Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Создать команду, научить побеждать




Владимир Довгань

Как заработать первый миллион, не имея стартового капитала

 

Владимир Довгань, Елена Минилбаева

Как заработать первый миллион, не имея стартового капитала

 

От автора

 

Сегодня в мире насчитывается 17 миллионов долларовых миллионеров. Может ли обычный человек, не имеющий стартового капитала и криминальных связей, войти в их число? В чем секрет Большого Успеха? И существует ли он?

Да! Этот секрет существует! И вы легко можете узнать и применить его! Вся жизнь выдающегося предпринимателя, ученого и мыслителя Владимира Довганя служит подтверждением тезиса, что каждый человек может покорить сияющий Олимп успеха, каждый может стать миллионером. Нужно только знать как!

В книге Владимир Довгань раскрывает этот секрет дважды. В первой части – биографической, рассказывая историю своей жизни, словно по волшебству превратившей обычного мальчишку из рабочей семьи в одного из самых богатых людей России.

И во второй части – в мастер-классе. В нем впервые даны практические рекомендации, аккумулировавшие его опыт и опыт ведущих бизнесменов мира, пошаговое применение которых позволит вам не только обрести богатство, здоровье и успех, но и удержать его на долгие годы.

Эти знания уже сделали богатыми сотни тысяч людей. Читайте – и действуйте!

 

 

Как я стал миллионером

 

Пролог

 

Промозглый зимний вечер. На улице кромешная темнота. Холодный дождь стегает по плечам и тянет вниз мою промокшую куртку. Стою на остановке, и никто не видит, что я плачу.

Я в отчаянии. Мне 25 лет, и моя жизнь похожа на кромешный ад. Дождь вперемешку со слезами стекает по моим щекам, но я не чувствую холода. Я не чувствую ничего, только боль, сжимающую сердце стальными клещами. Я не понимаю, для чего мне жить. Чтобы страдать и мучаться, приносить боль своим родным и близким? Что я за сын, если не могу обеспечить старость своих родителей, что я за отец, что за мужчина, если не могу прокормить свою семью? Если я ненавижу себя, как мне жить с ненавистью в душе к себе самому?

Я работаю с утра до ночи. Просыпаюсь в 5.30 и бегу на работу. Отработав смену на заводе, полтора часа еду до института и с закрывающимися от усталости глазами слушаю лекции на вечернем факультете Тольяттинского политехнического института. Занятия заканчиваются около десяти, и я вновь бегу, чтобы успеть на свой рейс. Продрогнув в стылом, вонючем автобусе, уже далеко за полночь переступаю порог нашей маленькой перенаселенной квартирки.

Кроме нас с женой и дочкой здесь живут и мои родители. Все давно спят. Стараясь не шуметь, глотаю холодный ужин, от голода даже не понимаю, что ем, и тут же на кухне сажусь за курсовую работу. Ее нужно сдать завтра, и потому я старательно вычерчиваю графики. Голова гудит от усталости, глаза слипаются. Одно утешение – сигареты и горячий чай. Из окна нашей крохотной кухни я вижу огромную холодную луну.

Страшное одиночество, страшная пустота. Вроде бы в доме спят мои родители, спят моя любимая дочурка и жена, но мне одиноко. У меня полное ощущение, что я один на белом свете. Мне хочется вытянуть шею и завыть на луну.

Холод, осень, ночь, одиночество. Нет ни одного человека на земле, с которым я мог бы поговорить, поделиться, который бы выслушал и понял меня. Конечно, я могу подойти к отцу, к маме, к жене и поговорить с ними, но имею ли я право перенести свою боль в их сердца? Да и поймут ли они меня?...

Я работаю с утра до ночи, но денег катастрофически не хватает. Старая одежда выглядит на мне нелепо, мне стыдно перед окружающими.

Что ждет меня завтра? То же самое! В 5.30 подъем, ненавистная работа, учеба, одиночество, курсовые, страшное желание спать – и никакого выхода.

Я стою на остановке. Подсознательно уставился на мокрое колесо автобуса. «А не прыгнуть ли под это колесо? Свести счеты с жизнью...» Автобус отходит, но страшная мысль не покидает меня. «Сделай только шаг – и больше никаких страданий. Зачем такая жизнь?» – говорит сознание. Я больше не в силах ежедневно вести эту маленькую одинокую войну, мне опротивело мое бесцельное существование, вся эта колготня ради куска хлеба, ради жалких копеек!

Смотрю на автобусы, которые подъезжают один за другим. Меня никто не замечает и никто не сможет остановить. Тело уже готово ринуться в эту бездну, но... Дочь! Что будет с моей дочерью? Что будет с моими родителями?

Единственное, что в тот момент удержало меня от непоправимого поступка, – это мысль о моей крохотной дочурке и родителях. Да, я не могу их обеспечить, я не могу дать им нормальную жизнь, но добавить им страданий я тоже не имею права.

Если бы кто-нибудь подошел ко мне тогда и сказал, что я буду известным, богатым, счастливым и абсолютно здоровым человеком, я бы принял это за злую насмешку. Я бы никогда не поверил, что настанет час, когда мои неизбывные страдания окажутся всего лишь ступенькой к успеху. Я просто не мог представить себе, что под моим началом сотни тысяч людей начнут заново строить свою жизнь, покорять сияющие вершины финансового Олимпа.

 

Но сегодня именно так оно и есть. На нашем народном предприятии «Эдельстар» ныне работают 450 тысяч человек. Анализ темпов развития нашей компании говорит, что каждый день ряды «Эдельстар» увеличиваются на несколько сотен человек в более чем 380 городах России, в Латвии, Казахстане, Монголии, Белоруссии, на Украине.

Лучшие из них уже стали миллионерами. Мои уважаемые друзья и партнеры ездят на чудесных новеньких машинах, они покупают особняки и виллы в Испании, Черногории, Финляндии. Мои соратники блистают на королевских балах в Европе. Их стремительные яхты бороздят океанские просторы. С каждым днем их число прибавляется. Каждый день еще один из тысяч переходит заветную черту и оказывается в когорте лучших из лучших.

От того рокового момента на остановке меня отделяют каких-то полтора десятка лет. Иногда кажется, что это – миг. Но в то же время я пережил столько взлетов и падений, что этого с лихвой хватило бы на три-четыре жизни.

Сегодня, как никогда, я понимаю: мои стартовые позиции в жизни были намного слабее, чем у большинства людей. Если бы вы меня встретили в школе, вы бы увидели очкарика с плохими оценками в дневнике и сказали: «Да я намного умней этого недоросля!» Если бы вы встретили меня в семнадцать лет, вы увидели бы юного инвалида и, наверное, подумали бы: «У этого парня пять хронических заболеваний, он принимает в день 60 таблеток, каждые три часа ему ставят укол – вряд ли он останется жив. Да я во сто крат здоровее его! У меня больше шансов добиться успеха!»

Почему, дорогой читатель, я перед вами раскрываю свою душу? Почему я взялся за эту книгу, понимая, что придется ворошить старую боль, переживать ее заново? Только с одной целью – показать вам, что у вас тоже есть шанс изменить свою жизнь к лучшему. Главная моя задача – разбудить ВАШУ внутреннюю великую силу, зажечь ВАШУ внутреннюю яркую звезду.

 

Даже если вы находитесь на самом низу социальной лестницы, больны, одиноки, бедны и заброшены, поверьте – все равно у вас есть все, чтобы добиться успеха, богатства, счастья и здоровья!

 

Это вам говорит человек, который победил смерть. Это вам говорит человек, который три раза разорялся вчистую. (Первый раз я разорился и никому не был должен, второй раз я разорился и должен был 750 тысяч долларов, в третий раз, в 1998 году, я потерял сотни миллионов долларов, а мой долг составлял 20 миллионов долларов.)

Но каждый раз после разорения, испытывая боль и невероятные страдания, я поднимался еще выше. И это не случайность. Вот почему я взял на себя смелость написать эту книгу.

Моя книга – не обычный учебник по бизнесу. Она выстрадана с начала и до конца. Вначале я расскажу вам свою личную историю, поделюсь жизненным опытом, который, я абсолютно уверен, поможет вам избежать многих ошибок и наполнит ваше сердце уверенностью и силой.

Вторая часть книги – это законы успеха, которым я научился у самых выдающихся людей на Земле.

 

 

Начало

 

Я родился на Дальнем Востоке, в семи с половиной тысячах километров от Москвы, в маленьком таежном поселке Ерофей Павлович, названном так в честь знаменитого исследователя этого края Ерофея Хабарова. Рождение мое проходило в помещении, которое с трудом можно назвать родильным домом, потому что оно представляло собой одну из секций барака.

Персонал был совершенно не готов к рождению столь крупного ребенка, и я появился на свет перекрученным пуповиной. Меня откачивали две дюжие санитарки. Благодаря их объединенным усилиям в конце концов я громко заорал. Вспоминая об этом, мама смеется, что я не плакал, как все младенцы, а кричал басом. Так, в момент борьбы со смертью я начал обучение в школе выживания.

Я выжил, но мое детство нельзя назвать радужным и беззаботным. Семья в прямом смысле слова боролась за выживание. В наших краях даже летом земля оттаивала только на глубину ладони. Помню картину: мой приятель Сережка с удивлением смотрит на румяное яблоко, которое ему протягивает приехавшая издалека родственница. Семилетний мальчишка недоверчиво спрашивает: «А что это такое?» Добрая женщина поражена: «Это же яблоко, возьми!» – «Я не знаю, что это, я никогда не пробовал...»

Зато какая там была природа! На тысячи километров вокруг зеленела тайга, высились сопки, между ними журчали маленькие горные речки, чистые, как хрусталь, холодные, как лед. Нигде в мире я не видел такой величественной первозданной красоты.

Господин Великий случай распорядился так, что именно в этом богом забытом месте встретились мои отец и мать.

Папа мой – Виктор Довгань – вырос в украинском селе. Он рано лишился отца, и они с бабушкой жили в нужде и лишениях. Впервые он стал наедаться вдоволь, только уже став взрослым. Высокий и красивый, он, тем не менее, так и не пошел на свой выпускной вечер, потому что стыдился рваных ботинок. Других у него просто не было...

Несмотря на голод и нужду, отец учился хорошо и был заядлым книгочеем. В крошечной комнатушке при керосиновой лампе, а чаще при лучине он ночами напролет просиживал за книгами, чем часто заставлял негодовать мою бабушку.

Может быть, эта страсть к открытию новых миров и определила его выбор: он поступил в железнодорожное училище и получил профессию, открывшую ему возможность бороздить на стальном коне необъятные просторы России-матушки. Была и другая, сугубо бытовая причина: студентам училища выдавали настоящую суконную форменную шинель и обувь, а питание было бесплатным. Зачастую оно состояло из полбуханки черного хлеба и макарон без масла, но тогда отцу казалось, что это просто какой-то гастрономический рай! Стремясь навсегда вырваться из тисков нужды, он и распределение попросил туда, где была самая высокая зарплата. Оказалось, на Дальнем Востоке. Так юный помощник машиниста оказался в Приамурье.

Здесь же, в поселке Ерофей Павлович, отец встретил и мою маму – Раису Соловьеву. Гордая черноокая дивчина так вскружила голову отцу, что он, не раздумывая долго, уже через несколько недель самолично явился к деду просить руки его дочери.

Сыграли скромную свадьбу, через год на свет появился мой брат Валентин, а спустя пять лет родился и я.

Шестидесятые годы нашей страны были полны высокой романтики. Промышленность вставала из руин, закладывалась база машиностроения. Прокладывались дороги, возводились города, поднималось село. Людям жилось трудно, это правда. Но правда и то, что это время было отмечено светлым, жизнеутверждающим энтузиазмом. Все верили, что жизнь будет налажена, как надо, нужно только хорошенько потрудиться.

Общий дух глобального переустройства захватил и моих родителей. Отец решил ехать на одну из комсомольских строек. Он трезво рассудил, что только в перспективном месте есть возможность получить квартиру и дать детям хорошее образование. Узнав, что на берегу Волги строится новый город Тольятти, где будет крупнейший в стране автомобильный завод, он взял отпуск и поехал разведать обстановку.

После тихого таежного захолустья размах строительства поразил его воображение. Отец был захвачен этим грандиозным масштабом и сразу решил, что останется здесь.

Ему повезло – работа подвернулась в первый же день. Его не остановило даже то, что на первых порах ему предложили работу не машиниста, а простого грузчика.

Первые три дня отец ночевал прямо на песке, закутавшись в свою шинель. Затем он снял маленькую времянку и поехал за нами.

На новом месте отец работал днями и ночами, но денег хватало только на самое необходимое. Руководство стройки понимало, что, пообещав квартиры, рабочим можно и не платить. Отец получал всего 70 рублей в месяц, параллельно он вязал веники в бане и вообще брался за любую работу, лишь бы как-то прокормить нас. Сам он долгое время обедал на работе только бутербродами с маргарином. Мама устроилась на мясокомбинат, но вскоре из-за болезни была вынуждена на несколько лет оставить работу. Ей хватало забот и с нами.

При нашем хроническом безденежье она все же умудрялась создать на столе впечатление разнообразия. В жизни я не едал ничего вкуснее маминой домашней лапши. И выглядели мы, несмотря на ношеную-переношеную одежду, вполне сносно. На фотографиях тех лет я сижу в аккуратных костюмчиках, хотя знаю, что долгое время родители ничего не покупали лично для меня – я донашивал одежду брата. Представляю, каких трудов это стоило моей матери: ведь все это отстирывалось вручную при отсутствии и дров и водопровода!

С тех пор, наверное, я не люблю показной роскоши, не люблю пускать пыль в глаза. Я совершенно равнодушен к «цацкам», никогда не понимал, для чего нужны все эти «ролексы», дорогие шубы, костюмы от Версаче. По мне, одежда должна быть простой, удобной и чистой – это мое единственное к ней требование.

Мы жили настолько бедно, что верхом лакомства для нас были леденцы из сахара, приготовленные на плитке. Мама расплавляла сахар, разливала в тарелки, намазанные растительным маслом, и вместо палочек вставляла спички. Для нас это были самые вкусные конфеты в мире – карамель с запахом растительного масла. Я запомнил этот вкус и запах на всю жизнь.

В какой-то момент родители совершенно выбились из сил. Даже прокормить двоих детей им стало невмоготу. Так волею судьбы я вновь оказался в Ерофей Палыче, в гостеприимном дедовском доме.

В первый же день я обежал всю округу: речку, где мы с Валентином удили гольянов, сад и рощу возле дома, знакомых пацанов. Эти два года, проведенные с бабушкой и дедушкой, отпечатались в моей памяти как самые счастливые дни в моей жизни.

В Ерофей Палыче и в помине не было детских садиков, поэтому я всюду следовал за бабушкой. Она работала кассиром в местной бане, и мне безумно нравилось помогать ей. Я аккуратно раскладывал в отдельные стопочки тяжелые пятаки, копеечки и гривенники, а потом мы вместе убирали ее закуток. Помню, как мы с ней вдвоем, закутавшись, возвращались домой, она везла меня на санках, и так как морозы были страшными, мы первым делом растапливали печь. Дом к вечеру полностью вымерзал, и мы, растопив печь, не дождавшись, когда станет тепло, залезали под одеяло, накрывались им с головой и начинали быстро дышать, чтобы хоть как-то согреться.

Наши с дедом походы в лес за грибами и ягодами превращались для меня в какое-то фантастическое приключение: то я воображал себя Дерсу Узала и разгадывал тайны следов на тропке, то становился кладоискателем, золотодобытчиком и рьяно рассматривал найденные кусочки пород. Однажды мы с дедушкой нашли-таки на склоне невысокой сопки камушек с крохотным вкраплением золота. Я спрятал его в коробке за печкой и часто воображал, каким я стану богачом и накуплю всей семье угощений и лакомств.

На всю жизнь запомнил, как мы с дедушкой сидели вечерами у нашей печки «голландки» и пекли картошку. В этот момент я был, наверное, самым счастливым мальчиком на земле: треск огня в печке, запах картошки и удивительно добрый дедушкин голос, рассказывающий мне свои затейливые истории. Своей окладистой бородой дедушка напоминал мне какого-то доброго волшебника, да и сама природа вокруг была сплошным Берендеевым царством.

Так я и прожил в этом таежном царстве до первого класса. Перед самым началом учебного года приехал отец и забрал меня в Тольятти – обживать новенькую квартиру. Я весело укладывал свои нехитрые пожитки в маленький рюкзачок, и вдруг кто-то тихонько толкнул меня в бок. Обернувшись, я увидел деда. Он, заговорщицки подмигивая, протягивал мне что-то в своей руке. Когда он разжал свою ладонь, на ней лежал тот самый камушек с золотой искоркой...

Для меня дедушка с бабушкой навсегда остались самыми дорогими людьми после отца и матери. Я на всю жизнь запомнил тепло их сердец, любовь и заботу.

Сегодня я понимаю, что в те годы я получил первые уроки жизни. В этом глухом краю можно было легко опуститься до звериного недоверия к людям, тем более что в поселке жили и самые настоящие уголовники, сосланные властью подальше от городов и областных центров. Но в то же время нигде более я не встречал настолько открытых и дружелюбных людей. Суровые условия жизни не только не ожесточили их, но словно отсекли все ненужное, наносное. В этом таежном тупике можно было выжить только благодаря взаимовыручке, не чуждаясь и поддерживая друг друга.

Здесь же я получил и первую трудовую закалку. Помню, как мы с дедом строили сарай. Начали еще затемно: напилили досок, подготовили стропила, бревна для фундамента. Дед умело подгонял одно бревно к другому, не забывая попутно объяснять мне, для чего нужен мох и как лучше класть кровлю. Закончили уже поздним вечером, когда я просто падал с ног от усталости, но ни за что не хотел уходить, не увидев готовой постройки. С детства наблюдая, как азартно, на износ работают старшие, я уже тогда выработал отношение к труду.

 

С тех пор я придерживаюсь мысли, что лучшая система воспитания – это личный пример.

 

Никто из домашних никогда не сидел без дела. У нас в доме всегда было много разных инструментов. В Ерофей Палыче отец работал в маленьком сарайчике, а в Тольятти умудрился разместить целую мастерскую прямо в нашей квартире. Выдвижные шкафы, сделанные его руками, были наполнены самым что ни на есть богатством. Отдельная полочка с шурупами и болтами, полочка с гвоздями всех размеров, отдельно – электрические приборы, провода, отдельно – отвертки всех мастей, гаечные ключи, пилочки и стамески. «Гвоздем программы» была непозволительная для того времени роскошь – электрическая дрель.

Конечно, нас с братом как магнитом тянуло к этой сокровищнице. Когда отец принимался мастерить новую вещь, мы всегда крутились рядом, подмечая и впитывая в себя отцовские приемы. Было удивительно наблюдать, как с помощью простых манипуляций неотесанная болванка в руках отца превращается в изящную ручку для двери или подставку для телевизора. Момент открытия, постижения мастерства превращений всегда был для меня чем-то похожим на волшебство. Это привлекало меня куда больше, чем игры с какими-то пластмассовыми магазинными игрушками. Свои игрушки мы делали сами.

Целыми днями я занимался всевозможным конструированием: то собирал двухместный велосипед, то выплавлял из свинца в специальных гипсовых формах рыбацкие блесна, то мастерил из фольги ракету, то арбалет.

Отец всячески поддерживал и одобрял нас. Он обладал каким-то врожденным чувством пропорций и мог с ходу скопировать довольно сложные конструкторские узлы и решения. Я думаю, сложись его судьба иначе, он мог бы стать знаменитым конструктором. Половина мебели в нашей квартире была сделана его руками, а в ванной, на диво всем соседям, отец оборудовал самую настоящую сауну.

Он не упускал случая восполнить свое образование и долгие годы выписывал самые разнообразные технические журналы. Ему много раз предлагали идти на повышение, но отец между карьерой и семьей всегда выбирал семью.

Отец сумел привить нам не только тягу к изобретательству, но нечто более важное: чувство природы материала, его вещности. В будущем оно мне очень пригодилось. Когда в начале 90-х мы начали разрабатывать наши первые производственные линии, я уже заранее знал, как поведет себя металл той или иной марки, – за этим стояли сотни попыток смастерить что-нибудь стоящее. А умение набрасывать эскизы стало первой тренировкой абстрактного мышления. Неудивительно, что мы с братом решили впоследствии получить техническое образование.

Никогда не забуду, как мы с отцом вдвоем ходили рыбачить на Волжское водохранилище, прозванное в народе за его величину Жигулевским морем. Поскольку отец был заядлым рыбаком, он и меня приохотил к рыбалке на утренней зорьке. Какие это были утра!

Вдвоем с отцом с рюкзаками за спиной мы вышагивали по спящему городу и наблюдали, как сизая мгла постепенно начинала алеть, потихоньку просыпались птицы, зажигались в окнах квартир первые огоньки, появлялись первые пешеходы. За городом становилось зябко, резко пахло травой и особенным речным запахом. На пирсе нас уже ждали знакомые рыбаки, ставшие за много лет больше чем просто приятелями. Среди них были и простые рабочие, и инженеры, но чинов здесь не соблюдали – общая страсть всех уравнивала и объединяла в дружное рыбацкое братство.

Дома с уловом нас ждала не только мама, но и соседи. В те годы люди жили намного проще, и захаживать друг к другу без особых причин, на посиделки, было делом обычным, само собой разумеющимся. Добрый мамин характер как магнитом притягивал к нам в дом самых разнообразных людей. Мамина щедрая душа не позволяла радоваться нашей удаче за запертыми дверями. Мама раскладывала добычу сразу на несколько кучек: это Анне Ивановне с первого этажа, это Зворыкиным, это Сергеевым. К вечеру уже весь подъезд пропитывался ароматным запахом свежей жареной рыбы, и мы мчались с улицы наперегонки, предвкушая вкусный семейный ужин.

Если отец воспитывал нас достаточно строго и без особых экивоков, мама просто растворяла нас в своей нежности и доброте. Что бы у нас ни происходило, в какие бы передряги мы ни попадали, я всегда знал, что мама будет на нашей стороне. Скажет, казалось бы, простые тихие слова, прикоснется своей ласковой рукой, и все беды и печали вдруг пропадут, словно их и не бывало! Для меня мама до сих пор – самая любимая, самая красивая женщина на свете, и я стараюсь окружить ее такой же нежной заботой.

Сегодня у меня самого уже взрослые дети. С каждым днем моей жизни мое сердце и душа наполняются все большей благодарностью родителям. Для меня нет никого дороже на свете! Где бы я ни был, в какую страну или город ни забрасывала меня судьба, я всегда звоню, чтобы услышать родные голоса и пожелать им здоровья.

В самые трудные дни, когда я переживал очередной крах в своей предпринимательской карьере, я знал, что за моей спиной есть крепкий тыл: родной дом.

 

Что бы ни случилось в жизни, для родителей мы всегда самые лучшие, самые гениальные.

 

Эта простая безрассудная вера иной раз помогает гораздо лучше каких угодно обоснованных доводов.

 

Великой Россия была и есть не своими несметными богатствами, не огромностью своей территории, а людьми: нашими отцами, дедами и прадедами, отдавшими жизни за то, чтобы сегодня мы продолжили это каждодневное творение истории.

 

 

Школа и спорт

 

Мой первый поход в школу запомнился мне огромным букетом гладиолусов, которые папа принес рано утром с рынка, и большим коричневым ранцем с жесткими ремнями, которые больно впивались в плечи. Совершенно очумевший от суматохи первой в жизни общешкольной линейки – с громкоговорителем, колокольчиком и поздравлениями, – я испытал немалое облегчение, когда нас наконец завели в пустой гулкий класс и усадили за парты.

Тольятти тогда еще трудно было назвать городом: в округе стояло всего несколько многоэтажных жилых домов да вдалеке высились корпуса ВАЗа. Отец получил квартиру одним из первых новоселов. Она была совсем небольшой – всего 36 квадратных метров, но у нас с братом была отдельная комната.

Школа располагалась в старом, не приспособленном для такого количества детей здании, учебников хватало не всем. Да и учительский коллектив был собран наспех, из случайных людей, зачастую имевших только косвенное отношение к педагогике. К сожалению, это не могло не сказаться на учебном процессе.

В начальных классах у меня были только хорошие отметки. Я очень хорошо помню этот короткий отрезок школьной жизни, когда я был счастлив. Я узнавал новое, получал пятерки, и в моей жизни был действительно яркий, светлый период.

Но года через три все изменилось. Я даже не помню, с чего все началось, но школа невзлюбила меня, а я – школу. Теперь я понимаю, что виноваты были даже не учителя, а практикуемая тогда система обучения. Система, которую насаждали к тому же недалекие люди, по воле случая оказавшиеся в нашей школе.

Мой независимый характер вызывал у них только одно желание: сломить, подчинить, загнать в установленные рамки. Естественно, я сопротивлялся. Вся моя натура бунтовала против такого насилия. В ответ я получал еще больший нажим.

Математику у нас вела учительница с властным жестким характером. Она могла при всем классе разразиться бранью: «Довгань, ты идиот! Таких идиотов надо выгонять из школы!» Я не знал, куда спрятаться от стыда, вжимал голову в плечи и испытывал унижение, какое не приснится в самом ужасном кошмаре.

Школа превратилась для меня в один большой стресс.

Единственным моим оружием против горе-педагогов была возможность играть роль абсолютно равнодушного к оценкам ученика. Мне ставили двойки и тройки, но я знал, что этим людям не нужен ни я, ни мои знания. Соответственно вел себя и я. Я не мог открыть книгу и прочитать заданное произведение, я заранее отвергал любую возможность получить хорошую оценку, потому что это означало бы, что я сдался и, как и все, пошел на поводу. И напротив, я без труда успевал по тем предметам, которые преподавались неравнодушными, любящими свое дело педагогами. До сих пор с уважением вспоминаю учителей физики и истории. По этим предметам у меня всегда были пятерки. Я старался не из-за оценок. Мои доклады и отскакивающие от зубов формулы были всего лишь моими мальчишескими дарами на алтарь уважения и восхищения ими.

Но поскольку мой дневник пестрел двойками и тройками по другим предметам и бесконечными «Вертелся на географии!» и «Вызвать родителей!», у меня сложился имидж махрового троечника, этакого гадкого утенка.

Мои одноклассники, модно одетые, получающие пятерки и четверки, о чем-то любезничали с учителями, обсуждали новости. Я же, долговязый увалень в очках, в старой потрепанной одежде, чувствовал себя отверженным, недотепой, неудачником. На всю жизнь запомнилось, как две старшеклассницы смотрели на меня и потешались: «Это что за чучело такое, что за урод!» Я смотрел на них снизу вверх сквозь треснутые очки и готов был провалиться сквозь землю.

Я прекрасно понимал, что неровня ребятам, которых хвалят на собраниях, которые ладят с учителями и подстраиваются под их требования. Было чувство, что это люди из другого мира, с другой планеты. Естественно, самому большому неудачнику ничего не оставалось, как найти себе такого же друга – разгильдяя и неудачника.

С моим другом Дмитрием Васильевым мы бесцельно слонялись по округе все свободное время, без конца изобретая способы прогулять уроки. То мы наедались ледяного мороженого, то вставали босыми ногами в холодные осенние лужи, чтобы болеть как можно дольше. Врали родителям, лишь бы не ходить в школу...

Теперь я понимаю, какое огорчение это доставляло моим родным! Родители трудились в три смены, недоедали и недосыпали ради нас – а тут я со своими выкрутасами. Когда запас родительских увещеваний иссякал, отец просто хватался за ремень...

Глотая слезы, я долго лежал в темной комнате, пока не приходил из школы брат. Мы с ним всегда очень хорошо понимали друг друга, хотя по натуре были абсолютно разными: он – спокойный, усидчивый, я же всегда был в движении, словно маленький ураган.

Валентин был одним из первых учеников в школе и уже тогда готовился стать инженером. Брат по-своему пытался защитить меня и помочь мне справиться с моими бедами. Перед сном мы часто подолгу разговаривали с ним обо всем на свете: о смысле жизни, о честности, о нашем будущем. Ему я поверял все свои горести без утайки. Я помню, как он своим добрым, мягким голосом говорил мне: «Братишка! Ты пойми, мы с тобой одни у родителей. Они надеются на нас. Возьмись за учебу, хватит лоботрясничать!»

Умом я понимал, что он прав, но стоило мне на следующий день прийти в школу, как все начиналось сначала...

В школе меня позорили и клеймили бездарью, а дома я получал еще больший нагоняй от отца. Одному Богу известно, как я выдержал этот двойной прессинг. За что было зацепиться детской психике, где найти поддержку? Когда мы бьемся о твердый предмет, появляются синяки. Мои школьные годы – это сплошной синяк, кровоточащая рана на моем маленьком детском сердце.

Бог его знает, куда меня могли бы завести моя кипучая энергия и поиск опоры в жизни, если бы не одна встреча, которая полностью изменила мою судьбу.

К нам в школу пришла необыкновенная женщина – тренер по гребле Татьяна Александровна Ильина. Она пригласила меня и еще нескольких мальчишек на тренировочную базу на берегу Волги. Я отважно уселся в байдарку, схватил весла и сделал два-три мощных гребка, таких, как, я видел, делали настоящие гребцы. Лодка встала на дыбы, как бешеный жеребец, потом вдруг перевернулась, и я очутился по уши в холодной воде. Так я открыл для себя мир спорта.

 

Сегодня, уже обладая жизненным опытом и достаточными знаниями, я задаю себе вопрос: что в детстве больше всего повлияло на мою жизнь, помимо моих родителей и дедушки с бабушкой? Ответ однозначный: спорт!

 

Спорт научил меня ставить цели, терпеть, общаться с людьми, работать в команде.

До этого я занимался авиамоделизмом. Романтика, магнетизм авиации моего детства были, конечно, навеяны космическими полетами. Наша страна первой запустила спутник, первой отправила человека в космос. Мы, как завороженные, смотрели в телевизор, когда показывали возвращение наших космонавтов, мы наблюдали, как этих удивительных людей, героев, встречают в разных странах, как им аплодируют, забрасывают на улицах цветами, и мы гордились тем, что живем в великой стране, что мы причастны к этим удивительным рекордам.

Первая ступень к космонавтике – авиация. Любой мальчишка моего времени бредил самолетами. Так как у меня было плохое зрение, я понимал, что никогда не стану летчиком. Но когда я с другом пришел в авиамодельный кружок, это помещение, пахнущее лаком, краской и деревом, показалось мне настоящим земным раем.

Я уговорил преподавателя принять нас прямо в середине учебного года и начал строить модели.

Воспоминания об этих днях до сих пор наполняют меня и радостью, и теплой грустью. Я впервые увидел там много новых материалов: самое легкое в мире дерево бальза, прочнейший шелк, редчайшие лаки. Узнал, что такое планеры, скоростные модели, чем они различаются, какие бывают виды двигателей. После школы мы с ребятами прямиком бежали в подвал, где проходили занятия. А в каникулы вообще пропадали там с утра до позднего вечера. Мы не думали о еде: буханка черного хлеба и повидло было самой лучшей едой на весь день. Но мы создавали маленькую авиацию, мы испытывали модели, и каждого мальчишку охватывал неописуемый восторг, когда его самолет взлетал к облакам.

Сегодня я понимаю, сколько усидчивости и терпения мне дал авиамоделизм, сколько опыта, технических знаний нам здесь преподали. Это был не столько спорт, сколько творчество в чистом виде. Мы сами придумывали конструкцию крыльев, учились постигать азы самолетостроения. Многие из моих товарищей впоследствии стали работать в конструкторских бюро. Мне же привитое здесь терпение очень пригодилось в гребле.

Гребная база располагалась в красивом месте: высокие обрывистые волжские берега, корабельные сосны, чистый желтый песок и огромная голубая ширь, сплошь усыпанная лодками и лодчонками, разноцветными байдарками и каноэ. Из этих речных вод выходили на берег настоящие титаны: высокие, мускулистые гребцы, обнаженные по пояс и игравшие мощными бицепсами. Я не мог даже представить себе, что когда-нибудь буду похожим на них. Меня привел сюда один интерес: покупаться, поплавать с другими и вернуться домой, к своим моделям.

Все изменилось в один миг. Мне доверили выступить на соревнованиях. Я пришел тогда третьим среди новичков. Мне вручили грамоту, я поднялся на пьедестал и в этот момент на всю жизнь заболел спортом. Именно честолюбие, именно глубинные инстинкты, которые находятся в каждом из нас, изменили всю мою жизнь.

 

Когда у великого философа Сократа спросили: «Что является главной движущей силой развития человечества?» – он, не задумываясь, сказал: «Честолюбие».

 

Я уверен, что он был абсолютно прав.

С этого момента я жил только от соревнования к соревнованию. Отныне вся моя жизнь была посвящена только одному – добиться лучших результатов, прийти завтра хотя бы на одну секунду быстрее. Человек, который не занимался спортом серьезно, вряд ли может представить себе, какую власть имеет над спортсменом дистанция, ринг или стадион.

Ты начинаешь полностью служить своему спортивному богу. Спорт забирает твое сердце, твою жизнь полностью, без остатка. Не остается буквально ни секунды свободного времени. Ты просыпаешься с мыслью о победе и засыпаешь с мыслью о победе. Ты отбрасываешь все, что стоит между тобой и победой.

Школьные обиды отошли на второй план. Успеваемость, правда, пришлось подтянуть: одним из главных условий тренеров было отсутствие двоек. Заниматься приходилось с удвоенными усилиями, так как времени на учебу оставалось гораздо меньше. Наши тренеры договаривались с директором школы, и прямо в середине четверти по нескольку раз в год забирали нас на подготовку к соревнованиям. Все лето мы проводили в спортивных лагерях, на сборах.

Что такое сборы? Сборы – это массированная тренировка. Сборы – это когда рядом с тобой нет ни отца, ни матери, их заменил тренер. Сборы – это подъем ранним утром, еще до восхода солнца, и отбой после заката. Сборы – это горнило, где выковывается твой характер, твои бойцовские качества. Сборы подчинены одной главной цели – твоей будущей победе.

Ты просыпаешься на рассвете, безжалостно поднятый за шкирку тренером, потому что измотан за вчерашний день и подняться самому невозможно. Построение, первая тренировка еще до восхода солнца. Затем – короткий сон, несколько минут на душ и завтрак. Дожевывая уже на ходу, мчишься на следующую тренировку. Отпахав эти полтора часа, бежишь на обед, потом падаешь на кровать. Следующая тренировка только через два часа, поэтому стремишься поскорее провалиться в сладостный восстанавливающий сон. Кажется, только заснул, но тебя уже нетерпеливо будят на третью, самую продолжительную тренировку. Ускорение, спокойный ритм, ускорение, снова просто гребешь, и под конец самое мощное, на грани сил, ускорение. Когда перед твоими глазами уже плавают красные круги, разрешают причалить. Ужин проходит в полусне, и каждый мечтает только об одном – как бы добрести до кровати.

Три тренировки в день зимой, до пяти тренировок летом. Это нормальный график любого спортсмена. Никаких развлечений. Танцы, вечеринки, бесцельные посиделки на скамеечках – этого в моей молодости не было. Моя жизнь на годы разделилась на два состояния: нечеловеческие нагрузки, когда каждую минуту ты делаешь 80–90 гребков по 25 килограммов каждый, пот стекает по лицу, разъедает губы, непреходящая мышечная боль, непреходящее состояние усталости, – и сон.

Когда ты становишься профессиональным спортсменом по гребле, ты используешь каждую минуту для отдыха. Лучше всего восстанавливает силы человека сон. Как правило, все греб

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...