 |
Послужной список «демократических» правительств
|
|
|
|
Если образно сравнивать системы правления в Индии и Пакистане после раздела, то демократию в Индии можно было бы назвать дочерью, а в Пакистане - падчерицей. А если подходить к этому явлению с научно-аналитическими мерками, то демократии в Пакистане вообще не было, и если мы все же употребляем это слово по отношению к Пакистану, то с обязательным добавлением определения «номинальная». Период после Зия уль-Хака дает прекрасную иллюстрацию этого феномена.
Беназир Бхутто и Наваз Шариф, дважды сменявшие друг друга на посту премьер-министра страны, несмотря на многочисленные заявления о намерениях самым решительным образом искоренить коррупцию, ничего не сделали, чтобы избавить страну от этого зла. Напротив, их имена сегодня ассоциируются со злоупотреблениями, говорящими о прямо-таки раблеанских аппетитах по части присвоения государственных средств. В печати мы находим данные, согласно которым семейство Бхутто (Беназир и ее муж Асиф Зардари) присвоило 1,5 млрд. долларов, а Наваз Шариф – 1 млрд.6
Но дело не только в коррупции. Не было сделано ничего, чтобы укрепить демократические институты и создать хоть какие-то предпосылки для того, чтобы воспрепятствовать новому захвату власти военными. Скорее злоупотребления, совершенные обоими режимами, несмотря на искусственную атмосферу и присутствующий в заявлениях руководства пафос демократии шаг за шагом прокладывали путь к власти наиболее амбициозным военачальникам. Чтобы убедиться в этом, рассмотрим несколько более внимательно последний период правления Наваза Шарифа. Не секрет, что первым и формально наиболее важным мерилом демократии является разделение властей - исполнительной, законодательной и судебной. Смысл этого разделения состоит в том, чтобы ни одна из этих ветвей власти не подмяла бы под себя функции другой и не сосредоточила бы в своих руках не предусмотренные законом полномочия. Баланс сил - вот гарантия гармонии в верхнем эшелоне власти. Наваз Шариф был человеком, который, не колеблясь, нарушил этот баланс сил в угоду личным, корыстным интересам.
|
|
|
Исполнительная власть считается сильной, когда ее осуществляет спаянная команда единомышленников, каждый представитель которой хорошо знает, что и как надо делать. Эта ответственная работа предполагает и принятие (делегирование) решений в рамках соответствующих компетенций. Если же член кабинета министров не уверен в том, получит ли то или иное направление его работы одобрение премьера, то, как правило, он уклоняется от принятия каких-либо решений, т.к. боится вызвать неудовольствие сверху и потому предпочитает реальной деятельности симуляцию рабочего процесса. Именно так случилось во время последнего правления Наваза Шарифа. Реально делами в правительстве занимались два-три человека, включая его самого. Плюс его родной брат, главный министр Пенджаба Шахбаз Шариф, представлявший интересы премьера на важных переговорах за рубежом. Остальным он либо не доверял, либо считал их посредственностями, не способными выполнять ответственные поручения. При нормальном течении событий организационные и прочие аномалии может подправить законодательная власть, которая осуществляет контроль за деятельностью правительства. Но Наваз Шариф за какие-то месяц-другой превратил законодательную и судебную власти в исполнителей своих капризов.
Таким образом, и без того несовершенная демократическая структура правления в мгновение ока превратилась в карикатуру. В руках премьер-министра были сосредоточены все мыслимые полномочия. В этом смысле он мало чем отличался от своего кумира, диктатора Зия уль-Хака, правда с одной существенной разницей. Генерал худо-бедно контролировал ситуацию в стране, а у Наваза Шарифа при всех его безграничных полномочиях все валилось из рук. В Синде беспорядки коснулись всех сфер жизни провинции, и уже без помощи армии устранить их было невозможно. Немногим лучше было положение и в других провинциях.
|
|
|
Деловая империя семейства Шарифов разрасталась настолько неуемными темпами, была окутана таким количеством мелких и крупных скандалов и даже установленных фактов, свидетельствовавших о грандиозной коррупции, что ропот, возникший среди определенной категории пакистанских и зарубежных бизнесменов, быстро перерастал в раскаты грома и грозил вот-вот разразиться крупной бурей. Среди пакистанской общественности, во всяком случае, среди ее значительной части идея возврата военной диктатуры больше не вызывала особой аллергии. Когда 12 октября 1999 г. диктатура нагрянула, многие встретили ее с распростертыми объятиями. Но через год эйфория закончилась. Восстановление законности и порядка оказалось более сложной задачей, чем захват власти. А наведение порядка в экономике – и вовсе непосильной. Но оставим на время проблемы армии и П.Мушаррафа: в конце концов год с небольшим - недостаточный срок, чтобы делать окончательные выводы и давать оценки. Посмотрим на то, что за страна сегодняшний Пакистан и как в ней живется людям.
За полвека существования Пакистан, как и другие, в том числе соседние страны, переболел своей порцией идей-фикс, псевдонаучных концепций, которые, по мысли их авторов, должны были ускорить наступление эры процветания и всеобщего благоденствия. У одних планов переустройства «жизнь» была короткой и принесла минимум неприятностей для пакистанцев, другие оказались, ко всеобщему сожалению, более живучими.
Теория двух наций
К числу таких идей-фикс можно отнести так называемую теорию двух наций. Теория исходит из постулата, что индусы и мусульмане - две различные нации со своими религиями, традициями и обычаями, что они должны жить каждая в своем государстве в соответствии с требованиями тех совершенно различных цивилизаций, к которым каждая нация принадлежит. Может возникнуть впечатление, что теория эта как таковая, может быть, и не апофеоз человеческого разума, но на практике довольно безвредная. Впечатление глубоко ошибочное.
|
|
|
Если вспомнить все перипетии раздела в 1947 г. с перемещением миллионов людей из Индии в Пакистан и в обратном направлении, гибелью от 100 до 300 тысяч человек в результате случайных и планировавшихся стычек индусов и мусульман в ходе этого раздела, то небезвредность идеи станет очевидной. Волосы встают дыбом, когда читаешь воспоминания очевидцев о том, как все это было. Изощренность человеконенавистнических методов истребления невинных людей только за то, что они принадлежат к другой религии, вызывают ужас и отвращение. Горькая память об этом запечатлелась не только в умах и сердцах смертных, но и в анналах истории. Справедливости ради надо отметить, что жестокость и беспричинную ненависть демонстрировали все - и индусы, и сикхи, и мусульмане.
Теперь самое время сделать важную оговорку. Отец пакистанской нации М.А.Джинна, творец теории двух наций, с самого начала не считал свою концепцию теорией, т.е. совокупностью идей, дающих целостное представление о взаимоотношениях и важности самосознания религий. Как либеральный демократ и гуманист он был далек от того, чтобы добиваться создания государства мусульман методами средневековых халифатов. То, что произошло на практике, так же болезненно было воспринято им, как и непосредственными участниками трагедии. Для Джинны теория двух наций была чисто тактическим приемом, преследовавшим одну-единственную цель – создание самостоятельного государства южноазиатских мусульман. Что касалось его личных представлений, то по достижении этой цели теория двух наций теряла силу. Он ни в коей мере не считал еедолгосрочной основой государственного строительства.
Другое дело улемы, вернее те из них, кто главным делом своей жизни считал создание на территории Пакистана «истинно исламского государства». Что для них, как не теория отторжения от индусов, могло быть более пропагандистски ценным? Что, как не она должна была стать основой идеологии, изображавшей соседа-врага чудовищем, повинным не только в прошлых трагедиях, но и будущих несчастьях? Сколько для этого слезных историй о несправедливости со стороны индусов в отношении беззащитных мусульман было опубликовано. Сколько впечатляющих историй и цифр о материальных потерях последних в результате переезда из Индии в Пакистан было пущено в пропагандистский оборот. Посмотрим, что на эту тему говорит известный литератор, историк и уважаемый в Пакистане человек К.К.Азиз:
|
|
|
«… Девять из десяти мусульман-беженцев, прибывших сюда (в Пакистан - О.П.), рассказывали нам сказки о тех богатствах, которые они вынуждены были бросить в Индии - дома, земли, процветающий бизнес. Все это были выдумки, не соответствующие действительности. В одной компании с ними оказались и местные мусульмане, которые, по всей видимости, никогда и не бывали в Индии, но которые тоже хотели получить свою долю при дележе собственности. Я помню, что во всем Анаркали (огромный рынок в Лахоре - О.П.) было всего две мусульманские лавки, а на всем протяжении Мелла (главная, в том числе и торговая улица Лахора -О.П.) – не более десяти мусульманских магазинов. Каждый второй оставленный дом был полностью обставлен. Было несколько случаев, когда местные жители, какое-то время пожив в домах, полученных по распределению, потом продавали их и получали новые. Я думаю, что как раз с этого началась в Пакистане коррупция в особо крупных размерах. Одновременно наблюдались и такие явления, как моментальные повышения в административном аппарате и армии в связи с освобождением вакансий. Люди перепрыгивали через несколько служебных ступенек и становились крупными деятелями. Это тот путь, который мы проделали с 1947 г. по сегодняшний день и который, я думаю, еще не закончен...»8
«Исламская демократия»
После смерти М.А.Джинны в кругу некоторых его последователей время от времени возникала и приобретала немалую силу идея «исламской демократии». Это было обусловлено тем, что среди людей, воспитанных в исламских культурных традициях, общепринятое в буржуазном обществе понятие демократии воспринималось как декларативное и лишенное практического смысла. (Точно так же воспринималось ими и понятие «социалистической демократии», при которой демократические права и свободы якобы не только провозглашаются, но и гарантируются государством и распространяются не на отдельных представителей общества, а на все общество).
Либеральные демократы во главе с М.А.Джинной не отвергали с порога идею «исламской демократии». При этом они подчеркивали: парламентская система должна стать ключевой опорой государства Пакистан. Поскольку каких-либо ясных предписаний насчет содержания исламской конституции в Коране и Сунне нет, а известные точки зрения исламских юристов, факихов на этот счет безнадежно устарели, конституцию нового государства следует составлять с учетом исламских традиций, моральных ценностей и веры граждан. Короче, следует совмещать лучшее в исламе с демократическими принципами и современной конституционной теорией с тем, чтобы получить «исламскую демократию». Тезис о совмещении ислама с современностью дал в руки исламистов ценный козырь, пользуясь которым они торпедировали все попытки либеральных демократов дать стране современную, передовую конституцию. В итоге действующая ныне конституция Пакистана была принята только в 1973 г.
|
|
|
Сторонники «исламской демократии» и сегодня утверждают, что ислам - это особая идеология, образ жизни, система ценностей, которая соединяет преимущества западной и социалистической моделей демократии, избегая их недостатков. Это, по их мнению, некий средний путь, который устраняет возможность конфликта, столкновения разнонаправленных идеологий.
Конкретизируя эту концепцию, маулана Маудуди, создатель южноазиатского исламского фундаментализма называет ее «теодемократией». Это – как подчеркивали в свое время идеологи «Джамаате ислами», партии Маудуди, – и есть «исламская демократия» в самом совершенном ее проявлении. Напомним, что конституционная концепция Маудуди была ориентирована на воссоздание исламского государства времен Мухаммеда. В соответствии с ней суверенитетом обладает один лишь Всевышний, и смертные никак не могут претендовать на право суверенного законотворчества. Они - всего лишь вице-регенты со строго ограниченными полномочиями в законодательных делах. Из чего следует, что особой нужды в законотворчестве силами простых смертных, а следовательно, и парламентом - нет. Божественное откровение, нашедшее отражение в Коране, - это и есть свод главных законов, дарованных мусульманам Всевышним. Парламент, конечно, может принимать законы, но это всего лишь интерпретация верховной воли, реализация права законодателей на иджтихад, самостоятельное, но основанное на принципах писания суждение, не более. До тех пор, пока эта версия будет иметь право на существование, говорить о демократии (предполагающей участие народа, «демоса» в государственной политике в качестве субъекта этой политики) будет не более, чем благим пожеланием.
Это лишний раз показало, что любые попытки «осовременить» ислам, по-иному интерпретировать его основополагающие принципы, сделать их более привлекательными порождают конфликтные ситуации.
«Исламский социализм»
Эта эгалитарно звучащая концепция автоматически привлекает к себе внимание всех, кто считает, что люди от природы равны и имеют одинаковые шансы на счастливую жизнь. Однако тут же выясняется, что отдельные идеологи ислама понимают его не как систему, нацеленную на благосостояние всех членов общества независимо от их принадлежности к той или иной конфессии, а как социализм для мусульман. А если так, то где разница, скажем, с национал-социализмом (фашизмом)?
Что это может означать на практике, показывает судьба уже знакомой нам секты ахмадийя, которая во время правления З.А.Бхутто была законодательно объявлена немусульманской. Решение Национального собрания на этот счет в 1974 г. практически совпало с объявлением «исламского социализма» доктриной, пользовавшейся статусом официальной. Реформы З.А.Бхутто, продиктованные его стремлением к «исламскому социализму», поначалу были с восторгом восприняты частью среднего класса, терпящей материальные лишения. Однако они быстро охладели к этой идее, когда убедились, что ислама в этой концепции нет совсем, а предлагаемый им социализм был настолько непривлекателен, что кроме добавочных тягот не давал им ничего. Идеология «Джамаате ислами», ее программа выглядели в их глазах гораздо более обещающими. С этого времени собственно и началось падение политического рейтинга Бхутто и возглавляемого им режима.
В 1984 г. Зия уль-Хак издал Указ XX, запрещающий ахмадийцам называть себя мусульманами и пользоваться исламской терминологией и ритуалами. Каждое из этих решений стоило страданий, лишений и даже жизни тысячам ахмадийцев. Время Бхутто и Зия уль-Хака давно закончилось, а проблемы ахмадийцев становятся все более острыми. Только ширма, которой прикрываются репрессии, меняется. Теперь - это Закон о богохульстве (предусматривающий, кстати, смертную казнь за наиболее «тяжкие» преступления) и Закон об антитеррористической деятельности.
Начиная с 1985 г. только международными организациями (включая ООН) было принято восемь документов, обличающих официальные власти Пакистана в настоящем геноциде против ахмадийцев. «Ахмадийская мусульманская ассоциация» в Великобритании опубликовала недавно меморандум для ооновской Комиссии по правам человека. Мы видим в нем убедительные факты преследований ахмадийцев в сегодняшнем Пакистане9.
Дополнением к этим примерам могут служить сообщения уважаемого и хорошо известного журналиста Ирфана Хусейна, который писал 25 ноября, что не далее как 30 октября 2000 года суннитские фанатики застрелили 5 и ранили 12 ахмадийцев в деревне под Сиалкотом. Десятью днями позже были убиты еще 5 ахмадийцев в деревне Тахт-Хазари недалеко от Саргодхи. Как водится в таких случаях, никаких арестов произведено не было10.
До раздела Индии в 1947 г. центром ахмадийской общины была деревня Кадиан в индийском Пенджабе, место, где в XIX в. родился основатель общины Мирза Гулам Ахмад. После раздела центр секты был перенесен в городок Рабва в пакистанской части Пенджаба. Здесь до 1983 г. проходили ежегодные конференции ахмадийцев. Проходили тихо и мирно, без каких-либо эксцессов или сенсаций. Тем не менее в 1984 г. эти конференции были запрещены на том основании, что они якобы представляли собой угрозу спокойствию и правопорядку. Одновременно наиболее фанатичным противникам ахмадийцев разрешили шествия, митинги и конференции все в том же г. Рабва. Разрешили, разумеется, негласно. Чтобы представить, что говорится на таких сборищах, послушаем выступающих на одном из них, состоявшемся 7 и 8 октября 2000 года.
Белуджский мулла Ашраф Али: афганские талибы и пакистанские клерики - не террористы. Подобно Афганистану Пакистан скоро будет иметь исламское правительство талибов.
Политик Кари Аджмал в предложенной (и принятой) резолюции: сенаторы, которые выступают против шариатского законопроекта (предложенного еще правительством Наваза Шарифа, имеющего целью вместо конституции объявить верховным законом страны шариат и отклоненного высшей палатой парламента - О.П.), должны быть приговорены к смертной казни.
Маулана Юсаф Лудхианви: Национальная ассамблея не должна была ограничиваться лишь объявлением ахмадийцев немусульманами. Она должна была удовлетворить требования улемов объявить их вероотступниками и приговорить к смертной казни.
Маулана Абдул Рахим: ахмадийцы не просто вероотступники, но зиндики (атеисты, еретики). Вероотступники имеют право на три дня, чтобы отказаться от своих убеждений. Зиндики же должны быть казнены немедленно.
Мулла Сайфулла: если исламское правительство Пакистана окажет нам поддержку, мы немедленно убьем всех евреев и христиан11.
Вот такие «милые» люди выступают сегодня от имени мусульман Пакистана не только в г. Рабва, но повсюду, где устраиваются какие-либо религиозные сборища. И, что характерно, мероприятия, на которых произносятся такие речи, скрыты под благозвучными лозунгами «единства всех мусульман», «предотвращения сектантской розни», против «происков антиисламских сил» и пр.
|
|
|
