Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Пальба (тяжелые последствия)




 

Танцующая толпа-тусовка могла идти на хуй.

Выражение на морде Динго, когда он все понял.

Просто идите вы на хуй, вы, танцующие придурки, потому что это я... это я держал руки на рукояти, две потных руки; и один палец, сухой, лежал на спусковом крючке.

Динго еще ничего не знал. Он не знал, что пистолет нацелен на него.

Фаны Клыкопса танцевали. Я прокладывал себе путь сквозь толпу, в яму ближе к сцене – весь потный, окутанный жарким собачьим дыханием. Позиция не самая лучшая, но все равно это достаточно близко, чтобы увидеть его глаза, когда он пел, а ничего другого я и не хотел.

Я просто хотел увидеть его глаза, когда он заметит меня.

Когда он уловит в толпе проблеск металла.

Вы никогда не смотрели в ствол пистолета? В мрачную пустоту, что поджидает там, в глубине, пряча пулю в патроннике, которая только и ждет вспышки пороха, чтобы избавиться, наконец, от томительного ожидания?

Вы никогда не оказывались по «ту» сторону пистолета?

Ощущения такие, будто перед тобой вдруг разверзся туннель, и тебя сейчас засосет внутрь, и тут ничего уже ничего не сделаешь – ничего.

Собакомузыка, невнятно захлебнувшись, смолкла. Взгляд Динго был прикован к этой штуковине у меня в руках.

– Ты знаешь, зачем я здесь? – крикнул я.

Теперь толпа ощутила меня, и они отодвинулись прочь – напуганные, ошарашенные.

Восхитительные ощущения!

Как же мне хорошо!

Динго Клык, суперпес, верховный лающий король дог-попа. А теперь посмотрите, фаны-лизоблюды, посмотрите, как он дрожит.

Ощущения хорошие и плохие одновременно. Хорошие – из-за силового трипа, плохие – из-за предательства, предательства спасителя.

Иногда просто приходится делать что-то очень плохое – чтобы ускорить жизнь перед лицом смерти.

– Ты знаешь, чего я хочу, – сказал я, на этот раз – громче.

Над головой Динго кружился тусклый зеркальный шар, изливающий полосы света, подобно разломанному гало.

Пять утра. Динго Клык играл в ночном клубе «Флэшпот», пристанище маргинальных псов-тракеров, прямо на берегу канала, подобно урагану, оттягиваясь под накал музыки; большие хиты, планетарные сэмплы, кавер-версии; под жесткие и тяжелые ритмы, но теперь музыка смолкла.

Теперь, твою мать, музыка смолкла, пес-звезда!

Динго попытался сдвинуться в сторону.

Я твердо держал пистолет, но внутри весь обливался потом, как свинья, пот сочился из всех пор. И я думал: «Черт! Я никогда раньше не стрелял из пистолета. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы я никого не ранил!»

– Не двигайся, песиголовец! – закричал я. – Ты знаешь, что мне нужно.

Глаза Динго бегали из стороны в сторону в поисках путей бегства. А потом он среагировал на какое-то движение в толпе, и его клыки обнажились в улыбке.

Я не мог оглянуться, я не решался отвести взгляд от Динго, но догадался, что кто-то вызвал вышибал, и теперь они вошли в зал. Так что мне было приятно осознавать, что Тристан стоит тут же, рядом, у меня за спиной, и его дробовик заряжен и в полной готовности. Ко мне приблизилась Твинкль, держа Карли на поводке. Собака была как брутальный очаровательный демон, которым мы с полным правом могли гордиться; великолепное шоу из оскаленных зубов и пены, капающей с челюстей. А потом сквозь толпу продралась и Мэнди, ведя под руку Битла. Его растущая рана гордо сияла цветами. Это было лучшее световое шоу из всех, что видели завсегдатаи «Флэшпота», и они не могли удержаться и принялись танцевать под этим излучением.

Я так думаю, что вышибалы все поняли. Нас никто не побеспокоил.

Толпа погрузилась в полную тишину, что было очень и очень кстати. Какая-то баба завопила, но тут же умолкла – внезапно, как будто кто-то пихнул ее локтем, мол, заткни пасть. Да, тишина была очень и очень кстати. Мне это нравилось. Все-таки я произвел впечатление. Приятное ощущение. Похоже на бурный оргазм.

– Чего тебе нужно? – спросил Динго Клык.

Странный растянутый голос. Наполовину – собачий, наполовину – человеческий. Впрочем, не важно; он был изрядно напуган в обоих своих ипостасях.

– Ты знаешь, чего, пес-козел, – выкрикнул я.

Возможно, ему не понравилось это ругательство. Возможно, ему не понравилось то, что мой пистолет был прямо и твердо направлен ему в морду. Возможно, ему не понравилось, что я его предал. Возможно, ему не понравился мой взгляд.

Ладно, мне тоже все это не нравилось. Но так уж оно получилось, и катись все к такой-то матери. К чертям собачьим.

– Стрелять он собрался. Ты даже не знаешь, как с этой штуковиной обращаться, малыш, – сказал он.

Кто-то в толпе закричал: «Точно!», – и затем все они присоединились к общему хору, потешаясь над моей некомпетентностью, словно это был просто безумный номер из шоу, самый свежий прикол Динго Клыка; попытка фальшивого шуточного убийства. Они все орали мне:

– Давай, парень, стреляй!

– Выстрели из этого мудозвона!

– Давай посмотрим, как у тебя получится!

– Мальчик-неудачник!

– Малыш не умеет стрелять...

И еще куча всего другого, и Динго их подстрекал. Подстрекал оскорблять меня. И тогда что-то вдруг накатило, зажглось прямо в крови. И я понял, что я все знаю: знаю, как заряжать, как взводить и целиться, как стрелять. Как убивать...

С наплывом темноты я оказался в Стрелке, в хорошем черном пере, но приход был безперьевой.

– Чувак не может решиться! – раздался голос в толпе.

И тут у меня из рук вырвалась вспышка света. Свист рассекаемого воздуха, когда пуля вылетела из ствола. Мне показалось, что раскололось и взорвалось само солнце. А это просто взорвался зеркальный шар над головой Динго, и дождь из стекла обрушился на его вздыбленную шерсть.

– Чего тебе нужно? – завопил он.

– Где Брид и Существо.

– Откуда я знаю?

– Пес-козел, – сказал я. – Где они?

Я увидел в его глазах нежелание говорить. Но у меня был пистолет, а у него не было. Я полагаю, что это все-таки что-то значило.

– В Космических Осколках.

– Без шуток, Динго. Адрес.

– Это при киностудии, чистый мальчик.

Я нажал на курок.

Совсем не сильно, имейте в виду. Просто слабенькое нажатие Стрелка, и, тем не менее, достаточное, чтобы активировать красную вспышку выстрела; чтобы толпа замерла в изумлении, а Динго начал вопить; и этот вопль оборвался скомканными словами. Он все-таки выдал мне адрес.

Я поставил пистолет на предохранитель; и красный свет померк до спокойного тусклого уровня.

– Я бы сказал тебе по-любому, – выкрикнул Пес-звезда.

– Ну, я просто хотел быть уверенным, Динго.

Я просто хотел быть уверенным.

Потому что я знал, где находятся Космические Осколки. Я там бывал. Я там даже затаривался. Именно там мы купили наш старый, изъеденный червями диван.

И теперь нам придется туда вернуться. В поисках какой-то дымно-ущербной теневой девушки и сэкондхэнд Существа-из-Открытого-Космоса.

– Тайные Райдеры! Валим отсюда!

Сказать по правде, мне это даже понравилось.

 

* * *

 

Воскресенье, пять часов утра. У них есть гараж, где продают подержанные машины, на берегу канала, у «Флэшпота», вниз от доков Олд Траффорд. В такую рань встают все нелегальные дилеры, толкающие дешевые перья и Дымок. Наряду с различными бытовыми предметами. Торговля была в самом разгаре, когда мы выскочили из клуба водителей грузовиков. На берегу было полно людей – столпотворение лиц и шума. Машины, забитые под завязку. Сюда приезжают целыми семьями – покупать и продавать. Такое ощущение, словно смотришь в калейдоскоп, разыскивая один единственный кристал. Вихрь цветов. Крики и шутки со всех углов, оклики торговцев, обращенные ко мне, когда я вел Тайных Райдеров сквозь эту толпу обратно к фургону.

Я пихался локтями, отталкивал в сторону каких-то людей, но для этого даже не требовалось особых усилий. С цветами Битла, дробовиком Тристана, клыками и рыком Карли, я полагаю, мы производили достойное впечатление. Толпа очистила нам путь – к тому месту, где был припаркован фургон.

Я направился к задней двери, готовый впустить внутрь всю команду, но на меня вдруг накатило это скверное ощущение: как будто там было что-то не так с номером фургона, или что-то не так с моими глазами. Я не понимал, в чем дело. Но что-то было не так. Я смотрел на номер, и цифры на нем мерцали. Словно они были живыми. Ни хрена не понятно.

И тут я просек.

Теневой коп!

Инфо-луч, направленный прямо на номер. Я оглянулся и увидел Шаку.

Что теперь, большой босс?

– Тайные Райдеры! – заорал я. – Уходим!

Я первым рванулся сквозь толпу, прочь от фургона, прокладывая дорогу. Люди орали на меня, но я не слушал – просто бежал. Твинкль и Карли – в двух шагах сзади, совсем-совсем рядом. И цвета Битла – тоже.

А где Тристан?

Не бери в голову.

Я не знал, куда бежать.

Я знал только, что солнце где-то сверкает на воде, там, за плотным заслоном пришвартованных лодок. Вот куда я и вел Райдеров, даже не знаю – почему.

В утреннем воздухе ревели сирены.

Сирены копов.

Десятки лодок стояли у пристани вдоль берега; лодки торговцев, которые собирались здесь каждое утро и толкали товар, просто, чтобы обеспечить себе необходимый прожиточный минимум. Здесь продавали еду прямо из лодок. И еще здесь продавали любовь, по ценам, значительно ниже рыночных; дешевые потаскушки и отъявленные хуесоски на палубе. И лодка цветов – целый плавучий сад.

Я высматривал пути для отхода, надеясь все-таки выбраться. Сирены копов ревели свою мелодию – самую нелюбимую музыку всех времен и народов.

Я уловил неровную тень, танцующую на краю моего поля зрения, и повернулся, чтобы посмотреть повнимательнее. Это был Шака, плывущий над рынком, и рядом с ним была Мердок с пистолетом в руке.

Чувак, похоже, в мою систему проникли Гадюки.

Они пробивались сквозь толпу, и взгляд Мердок был чистым и яростным; словно она стремилась к цели всей своей жизни.

– Ежик! – раздался возглас с одной из лодок. – Давай сюда! Угощайся!

Я повернулся к воде.

– Ежик, детка! Сюда!

Я искал этот голос, пронзительный голос в месиве лодок. А потом взгляд сам наткнулся на вывеску на топ-мачте: «Еда О»Джунипер. Шеф-повар Барни".

Я утремился туда, увлекая за собой всю команду. Повар Барни стоял на палубе и махал нам руками, приглашая на борт. Там же была молоденькая девочка, совсем ребенок; она уже отвязывала трос.

– Сюда, Ежик! Сюда!

Мы взобрались на лодку, раскачивающуюся на воде. Я был почти уверен, что никто из наших не отстал. Твинкль? Да. Карли с ней? Да. Мэнди? Да. Тристан?

Тристан? Ты здесь, дружище?

Похоже, что нет.

Похоже, что даже и не собирался.

Молоденькая девчонка обрезала трос.

– Подождите! – закричал я.

Но поздно.

И когда мы уже отчалили, я увидел, как Тристан вырвался из толпы с ружьем в руках, заряженным и готовым к бою.

– Тристан! – завопил я.

Чувак как будто меня и не слышал. Он не сводил глаз с полицейской. Он жаждал мести – расплаты за свою утрату.

Тристан разрядил дробовик.

Яркая вспышка в бледном утреннем свете.

Толкачи машин с воплями бросились, кто куда. Кипа домашней рухляди взорвалась на самодельном столе на подпорках, когда в него врезалась пуля. Мердок юркнула за семейный автомобиль с закрытым кузовом, спрятавшись от огня. Приближались другие копы. Тристан уже передергивал механизм ружья, готовясь выстрелить еще раз. Но поздно. Слишком поздно.

Я наблюдал за всем этим с безбрежной водной глади.

Да, поздно. Слишком поздно и слишком медленно. Для нас обоих.

Копы схватили Тристана и повалили его на землю, заломив ему руки за спину. Наша лодка была уже далеко от берега. А на берегу копы избивали Тристана ногами, дубинками и, вообще, всем, что попадалось под руку.

Я не мог ничего сделать – только смотреть.

Я отвернулся. Барни стоял на мостике, со штурвалом в руке, и держал курс по течению. Я изучал его скулы, наверное, больше минуты.

– Куда ты везешь нас, шеф-повар? – спросил я.

– Домой, – сказал он.

Домой? Да где же теперь этот дом?

И река была вскрытой веной под солнцем.

 

ИДЕАЛ БЫТИЯ

 

Глаза открылись на вспышку.

Цвета, очертания лиц... люди смеются.

Телевизор работал.

Я сидел в глубоком бархатном кресле, в углу маленькой гостиной. Телевизор был матово черным, с хромовым ободком. Находка для настоящего коллекционера.

Дети возились на ковре – вопили и веселились.

Собака виляла хвостом.

На экране возник Ноэль Эдмондс, с его всклокоченными волосами, и этой скуластой усмешкой. Он задавал вопросы какой-то счастливой семье. Каждый раз, когда они отвечали на вопрос неправильно, раздавался резкий свисток, и яркий красный указатель двигался ближе к символу проигрыша. Над семьей нависало гигантское ведро. От него исходил пар. Внизу, под ведром, огромными синими и красными буквами были выведены слова: «Бак с блевотиной Ноэля». Даже когда телевизионная семья отвечала на вопросы неправильно, они все равно смеялись. Трое детей на ковре и собака смеялись тоже. Собака смеялась, виляя хвостом. И я смеялся вместе с ними. Мой бог! Я не видел этой игры со времен моего детства. Что происходит?

Я пытался осмыслить все это. Эту комнату, этот дом, эти обои в цветочек, и людей, которые здесь собрались. Все это было мне хорошо знакомо; словно воспоминание. Словно я уже был здесь раньше.

Старшая из ребят была девочка-подросток. Ее звали Мэнди. Собаку звали Карли, и вторую девочку звали Твинкль. Я не знал имя самой молоденькой. И до меня вдруг дошло; они никогда раньше не видели этого шоу! Не видели совершенно безумных волос Ноэля, сигары Сэвилля, волшебства Дэниэлса.

Дверь в гостиную открылась, и в комнату вошел Барни. С ним была женщина. Она несла поднос с едой, а Барни – бутылку вина и стаканы. Волосы женщины были зелеными, изумрудно зелеными, и они достигали ее пятого позвонка; она возбудила во мне какие-то чувства, похожие на смутные воспоминания, как будто я знал ее раньше, и очень близко. А теперь напрочь забыл. Она поставила поднос передо мной, на маленький стеклянный кофейный столик. Мясо и рыба, тушеные овощи, свежие салаты, имбирные и чесночные приправы, фрукты и орехи, крошащиеся сыры, яблочный пирог со сладким коричным кремом.

– Проснулся, Ежик? – спросил Барни.

– Да. Я...

– Ты вообще отрубился. Вы все отрубились. Когда ты последний раз спал?

Когда я спал? Я не смог вспомнить.

– Сколько времени?

Ответила женщина:

– Полтретьего.

И тут я вскочил, резко выпрямившись, вырвавшись из мягких объятий кресла.

– Полтретьего?! Это дня или утра?

Женщина засмеялась.

– Дня, Скрибб, дня. Ты, кретин!

Это сказала старшая из детей на полу. Мэнди.

– Ты не хочешь поесть, Ежик? – спросил Барни.

Я хотел. Очень хотел. Я не помню, когда я в последний раз ел.

– Где Битл? – спросил я.

– Битл в спальне, – сказал Барни. – Это наш дом, а это моя жена... Люсинда.

Женщина улыбнулась. Ее рот был широким и сочным.

– А это наша дочка, Кристал, – сказал Барни, и самая младшая девочка на секунду оторвалась от экрана и повернулась ко мне, одарив меня улыбкой.

Я набросился на еду, заливаясь слюной. Я чувствовал, как пряный соус течет у меня по подбородку, и, полагаю, я выглядел, как подобие помойки. Но я был слишком голоден.

– Я не могу долго здесь оставаться, – пробормотал я с набитым ртом. – Я тороплюсь.

Какое-то масло стекало у меня по подбородку. Мне нужно добраться, добраться до Брид и Существа. Только это имело значение. Но я даже не знал, где сейчас нахожусь.

– Ты заснул в кресле, Ежик, – сказал Барни. – Мы не хотели тебя беспокоить.

– Это наш дом, – добавила Люсинда. – И ты у нас – самый желанный гость.

– Мы с тобой не встречались раньше? – спросил я ее.

– О, очень даже возможно.

Она опять улыбнулась. У нее было прекрасное, совершенное лицо. И у Барни тоже. И у ребенка. Они улыбались все вместе. Комната, где они жили, была оазисом, улеем комфорта. Картины на стене: полуобнаженная женщина бросает застенчивый взгляд, лошади, скачущие по волнам, лебеди, плывущие по рекам из золота, большеглазые щенки, жующие украденные тапочки. Комната была вся пропитана древними красками.

Семья в телевизоре в очередной раз ответила неправильно, и «Бак с блевотиной Ноэля» качнулся и медленно опрокинулся. Он облил их отбросами, но им это понравилось. Зрители в студии хлопали и смеялись. Дети на ковре – тоже.

И тут до меня вдруг дошло, что я тоже никогда раньше не видел этого шоу «в живую»; ни Ноэля, ни Сэвилля, ни Дэниэлса. Все это было значительно раньше меня – я тогда еще и не родился. Я просто видел повторы в записи. Так что же тут все-таки происходит? И что происходит конкретно со мной?

Дежа-Вирт. Наверняка.

Дежа-Вирт – так называется ощущение, которое иногда на тебя находит в Вирте, то же самое дежа-вю, только в Вирте. Но ты уверен, что это реально. Получается такой замкнутый круг – своего рода Призрачный Зов. Воспоминания из предыдущих трипов всплывают в перьевых грезах и выбрасывают их из фазы, как волны обратной связи.

Возможно, это и был ответ. Я сейчас в Вирте, и меня настигает Призрачный Зов.

– Это не передача, – сказал Барни. – Просто видеозапись.

– Это не реально! – заорал я. – Не реально!

– Ну да, – сказал он, будто гордился этим, а потом протянул руку, так, чтобы мне было видно, и второй рукой содрал кусок плоти, демонстрируя мне механизмы, скрытые под кожей.

– Вот, кто я есть, – сказал он.

Я тупо смотрел на комок мокрого пластика; нано-микробы пульсировали у него в венах, синтетические кости легко сгибались, когда он опускал и поднимал руку.

– Вот, кто я есть, – повторил он, на этот раз – медленнее, с проблеском печали, словно он что-то оставил в прошлом, оставил уже безвозвратно – что-то человеческое.

Робо! Барни был робо. Робоповар!

– Здесь внутри, – продолжил он, постучав себя пальцем по голове, – все лучшие рецепты всех лучших в истории поваров. Я – их хранилище.

Как будто в ответ на это, ребенок, Кристал, оторвала лоскут кожи у себя на затылке. С веселым смехом – как будто это была игра.

– Это Робовилль, Ежик, – сказал Барни. – Насколько я знаю, чистые называют его Городом Игрушек, правильно?

– Не давай Барни тебя напугать, – сказала Люсинда, но совет несколько запоздал.

Меня конкретно тошнило.

Робочеловек шагнул ко мне.

– Забавно, правда? – сказал он. – То, как чистые реагируют на робо. Судя по их реакции, мы вообще – грязь какая-то.

Об этом я ничего не знал, но одно я знал твердо: у меня не было времени там сидеть, мне надо было искать Тень и Существо.

– Как нам отсюда выбраться? – спросил я. – У нас еще есть одно дело.

– Я думаю, вам не надо сейчас никуда идти, – сказал Барни. – Битл очень плох.

– Он не такой уж и чистый, – сказала Люсинда.

Я так и не понял, о ком она говорит: обо мне или о Битле.

И тут я увидел себя в лодке на воде: смотрю на берег, с бесполезным пистолет в руке, смотрю, не в силах ничего сделать, как копы волокут Тристана к своей машине. И увозят в участок. Где они так его измудохают, что он вообще перестанет чувствовать что бы то ни было. Это был никакой не Вирт. Никакой не сон. Все это – реально, и слезы у меня в глазах – тоже реальны.

Мне бы в жизни поменьше Ваза, и хотя бы мазок клея. Может, тогда бы я смог прицепиться к кому-то. Крепко-накрепко, чтобы не оторвать.

Дети громко смеялись над неудачей телевизионной семьи, и я уже не понимал, что реально, а что нереально.

 

* * *

 

Цепи и наручники, разложенные вдоль стен спальни. Коллекция кнутов – вразброс в застекленном шкафчике.

Битл был привязан к кровати шестью крепкими веревками. Он лежал на спине, и цвета сочились из его кожи в лезвиях света. Казалось, уже половина его тела была теперь поражена живыми фракталами.

– Скриббл! Мой мальчик! – воскликнул он. – Рад тебя видеть живым и здоровым. Ты меня не развяжешь? А то хотелось бы прогуляться.

– Думаю, что не стоит.

Вирус уже подбирался к мозгу, так что он себя чувствовал супергероем.

– Это для твоего же блага, Би. Не хочу, чтобы ты прыгал с высотных зданий.

– Да! На меня это похоже. Блистающий Человек. Этот Барни действительно хорошо поработал. Слушай, а, может, он самый заправский фрик! Ты видел его жену, Скрибб?

– Видел.

– Вот сексуальная штучка! Помнишь?

– Что я должен помнить?

– Черт, детка, неужели ты все забыл? Как можно было забыть этот сон?! Может быть, ты весь засох? Я читал, так иногда бывает, когда ты не пользуешься этой штуковиной в полной мере.

– Ты знаешь, что происходит, Битл? – спросил я.

– Что происходит? Все происходит. Мир вокруг происходит. И я – главный игрок. И если ты не развяжешь веревки, Скриббл... я все равно взлечу, даже с ними. Я улетаю, детка! Ты просекаешь?

Да. Я все просекал.

– Я знаю финальный счет, малыш, – продолжил он, и его голос менялся, становился спокойным, серьезным. – Эта полицейская сука что-то в меня всадила. Я так думаю, что мне скоро пиздец. Но, черт, детка, мне так хорошо! Вот парадокс.

– Это все из-за этой херни, – сказал я, также спокойно. И его цвета вспыхнули ярким огнем, полыхнули мне прямо в лицо. Мои слезы были горячими. Они текли по щекам, испаряясь в ослепительном блеске.

– Я знаю, Скрибб. Но знаешь, что еще? Я чувствую, что обязательно выкарабкаюсь. Выкарабкаюсь и верну теневую девушку и инопланетянина. Я чувствую, что, когда все закончится, я стану сильнее. В огне. Ты понимаешь?

– Я скоро приду, Битл, – прошептал я. – Правда, скоро приду.

Он отрешенно кивнул, словно был где-то не здесь.

– Не потеряй Мэнди, – сказал он напоследок.

– Не потеряю.

Когда я сжал его руку, его пальцы были горячими. Его цвета сияли, перетекая в меня.

Но я все равно убирал руку, вбирая в себя этот жар.

Такое чувство, будто держишь в руке солнечный спектр.

 

* * *

 

Я смыл с себя грязь этих дней, вытерся насухо и долго-долго вглядывался в зеркало – в того человека, кем я стал за последнее время.

Я оттянул веко на левом глазу. Придвинулся ближе к зеркалу, прямо под свет лампы, и уставился себе прямо в глаза, ища разгадку.

– Нашел что-нибудь?

Мягкий медовый голос раздался за спиной. Я резко обернулся и едва не налетел на нее. Она была совсем рядом, и я снова почувствовал, как возвращаются воспоминания. Я пытался их задержать, объяснить... но у меня ничего не вышло. Я только сумел убедить себя, что это – воспоминания о том, чего не было.

– Мы тебе не нравимся? – спросила она.

– Ты мне нравишься, – я посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть ответный блеск холодного металла. Но вместо этого встретил пристальный человеческий взгляд.

– Я не робо, – сказала она. – Ты что, не понял?

– Я понял.

– Эта Твинкль – очаровательный ребенок. Может быть, тебе надо найти хорошую женщину и, наконец, остепениться. С ребенком. На самом деле, это не так уж и плохо – так жить.

– Что это за история с Барни? – спросил я.

– Он хороший человек.

– Я знаю.

– Он отрезал себе один палец, когда был молодым – случайно, когда чистил овощи. Кафе заплатило за пересадку, ему поставили какой-то нано-пластик. Парень подсел. Так бывает. Тебе пересаживают пластик, и тебе хочется больше. Мне так Барни сказал. Хочется больше силы. Потому что она такая, какая есть. Сила. Сила, чтобы жить дальше; чтобы стоять на своем. Разве ты никогда не чувствуешь, что проще сдаться или уступить, Скриббл?

– Чувствовую. Иногда.

– Тогда вживи в себя робо. И все это пройдет. Так они говорят.

– Я сейчас в Вирте? Да? – спросил я.

– Нет. Это реал.

– А тебе можно верить? Ощущения похожи на Вирт.

– Это из-за того, что во мне.

– И что именно?

– А ты не чувствуешь?

– У меня очень странное ощущение...

– Да?

– Как будто я знал тебя раньше.

– В каком смысле?

– Ну...это трудно вот так объяснить.

– Ты знаешь, что Барни мне изменяет?

– Неужели?

– Это нормально. Я тоже ему изменяю.

– И ты?

Я отстранился от нее.

– У него задвиг на теневых девушек. Может быть, потому что он робо. Он любит эту текучую мягкость – против его твердости. Мягкий дым, твердый пластик. Получается хорошо. И, разумеется, теневые девушки его тоже любят. Только робо или пес может сделать счастливой теневую девушку.

Я подумал о Бриджит и о Битле. И вспомнил, как видел Бриджит, как она танцевала с каким-то мужчиной в «Сливи Тув». Кто это был, интересно?

– Ты нашел что-нибудь? – спросила она.

– Что?

– У себя в глазах.

– Нет. Ничего.

– Дай-ка я посмотрю, – сказала она и шагнула ко мне, слишком близко. Она протянула руку и погладила меня по лицу. Люсинда смотрела мне прямо в глаза. А это значит, что мне тоже пришлось смотреть ей прямо в глаза. Они были зеленые, словно яблоки в залитой солнцем оранжерее, какие-то отстраненные. Для меня это был перебор.

– Да не трясись ты. Дай мне посмотреть, – настаивала она.

Люсинда смотрела мне в глаза, а у меня уже встало, причем встало конкретно. Но то, что я видел в ее глазах, было в десять раз хуже.

– Нет. Ничего, – сказала она. – У тебя голубые глаза, красивые голубые глаза. Как летний день, но без намека на солнце. Это странно. Я могла бы поклясться...

– Что во мне есть Вирт?

– Да. По ощущениям вроде бы правильно, но без желтого.

– Зато желтое есть у тебя в глазах.

Я разглядел среди зелени эти крошечные пятнышки. Они вспыхивали, как осколки золота.

– Ты уже был здесь раньше, да? – спросила она.

– Я не знаю, я не могу это объяснить.

– Давай я тебе кое-что покажу.

– Люсинда...

– Что-то не так, малыш?

– Я...

– Что?

– Я не должен этого делать...

Я должен искать Брид и Существо. И Дездемону...

Люсинда взяла меня за руки и ласково повела куда-то.

 

* * *

 

Задняя спальня была вся задрапирована в пурпур. Кровать в виде каменной плиты и статуя Девы Марии. Из глаз Марии сочилась кровь, стекая по белому алебастру щек.

У меня голова пошла кругом, и мне стало весьма затруднительно адекватно воспринимать окружающую обстановку.

– Я в Вирте! – пробормотал я. – Я знаю, что в Вирте!

– Нет, – сказала Люсинда. – Ты просто думаешь, что ты в Вирте.

– Но это же Католическая Ебля? Вирт Интерактивной Мадонны?

– Да, все правильно. Неужели ты раньше не понял? Ты же видел гостиную.

– Это было в начале девяностых, да?

– Да.

– Капкан Ностальгии?

– Ну, наконец-то, ты въехал. И комната, где спит Битл? С путами и кнутами?

– Это, должно быть, Госпожа Извравирта. Я все это пробовал!

– Смотри внимательно.

И тут я начал врубаться. У меня вдруг возникло стойкое ощущение, что меня дурачат. Я повнимательнее пригляделся к спальне Католической Ебли. Кровь больше не выглядела реальной. Я обмакнул в нее пальцы, понюхал...

– Это краска?

Люсинда засмеялась.

– Барни сам оформлял эти комнаты. Они – точные копии перьев-бестселлеров. Это забавно, да? И Барни, мне кажется, оторвался на этом по полной программе.

– Он что, не может употреблять Вирт?

– Ну, да. Барни совершенно безперьевой.

– Я так и думал. Этот взгляд...

– Знаешь, это не так уж и плохо. То, что он не потребляет Вирт... он поэтому такой настоящий. Реальный. И такой сильный. В таком, старомодном смысле. Так что вовсе не удивительно, что теневые девушки любят его в постели. Я вот тоже его люблю. И эти комнаты... ну, здесь он славно кончает.

Но я вспомнил взгляд Барни... печаль у него в глазах... это ощущение оторванности от сна. Но не в том смысле, в котором я это понимал. Ему нравилась эта оторванность. Сон был слабым, а Барни – сильным. Теперь мне действительно стало понятно: Барни – безперьевой. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыться от этих воспоминаний.

– У тебя в глазах – Вирт, Люсинда. Кто ты?

– Я – звезда. Да, во мне – Вирт. Я соединяю явь со сном. Там меня называют Синдерс.

Синдерс О"Джунипер.

Теперь я увидел себя в ее объятиях. Мы с ней столько раз занимались любовью в перьях – в бесчисленных мягких и розовых Порновиртах.

– Я – Вирт-актриса, – сказала она. – Это моя работа.

Почему-то мне было больно видеть ее в реале.

– Я знаю, в тебе тоже есть Вирт, – сказала она. – Несмотря на голубые глаза. Возможно, ты еще не готов. Я почувствовала это сразу, с первого взгляда. И чувствую это сейчас.

– А как ты это поняла?

– Потому что я вся горю.

Я не знал, куда деть глаза.

 

КАРМАХАНИКА

 

Синдерс свела меня вниз, по тропинкам – к каналу, за ворота Города Игрушек, туда, где работают и отдыхают автомеханики и каучуковые производители. Был ранний вечер; мир был полуосвещен, и на дороге не было никого – только мы двое.

Мы шли по узкому, вымощенному булыжником проходу между каналом и железнодорожным мостом. Мост был оснащен рядом закрытых арок, и хорошо защищенных от ночных воров. И вода в канале была цвета плохого Виртового сна, ну, знаете... когда все чувства обращаются в грязь, и ты не можешь пробиться наружу.

Синдерс была спокойной и отрешенной. Она шла в двух шагах впереди, указывая дорогу, и все ее тело было – восторг и секс-грезы. Это была изумительная любовница из моих постельных фантазий, с которой мы столько раз были вместе, и я шел за ней, как собака. Безвольный, покорный и полностью беззащитный.

Вам знакомо это чувство?

– Почти пришли, Скриббл, – сказала Синдерс. – Ты уже чувствуешь?

Да, я уже чувствовал.

– Мне как-то тревожно, Синдерс.

– Не беспокойся, Скриббл, здесь не водятся змеи.

Она набрала код на двери в одну из арок.

– Ты уверена?

– Да, я уверена.

Я прочел вывеску на двери.

Кармаханика.

Снаружи были припаркованы две старые машины и древний фургон для развозки мороженого.

– Почему? – спросил я, дрожа.

– Мы отловили всех этих гадов давным-давно.

Дверь распахнулась со скрипом, и Синдерс скользнула внутрь. Я последовал за ней в темную красную комнату. Над головой – крыша сводчатого прохода, камни скользкие от сырости. Дым клубился в тесном пространстве, вызывая видения.

Икарус Уинг сидел за микшерным дымовым пультом.

– Ты снова привел собаку? – спросил он.

– Нет, на этот раз – нет, – сказал я.

– А этого мудака?

Он имел в виду Битла.

– Я сегодня один, – сказал я.

– Тогда проходи. Добро пожаловать.

– Вы уже встречались? – спросила Синдерс.

– Встречались – еще мягко сказано, этот парень по-настоящему мне угрожал, – отозвался Икарус. – Но теперь все в порядке. Без обид.

Я уловил в тенях сухие отблески фиолетового и зеленого. И шуршание кожи – кожа по коже, кожа по земле и стеклу; гады, ползущие в ночи. Плохие сны.

Я весь вспотел, отчаянно борясь со страхом. Вдоль одной стены арки стоял тройной ряд старых стеклянных банок для рыбной ловли, и в каждой лежали змеи – либо по одной, либо целый клубок.

– Не бойся, Скриббл, – сказала Синдерс. – Это твои друзья.

– Я не уверен, – пробормотал я, заикаясь.

– У Вирт-мальчика душа в жопу ушла от страха, – засмеялся Икарус.

– Ты продал мне плохой Вирт, Икарус.

– В смысле?

– То перо Вуду было пиратской копией. Просто дешевый сон.

– Эй, да откуда я-то мог знать? Я просто покупаю продукт, ты понимаешь? А ты кидаешься на меня, угрожаешь одной из моих лучших змей своим бешеным рободогом с оскаленной пастью. Чего ты хочел? У меня даже не было времени попробовать этот новый продукт. Так что не парь мне мозги.

– Икарус редактирует утренние закупки, – сказала Синдерс. – Хочешь посмотреть?

Нет. Больше всего я сейчас хочу оказаться за тысячу миль отсюда.

Проход в арку был заставлен стеллажами с серебряными перьями, а использованные кремовые валялись на полу. Сок грезы клубился в пластах цветов; голубой, потом черный, потом серебряный. И в бездне черного потолка несколько комков золотого мерцали на мокрых камнях.

Желтый дым! Очень редкий и драгоценный туман.

– Сегодня мы очень неплохо затарились, – сказал Икарус, микшируя дым. – Классный продукт. Мы называем его Похотливой Сукой. Это совсем близко к краю. Жестче уже ничего не достанешь в Виртураме. Иди посмотри.

Все что угодно, только не эти кошмарные твари. Я погрузился лицом в туман Вирта. Я чувствовал, как он ласкает меня, а потом все исчезло, и я оказался совсем в другом месте, я шагал на своих кривых лапах туда, где Синдерс ждала меня на четвереньках. Ее волосы были темны от пота, приоткрытые губы влажно блестели. У меня было обильное слюнотечение. И мощный стояк. Я чувствовал блох, скачущих у меня в шерсти, но не обращал на них никакого внимания. Я хотел только ебаться. Ее задница была поднята как раз так, как надо, и я вставил ей, куда нужно, закусив губы, когда рванулся вперед, мои передние лапы – у нее на плечах, мои задние лапы скользят по линолеуму, пытаясь найти опору. Я словно утонул в нежности, в ночи, в каком-то горячем мясном обеде. Аууууууууу!!!!!! Я выл, и женщина дергалась подо мной и стонала. Ауууууу!!!!!! Хорошая ебля! Аууууууууууу!!!!!!!!!!!

И тут меня выдернуло обратно в реальность, меня трясло от отвращения к себе, трясло от звериной похоти... и Синдерс смеялась надо мной в темном сводчатом проходе. Я увидел Икаруса с плотницким молотком в руках. Зловоние змеиной травы расплывалось в воздухе. Он открыл одну из клеток.

– Тут есть одно вещество, которое следует удалить. Иначе мы можем сказать «прощай» всеобщему оргазму.

Но я не слушал его. Комнату заволокло дымом, и туман снов забил мне рот, вталкивая в меня Вирт. Мне нужен был воздух, чистый воздух, и когда змея оказалась снаружи, пойманная заклятьем змеиной травы Икаруса, я уже боролся с дверью, пытаясь открыть задвижку, ломясь куда-то, неважно – куда, куда угодно, лишь бы на открытое пространство! Я уловил кнутообразное мелькание змеи, когда она хлестала своим гибким телом по человеческой плоти. У меня стояло так, что позавидовал бы даже Зевс! Я распахнул дверь и почувствовал, как на меня обрушилась ночь – влажная и горячая.

 

* * *

 

Минут через пять под дождем чувства смягчились. Я стоял на берегу канала, глотая воздух, наблюдая за тем, как вода бесцельно бьется о камни. Был прилив, сладкий и зловонный одновременно. Обломки качались на волнах, особенно никуда не стремясь. Один кусок выглядел очень похоже на человеческое предплечье.

Я видел противоположный берег, где мы потеряли Тристана, отдав его на растерзание врагу. Огни слабо переливались на том берегу – там были люди, другие люди, которые вели нормальную жизнь. Мне нужно было как следует вставиться, и я полез в карман за упаковкой Напалма, и пальцы коснулись мягкого оперения.

Я достал из кармана перо и подставил его под лунный свет. Оно было серебряным – все целиком. Я думаю, что луне стало немного завидно, потому что она поспешила укрыть лицо за разорванным облаком. Я подумал о Коте Игруне.

Как он это назвал?

Серебряное оперение весело искрилось.

Генерал Нюхач.

Просто сделай это.

Просто сделай. Прими его. В рот. Получи самое свежее сообщение. Загляни в гости. Пройди еще чуть вперед по тропе в неизвестность. Просто сделай это. Выясни, что еще должен сказать тебе Кот.

Я вставил перо в рот, между запекшихся губ, под луной, у воды, на краю Города Игрушек, и тут у меня за спиной раздался голос Люсинды.

– Неужели я тебя не удовлетворила? – сказала она.

Я вынул перо изо рта.

– Как оно называется? – спросила она.

– Генерал Нюхач.

– Это значительно выше обычного уровня, мальчик. Ты уверен, что выдержишь?

Я не ответил.

– Ты когда-нибудь употреблял Сосуна, Скриббл?

– Что это?

– Сосущие перья. С их помощью делают Вирты. Они работают, как обычные перья, только в обратную сторону. Вместо того, чтобы давать нам сны, они крадут наши сны. Потом меня запускают внутрь – меня или кого-то еще из неудачниц. Любого, в ком есть хоть немного Вирта, чтобы придать снам реальность. Они микшируют меня в снах, Скриббл. Я, кстати, одна из лучших. Жизнь невеселая, да, но зато платят пристойно. Может быть, сам соберешься попробовать.

– Вряд ли.

– А мне кажется, у тебя должно получиться.

– Нет, только не я.

Я отвергал все.

– Я, наверное, тебя обломала, в этом Догвирте? – спр<

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...