Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Профессиональная англо-американская традиция




Сразу же подчеркнем. что исследование процессов конструирования реальности в массовой коммуникации осуществляется отнюдь не с чистого листа. Существует мощная профессиональная рефлексивная традиция в отношении сбора и трансляции новостей, и исследователи вынуждены определяться по отношению к ней. Как всякая специализированная рациональная деятельность, деятельность по производству новостей не сводится к набору рецептов и сумме доведенных до автоматизма навыков, но включает в себя рефлексивный элемент, являющийся неотъемлемой частью общего для всех производителей новостей («newsmakers») запаса знаний и отделяющий их как «посвященных» в тайны ремесла от «мирян», которым эти тайны по определению недоступны. Чрезвычайно важно, что именно в результате рефлексии происходит тематизация и кодификация норм профессиональной деятельности и в рамках профессиональной традиции возникает нормативная концепция, т.е. формируется образ идеального профессионала, которому реальные профессионалы стремятся в той или иной степени соответствовать.

Исследователь, принимающийся за анализ новостей, не может игнорировать эту профессиональную рефлексию и порожденную ей нормативную концепцию. Насколько явно и осознанно будет осуществляться его самоопределение по отношению к этим составляющим журналистской традиции, во многом зависит от того, в рамках какой социально-философской парадигмы он

работает. Как правило, интересом к профессиональной рефлексии отличаются социально-философские направления, альтернативные по отношению к господствующему в теориях массовой коммуникации структурному функционализму. Особенно успешно работает с рефлексивными элементами профессиональной традиции социальная феноменология, которой вообще свойственен интерес к профессиональным и корпоративным способам конструирования реальности.

Отношение исследователей, работающих в господствующей позитивистской парадигме, к профессиональной традиции является более сложным: как известно, данная парадигма решительно игнорирует тот самоочевидный для социальной феноменологии факт, что «понятия, формируемые общественной наукой, являются конструкциями конструкций, образованных в обыденном сознании действующих на социальной сцене людей»1. Профессиональная традиция не устраивает исследователей, стоящих на позитивистских позициях, поскольку ее рефлексивность весьма далека от того идеала строгой научности, который рекомендуется позитивизмом.

Поэтому в рамках господствующей парадигмы исследователям приходится идти на определенные уловки. Так, для того чтобы «втиснуть» профессиональную традицию в рамки научной дисциплины, Д. Макквайл, автор фундаментального учебника «Введение в теорию массовой коммуникации», был вынужден превратить ее в набор теорий, предварительно расширив значение этого термина до «любого набора идей, позволяющих осмыслить то или иное явление»2. Таким способом ему удалось ввести в рамки описываемой дисциплины наряду со строго научными теориями еще и теории нормативные, предписывающие, как следует функционировать масс-медиа, чтобы в обществе воспроизводились те или иные социальные ценности и тем самым

обеспечивалась легитимация масс-медиа как социального института, а также теории операциональные, т.е. те «практические идеи», которые были накоплены и применяются практиками массовой коммуникации при производстве посланий. С помощью этой терминологической уловки Д. Макквайлу ввел в сферу анализа как рецептурную составляющую профессионального запаса знаний (под названием «операциональные теории»), так и его рефлексивную составляющую (под названием «нормативные теории»).

В отличие от сторонников позитивизма, исследователи, работающие в рамках альтернативных парадигм (прежде всего социальной феноменологии и постструктурализма), прямо ориентированы на изучение профессиональной традиции во всей ее полноте. При этом и феноменологические, и постструктуралист-ские исследования отличаются подчеркнутым эмпиризмом и базируются на включенном наблюдении и плотном этнографическом описании процесса производства новостей. Выводы, к которым приходят исследователи, изучающие конструкты, работающие в сознании производителей новостей, могут быть полярны по содержанию, что связано со спецификой не только различных социально-философских направлений (как известно, если социальная феноменология практически игнорирует проблему социального конфликта, то постструктурализм склонен подозрительно относиться к любому социальному консенсусу, полагая, что за ним скрывается «доминирование»), но и тех профессиональных традиций, которые становятся предметом анализа.

Вообще говоря, профессиональное производство новостей может осуществляться самыми разными способами, в зависимости от более общего социально-культурного контекста (национальной культурной традиции, политического режима и т.д.), задающего

внешние нормативные рамки существованию и развитию масс-медиа. В классической работе У. Шрамма, Ф. Сиберта и Т. Питерсона «Четыре теории прессы» сформулирован тезис о том, что «пресса всегда принимает форму и окраску тех социальных и политических структур, в рамках которых она функционирует»3. Тем не менее один профессиональный вариант, а именно англо­американский, имеет особый, выделенный статус по отношению ко всем другим разновидностям той же профессиональной традиции: все прочие варианты определяются по отношению к нему и различаются в зависимости от того, насколько от него удаляются или с ним совместимы. Это удаление может быть максимальным, как в случае с советской нормативной традицией «партийной журналистики», но даже в этом случае партийная журналистика считает нужным противопоставить себя «продажной буржуазной журналистике», как на рефлексивном («служба народу» вместо «службы капиталу»), так и на рецептурном («отражение действительности в ее развитии» и «обличение» вместо «погони за сенсациями») уровне. Базовый англо-американский вариант, даже описанный на советском новоязе, тем не менее остается таковым и относительно него и происходит самоопределение. Характерно, что именно в данной логике выстроена известная работа В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», задавшая основные параметры советской журналистской традиции.

Англо-американская профессиональная традиция складывалась ' в весьма специфическом социокультурном контексте. В силу ряда исторических причин, связанных с очень ранним формированием гражданского общества, в Англии и США средства массовой информации довольно быстро освободились от прямого влияния и непосредственного вмешательства государства. Соответственно в англо-американской профессиональной традиции основопола-

гающее значение приобрела так называемая «либертарианская» нормативная концепция прессы, предполагающая, что пресса работает по законам рыночного спроса и предложения и снабжает потребителей товаром, хотя товар этот особого рода. Поэтому «рынок идей» должен функционировать по тем же законам, что и рынок товаров, т.е. на основе принципа «laissez faire», а всякое ограничение свободы печати является тем лекарством, которое хуже самой болезни, тогда как рыночная конкуренция обеспечит ''естественный отбор" лучших изданий и вымирание худших.

Характерно, что основы данной нормативной концепции, несмотря на ее воинствующий прагматизм, носят выраженный религиозный характер и связаны с исходным для протестантизма тезисом о том, что Бог даровал каждому человеку способность самостоятельно отличать добро от зла и отыскивать истину. Чтобы реализовать эту способность, как сформулировал Дж. Мильтон в «Ареопагитиках», человек нуждается в полной и подробной информации, которую ему и предоставляет пресса. Покушение на свободу печати в этом контексте выступает как покушение на божественные прерогативы: фактически цензор присваивает себе такие божественные атрибуты, как всеведение и непогрешимость, что совершенно недопустимо. В дальнейшем сторонники либертарианской модели перешли от теологических обоснований к ссылкам на естественные права человека, на то, что с помощью прессы осуществляется контроль за власть предержащими и тем самым достигается «наибольшее благо для наибольшего числа людей», а также на то, что всякая истина становится догмой, если ее не оспаривать. Короче говоря, в аргументах, доказывающих полную недопустимость какого-либо государственного вмешательства в дела прессы, недостатка не наблюдалось, но все они базировались на тезисе о том, что свобода печати означает ничем не ограниченную конкуренцию на рынке идей и что в

результате этой конкуренции осуществляется процесс возвращения к Истине.

Однако, как это ни парадоксально, либертарианская традиция не выдержала напора подлинно массовой прессы. Она была ориентирована на престижную буржуазную прессу, рассчитанную на «просвещенную публику», и предлагающую этой публике не столько факты, сколько их партийную интерпретацию. В рамки данной концепции идеально укладывалась лондонская "Тайме" (которую Э. Троллоп, в отличие от других викторианских классиков, очень интересовавшийся публичной сферой, описал под видом всемогущего «Юпитера», газеты, «способной опрокинуть министерство и ввергнуть в уныние целую страну»4), но отнюдь не нью-йоркская «Сан», первая представительница массовой «пенни-прессы». Оказалось, что ничем не ограниченная торговля идеями приводит к многочисленным фальсификациям, погоне за «жареными фактами», смакованию крови и насилия и, что самое печальное, к демонстративному игнорированию классической публичной сферы в пользу сферы околопубличной и вовсе частной. При этом массовая пресса, к 90-м годам XIX века получившая название «желтой», хотя (пока) и не претендовала на то, чтобы «опрокидывать министерства», была вполне реальной силой, успешно спекулирующей на иррациональной составляющей общественного мнения;

Осознанию того, что массовая информация - далеко не обычный товар, немало способствовало появление электронных. СМИ: последние, в отличие от газет, распространяются (точнее, распространялись до начала 80-х годов) по жестко ограниченному числу каналов, поэтому конкуренция по технологическим причинам ограничивается и возникает проблема контроля за распределением каналов между пользователями. Таким образом, с появлением электронных средств массовой коммуникации

государство было буквально вынуждено взять на себя ряд контрольных функций и вмешаться в коммуникативные процессы.

Степень вмешательства государства в деятельность средств массовой информации оказалась в Англии и Америке весьма различной, несмотря на их исходную культурно-историческую близость.

Американские конгрессмены, воспитанные на Первой поправке к американской конституции, сопротивлялись идее государственного вмешательства в деятельность электронных масс-медиа до последней возможности, и только когда разноголосица в «диком» радиоэфире стала совершенно невыносимой, согласились на признание эфира «общественным достоянием» и на издание «Акта о Радио» (1927), который свел проблему регулирования вещания к упорядочиванию частот, используемых радиостанциями, с целью ликвидировать «шум в эфире». Для этого была создана Федеральная комиссия по радио (предшественница современной Федеральной комиссии по коммуникации), в задачу которой входила выдача лицензий на вещание. Одновременно Федеральной комиссии было предписано следить, чтобы вещание велось в интересах общей пользы, и она получила право в случае невыполнения этого требования отбирать вещательную лицензию. Впрочем, за всю историю Федеральной комиссии по коммуникации она не отобрала ни одной лицензии. Тем не менее идея эфира как общественного достояния и требование вещания в интересах общей пользы означали принципиальный отход от классической либертарианской позиции.

Та лее самая идея общей пользы в Англии была трансформирована в идеал «вещания, служащего общественным интересам», которое основано на географической универсальности (к вещанию должен иметь доступ каждый), учитывает интересы и

вкусы всех, включая меньшинства, характеризуется принципиальной политической неангажированностью и конкурентной борьбой за качество программ, а не за количество зрителей. Воплощением принципов служения общественным интересам стало создание Британской вещательной корпорации, организации, юридически независимой от правительства и существующей на средства, отчисляемые зрителями. В отличие от американских вещательных корпораций, ВВС была самим своим статусом поставлена над аудиторией, которую она должна была «развлекая, просвещать». Идея «просвещения украдкой», которую отстаивал основатель ВВС Дж. Рейт, предполагала, что эта корпорация не станет опускаться до уровня аудитории, а наоборот, будет незаметно и ненавязчиво подтягивать ее до своего уровня. По мнению М. Уилера, основные программные принципы ВВС были заимствованы из книги Мэтью Арнольда «Культура и анархия» (1867), которая была проникнута опасениями, что в результате появления массовой культуры высокая культура будет обречена на гибель. В целом ВВС (как и ее основной конкурент ITN) существовала и существует в мире «юридических статутов, парламентских комитетов, отчетов и нормативов»6, но при этом воспринимается как принципиально не ангажированное и стоящее не только над аудиторией, но и над государством образование, которое можно обвинять в излишней бюрократизированное™, пытаться подвергать дерегуляции и коммерциализации, но в деятельность которого прямо вмешаться нельзя.

Таким образом, в отличие от прессы электронные средства массовой коммуникации в Англии и Америке с самого начала стали контролироваться государством, хотя с точки зрения континентальной европейской традиции такой контроль был минимальным

Появление массовой «желтой прессы», а затем электронных средств массовой информации поставило перед журналистским сообществом проблему интериоризации идеи общей пользы англо-американская журналистика постепенно стала ориентироваться на нормативную концепцию социальной ответственности масс-медиа, согласно которой журналисты не поставляют на рынок особый товар, но отстаивают общий интерес и поэтому должны нести ответственность за свои действия.

Предполагалось, что журналисты, сознавая свою ответственность перед обществом, сами выработают принципы и нормы корпоративного поведения и будут следить за тем, чтобы они соблюдались всеми членами корпорации. Государство тем самым получит возможность сохранить позицию невмешательства, полностью положившись на социальную вменяемость корпорации и ее способность наказывать за отклоняющееся поведение моральными санкциями. К компетенции государства относятся только случаи клеветы и вмешательства в частную жизнь, которые по определению означают, что журналистика вышла за пределы публичной сферы и подлежит наказанию в судебном порядке, а также случаи так называемой «явной и наличествующей угрозы»7, когда действия средств массовой коммуникации могут нарушить общественное спокойствие и привести к «реальным бедствиям» (именно «явной и наличествующей угрозой» оправдывается введение цензуры в военное время). Иными словами, согласно концепции социальной ответственности «правительство должно вмешиваться, только когда необходимость велика, а ставки высоки, и даже тогда оно должно вмешиваться осторожно»8.

Наиболее полная формулировка концепции социальной ответственности масс-медиа, как ее понимает американская традиция, содержится в отчете 1946 года, подготовленном

К)

общественной Комиссией по свободе печати. Согласно этому отчету, средства массовой информации представляют собой «форум для обмена мнениями и критики» и поэтому обязаны давать «полное, правдивое, понятное и доступное описание ежедневных событий», отстаивать цели и ценности общества в целом и избегать поощрения насилия, преступности и публичных беспорядков9. Данные идеи легли и в основу Международного кодекса профессиональной жзфналистской этики, принятого

ЮНЕСКО.

Таким образом. в англо-американских масс-медиа внутрикорпоративные нормы приобрели «руководящий и направляющий» статус, вполне эквивалентный принципу партийности в советских средствах массовой информации и пропаганды. Отсюда высокая степень разработанности этих норм и достаточно раннее обращение к рефлексии над ними. Если учесть, что теория массовой коммуникации как научная дисциплина в целом изначально сформировалась и получила наибольшее развитие именно в США, не вызывает удивления, что исследование новостей проходило под знаком именно американской традиции.

В ее рамках очень четко сформулированы операциональные требования к качеству новостей, к тому, что американская Комиссия по свободе печати назвала «полным, правдивым, понятным и доступным описанием ежедневных событий». Эти требования подразумевают прежде всего, что репортер обязан бытв объективным, т.е. занимать по отношению к освещаемым им событиям беспристрастную (отстраненную и незаинтересованную) позицию и при этом давать максимально точную картину реальности. Иными словами, требование объективности включает в себя два аспекта: нейтральность позиции и фактическую точность. В соответствии с требованием нейтральности репортер

не имеет права становиться на чью-либо сторону, проявлять личную заинтересованность и обязан осветить все возможные точки зрения на предмет. Требование фактической точности предполагает, что репортер должен тщательно проверять все источники информации, проводить четкое разграничение между изложением фактов и их трактовкой, стремиться к максимальной полноте изложения и ни в коем случае не скрывать сколько-нибудь значимую информацию.

Нетрудно заметить, что оба операциональных требования подразумевают, что новости являются максимально точным и неискаженным отражением реальных событий. Процесс массовой коммуникации в публичной сфере тем самым можно схематически описать следующим образом: реальные события => их отражение в новостях:=> представление публике. Только имея максимально полную и беспристрастную картину происходящего, граждане могут выработать рациональное и хорошо продуманное отношение к нему, а в случае необходимости - принять взвешенное решение. Иными словами, средства массовой коммуникации, объективно отражая реальные события, обеспечивают нормальное функционирование гражданского общества и представительной демократии, поскольку эти структуры предполагают равное (и равномерное) распределение знания об обществе, когда всякий гражданин хорошо информирован и способен как к участию в обсуждении, так и к принятию решений. Средства массовой информации следует оценивать в зависимости от того, насколько они соответствуют операциональным требованиям объективности, и сама корпорация производителей новостей должна беспощадно карать тех, кто позволяет себе отступления от нормы. Идеологическая ангажированность автоматически

рассматривается как нарушение требования нейтральности

позиции и потом) должна караться так же, как сознательное искажение и передергивание фактов.

Однако в этом четком и на первый взгляд совершенно безупречном образце профессиональной рефлексии всегда имелось и имеется до сих пор весьма важное «слепое пятно». Поскольку далеко не все случающиеся в мире события получают объективное и беспристрастное отражение в масс-медиа, вполне естественно возникает вопрос, по каким критериям журналисты определяют, что достойно перевода из статуса события («event») в статус новости («news»), а что нет. Но как раз этот вопрос и остается совершенно не проясненным — относительно того, что считать, а что не считать новостями, существует некий молчаливый консенсус, причем предполагается, ччто те, кто принадлежит к корпорации производителей новостей, чувствуют это интуитивно (именно развитая интуиция и отличает опытного репортера от начинающего), а «мирянам» это знать не обязательно, они вполне могут довериться чутью и интуиции посвященных. Подчеркнем, что ссылки на интуицию являются особенностью именно традиции социальной ответственности. Для журналиста, руководствующегося принципом партийности, ответ на вопрос о том, какие события достойны статуса новостей, будет выглядеть несколько иначе, поскольку для него существует вполне реальная инстанция, придающая тот или иной статус происходящему и определяющая, что является просто событием, что событием-новостью, а чему следует присвоить статус «не-события» и даже «не-существования». В американской традиции такая высшая инстанция отсутствует, ее роль выполняет внутрикорпоративное общественное мнение, которое в каждом конкретном случае заново определяет верность интуитивного выбора отдельного журналиста. Таким образом, анализируемая профессиональная новостная традиция является весьма парадоксальным сочетанием

объективизма с интуитивизмом. В результате столь же парадоксальный характер начинает носить и рефлексия над этой традицией.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль, - М, 1994. - С. 494.

2 McQuial D. Mass Communication Theory. - L., 1994. - P. 14.

3 Шрамм У., Сиберт Ф., Питерсон Т. Четыре теории прессы. - М., 1993. -С.16.

4 Trollope A. Framley Parsonage. - L., 1994. - P. 228. He менее характерно, что, с точки зрения А. Троллопа, на межличностном уровне могущество «Юпитера» полностью блокируется: когда «Юпитер» обрушивает свой гнев на главного героя, тот довольно скоро обнаруживает, что «солнце согревает его своими лучами так же жарко, как если бы статья и вовсе не была написана; и что всего важнее, не только солнце в небесах... но и солнце их избранного круга» (Op. cit. P. 478). «Юпитер» всемогущ только в публичной сфере.

Классическим примером деятельности "желтой прессы" в этом направлении считаются действия конкурировавших между собой газетных концернов Дж. Пулитцера и У. Р. Херста, приведшие к превращению испано-американского конфликта 1898 г. в полноценную войну: с целью повышения тиражей они разжигали антииспанскую истерию и в конце концов так накалили общественную атмосферу, что произошел взрыв. 6 Wheeler M. Politics & the Mass Media. - Oxford, 1997. - P. 89.

Термин «явная и наличествующая угроза» был введен в 1919 году в деле "Шенк против Соединенных Штатов" именно для обоснования тех ситуаций, когда свобода мнений может быть ограничена. ь Шрамм У., Сиберт Ф., Питерсон Т, Указ. соч. С. 146. 9 См.; Hutchins R. Commission on the Freedom of the Press // A Free & Re­sponsible Press. - Chicago, 1947.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...