Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Сформулируйте авторскую позицию, выразите свое согласие-несогласие с ней

Сформулируйте авторскую позицию, выразите свое согласие-несогласие с ней

и обоснуйте собственную позицию

Вариант 1

(1)С детства, со школьной скамьи человек привыкает к сочетанию слов «любовь к родине». (2)Осознаёт он эту любовь гораздо позже, а разобраться в сложном чувстве любви к родине, то есть что именно и за что он любит, дано уже в зрелом возрасте. (3)Чувство это действительно сложное. (4)Тут и родная культура, и родная история, всё прошлое и всё будущее народа, всё, что народ успел совершить на протяжении своей истории и что ему совершить ещё предстоит. (5)На одном из первых мест в сложном чувстве любви к родине находится любовь к родной природе. (6)Для человека, родившегося в горах, ничего не может быть милее скал и горных потоков, белоснежных вершин и крутых склонов. (7)Казалось бы, что любить в тундре? (8)Однообразная заболоченная земля с бесчисленными стёклышками озёр, поросшая лишайниками, однако ненец-оленевод не променяет свою тундру ни на какие там южные красоты. (9)Одним словом, кому мила степь, кому ‒ горы, кому ‒ морское, пропахшее рыбой побережье, а кому ‒ родная среднерусская природа, тихие красавицы реки с жёлтыми кувшинками и белыми лилиями, доброе, тихое солнышко маленького города... (10)И чтобы жаворонок пел над полем ржи, и чтобы скворечник – на берёзе перед крыльцом. (11)Было бы бессмысленно перечислять все приметы русской природы. (12)Но из тысяч примет и признаков складывается то общее, что мы зовём нашей родной природой и что мы, любя, быть может, и море, и горы, любим всё же сильнее, чем что-либо иное на всём белом свете. (13)Всё это так. (14)Но нужно сказать, что это чувство любви к родной природе в нас не стихийно, оно не только возникло само собой, поскольку мы родились и выросли среди природы, но и воспитано в нас литературой, живописью, музыкой, теми великими учителями нашими, которые жили прежде нас, тоже любили родную землю и передали свою любовь нам, потомкам. (15)Разве не помним мы с детства наизусть лучшие строки о природе Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Алексея Толстого, Тютчева, Фета? (16)Разве оставляют нас равнодушными, разве не учат ничему описания природы у Тургенева, Аксакова, Льва Толстого, Пришвина, Леонова, Паустовского?.. (17)А живопись? (18)Шишкин и Левитан, Поленов и Саврасов, Нестеров и Пластов ‒ разве они не учили и не учат нас любить родную природу? (19)В ряду этих славных учителей занимает достойное место имя замечательного русского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова. (20)Иван Сергеевич прожил долгую и богатую жизнь. (21)Он был моряком, путешественником, охотником, этнографом. (22)Но, главное, он был талантливым и ярким писателем. (23)Последние двадцать лет жизни Соколова-Микитова были связаны с Карачаровом на Волге, где у Ивана Сергеевича в ста шагах от воды, на краю леса был простой бревенчатый домик. (24)Широкая гладь воды, перелески и деревеньки на том берегу, обилие цветов, лесных птиц, грибов ‒ всё это ещё больше сближало писателя с родной природой. (25)Из охотника, как это часто бывает с людьми под старость, он превратился во внимательного наблюдателя, и не только потому, что, скажем, ослабло зрение или рука, но и потому, что проснулось в душе бережное, любовное, воистину сыновнее отношение к русской природе. (26)В эти годы Иван Сергеевич пишет лучшие свои страницы о родной русской природе, о деревьях и птицах, о цветах и зверях. (27)Добрый и мудрый человек учит нас тому, что природа есть наше не только материальное, но и духовное богатство, знание природы и любовь к ней воспитывают чувство патриотизма, чувство человечности, доброты, развивают чувство прекрасного. (28)Поколения русских людей будут учиться этому у Ивана Сергеевича Соколова-Микитова, как они учатся у Тургенева и Аксакова, у Некрасова и Пришвина, у Паустовского и Леонова.

(По В. А. Солоухину*)

 

* Владимир Алексеевич Солоухин (1924–1997) ‒ русский советский писатель и поэт, яркий представитель «деревенской прозы»

 

Вариант 2

(1)Проделаем такой фантастический опыт. (2)Помножим число людей на Земле на число мыслей, какие только приходят в голову человеку за всю его жизнь. (3)Произведение получится огромным. (4)Теперь прикинем, как распределяются мысли людей по содержанию, о чём люди думают.

(5)Если не быть слишком строгими в подсчётах, то можно сказать, что приблизительно из каждых ста мыслей девяносто — о практических заботах сегодняшнего дня, о себе и окружающих людях; девять — о всей своей жизни и о всей стране; одна мысль — о вечности и человечестве.

(6)Люди думают о дне, о жизни и о вечности. (7)Люди думают о себе, о стране и о человечестве. (8)Мысли, не выходящие за границы сиюминутных забот, занимают почти всё наше время — иначе быть и не может. (9)Нельзя вечно думать о вечном: человек живет сейчас, а не в будущем. (10)Но нельзя, невозможно не думать и о высоком — о людях, о стране, о вечности и человечестве.

(11)Вот круг на плоскости. (12)В нём можно разместить неисчислимое множество точек. (13)Но только одна точка из этого множества — центральная, центр. (14)Она одна в бесконечном числе других точек, но она определяет место всего круга. (15)Так и среди мыслей наших есть центральные мысли; и что с того, что мы не сосредоточиваемся на них с утра до вечера, что не каждый день они приходят в голову? (16)Они есть, эти центральные мысли, и именно они определяют центр тяжести нашей души, её устойчивость, составляют духовную жизнь человека.

(17)Центральные мысли обладают тем свойством, что они касаются вопросов, на которые нет простого, абсолютно ясного и для всех одинакового ответа. (18)Потому они и занимают людей тысячелетиями. (19)Например: «Зачем человек живёт? » (20)Или вытекающий отсюда вопрос: «Зачем человек учится? »

(21)... Сколько мир стоит, все, у кого была возможность, учились. (22)И в древнем мире, о котором мы много знаем, и в средние века, о которых мы знаем меньше, и в «век девятнадцатый, железный», и в наш атомный век вопрос решался и решается просто: у кого есть средства учиться, тот и учится. (23)Состоятельные люди никогда не спрашивали, зачем учиться, а посылали своих детей в школы, гимназии и университеты. (24)Никто из ныне здравствующих миллионеров не пишет в газеты письма с мучительным вопросом: «Зачем учиться? » (25)Они отправляют своих детей в школы сверхдорогие и сверхпрекрасные. (26)Возможность получить образование всегда сопутствовала богатству.

(27)Мы ходим в школу, потому что это простая забота каждого дня и потому что это наш долг перед страной и перед своей жизнью. (28)Мы не можем думать об этом каждую минуту, но в действительности дело обстоит именно так. (29)На каждом нашем поступке стоит тройная печать: день, жизнь, вечность. (30)В каждом нашем поступке так или иначе отражены интересы собственные, интересы страны, интересы всего человечества. (31)Так мы вписываемся в пространство и время. (32)Кто не поймёт всего этого, тот вечно будет хныкать, как маленький: «Зачем учиться? Зачем мне математика? Зачем биология? Не хочу! »

(33)А кто поймёт, для чего жить, для чего учиться (это, по сути, одно и то же), кто поймёт, что только в учении душа разрастается, и в ней появляются человеческие желания, тот будет учиться напряжённо и радостно. (34)Свободно.

                                                                                                                 (С. Л. Соловейчик*)

*Симон Львович Соловейчик (1930 — 1996) — советский российский публицист и драматург, теоретик педагогики.

 

Вариант 3

(1)Хотя лейтенанта Володина тошнило и голова его была как свинцом налита, хотя он чувствовал страшную слабость, у него подкашивались ноги и руки были словно чужие, он шёл сейчас к своему взводу, к селу, к позициям, где ещё гремел бой. (2)Шёл, чтобы выполнить солдатский долг.

(3)За пылью, поднятой артиллерийскими снарядами, были едва видны крайние соломкинские избы. (4)Разрывы метались по полю, вспыхивали справа и слева вдоль шоссе, и между разрывами, лавируя, пробивались два «виллиса». (5)Наконец «виллисы» вышли из-под обстрела и неожиданно оказались так близко, что он отчётливо увидел даже лица сидевших за ветровым стеклом.

(6)Он сразу узнал генерал-лейтенанта, члена Военного совета Воронежского фронта, который вчера вместе с командующим осматривал оборонительные сооружения в Соломках. (7)Володин спохватился, хотел было отойти на обочину, но было уже поздно, передний «виллис», скрипнув тормозами, остановился прямо напротив него.

– (8)Ранены? – спросил генерал, не дожидаясь, пока Володин, как положено по уставу, отрапортует, кто он, почему стоит на шоссе, что делал и что собирается делать.

– (9)Нет, товарищ генерал, – смущённо ответил Володин, заметив, как генерал пристально разглядывает его лицо и одежду, и подумал: «Сейчас влетит! »

(10)Но член Военного совета фронта неожиданно повернулся к сидевшему позади полковнику и сказал:

– Это же тот самый лейтенант...

– (11)От пулемётных гнёзд?

– (12)Ну...

(13)Генерал и сидевший позади него полковник знали многие подробности соломкинского боя, знали и о Володине, как он был послан к пулемётным гнёздам, как попал под танк и как солдат, рискуя жизнью, спас его, своего командира.

– (14)Туда?

– (15)Да, в роту, товарищ генерал!

– (16)Отпустили? (17)Выписали?

– (18)Сам ушёл, – добавил Володин и подумал, что лежать под бомбами куда легче, чем стоять перед генералом.

(19)Хотя он и волновался, он всё же был доволен, что сказал правду. (20)Лейтенант не чувствовал за собой никакой вины ни в том, что с ним случилось на передовой, ни в том, что решился вернуться из санитарной роты в траншею.

(21)Генерал вовсе не собирался отправлять его назад, в санитарную роту, хотя видел, что тот как раз именно в этом нуждается. (22)Бледное, измождённое лицо, впалые щёки, гимнастёрка, выпачканная в саже и копоти, оторванная портупея, весь вид совсем юного, стоявшего по стойке «смирно» командира взвода – всё это вызывало у генерала иные мысли. (23)Он думал о том, сколько должно быть воли в человеке, если он вот так, испытав страх и ужас, не только не пал духом, но стал ещё крепче и сильнее.

(24)Генерал ещё раз взглянул в упрямое лицо Володина. (25)Он понял: сейчас не нужно ни одобрительных слов, ни похвал. (26)Генерал просто протянул руку и сказал:

– Желаю удачи, лейтенант! (27)Боевой удачи!

(28)«Виллисы» уже скрылись за поворотом, а Володин ещё в раздумье стоял на шоссе. (29)Было в этой случайной минутной встрече что-то очень важное для него, чего он не мог понять сразу.

(30)То важное, чего он не смог понять тогда, стоя на шоссе, неожиданно откроется ему в одной несложной фразе, которую Володин услышит от члена Военного совета фронта, когда встретит его семь дней спустя в освобождённой Рындинке, на ещё дымящейся от боя окраине: «Мы – русские солдаты! » (31)Может быть, потому, что слово «солдат» в таком сочетании поднималось над всеми воинскими званиями, даже над генеральским, даже над маршальским чином, а слово «русский» связывало с историей России, с лучшими её страницами: Бородинским сражением, Севастопольской эпопеей. (32)Но, может быть, потому, что Володин сам ощущал всё это и только не мог выразить свои чувства одной фразой, теперь, услышав эту фразу, он вдруг понял, насколько проста, насколько очевидна истина, и с гордостью мысленно повторил её: «Мы – русские солдаты! »

 (По А. А. Ананьеву*)

* Анатолий Андреевич Ананьев (1925–2001) – русский советский прозаик.

 

Вариант 4

(1)Был осенний серенький день в конце листопада. (2)И серенькое настроение. (3)Я пришёл в Тимирязевский парк прогуляться.

(4)Пустынно было в парке и тихо. (5)И вдруг из леса через дорогу в пяти шагах от меня проследовал заяц. (6)Он не пробежал, а медленно пропрыгал мимо, удостоив меня лишь косым взглядом. (7)Невдалеке от меня он остановился, поскрёб за ухом длинной задней ногой и тихо-мирно упрыгал в кусты. (8)Эко событие, скажете. (9)Однако настроение моё сразу переменилось. (10)Я шёл, посвистывая, вспоминал зайца, представляя, что он сейчас делает. (11)Дома за чаем опять зайца вспомнил. (12)И стало на душе хорошо и тепло.

(13)Явление это обычное. (14)Пойдёшь с рюкзаком за город и, если ничего живого за день не усмотрел, возвращаешься хоть и довольный ходьбой, но всё-таки с ощущением, что чего-то важного не было. (15)Этим важным может быть утка, с треском и кряканьем взлетевшая из-под ног с маленького пруда. (16)Это могут быть увлекательные, захватывающие сцены поединка двух летунов – легкокрылой стрекозы и длиннохвостой сороки. (17)Или вдруг в бинокль увидел: трудолюбивый дятел таскает птенцам в дуплянку не личинок, а созревшие ягодки земляники.

(18)Всё живое, тесно переплетённое множеством связей, являет собой чудо с названием Жизнь, очень возможно, единственную в бескрайней Вселенной. (19)Всякое проявление жизни даёт ощущение радости бытия. (20)Из всех человеческих ценностей главная ценность – сама жизнь с восходом солнца, с облаками, пением птиц, кваканьем лягушек, трюканьем сверчка и шелестом трав.

(21)Образы природы сопровождают людей с самой глубокой древности. (22)Сцены охоты древние люди оставили нам в наследство на стенах пещер, на камнях в виде скупых царапин, изображающих лосей, кабанов, туров. (23)Нынешняя техника даёт возможность увидеть зверей и птиц в естественных красках и обстановке. (24)Мы видим эпизоды их жизни, и в душе появляется тёплое чувство. (25)Они где-то есть, эти звери, они ещё бегают, рычат, прячутся или проявляют, как и мы, люди, любопытство…

(26)Желая испытать это тёплое чувство, на городских этажах мы держим кошек, собак, попугаев, белок, рыбок в аквариуме. (27)Врачи говорят, что поглаживание кошки или кормление синицы с ладони целительны для человеческой психики. (28)Заяц, встреченный в парке, исправил моё настроение. (29)А сколько случаев, когда человека с жизнью связывает только ниточка общения с собакой, с обыкновенными воробьями или воронами!

(30)Бывшая работница нашей редакции время от времени по телефону докладывает мне о жизни ворон во дворе, о том, что они любят есть, как безошибочно узнают её в массе людей.

(31)А старушка у нас во дворе каждое утро носит воробьям крошки. (32)И я вижу радость на лице женщины, наблюдающей, как суетливые птички подбирают рассыпанный корм. (33)Иногда мне кажется: не прилетят воробьи к её выходу из подъезда, и старушка умрёт от обрыва последней ниточки, соединяющей её с жизнью. (34)Как-то мы разговорились с ней, и она призналась, что ни разу не видела в жизни, как пролетают и кричат журавли. (35)Я рассказал ей, как журавли весною танцуют, разбившись на пары, и кричат так, что голоса их сливаются в один торжествующий звук любви. (36)Старушка слушала внимательно и, прощаясь, сказала три слова: «Какой вы счастливый…» (37)Яснополянский мудрец говорил то же самое в дневниках: «Счастье – это быть с природой, видеть её, говорить с ней».

(По В. М. Пескову*)

* Василий Михайлович Песков (1930–2013) – писатель, журналист, фотокорреспондент, путешественник.

 

Вариант 5

(1)Когда я был ещё подростком, мне посчастливилось быть свидетелем небывалого до того времени события и торжества. (2)В центре Москвы, во главе Тверского бульвара, перед широкой Страстной, ныне Пушкинской, площадью, в 1880 году, 6 июня, открывался памятник Пушкину — первый памятник писателю.

(3)Обычно памятники воздвигались на улицах Москвы только царям. (4)И это отметил присутствовавший на торжестве А. Н. Островский. (5)Возглашая тост за русскую литературу, он метко сказал:

— Сегодня на нашей улице — праздник!

(6)Хорошо помню красивую голову маститого писателя И. С. Тургенева с пышными седыми волосами, стоявшего у подножия монумента, с которого торжественно только что сдёрнули серое покрывало. (7)Помню восторг всей громадной толпы народа, в гуще которого находился и я, тринадцатилетний юнец, восторженный поклонник поэта. (8)Помню бывших тут же на празднике писателей — А. Н. Майкова, Я. П. Полонского, А. Ф. Писемского и других. (9)Помню и сухощавую, сутулившуюся фигуру Ф. М. Достоевского и необычайное впечатление от произнесённой им речи, о которой на другой день говорила вся Москва. (10)Речь эта была сказана не здесь, на площади, у памятника, а в Колонном зале нынешнего Дома союзов. (11)Возглашая тост за русскую литературу, он говорил:

— Пушкин раскрыл нам русское сердце и показал нам, что оно неудержимо стремится к всемирности и всечеловечности... (12)Он первый дал нам прозреть наше значение в семье европейских народов...

— (13)Вечером в торжественном концерте, состоявшемся при участии огромного оркестра и знаменитых артистов, Ф. М. Достоевский, выйдя на эстраду, сутулясь и ставши как-то немножко боком к публике, прочитал пушкинского «Пророка» резко и страстно:

— Восстань, пророк!..

— (14)И закончил с необычайно высоким нервным подъёмом:

— Глаголом жги сердца людей!..

(15)Полагаю, что никто и никогда не читал этих вдохновенных строк так, как произнёс их не актёр, не профессиональный чтец, а писатель, проникнутый искренним и восторженным отношением к памяти величайшего русского поэта.

(16)Создатель памятника, одного из лучших по простоте, красоте и выразительности, Александр Михайлович Опекушин был выходцем из простого народа, из крепостной крестьян­ской семьи, сперва самоучка, затем — признанный художник и, наконец, академик.

(17)Вспоминаются мне также и увлекательные разговоры и рассказы о многолюдном банкете в связи с торжествами, где я тогда в качестве постороннего юнца присутствовать, конечно, не мог, где М. Н. Катков, когда-то близкий В. Г. Белинскому, но потом резко изменивший свои политические взгляды, протянул было к И. С. Тургеневу свой бокал, чтобы чокнуться. (18)Но тот отвернулся. (19)И. С. Тургенев на этом торжестве говорил:

— Будем надеяться, что всякий наш потомок, с любовью остановившийся перед изваянием Пушкина и понимающий значение этой любви, тем самым докажет, что он, подобно Пушкину, стал более русским и более образованным, более свободным человеком.

(20)На гранитном пьедестале памятника помещены были в крупном барельефе слова Пушкина, искажённые цензурой. (21)Насколько помнится, было написано так:

И долго буду тем народу я любезен,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что прелестью стихов я был полезен...

(22) И только в советское время эту надпись заменили подлинными словами поэта:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

(23) Разница в надписи весьма существенная.

(24)Не знаю, остался ли кто-нибудь в живых из свидетелей этого великого торжества и праздника литературы, этого первого чествования памяти русского писателя, который «в мой жестокий век восславил свободу» и верил; что «Россия вспрянет ото сна и на обломках самовластья» напишет имена тех, кто боролся и погиб за будущее счастье народа.

(25)Эти дни открытия памятника Пушкину остаются для меня одними из самых радостных и светлых, хотя всё это и было семьдесят пять лет тому назад.

(По Н. Д. Телешову*)

* Николай Дмитриевич Телешов (1867-1957) — русский советский писатель, поэт, организатор известного кружка московских писателей «Среда».

 

Вариант 6

(1)Как-то раз я спросил у одной художницы, почему это на полотнах старых мастеров ли­ца у детей такие взрослые. (2)Мадонна или просто какая-нибудь не божественная женщина держит на руках ребёнка или ведёт его за ручку, телом он совсем маленький, а глаза смотрят серьёзно, и вообще нечто старообразное есть в его чертах. (З)Для чего это овзросление малюток в ущерб миловидности и привлекательности?

(4)Художница ответила мне примерно так. (5)Старые мастера и вообще большие живо­писцы прошлого видели в младенце прежде всего человека. (6)Они, конечно, могли бы изобра­зить маленького счастливого бэби, уж на это-то умения у них хватило бы. (7)Но сквозь оболочку детскости они прозревали в ребёнке человека. (8)То есть они видели в нём не просто живое существо, которое в дальнейшем станет человеком, но УЖЕ человека. (9)Ведь главное в каждом малыше не то, что он ребёнок, а то, что он человеческий ребёнок. (10)И жизнь у него человеческая — трудная, сложная. (11)Так что не стоит живописать его в виде глупенького хорошенького открыточного пупсика с застывшей счастливой улыбкой. (12)Конечно, детство — это заря жизни, это счастье. (13)Но сам ребёнок этого счастья не осознаёт. (14)Вот вы в детстве были счастливы?

(15)Выслушав её, я призадумался. (16)Конечно, какой-то перебор и перехлёст был в её словах. (17)Но когда я начал перебирать в памяти грустные и счастливые впечатления своего детства, счастливых оказалось очень мало. (18)И причиной тому были отнюдь не родители, не окружающие, не трудности эпохи. (19)Причина лежала во мне самом. (20)Мне просто некогда было быть счастливым.

(21)Ну а как же тогда быть с «золотым детством»? (22)«Золотое детство» — это прочно затверженная формула.

(23)А что, если миф о «золотом детстве» придумали взрослые дяди и тёти, которые забыли свои детские годы? (24)Ведь если бы люди в детстве были безоблачно счастливы, то из детей вырастали бы глупые люди. (25)Между тем мы живём в обществе людей разумных. (26)Конечно, есть и глупцы, — дураков, как говорится, на сто лет запасено, и запас всё время пополняется. (27)Но количество недоумков ничтожно по сравнению с огромным количеством людей талантливых, способных, умных, толковых, мыслящих, — и это во всех областях жизни.

(28)Детство — пора очень напряжённой учёбы («научения», как теперь говорится), пора освоения и усвоения бытия. (29)В детстве жить очень интересно и очень нелегко. (30)Колоссальный поток сведений, ощущений, переживаний вливается в сознание, и во всём надо разобраться, а умственных силёнок и опыта ещё очень мало. (31)Всё время ошибки, на­кладки, просчёты, обиды, недоумения. (32)Радость постижения чего-то мгновенно сменяется новыми поисками и новыми ошибками.

(33)Кто-то сказал, что каждый человек — это целый мир. (34)Но фундамент этого мира человек закладывает очень рано. (35)Самые тяжёлые камни нам приходится ворочать в детстве, потом уже пойдут кирпичики. (36)А под старость, с высоты взрослых лет, эти камни начинают казаться нам лёгкими, как пушинки, и мы начинаем вспоминать своё «золотое детство».

(По B. C. Шефнеру*)

* Вадим Сергеевич Шефнер (1915-2002) — советский русский поэт и прозаик, фантаст, переводчик.

 

 

Вариант 7

(1)Как-то у нас зашёл разговор о воспитании чувства прекрасного. (2)И я получил из зала такую записку: «Разве так важно, какой вкус у человека? (3)А по-моему, лишь бы человек был хорошим и умным ».

(4)Я, быть может, и не возвращался бы к такого рода вопросам, но дело в том, что записка, о которой идёт речь, была получена мною в тот самый момент, когда у нас вдруг забушевали споры: «Кто важнее — физики или лирики? » (5)И, конечно, появление этой записки было не случайным.

(6)Многие читатели, вероятно, знакомы с существом этого, как мне кажется, уже решённого самой жизнью спора. (7)Суть его необходимо сейчас напомнить. (8)Некоторая часть молодёжи, да и не только молодёжи, стала доказывать, что в наше сугубо деловое время, «в век атома», искусство уже не может играть той роли, какую оно играло в прежние времена. (9)«Ах, Бах! Ох, Блок! — иронически восклицали те, кто отдавал предпочтение физикам. — (10)Кому теперь это нужно? »

(11)Естественно, что это вызвало решительные возражения большей части нашей моло­дёжи, которая почти единодушно присоединилась к тому мнению, что «в межпланетном полёте космонавту будет нужна и ветка сирени». (12)Самое убедительное заключается здесь, пожалуй, в том, что именно космонавты в первую очередь подтвердили, как нужна им эта «ветка сирени», как помогали им в воспитании характера и воли, в свершении подвига и музыка, и поэзия, и хорошее произведение прозы.

(13)В этой кратковременной дискуссии, надо сказать, ничего нового не было. (14)Я помню хорошо то время, когда некоторые горячие головы были полны странного, утопического представления о будущем человечества, в котором будто бы физика и химия полностью вытеснят лирику, так как она «разнеживает душу» и уже становится ненужной.

(15)А между тем наука и искусство уже давно добрососедствуют и сотрудничают. (16)Ещё А. П. Чехов писал:. «Я хочу, чтобы люди не видели войны там, где её нет. (17)3нания всегда пребывают в мире. (18)И анатомия, и изящная словесность имеют одинаково знатное происхождение, одни и те же цели, одного и того же врага».

(19)В области художественной несостоятельны все попытки заменить свободное, вдохновенное человеческое творчество действиями даже самой совершенной кибернетической машины. (20)Бесплодны, беспочвенны попытки поссорить физиков с лириками. (21)Известный учёный А. Мошковский, близко знавший великого А. Эйнштейна, писал о нём: «Скажу прямо, я был поражён, услышав, что он, великий учёный, находит источник высшего счастья вовсе не в науке».

(22)Не надо быть особенно искушённым в эстетике, чтобы понять такие простые истины, что настоящая женская красота имеет мало общего с вульгарной броскостью или смазливостью и, ещё того меньше, с личиком, где явно проступают злоупотребления по части косметики. (23)Что одухотворённый взгляд человеческих глаз («глаза — зеркало души») привлекательнее, чем бессмысленный взор даже самых очаровательных очей. (24)Что музыка мелодичная, музыка, вызывающая хорошие человеческие чувства, глубокие раздумья, приятнее уху и сердцу, чем музыка кричащая, скрипящая, дергающаяся. (25)Что строгая соразмерность всех частей здания, стройность его архитектурных форм и внутреннее удобство более отрадны и взору зрителя, и жильцам, чем нагромождение роскошных зодческих ухищрений.

(26)Человек, неспособный отличать красивое от безобразного, не увидит разницы между истинно прекрасным и поверхностно привлекательным. (27)И он не сможет по-настоящему познать в жизни многие высокие радости, которые полностью ощущает лишь тот, кто способен хорошо и сильно чувствовать, кто научился распознавать подлинную красоту.

(По Л А Кассилю*)

* Лев Абрамович Кассиль (1905-1970) — русский советский писатель, сценарист, вы­дающийся мастер слова, один из зачинателей детской и юношеской литературы.

 

 

Вариант 8

(1)Наш язык до сих пор ощущается многими как некая слепая стихия, которой невозможно управлять.

(2)Одним из первых утвердил эту мысль гениальный учёный В. Гумбольдт. (3)«Язык, — писал он, — совершенно независим от отдельного субъекта… (4)Перед индивидом язык стоит как продукт деятельности многих поколений и достояние целой нации, поэтому сила индивида по сравнению с силой языка незначительна».

(5)Это воззрение сохранилось до нашей эпохи. (6)«Сколько ни скажи разумных слов против глупых и наглых слов, они — мы это знаем — от того не исчезнут, а если исчезнут, то не потому, что эстеты или лингвисты возмущались», — так писал один даровитый учёный. (7)«В том и беда, — говорил он с тоской, — что ревнителей чистоты и правильности родной речи, как и ревнителей добрых нравов, никто слышать не хочет… (8)За них говорят грамматика и логика, здравый смысл и хороший вкус, благозвучие и благопристойность, но из всего этого натиска грамматики, риторики и стилистики на бесшабашную, безобразную, безоглядную живую речь не выходит ничего». (9)Приведя образцы всевозможных речевых «безобразий», учёный воплотил свою печаль в безрадостном и безнадёжном афоризме: «Доводы от разума, науки и хорошего тона действуют на бытие таких словечек не больше, чем курсы геологии на землетрясение».

(10)В прежнее время такой пессимизм был совершенно оправдан. (11)Нечего было и думать о том, чтобы дружно, планомерно, сплочёнными силами вмешаться в совершающиеся языковые процессы и направить их по желанному руслу. (12)Старик Карамзин очень точно выразил это общее чувство смиренной покорности перед стихийными силами языка: «Слова входят в наш язык самовластно».

(13)С тех пор крупнейшие наши языковеды постоянно указывали, что воля отдельных людей, к сожалению, бессильна сознательно управлять процессами формирования нашей речи.

(14)Все так и представляли себе: будто мимо них протекает могучая речевая река, а они стоят на берегу и с бессильным негодованием следят, сколько всякой дребедени несут на себе её волны.

– (15)Незачем, — говорили они, — кипятиться и драться. (16)До сих пор ещё не было случая, чтобы попытка блюстителей чистоты языка исправить языковые ошибки сколько-нибудь значительной массы увенчалась хотя бы малейшим успехом.

(17)Но можем ли мы согласиться с такой философией бездействия и непротивления злу? (18)Неужели мы, писатели, педагоги, лингвисты, можем только скорбеть, негодовать, ужасаться, наблюдая, как портится русский язык, но не смеем и думать о том, чтобы мощными усилиями воли подчинить его коллективному разуму?

(19)Пусть философия бездействия имела свой смысл в былые эпохи, когда творческая воля людей так часто бывала бессильна в борьбе со стихиями — в том числе и со стихией языка. (20)Но в эпоху завоевания космоса, в эпоху искусственных рек и морей неужели у нас нет ни малейшей возможности хоть отчасти воздействовать на стихию своего языка?

(21)Всякому ясно, что эта власть у нас есть, и нужно удивляться лишь тому, что мы так мало пользуемся ею. (22)Ведь существуют же в нашей стране такие сверхмощные рычаги просвещения, как радио, кино, телевидение, идеально согласованные между собой во всех своих задачах и действиях. (23)Я уже не говорю о множестве газет и журналов — районных, областных, городских, — подчинённых единому идейному плану, вполне владеющих умами миллионов читателей.

(24)Стоит только всему этому целенаправленному комплексу сил дружно, планомерно, решительно восстать против уродств нашей нынешней речи, громко заклеймить их всенародным позором — и можно не сомневаться, что многие из этих уродств если не исчезнут совсем, то, во всяком случае, навсегда потеряют свой массовый, эпидемический характер…

(25)Правда, я очень хорошо понимаю, что всех этих мер недостаточно.

(26)Ведь культура речи неотделима от общей культуры. (27)Чтобы повысить качество своего языка, нужно повысить качество своего сердца, своего интеллекта. (28)Иной и пишет, и говорит без ошибок, но какой у него бедный словарь, какие заплесневелые фразы! (29)Какая худосочная душевная жизнь отражается в них!

(30) Между тем лишь та речь может по-настоящему называться культурной, у которой богатый словарь и множество разнообразных интонаций. (31)Этого никакими походами за чистоту языка не добьёшься. (32)Здесь нужны другие, более длительные, более широкие методы. (33)Для подлинного просвещения создано столько библиотек, школ, университетов, институтов и т. д. (34)Поднимая свою общую культуру, народ тем самым поднимает и культуру своего языка.

(35)Но, конечно, это не освобождает любого из нас от посильного участия в борьбе за чистоту и красоту нашей речи.

 (По К. И. Чуковскому*)

* Корней Иванович Чуковский (настоящее имя — Николай Васильевич Корнейчуков, 1882-1969) — русский советский поэт, детский писатель, литературовед, публицист, журналист, литературный критик, переводчик.

Вариант 9

(1)Главный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. (2)Но в это понятие мы должны включать не только биографию «внешнюю», но и биографию «внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

(3)Событием в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. (4)Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. (5)Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного — сопереживания прочитанному и осмысления его.

(6)Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю… только не стихи». (7)Тут кроется неправда: человек, не любящий поэзию, не может по-настоящему любить и прозу, воспитание поэзией — это воспитание вкуса к литературе вообще. (8)Обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. (9)Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, вчитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей.

(10)Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение «Граждане, послушайте меня... ». (11)Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: «Какая вкусная строчка! » (12)Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. (13)Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, убеждён.

(14)И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить свою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. (15) Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца своих дней оставался бы преданным читателем поэзии. (16)Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, талантливые. (17)Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. (18)Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся ему.

(19)В 1949 году мне повезло, когда в редакции газеты «Советский спорт» я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. (20)Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему.

(21)Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. (22) Однако на стихах, которые я в то время создавал, моё расширявшееся «поэтическое образование» совсем не сказывалось. (23)Как читатель я опередил себя, поэта.

(24)Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. (25)»Мощное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии и ко времени. (26)Но такое эхо может и воспитать. (27)Таким образом, поэт будет воспитываться возвратной волной собственной поэзии.

(28)Я резко отделяю читателей от почитателей. (29)Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. (30)Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. (31)Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов. (32)Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовётся, –

И нам сочувствие даётся,

Как нам даётся благодать…

(33)Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочувствием, но иногда мне грустно, потому что я не знаю, сумею ли за него отблагодарить в полной мере.

(34)Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: «Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом? » (35)Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.

(36)Таких качеств, пожалуй, пять.

(37)Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.

(38)Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.

(39)Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.

(40)Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.

(41)Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо

Поэта вне народа нет,

Как сына нет без отчей тени.

(42)Поэзия, по известному выражению, это самосознание народа. (43) «Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов».

 (По Е.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...