказа — его середину и конец?

Я задумался.

— Пожалуй, стоит просмотреть какой-то женский журнал, наподобие «Новы».

— Зачем?

— Я сказал бы, что, возьмись «Нова» за изложе­ние истории создания Вселенной — то, что я рассказал тебе сегодня, было бы там общей схемой. Все, что те­перь мне остается, — узнать, как они ее завершили бы.

— Что ж, тогда это и будет твоим заданием: завтра я хочу услышать от тебя среднюю часть рассказа.

 

Часть 4

 

 

— Ну вот, — сказал я, — думаю, что у меня готовы и средняя часть, и конец. Измаил кивнул, и я включил диктофон. Начал я с завязки: мир был создан для человека. Потом спросил себя: как я напи­сал бы продолжение, если бы получил заказ от «Новы». И вот что у меня вышло.

— Мир был создан для человека, но ему понадобилось очень много времени, чтобы понять это. Почти три миллиона лет он жил так, словно мир был создан для медузы. Другими словами, жил он так, словно был всего лишь одним из живых существ, таким же, как лев или вомбат.

— Что именно, по-твоему, значит жить как лев или вомбат?

— Ну... это значит положиться на ми­лость природы, жить, не имея никакой вла­сти над окружающей средой.

— Понятно. Продолжай.

— Хорошо. Находясь в таком состоянии, человек не мог стать человеком в полном смысле слова. Он не мог создать для себя по-настоящему человеческой жизни, так что на раннем этапе... на самом деле на протяжении боль­шей части своей истории он просто действовал неумело, никуда не продвигаясь и ничего не достигая.

Должен сказать, что хоть мне и была ясна необхо­димость решить ключевую проблему, я долго не мог со­образить, в чем же эта проблема заключается.

— Человек ничего не мог достичь, живя подобно льву или вомбату, потому что... Если хочешь чего-то достичь, нужно поселиться в одном месте, чтобы, так сказать, иметь возможность взяться за дело. Я имею в виду вот что: не­возможно преодолеть определенный рубеж, если живешь охотой и собирательством, постоянно переходя в поисках пищи с места на место. Чтобы сделать следующий шаг, нужно жить оседло, получить постоянную базу, откуда возможно было начать освоение среды обитания.

Прекрасно — почему бы и нет? Что мешало челове­ку так и поступить? А мешало ему вот что: если бы он остался на одном месте надолго, он умер бы с голоду. Занимаясь охотой и собирательством, он опустошил бы окрестности — не осталось бы ничего, что можно соби­рать, никого, на кого можно охотиться. Чтобы сделаться оседлым, человек должен был научиться одному фунда­ментальному действию. Он должен был научиться так манипулировать окружающей средой, чтобы истощение не наступило. Он должен был заставить природу произ­водить больше подходящей для него пищи. Другими сло­вами, он должен был сделаться земледельцем.

Это явилось поворотным пунктом. Мир был создан для человека, но человек не мог вступить во владение им, пока не решит проблему пищи. И он ее наконец решил примерно десять тысяч лет назад в Междуречье. Это со­бытие огромной важности — самое значительное во всей истории до того момента. Человек наконец освободился от всех тех уз, которые... Ограничения образа жизни охотника и собирателя сковывали его на протяжении трех миллионов лет. С появлением земледелия эти ограниче­ния исчезли и взлет оказался феерическим. Оседлость привела к разделению труда. Разделение труда вызвало развитие технологии. Благодаря развитию технологии появились торговля и финансы. Потребности технологии и торговли стимулировали развитие математики и других наук. Человечество наконец сдвинулось с мертвой точки, и отсюда, как говорится, началась история. Такова середина моего рассказа.

 

— Очень впечатляет, — сказал Измаил. — Не со­мневаюсь, ты понимаешь: «поворотный пункт», кото­рый ты только что описал, на самом деле рождение ва­шей культуры.

— Да.

— Нужно, однако, заметить, что мнение, будто зем­леделие распространилось по всему миру из единствен­ного места, давно уже устарело. Тем не менее Между­речье остается легендарной колыбелью земледелия, по крайней мере для западного мира, и это имеет особое значение, о котором мы позднее еще поговорим.

— Хорошо.

— Вчерашняя часть твоего рассказа раскрыла зна­чение мира в том виде, в каком оно понимается Соглас­ными: мир — система жизнеобеспечения человека, ма­шина, сконструированная для того, чтобы создать и поддерживать человеческую жизнь.

— Верно.

— Та часть, которую ты расскажешь сегодня, по-видимому, коснется предназначения человека. Совер­шенно очевидно, что человеку не было суждено жить как лев или вомбат.

— Совершенно справедливо.

— Так каково же тогда предназначение человека?

— Хм... Ну... Предназначение человека— дос­тижения, свершение великих деяний.

— Среди Согласных принято считать, что судьба человека имеет более определенную форму.

— Ну, пожалуй, можно сказать, что его предназ­начение — построить цивилизацию.

—- Ты должен мыслить мифологически.

— Боюсь, я не знаю, как это сделать.

— Я тебе сейчас покажу. Слушай. Я стал слушать.

 

— Как мы выяснили вчера, сотворение мира не за­вершилось с появлением медузы, земноводных, пресмы­кающихся и даже млекопитающих. Согласно вашей ми­фологии, оно завершилось только тогда, когда появился человек.

— Верно.

— Отчего этот мир и Вселенная в целом остава­лись незавершенными до того, как появился человек? Почему мир и Вселенная нуждались в человеке?

— Не знаю.

— А ты подумай. Подумай о мире, где нет челове­ка. Вообрази себе такой мир.

— О'кей, — ответил я и закрыл глаза. Через пару минут я сообщил Измаилу, что вообразил себе мир без человека.

— На что он похож?

— Ну, не знаю... Мир как мир.

— Где ты находишься?

— Что ты имеешь в виду?

— Откуда ты смотришь на мир?

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: