Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Какая фамилия была у Моби? 17 глава




Ли (капризным голосом маленького мальчика). Ты забыла наш резиновый мячик.

Сильный всплеск, радостные крики малышки.

Марина. Вот, все игрушки для прынца и прынцессы.

Все трое смеются – у меня мурашки по коже.

Ли. Мама, принеси нам (русское слово). У нас вода в ухе.

Марина (смеясь). Господи, и что теперь?

Я долго лежал без сна, думая о семье наверху. Наконец-то счастливы, и почему нет? Дом 214 по Западной Нили-стрит – не бог весть что, но все-таки ступенька наверх. Может, они даже спали в одной кровати, и Джун чувствовала себя счастливой, а не испуганной до смерти.

И в этой кровати уже появился четвертый. Тот, кто рос в животе Марины.

 

 

События начали набирать ход, как и в Дерри, только теперь стрела времени летела к десятому апреля, а не к Хэллоуину. Записи Эла, которые позволили мне пройти столь долгий путь, тут ничем помочь не могли. В части подготовки покушения на жизнь Уокера они сосредоточивались исключительно на действиях и передвижениях Ли, тогда как их жизнь этим не ограничивалась. Особенно жизнь Марины.

Во-первых, у нее наконец-то появилась подруга. Не папик, кем хотелось стать Джорджу Бауху, а настоящая подруга, женщина. Ее звали Рут Пейн, из квакеров. Русскоговорящая, лаконично отметил Эл, хотя в более ранних записях предпочитал многословие. Встретились на вечеринке (??).2.63. Марина разъехалась с Ли и жила в доме Пейн, когда был убит Кеннеди. И потом, словно довесок, о котором вспомнили в последнюю минуту: Ли прятал «М-К» в гараже Пейнов в одеяле.

«М-К» Эл обозначил заказанную Освальдом по почте винтовку «Манлихер-Каркано», из которой тот собирался убить генерала Уокера.

Я не знаю, кто устроил вечеринку, где Ли и Марина встретились с Пейнами. Я не знаю, кто их познакомил. Де Мореншильдт? Баух? Вероятно, кто-то из них, потому что к тому времени остальные эмигранты обходили Освальдов за милю. Муженек – ухмыляющийся сами знаете кто, женушка – боксерская груша, упустившая бессчетные шансы навсегда уйти от него.

Известно мне следующее: потенциальный спасательный круг Марины прибыл за рулем универсала «Шевроле» – двухцветного, белый верх, красный низ – в дождливый день середины марта. Рут Пейн припарковалась у тротуара, и на ее лице, когда она оглядывалась по сторонам, читалось сомнение: она не знала, нашла ли нужный ей адрес. Женщину отличали высокий рост (но не такой высокий, как у Сейди) и крайняя худоба. Ее рыжеватые волосы падали на высокий лоб и на плечи. Прическа эта совершенно ей не шла. Она носила очки без оправы. Нос покрывала россыпь веснушек. Мне, уставившемуся на нее через щелку между шторами, Рут показалась женщиной, не употребляющей в пищу мяса и участвующей в демонстрациях «Запретить Бомбу». Думаю, именно такой она и была: исповедовала нью-эйдж еще до того как нью-эйдж вошел в моду.

Марина, должно быть, увидела ее из окна, потому что сбежала по наружной лестнице, радостно щебеча, с Джун на руках. Голову малышки она укрыла одеялом, чтобы уберечь от непрерывного мелкого дождя. Рут Пейн нерешительно улыбнулась и заговорила медленно, с паузами между словами:

– Добрый день, миссис Освальд. Я Рут Пейн. Вы меня помните?

– Da, – ответила Марина. – Да. – Потом добавила что-то по-русски. Рут ответила на том же языке... слегка запинаясь.

Марина пригласила ее в дом. Я подождал, пока над головой заскрипят половицы, а потом надел наушники, подсоединенные к установленному в настольной лампе «жучку». Разговор шел то на русском, то на английском. Марина несколько раз поправляла Рут, иногда со смехом. Я без особого труда понял, чем обусловлен приезд женщины. Как и Пол Грегори, она хотела брать уроки русского. По их частому смеху и все возрастающей легкости разговора понял и другое: они нравились друг другу.

Я этому только порадовался. Если бы я убил Освальда после покушения на жизнь генерала Уокера, нью-эйджевая Рут Пейн смогла бы приютить Марину. Такой вариант меня очень бы устроил.

 

 

На уроки Рут приезжала на Нили-стрит только дважды. Потом она начала забирать Марину и Джун. Вероятно, в свой дом в Ирвинге, богатом (во всяком случае, по меркам Дубового утеса) пригороде Далласа. Этот адрес в записях Эла отсутствовал – его не интересовали отношения Марины и Рут, вероятно, потому, что он намеревался покончить с Ли задолго до того, как винтовка окажется в гараже Пейнов, – но я нашел его в телефонном справочнике: дом 2515 по Западной Пятой улице.

В один из пасмурных мартовских дней, примерно через два часа после того, как Рут увезла Марину и Джун, Ли и Джордж де Мореншильдт подъехали к дому на коричневом «Кадиллаке». Ли выбрался из автомобиля с пакетом из плотной бумаги, боковую сторону которого украшали сомбреро и надпись «ПЕППИНО – ЛУЧШАЯ МЕКСИКАНСКАЯ КУХНЯ». Де Мореншильдт держал в руках шестибутылочную упаковку «Дос Экис». Разговаривая и смеясь, они поднялись по лестнице. С гулко бьющимся сердцем я схватил наушники. Сначала ничего не слышал, но потом кто-то из них включил лампу. После этого я словно оказался с ними в одной комнате, невидимым третьим.

Пожалуйста, не стройте планов убийства Уокера, подумал я. Пожалуйста, не усложняйте мою и без того трудную работу.

– Извините за беспорядок, – раздался в наушниках голос Ли. – Нынче она ничего не делает, только спит, смотрит телевизор да болтает о женщине, которой дает уроки.

Де Мореншильдт заговорил о нефтеносных участках, которые хотел бы заполучить на Гаити, резко отозвался о жестокости режима Дювалье.

– В конце дня грузовики приезжают на ярмарочную площадь и собирают трупы. Многие из них – дети, умершие от голода.

– Кастро и Фронт положат этому конец, – мрачно бросил Ли.

– Пусть провидение приблизит этот день. – Звякнули бутылки, вероятно, последняя фраза послужила тостом. – Как работа, товарищ? И почему ты сейчас не там?

Он не там, ответил Ли, потому что ему хочется быть здесь. Проще пареной репы. Он поднялся и ушел.

– А что они могут с этим сделать? Во всей фотолаборатории лучше меня никого нет, и старина Бобби Стоуволл это знает. Бригадир, его фамилия, – я не разобрал, то ли Грэфф, то ли Грейфф, – говорит: «Хватит изображать профсоюзного организатора, Ли». И знаете, что я делаю? Смеюсь, отвечаю: «Хорошо, svinoyeb», – и ухожу. Он свинья, и все это знают.

Однако чувствовалось, что новая работа Ли нравилась. Хотя он жаловался на покровительственное отношение и на то, что трудовой стаж ставится выше таланта. В какой-то момент заявил: «Знаете, в Минске, если бы всех ставили в равные условия, я бы через год управлял заводом».

– Я в этом не сомневаюсь, сын мой... Это совершенно очевидно.

Де Мореншильдт играл с ним. Подзуживал его. Мне это не нравилось.

– Вы видели утреннюю газету? – спросил Ли.

– Этим утром я не видел ничего, кроме телеграмм и служебных записок. Я здесь только с тем, чтобы вырваться из-за рабочего стола.

– Уокер сделал это, – продолжил Ли. – Присоединился к крестовому походу Харгиса. А может, это крестовый поход Уокера и Харгис присоединился к нему. Не могу сказать. Эта гребаная «Ночная скачка». Эти два дурня собираются обойти весь Юг, объясняя, что НАСПЦН – коммунистическая ширма. Они задержат десегрегацию и предоставление неграм права голоса на двадцать лет.

– Конечно! А еще они разжигают ненависть. И сколько пройдет времени, прежде чем начнется резня?

– Или кто-нибудь застрелит Ральфа Абернати[146]и доктора Кинга!

– Разумеется, Кинга застрелят. – В голосе де Мореншильдта слышался смех. Я стоял, прижимая руками наушники, по лицу катился пот. Все это ну очень напоминало прелюдию к заговору. – Это всего лишь вопрос времени.

Один из них воспользовался открывалкой, чтобы перейти ко второй бутылке мексиканского пива.

– Кто-то должен остановить этих двух ублюдков, – заявил Ли.

– Ты ошибаешься, называя нашего генерала Уокера дурнем. – Де Мореншильдт заговорил лекторским тоном. – Харгис – да, естественно. Харгис – шут. И не зря говорят, что он, как и многие из ему подобных, отличается извращенными сексуальными вкусами. Утром предпочитает трахать в щелку маленьких девочек, а после полудня – в очко маленьких мальчиков.

– Послушайте, так он же больной! – На последнем слове голос Ли дал петуха, как у подростка. Потом он рассмеялся.

– Но Уокер... он совсем из другого теста. У него высокое положение в Обществе Джона Берча...

– Эти ненавидящие евреев фашисты!

–...и я предвижу, что достаточно скоро он может его возглавить. А завоевав доверие и одобрение других крайне правых групп, он вновь попытается поучаствовать в предвыборной кампании... но на этот раз не за кресло губернатора Техаса. Подозреваю, что цель у него будет более высокая. Сенат? Возможно. Может, Белый дом?

– Этого никогда не случится. – Но в голосе Ли слышалась неуверенность.

– Маловероятно, что такое случится, – поправил его де Мореншильдт. – Но не советую тебе недооценивать способность американской буржуазии пригреть фашизм под именем популизма. И не забывай про мощь телевидения. Без телевидения Кеннеди никогда не победил бы Никсона.

– Кеннеди и его железный кулак. – Похоже, президент изрядно насолил Освальду. – Он не успокоится, пока Фидель срет в горшок Батисты.

– Нельзя недооценивать и ужас, который испытывает белая Америка перед обществом, где законом жизни станет всеобщее равенство, независимо от цвета кожи.

– Ниггер, ниггер, ниггер, мексикашка, мексикашка, мексикашка! – взорвался Ли. Чувствовалось, что ярость переполняет его. – Только это я и слышу на работе!

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Когда в «Морнинг ньюс» говорят «великий штат Техас», подразумевают «ненавидящий штат Техас». И люди слушают! Для такого человека, как Уокер – для такого героя войны, как Уокер, – шут вроде Харгиса – всего лишь средство достижения цели. Точно так же Гитлер использовал фон Гинденбурга. При помощи хороших политтехнологов Уокер сможет пойти очень далеко. И знаешь, что я думаю? Человек, который убьет американского генерала-расиста Эдвина Уокера, окажет обществу услугу.

Я тяжело плюхнулся на стул рядом с маленьким магнитофоном. Его бобины медленно вращались.

– Если вы действительно верите... – начал Ли, и тут громкое жужжание заставило меня сорвать наушники. Сверху не донеслось ни криков тревоги или ярости, ни звуков шагов – если только они не сумели быстро сориентироваться и полностью скрыть свою реакцию, – поэтому я предположил, что «жучок» в лампе не обнаружен. Вновь надел наушники. Тишина. Попытался использовать дистанционный микрофон, встав на стул и чуть ли не прижав пластмассовую миску к потолку. Слышал бормотание Ли и редкие реплики де Мореншильдта, но не мог разобрать ни единого слова.

Мое ухо в квартире Освальдов оглохло.

Прошлое упрямо.

Разговор продолжался еще минут десять – может, о политике, может, о сварливости жен, а может, о планах по подготовке убийства Эдвина Уокера, – после чего де Мореншильдт спустился по наружной лестнице и уехал.

Шаги Ли – кламп, клад, кламп – пересекли гостиную над моей головой. Я последовал за ними в спальню и поднял над головой дистанционный микрофон в том месте, где они остановились. Ничего... ничего... а потом тихий, но безошибочно узнаваемый храп. Когда двумя часами позже Рут Пейн привезла Марину и Джун, Ли все еще спал, усыпленный «Дос Экис». Марина будить его не стала. Я бы тоже не мешал спать этому низкорослому вспыльчивому сукину сыну.

 

 

После этого дня Освальд начал все чаще прогуливать работу. Если Марина и знала, ее это не волновало. Возможно, она этого не замечала. Теперь все ее мысли занимала новая подруга, Рут. Побои пошли на убыль, но не потому, что улучшились нравы. Просто Ли отсутствовал столь же часто, сколь и Марина. Уходя, он обычно брал с собой фотоаппарат. Благодаря записям Эла я знал, куда он ходит и зачем.

Однажды, когда он направился к автобусной остановке, я прыгнул в автомобиль и поехал на авеню Дубовый лужок. Я хотел обогнать автобус Ли, и мне это удалось. С запасом. По обеим сторонам Дубового лужка хватало парковочных клеток, но мой красный «шеви» с задними плавниками, напоминавшими крылья чайки, слишком уж выделялся среди других автомобилей, а я не хотел, чтобы Ли его заметил. Поэтому повернул на Уайклифф-авеню и оставил автомобиль на стоянке универсама «Альфа-Бета». Потом прошелся до бульвара Черепаший ручей. Дома здесь напоминали асьенды, с арками и оштукатуренными стенами. Вдоль подъездных дорожек, пересекавших широкие лужайки, росли пальмы. Кое-где встречались и фонтаны.

Перед домом 4011 подтянутый мужчина (удивительным образом напоминавший сыгравшего стольких ковбоев Рэндольфа Скотта) косил траву. Увидев меня, Эдвин Уокер приветственно вскинул руку, словно отдавая честь. Я ответил тем же. Человек, которого собирался убить Освальд, продолжил катать по лужайке механическую газонокосилку, а я прошел мимо.

 

 

Интересовавший меня квартал Далласа очерчивали четыре улицы: бульвар Черепаший ручей, на котором жил генерал, Уайклифф-авеню (на которой я припарковался), Эйвондейл-авеню (на которую я свернул, ответив на приветствие Уокера) и Дубовый лужок, где находились небольшие торговые предприятия. Эта авеню проходила за генеральским домом. Дубовый лужок интересовал меня больше всего, потому что десятого апреля Освальд попытается подобраться к генералу именно с этой стороны и по этой улице будет уходить после неудачного выстрела.

Я остановился перед магазином «Техасские туфли и сапоги», подняв воротник джинсовой куртки, сунув руки в карманы. Примерно через три минуты на углу Дубового лужка и Уайклифф остановился автобус. Две женщины с матерчатыми хозяйственными сумками вышли из салона, как только открылись двери. За ними последовал Ли. В руке он держал маленький пакет из плотной коричневой бумаги, в каких рабочие часто носят ленч.

На углу высилась большая каменная церковь. Ли неспешно шел вдоль металлического декоративного ограждения, остановился у доски объявлений, внимательно прочитал все, что там написано, достал из кармана блокнотик, что-то записал. Потом двинулся в моем направлении. Я этого не ожидал. Эл исходил из того, что Ли спрячет винтовку около железнодорожных путей на другой стороне авеню Дубовый лужок, в доброй полумиле отсюда. Но возможно, в записи вкралась ошибка, потому что в ту сторону Ли даже не посмотрел. Он находился уже в семидесяти или восьмидесяти ярдах от меня, и расстояние это быстро сокращалось.

Он заметит меня и заговорит со мной, подумал я. Спросит: «А не вы ли живете под нами? И что вы тут делаете?» Если это случится, будущее изменится. Нехорошо.

Я неотрывно разглядывал туфли и сапоги в витрине и чувствовал, как на загривке выступает пот и каплями скатывается по спине. Когда же рискнул и бросил взгляд влево, Ли исчез, как по мановению волшебной палочки.

Я зашагал по улице. Пожалел, что не надел кепку или даже темные очки. Ну почему я об этом не подумал? Паршивый из меня получался секретный агент.

Я подошел к кофейне в середине квартала. На табличке в витрине прочитал: «ЗАВТРАК ВЕСЬ ДЕНЬ». В зале Ли не было. За кофейней начинался проулок. Я медленно поравнялся со входом в него, посмотрел направо, увидел Ли. Точнее, его спину. Он достал из бумажного пакета фотоаппарат, но не фотографировал. Пока не фотографировал. Исследовал мусорные баки. Поднимал крышки, заглядывал внутрь.

Каждая клеточка моего тела – то есть каждое нервное окончание – требовала, чтобы я миновал проулок не останавливаясь, прежде чем Ли повернется и заметит меня, но острое любопытство заставило чуть задержаться. Думаю, на моем месте так поступило бы большинство. Часто ли доводится наблюдать за человеком, планирующим хладнокровное убийство?

Он прошел чуть дальше, затем остановился у круглой металлической крышки, лежавшей на бетонном основании. Попытался поднять. Не вышло.

Проулок, без асфальта, весь в рытвинах, уходил вглубь ярдов на двести. Примерно в середине его перегораживала металлическая цепь, за ней тянулся заросший сорняками пустырь, ведший к высокому дощатому забору, увитому плющом, сильно усохшим за холодную зиму. Ли отодвинул плющ в сторону, попытался раскачать доску. Она отошла, и Ли заглянул в дыру.

Аксиома насчет яиц и омлета, несомненно, верна, но я чувствовал, что слишком уж долго испытываю терпение удачи, и прошел дальше. В конце квартала остановился у церкви, которой заинтересовался Ли. Называлась она церковь Святых Последних Дней на Дубовом лужке. На доске объявлений указывалось, что регулярные службы проходят утром каждое воскресенье, а по средам в семь вечера проводятся специальные службы для новичков, за которыми следует час общения. С закусками и напитками.

Десятое апреля выпадало на среду, и план Ли (при условии, что это не план де Мореншильдта) перестал быть для меня тайной: заранее спрятать винтовку в проулке и подождать, пока служба для новичков – и час общения, разумеется – подойдет к концу. Услышать прихожан, выходящих из церкви, смеющихся и громко разговаривающих по пути к автобусной остановке. Автобусы ходили каждые четверть часа, буквально следовали один за другим. Выстрелить, вновь спрятать винтовку за качающейся на одном гвозде доской (а совсем не у железнодорожных путей), потом смешаться с прихожанами. И уехать на первом же автобусе.

Посмотрев направо, я успел заметить, как Ли выходит из проулка. Фотоаппарат вновь лежал в бумажном пакете. Он направился к автобусной остановке и привалился к столбу. Подошел мужчина, о чем-то спросил. Скоро они уже увлеченно беседовали. Ли болтал с незнакомцем или с еще одним другом де Мореншильдта? Обычным прохожим или другим заговорщиком? Может, со знаменитым Неопознанным Стрелком, который – согласно версии заговора – стрелял с заросшего травой холма около Дили-плазы, когда там появился кортеж Кеннеди? Я сказал себе, что это бред, но узнать, о чем они говорили, не представлялось возможным. И я на это плюнул.

Я все равно не мог знать что-либо наверняка, во всяком случае, пока собственными глазами не увижу, что десятого апреля Освальд работает в одиночку. И хотя это не полностью рассеяло бы мои сомнения, но позволило бы действовать.

Позволило бы пойти на убийство отца Джун.

Автобус подкатил к остановке. Секретный агент Икс-19 – также известный как Ли Харви Освальд, прославленный марксист, поколачивающий жену, – вошел в салон. Когда автобус скрылся из виду, я вернулся к проулку и прошел до конца. Он выводил на большой двор. По одну руку, рядом с колонкой для заправки сжиженным газом, стоял «Шевроле-бискейн» пятьдесят седьмого или пятьдесят восьмого года. По другую я видел треногу с мангалом. А за мангалом – задний фасад большого темного дома. Генеральского дома.

Посмотрев вниз, я заметил в пыли следы: здесь что-то волокли. Они вели к одному из мусорных баков. Я не видел, как Ли переставлял его, но понял зачем. Вечером десятого апреля он собирался положить на контейнер винтовку, чтобы стрелять с опоры.

 

 

В понедельник, двадцать пятого марта, Ли шел по Нили-стрит с длинным свертком. Приникнув к щелке между шторами, я разглядел отпечатанные на плотной коричневой бумаге большие красные буквы: «ЗАКАЗНОЕ ОТПРАВЛЕНИЕ» и «ЗАСТРАХОВАНО». Впервые у меня возникло ощущение, что он нервничает и воровато оглядывается, действительно видя Нили-стрит, а не странные пейзажи, нарисованные его воображением. Я знал, что в свертке: винтовка «Каркано» (известная также как «Манлихер-Каркано») с оптическим прицелом, купленная в магазине «Спортивные товары Клейна» в Чикаго. Через пять минут после того, как он поднялся по лестнице на второй этаж, оружие, с помощью которого Ли намеревался изменить историю, уже стояло в стенном шкафу над моей головой. Шесть дней спустя Марина сфотографировала его с винтовкой в руках у окна моей гостиной, но я этого не видел. Знаменитая фотосессия проводилась в воскресенье, когда я находился в Джоди. По мере того как приближалось десятое апреля, уик-энды с Сейди становились все более важными, все более дорогими днями моей жизни.

 

 

Я проснулся как от толчка, услышав чей-то едва слышный шепот: «Пока еще не поздно». Потом понял, что шептал сам, и заткнулся.

Сейди что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Знакомый скрип пружин позволил мне определиться с местом и временем: «Кэнддвуд бунгалос», 5 апреля 1963 года. Я нащупал часы на прикроватном столике и всмотрелся в фосфоресцирующие цифры. Четверть третьего утра, то есть уже шестое апреля.

Пока еще не поздно.

Не поздно для чего? Дать задний ход, оставить все как есть? Позволить плохому случиться? Бог свидетель, такая идея выглядела очень привлекательной. Если бы я продолжил начатое и что-то пошло не так, эта ночь могла стать последней ночью с Сейди. Навсегда.

Если ты и должен его убить, тебе не обязательно убивать его прямо сейчас.

Что правда, то правда. После неудавшегося покушения на жизнь генерала Освальд переедет в Новый Орлеан, в еще одну паршивую квартиру, рядом с которой я уже побывал, – но не сразу, а только через две недели. Этого времени мне вполне хватило бы, чтобы остановить его часы. Однако я чувствовал: ждать слишком долго – ошибка. Я мог найти причины для того, чтобы тянуть время. Лучшая лежала сейчас рядом со мной – длинная, красивая, гладкая, обнаженная. Возможно, еще одна западня, расставленная упрямым прошлым, но это не имело значения, потому что я любил эту женщину. И представлял себе сценарий – очень отчетливо, – в котором мне придется бежать после убийства Освальда. Бежать куда? В Мэн, разумеется. Надеясь, что я буду опережать копов, пока не нырну в «кроличью нору», из которой выйду уже в будущем, где Сейди Данхилл будет... э... примерно восемьдесят лет. Если она доживет. А учитывая ее пристрастие к сигаретам, рассчитывать на это не приходилось.

Я встал и подошел к окну. Ранняя весна, практически все бунгало пустовали. На стоянке я видел лишь заляпанный грязью и навозом пикап с прицепом, загруженным, как я предполагал, сельскохозяйственным оборудованием, мотоцикл «Индиан» с коляской, пару универсалов, двухцветный «Плимут-фьюри». Луна то пряталась за облаками, то выскальзывала из них, и в этом переменчивом свете не представлялось возможным определить цвет нижней половины «Плимута», но я практически не сомневался, что знаю, какой он.

Я надел брюки, майку и туфли. Вышел из бунгало и направился к стоянке. Ледяной воздух кусал теплую после постели кожу, однако я не замечал этих укусов. Да, я видел перед собой «Плимут-фьюри», с белым верхом и красным низом, но с номерными знаками не Мэна или Арканзаса, а Оклахомы. «ВПЕРЕД, ТОРОПЫГИ», – призывала переводная картинка на заднем стекле. Я наклонился к окну, разглядел лежащие на заднем сиденье учебники. Какой-то студент, направляющийся на юг, чтобы повидаться с родителями во время весенних каникул. Или пара сексуально озабоченных учителей, решивших воспользоваться либеральной политикой владельцев «Кэндлвуда».

Еще одно не выходящее из ряда свидетельство того, что прошлое стремится к гармонии. Я прикоснулся к багажнику, совсем как в Лисбон-Фоллс, и вернулся в бунгало. Сейди сбросила одеяло до талии, и когда я открыл дверь, дуновение холодного воздуха разбудило ее. Она села, подтянув одеяло к груди, потом отпустила его, увидев, что это я.

– Не можешь спать, милый?

– Мне приснился кошмар, и я вышел подышать свежим воздухом.

– Какой именно?

Я расстегнул джинсы, сбросил туфли.

– Не могу вспомнить.

– Попытайся. Моя мама говорила, если ты сможешь пересказать сон, он никогда не станет явью.

Я лег ей под бочок в одной лишь майке.

– А моя мама говорила, что сны никогда не станут явью, если поцелуешь свою любимую.

– Она действительно так говорила?

– Нет.

– А знаешь, очень возможно. – В голосе Сейди слышалась задумчивость. – Давай попробуем.

Мы попробовали.

И увлеклись.

 

 

Потом Сейди закурила. Я лежал, наблюдая, как дым поднимается вверх и становится синим в лунном свете, проникавшем в комнату сквозь наполовину задернутые занавески. На Нили-стрит я никогда не оставляю шторы наполовину задернутыми, подумал я. На Нили-стрит, в моей другой жизни, я всегда один, но тем не менее задергиваю их полностью. За исключением тех моментов, когда подглядываю, затаившись.

И в такие моменты я себе совсем не нравился.

– Джордж?

Я вздохнул.

– Это не мое имя.

– Знаю.

Я посмотрел на нее, она глубоко затянулась, искренне наслаждаясь сигаретой, как делали люди в Стране прошлого.

– Я не располагаю какой-то секретной информацией, если ты об этом подумал. Но это логично. Твое прошлое выдуманное, так ведь? И я рада. Мне имя Джордж не по душе. Оно какое-то... ты иногда используешь это слово... какое-то отстойное.

– А Джейк тебя устроит?

– Сокращенно от Джейкоба?

– Да.

– Мне нравится. – Она повернулась ко мне. – В Библии Иаков боролся с ангелом. И ты тоже борешься, да?

– Полагаю, борюсь, но не с ангелом. – Хотя Ли Освальд не тянул на дьявола. Джордж де Мореншильдт гораздо больше подходил для этой роли. В Библии Сатана – искуситель, который делает предложение, а потом отходит в сторону. Я надеялся, что де Мореншильдт такой же.

Сейди затушила окурок. Ее голос звучал спокойно, но глаза потемнели.

– Тебе может достаться?

– Не знаю.

– Ты уедешь? Потому что я не уверена, что выдержу, если тебе придется уехать. Раньше я бы скорее умерла, чем произнесла эти слова, но после кошмарных месяцев, которые я провела в Рино, все изменилось. Потерять тебя навсегда... – Она медленно покачала головой. – Не уверена, что я это переживу.

– Я хочу жениться на тебе.

– Господи, – выдохнула она. – Когда я уже готова сказать, что этого никогда не случится, Джейк-он-же-Джордж делает мне такое предложение.

– Не прямо сейчас, но если следующая неделя пройдет, как я рассчитываю... ты выйдешь за меня?

– Разумеется. Но я обязана задать тебе один маленький вопрос.

– Холостяк ли я? Официально? Это ты хочешь знать?

Сейди кивнула:

– Да.

Она шумно выдохнула и улыбнулась, как ребенок. Потом стала серьезной.

– Могу я тебе помочь? Позволь мне тебе помочь.

От этой мысли внутри у меня все похолодело, и она это заметила. Сейди прикусила нижнюю губу.

– Тогда это что-то плохое. – Ее лицо стало задумчивым.

– Скажем так, я нахожусь совсем близко от огромного зверя с пастью, полной острых зубов, и этот зверь со всей скоростью несется на меня. Я не могу позволить тебе находиться рядом, пока не покончу с ним.

– И когда? – спросила она. – Твоя... ну, не знаю... дата твоей встречи с судьбой?

– Ее еще предстоит определить. – Я чувствовал, что уже сказал слишком много, но раз уж зашел так далеко, решил еще чуть продвинуться. – Что-то должно случиться вечером в эту среду. Я должен это засвидетельствовать. Потом приму решение.

– И я никак не могу тебе помочь?

– Думаю, что нет, милая.

– Если окажется, что могу...

– Спасибо. Я это ценю. И ты действительно готова выйти за меня?

– Теперь, когда я знаю, что тебя зовут Джейк? Естественно.

 

 

В понедельник утром около десяти, у тротуара остановился универсал, и Марина уехала в Ирвинг с Рут Пейн. Я тоже собирался уйти по делам и уже направился к двери, когда услышал гулкие шаги на наружной лестнице. По ней спускался Ли, бледный и мрачный. С растрепанными волосами, лицо покрыто россыпью прыщей. В джинсах и абсурдно длинном пальто, полы которого путались в ногах. Он шел, прижав руку к груди, словно у него болели ребра.

Или он что-то нес под пальто. До покушения Ли пристреливал свою новую винтовку неподалеку от Лав-Филда, написал Эд. Меня не волновало, что и где он пристреливал. Тревожило другое: я едва не столкнулся с ним лицом к лицу. Без должных на то оснований предположил, что пропустил момент его ухода на работу и...

А почему, собственно, он не на работе в понедельник утром?

Я отмел вопрос и вышел из дома, размахивая портфелем. В нем лежал роман, который я не собирался заканчивать, бумаги Эла и описание моих приключений в Стране прошлого.

Если вечером десятого апреля Ли будет не один, кто-то из соучастников покушения может заметить меня и даже убить, тот же де Мореншильдт. Я по-прежнему думал, что вероятность этого невелика, а шансов убежать, убив Освальда, гораздо больше. Тем не менее меня могли поймать и арестовать за убийство. Я не хотел, чтобы кто-нибудь – к примеру, полиция – нашел записи Эла или мои мемуары, если уж такое произойдет.

Восьмого апреля я счел, что важно увезти мои бумаги подальше от сбитого с толку агрессивного молодого человека, который жил в квартире наверху. Приехал в «Первый зерновой банк» Далласа и совершенно не удивился поразительному сходству сотрудника, который меня обслуживал, с банкиром из «Хоумтаун траст», помогавшим мне в Лисбон-Фоллс. По фамилии Линк, а не Дьюсен, но он все равно выглядел как стародавний кубинский руководитель джаз-оркестра Хавьер Кугат.

Меня интересовали депозитные банковские ячейки. Скоро все рукописи лежали в ячейке 775. Я вернулся на Нили-стрит, и на мгновение меня охватила жуткая паника, потому что я не мог найти ключ от банковской ячейки.

Расслабься, сказал я себе. Он в твоем кармане, а если его там нет, тогда твой приятель Ричард Линк с радостью даст тебе дубликат. Возможно, тебе это обойдется в один бакс.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...