Единственное обстоятельство

Офицер штатского покроя

Повесть в рассказах

Санкт-Петербург

 

84. Р7

Ш 97

 

«Офицер штатского покроя» – название книги говорит само за себя: её герой не получил полноценного военного образования, но призван после окончания технического института отслужить два года в армии офицером-артиллеристом. Тема службы офицеров-двухгодичников до сих пор в нашей литературе не отражена, она тем более интересна, что описанные факты и события происходили в семидесятые годы, ставшие теперь уже историей.

С увлечением читая книгу, от рассказа к рассказу узнавая живые подробности мирных армейских будней, успеваешь проникнуться симпатией к её герою, честному, сильному, смелому, но такому порой «неудобному» лейтенанту.

Писатель Юрий Алексеевич Шутов, член Союза писателей России, автор около десяти книг, работает в жанре прозы и поэзии. В 2005 году вышла книга рассказов «Десятка», в 2007 году – повесть о детстве «Поморское сияние». Повесть в рассказах «Офицер штатского покроя» – новая грань в творчестве писателя.

 

 

Редактор И.А. Сергеева

Художник Ю.А. Прохорова

Обложка С.Ю. Бовичев

ИСБНС Шутов Ю.А. 2008

С Прохорова Ю.А., рисунки, 2008

С Бовичев С.Ю., обложка, 2008

Пятый курс

 

 

Четвертого августа лейтенант запаса Виктор Сердитов получил повестку из военкомата и расстроился – повестка пришла не вовремя. Недавно его назначили заместителем начальника цеха и в сентябре твёрдо обещали дать собственную комнату. Призыв на службу разом лишал всех перспектив. Однако, поразмыслив, Виктор успокоился. Служить всё равно придётся. Так лучше исполнить долг раньше, и, как любил говаривать его отец, тоже артиллерист: «Отстреляться и забыть!». На заводе он себя хорошо зарекомендовал, и, вернувшись из армии, легко восстановит утраченные позиции. С оптимистичным настроением он уволился с завода и отбыл к месту прохождения службы в один из районных городков Ленинградской области.

 

В артиллерийский полк, куда получил назначение Сердитов, он добрался к вечеру. В штабе, кроме капитана, дежурного по части, других офицеров не было.

– Опоздали, лейтенант. Придётся потерпеть до утра.

– Потерплю, не жмёт. Ночевать – на вокзале?

– Ночевать – в казарме, что слева от штаба. Обратитесь к дневальному, он покажет, где «выводить пузырек уровня на середину». Кстати, там уже есть один ваш коллега – двухгодичник.

– Тогда последний вопрос, товарищ капитан: где у вас ближайшая точка общепита?

– Ближайший пункт приёма пищи – солдатская столовая, – улыбнулся дежурный бойкому лейтенанту в штатском. – Размещайтесь, а я распоряжусь, чтобы вас покормили. Так что, товарищ студент, – действуйте.

– Инженер! – поправил его Сердитов. – Причём, производственник. Разница, надеюсь, вам понятна?

– Инженер, так инженер, – согласился капитан.

Итак, время службы пошло, и сделан первый шаг по кольцевой дороге к гражданской жизни. Впереди неизвестность армейского бытия, но унывать нет причин.

Дневальный проводил на второй этаж к крайней двери в конце длинного коридора, украшенной табличкой «Канцелярия 1-ой батареи». За дверью – небольшая комната с тремя солдатскими койками, тумбочками и табуретами, квадратным столом, платяным шкафом. На левой койке у окна – некто в домашней пижаме и с книгой в руках.

Сердитов присел на койку напротив.

– Привет, коллега!

Пышнотелый, среднего роста юноша спустил ноги на пол. Тёмные волосы – ёжиком. Лицо – по-детски круглое, с румянцем. Взгляд карих глаз наивен и пуглив. Не боец!

– Извините, зачитался! – захлопал пушистыми ресницами «не боец».

– Я – Виктор, или лейтенант Сердитов.

– А я – Лёва, – юноша протянул пухлую ладошку и хихикнул, – или, если по-военному, лейтенант Баскин.

Ручка Баскина была мягкой, слабой и провоцировала на крепкое рукопожатие.

– Давно тут, Лёва? Командиру представлялся?

Лёва охнул, мученически скривился от боли, судорожно выдернул ладошку и съёжился.

– С трех часов дня. Командир уже назначил меня в первую батарею командиром второго огневого взвода, но оформляться велел завтра.

– Откуда прибыл?

– Из Ленинграда. В июне я окончил исторический факультет ЛГУ, готовился поступать в аспирантуру, и нате вам – «забрили»! – тяжело вздохнул Лёва.

– Вернее, взъёжили, – усмехнулся Виктор. – И, вижу, ты не рад.

– Конечно! Но мой папа, профессор, сказал мне: «Иди, Лёва, служи. Пока я жив, аспирантура от тебя никуда не денется». А вы откуда?

– Я с «Электросилы». Не интеллигент.

– Это я уже почувствовал, – Баскин демонстративно потёр придавленную кисть. – Вы не знаете, когда открывается столовая? Кушать очень хочется.

– Солдатская столовая открыта круглосуточно. Пошли – накормлю. Только пижаму сними.

Сержант, дежурный по кухне, принёс ужин: жареный хек с картофельным пюре и чай в алюминиевом чайнике.

– О, хекик! – обрадовался Лёва. – Мой любимый! – Попробовал пюре и поморщился. – На воде. А вот моя мама готовит пюре только на сливках и взбивает его миксером до воздушной консистенции. Пюре получается – пальчики оближешь!

– Она у тебя повар?

– Ну что вы! Моя мама – психиатр, кандидат медицинских наук!

– Как же ты при таких родителях в армию угодил? Не могли они тебе медицинскую справку сляпать?

– Мама предлагала, но папа сказал, что армия пойдёт мне на пользу. В смысле здоровья и, конечно, анкеты.

После ужина Лёва извлёк из чемодана портативные шахматы.

– Вижу, Виктор, вам скучно. Не желаете ли сыграть?

– Желаю! – обрадовался Сердитов. – Правда, я – не Карпов.

– Я тоже не сильный игрок, – скромно признался Лёва. – У меня всего лишь первый разряд.

«Не сильный» игрок за полчаса шесть раз разделал Виктора «под орех» и, всякий раз ставя мат, извинялся и сетовал.

– Вы совершенно не знаете теории, не видите на доске перспективы. Не огорчайтесь, при случае, я привезу вам из дома прекрасное учебное пособие.

– Зачем мне оно?

– Шахматы развивают аналитическое мышление. Вам оно необходимо.

«Уел!» – не обиделся Сердитов и предложил.

– Давай перейдём на «ты»!

– Извините, Виктор, но мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы я позволил себе обращаться к вам на «ты».

 

 

Командир части принял лейтенанта Сердитова в десять часов утра. С ним в кабинете находился майор.

– Товарищ подполковник! Лейтенант Сердитов прибыл из запаса для прохождения воинской службы, – представился он.

– Тоже из университета?

– Из объединения «Электросила». Я – инженер-производственник.

Радости на лице подполковника не появилось.

– Служить собираетесь или…так, отбывать?

– От вас зависит. Я бы хотел служить.

Командир повернулся к майору.

– Думаю, замполит, нам с тобой скучать не придётся: один – мямля, другой – языкаст.

– Будем работать, подправим, – пообещал майор.

– Пойдёте в первую батарею на взвод управления, – недолго размышлял подполковник. – Ваш комбат – старший лейтенант Спиридонов. Вставайте на все виды довольствия, получайте обмундирование и завтра в должном воинском виде – на утреннее построение.

Строевая часть, финансовая, хозяйственная служба – хватило получаса. С карточками для получения вещевого довольствия и оружия Сердитов отправился на склад.

Лёва уже был там и успел довести старшину – начальника вещевого склада – почти до истерики.

– Ну что вы, как в магазине, лейтенант? Где я найду обмундирование по вашей фигуре? С такой комплекцией форму надо в ателье шить.

– А я разве возражаю? – недоумевал Баскин. – Только командир велел завтра утром быть в военной форме.

Старшина нервно выхватил из рук Сердитова карточку и зарычал на Лёву.

– Вот этого лейтенанта я мигом одену – он стандартный. Берите, что есть, Баскин! Где пуговицу перешьёте, где ремешком подтянетесь. Нестандартные вы!

Кое-как, с уговорами и обманом, сердясь и охая, ему удалось всучить Лёве полный комплект обмундирования и заняться Сердитовым.

Парадная форма, повседневная, полевая… Летняя, зимняя… Ботинки, сапоги хромовые, яловые… Шапка-ушанка, фуражки…Носки, портянки, нижнее белье летнее, зимнее… Портупея, ремень парадный, брючный… Галстуки, погоны, петлицы, звёздочки, эмблемы…

– Извините, белых парадных перчаток на складе нет, – закончил начальник склада. – Вообще-то они практически не нужны: мы здесь на парады не ходим. Потребуются – купите в военторге.

От вида двух тяжёлых мешков на каждого у Лёвы перехватило дух.

– Куда столько? Разве можно всё это сносить за два года?

– Положено! – отрезал старшина.

Зато на складе вооружения выдача прошла быстро и без нервов.

Пистолет Макарова и два магазина к нему. Пачка патронов – шестнадцать штук. Кобура со шнуром. Маслёнка с шомполом. Бинокль артиллерийский десятикратного увеличения в футляре. Полевая сумка. «Таблицы» и «Правила» стрельбы, Наставление по огневой службе… Имущество единообразное, не требующее индивидуального подбора.

Когда Баскин вывалил содержимое своих мешков на койку, его затрясло.

– Я ничего не понимаю, Виктор! Что – куда? Над нами просто издеваются!

Его истерику оборвал старший лейтенант, шумно вошедший в комнату.

– Сколько времени вас ждать для представления, товарищи лейтенанты?

– Лейтенант Сердитов! Представляюсь в связи с назначением командиром взвода управления в вашу батарею, – сходу сориентировался Виктор. – У нас проблема, товарищ старший лейтенант: взводный Баскин в шоке от своей кучи обмундирования – не знает, с какой стороны к ней подступиться.

Шутка, если она к месту, вовремя и обращена не к дураку, – штука весьма полезная. Старший лейтенант улыбнулся и сменил гнев на милость.

– Начните с повседневного комплекта формы, самого ходового. А вы, Баскин, представляться не собираетесь?

 

– Лейтенант Баскин! – выпятив вперёд пузо, Лёва приложил левую ладонь к голове. – Представляюсь по случаю назначения к вам командиром взвода!

Комбат сел на пустующую койку, выдохнул: «Фу-у-у!».

– Во-первых, лейтенант Баскин, вы здесь не по случаю, а вполне закономерно. Во-вторых, честь отдают правой рукой при наличии на голове фуражки, а, если головного убора не имеется, как у вас в данном случае, – встают в положение «смирно!». Поня-ятно?

– Ага!

– Не «ага», Баскин, а «так точно!» – старший лейтенант махнул рукой. – Ладно, встанете в строй, я вашей строевой подготовкой вплотную займусь.

Едва комбат ушёл, Сердитов разложил своё обмундирование по стопам, согласно предназначению, легко решив непосильный Баскину ребус. Тот следом повторил его манипуляции. Когда же Сердитов заправил нитку в иголку и взялся пришивать погоны к кителю, Баскин взмолился.

– Я не умею шить. У нас дома этим занималась мама.

– Она у тебя портниха?

– Моя мама – доктор, – начал было объяснять Лёва, но, вспомнив, что на вопрос о маме отвечал, обиженно надул полные губы. – Как вам не стыдно ёрничать? Никакого сочувствия!

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я пожалел тебя и пришил твои погоны?

– Но для вас это же не составит большого труда.

Конечно, Сердитов мог бы оказать услугу неприспособленному к самостоятельной жизни соседу, но был ли в том смысл, была ли польза? В армии для таких, как Баскин, существует правильный принцип: «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим».

– Большого труда не составит, – согласился Сердитов. – Положим, пришью я на твой китель погоны. А завтра ты попросишь в наряд за тебя сходить, потом – взводом твоим покомандовать. В финчасть за зарплатой ты тоже меня отправишь? Учись, Лёва, всё делать сам. И чем раньше начнёшь учиться, тем легче тебе будет жить.

Баскин обиделся и отвернулся.

Виктор успел привести в должный вид китель и шинель, а Лёва едва подшил погоны на свой китель. Его пальцы кровоточили от множества проколов, и он тихо поскуливал.

– Ну куда ты лепишь петлицу, чудо! – Сердитов забрал у него китель. – Петлица пришивается на воротник, а ты – на лацкан. Под правым погоном нужно оставлять прогон для портупеи, иначе ремень будет сваливаться с плеча. Иголку проталкивают не голым пальцем, а ногтем. – Спустя десять минут, бросил китель Лёве в руки. – Держи, но остальное будешь шить сам.

 

 

Наутро лейтенанты-новобранцы встали в полковой строй. Военная форма сидела на Сердитове прилично, но с непривычки он чувствовал себя скованно. Баскин выглядел комично. Галифе туго обтягивали объёмный зад и складчато болтались над сапогами, едва натянутыми на толстые икры. Широкий в плечах китель с трудом сходился на животе. Пуговицы кителя не отрывались лишь благодаря туго затянутому ремню портупеи, глубоко врезавшемуся в рыхлое тело. Лёва осознавал потешность своего внешнего вида и страдал. Не имея возможности убежать прочь от недвусмысленных ухмылок офицеров и солдат, жался к комбату.

– Товарищ старший лейтенант, а где мой взвод?

– В суточном наряде.

– Кем же мне командовать?

– Рано вам – командовать. Сначала вы сдадите мне зачеты по знанию общевойсковых Уставов.

– Почему в общем строю мало солдат?

– Наша часть кадрированная.

– Какая-какая?

– Кадрированная, то есть сокращённого состава. Это означает, что вооружением и техникой часть укомплектована полностью, штаты офицерского состава – в основном, а сержанско-рядового – на треть.

– Почему на треть?

– Треть – минимальный предел, позволяющий обеспечивать несение суточных нарядов, обслуживание техники и выполнение хозяйственных работ.

– Чем конкретно я буду заниматься?

– Всем!

Баскин приуныл. Понял – его ждут жуткие времена…

После развода комбат отправился в штаб. Сердитов и Баскин остались ждать его у плаца. Вскоре из штаба вышел майор. Виктор узнал в нём замполита. Сердитов козырнул ему, а Баскин не пошевелился. Майор встал перед Лёвой.

– Почему не приветствуете старшего офицера, товарищ лейтенант?

– Здрасьте! Мы же с вами перед построением здоровались.

Замполит покачал головой.

– Военнослужащие обязаны приветствовать друг друга при каждой встрече. Первым отдаёт честь младший по званию или должности.

– А если звания и должности одинаковые?

– В таком случае первым приветствует тот, кто более воспитан.

– А если должность выше, а звание ниже?

– Должность важнее.

– А если должность выше, а это другому не известно?

– Тогда следует ориентироваться по званию.

– Теперь понятно. Извините!

Замполит отправился дальше, но скоро появился вновь. Сердитов козырнул. Баскин тоже поднёс к уху растопыренные пальцы. Майор улыбнулся и прошёл мимо, не ответив на приветствие.

– Товарищ майор! – окликнул его Баскин, заставляя того развернуться.

– Слушаю вас, товарищ лейтенант.

– Разрешите обратиться?

– Да, пожалуйста.

– Я, конечно, извиняюсь, но позвольте задать вам ещё один вопрос?

– Пожалуйста, задавайте.

– Вот вы шли, и мы отдали вам честь. Вы же нам не ответили. Так положено?

– Разве? – замполит смутился, кашлянул, козырнул. – Тогда извините – оплошал!

– Не стоит извинений! Просто мне подумалось, что в ваших предыдущих разъяснениях я что-то недопонял. Знаете ли, если неясность не убрать, она повлечёт повторение ошибок, а мне бы ошибаться дважды не хотелось.

– Вы абсолютно правильно поступили, товарищ лейтенант, – похвалил майор и ринулся прочь.

– Считай, Лёва, что половину Строевого Устава ты одолел, – сыронизировал Сердитов. – Вот что значит закрепление теории практикой.

– Я с вами, безусловно, согласен, Виктор, – очень серьёзно отреагировал Лёва. – Теория без практики – абстракция.

Появился комбат.

– Лейтенант Сердитов идёт со мной, а вы, Баскин, погуляйте пока.

Плац опустел, и Баскин расслабился. Гулять – не в строю шагать. С видом довольного жизнью человека он побрёл по территории. В районе столовой мимо него прошмыгнул солдат.

– Товарищ рядовой! – оживился Лёва. – Подойдите ко мне. – Тот приблизился. – Вам известно, как должны себя вести военнослужащие при встрече?

Солдат задумался.

– Отдать честь?

– Правильно! Кто обязан приветствовать первым?

– Кто младше, тот и должен.

– Правильно! Какие на мне погоны, товарищ рядовой?

Солдат вытянул шею и подозрительно, словно чувствуя в вопросе подвох, вгляделся в погоны офицера.

– Хорошие погоны, новые, не то, что у нашего старшины. У того погоны выгоревшие, мятые.

– Мой вопрос подразумевает означенные на погонах знаки отличия, – Лёва был терпелив.

– А-а, – подтянулся солдат, – лейтенантские.

– На мне – лейтенантские, а на вас – рядового. Так кто из нас младше?

– Я, конечно.

– И что из этого следует?

Рядовой вскинул руку к пилотке.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

– То-то! Впредь будьте внимательнее, – на этом Баскин не успокоился. – А теперь вернитесь и пройдите, как полагается.

Солдат отступил на десяток шагов и прошёл мимо лейтенанта строевым шагом, воткнув пальцы в ухо. Лёва тоже взял под козырёк и, проводив рядового удовлетворённым взглядом, с достоинством двинулся дальше.

Он не прошёл и полусотни шагов, как ему навстречу попался старшина-сверхсрочник. С озабоченным видом старшина миновал лейтенанта, не обратив на него ни малейшего внимания.

– Товарищ старшина! – остановил его Баскин.

Сверхсрочник недоумённо обернулся. Лёва сделал к нему два шага.

– Почему вы не приветствуете старшего по званию?

– Это тебя, что ли? – ухмыльнулся старшина.

– Других офицеров рядом нет.

– Если я отдам тебе честь, ты, лейтенант, её не унесёшь, пупок порвёшь.

– Не «тыкайте» мне! – фальцетом возмутился Лёва. – Я старше вас по званию!

– Да пошёл ты!..

От подобной наглости Баскин онемел. Когда дар речи вернулся к нему, сверхсрочник исчез из виду. «Хамло!» – бессильно вознегодовал Лёва. Настроение испортилось. Кипя возмущением, он вернулся в комнату и рухнул на койку.

Там и нашёл его Сердитов.

– Тебе было велено ждать у плаца, а ты здесь валяешься, искать заставляешь, – раздражённо упрекнул его Сердитов. – Иди, комбат ждёт.

– Вы представляете, Виктор, – вскочил с койки Лёва, – никто в части мне честь не отдаёт: ни рядовой, ни старшина! Сверхсрочник вообще меня матом послал.

– А тебе нужна их честь?

– Но ведь положено по Уставу!

– На «положено» болт положено! Не козырнули, и хрен с ними. Пройди мимо, в упор не видя, и – никаких нервных потрясений.

– А почему тогда майор не прошёл? – проканючил Лёва. – Это нечестно!

От командира батареи он возвратился уже в приподнятом настроении.

– Наконец-то, завтра будет настоящее дело! – объявил с порога. – Комбат обещал заняться с нами управлением артиллерийской стрельбой. – Полез в свою тумбочку. – Где тут Правила стрельбы?..

 

Проверочное занятие по управлению огнём с бывшими запасниками старший лейтенант Спиридонов устроил в классе, разместившемся в цокольном этаже казармы.

Управление артиллерийским огнём – процесс, не требующий специальных условий, особенно если оно – учебное. Для этого достаточно иметь карандаш, лист бумаги, таблицы стрельбы, топографическую карту или заменяющий её прибор управления огнём – ПУО. Прибор этот представляет собой пластиковый планшет, снабжённый поворотной угломерной линейкой, горизонтальной и вертикальной шкалами и, скользящими по ним, масштабными линейками.

– Кто – первый? – демократично спросил комбат.

– Я! – вызвался Баскин.

– Занимайте наблюдательный пункт, – Спиридонов указал на стол с лежащим на нём ПУО.

Получив координаты огневой позиции, НП, нескольких ориентиров и основное направление стрельбы, Лёва уверенно нанёс их условные обозначения на планшет.

Комбат проверил и остался доволен.

– Начнём стрельбу, – решил он и дал целеуказание. – Ориентир номер один, левее ноль-сорок, дальше – триста, НП противника. Поразить!

Баскин нанёс точку цели и приступил к подготовке исходных данных для пристрелочной стрельбы методом измеренных отклонений.

– Готово! – доложил он, горя нетерпением.

– Командуйте!

Наконец-то, можно ощутить себя настоящим командиром! Лёва шумно выдохнул, снимая волнение.

– Стрелять четвёртому! – произнёс он слова первой команды.

Старший лейтенант прервал.

– Почему – четвёртому?

– Четвёртое орудие – это орудие моего второго взвода. С какой стати своей стрельбой я должен тренировать расчёт чужого взвода? – невозмутимо пояснил Лёва. – Это – во-первых!

– Что же – во-вторых?

– Во-вторых – это мои соображения о рациональном использовании боевой техники.

Сердитов и Спиридонов недоумённо переглянулись.

– Поясните, что вы подразумеваете под рациональным использованием боевой техники? – заинтересовался комбат.

– С большой охотой! – просиял Лёва. – Как вам известно, при стрельбе нарезка орудийного ствола изнашивается, в связи с чем для каждой артиллерийской системы установлен лимит выстрелов, ибо при значительном износе ствола орудие теряет конструктивно рассчитанные дальность, кучность и точность стрельбы. Таким образом, полученные в результате пристрелки цели изношенным орудием установки прицела и уровня будут обеспечивать дальность стрельбы заведомо меньшую, нежели дальность выстрела из свежего орудия на тех же установках. Как итог, огонь батареи на поражение пойдёт мимо цели. Вот вам невыполнение боевой задачи и материальный ущерб, полученный путём бесполезного расхода выстрелов. Чтобы избежать этого, каждому орудию нужно давать равную огневую нагрузку, – гордо закончил он свой мудрёный монолог.

С трудом сдерживавший себя, комбат заливисто расхохотался.

– Не вижу ничего смешного, – нахмурился Баскин. – У нас на военной кафедре преподавали профессионалы, имеющие опыт войны.

– Не знаю, кто преподавал у вас на кафедре, товарищ Баскин, – отсмеялся Спиридонов, – но вы нагородили чушь. Объясняю. Лимит выстрелов у орудия таков, что его в условиях мирного времени не выбрать и за полвека. Орудие за этот срок морально устареет и будет снято с вооружения. Кроме того, изношенный ствол легко и просто заменить новым.

Лёва угрюмо молчал, всем видом показывая, что остаётся при своём мнении.

Дулся он до вечера. Лишь после ужина оттаял, пожаловался.

– Скажу вам откровенно, Виктор: за эти три дня я лишился всяких сил. Как два года выдержу?..

– Выдержишь, Лёва, – ободрил его Сердитов. – У тебя происходит переадаптация. Ты жил в облаках теории, а теперь опустился на землю практики. Между ними огромное пространство. Ты ощутил его и растерялся. Забудь на два года историю, аспирантуру, маму с папой, себя – из той жизни рафинированного интеллигента.

– Вы рассуждаете, будто большую жизнь прожили, а сами всего-то на два года старше меня.

– Я, Лёва, двадцать три года прослужил сыном кадрового офицера Советской Армии, ещё два года поварился на производстве и жил в общежитии. Разве это плохие университеты?

– Возможно, вы правы. Я подумаю над вашими словами, – Лёва забрался под одеяло и замолчал. Ворочался в койке, вздыхал – думал...

Сумерки сгустились, и под окном вспыхнул фонарь. Тени оконного переплёта расчертили потолок на пять прямоугольников. Сердитов улёгся в постель, закрыл глаза и по давней привычке принялся мысленно анализировать итоги минувшего дня. Рядом беспокойно сопел, всхлипывал, что-то бормотал во сне Лёва Баскин. Должно быть, переживал муки первых трёх дней своего армейского существования. Тяжкими для него, взращённого на картофельном пюре со сливками, были эти три дня.

Но в армии всем тяжело. Сердитову тоже. Не ясно ему, как пойдёт и сложится служба, какие проблемы высветит, посильно ли будет ему их решить. Не слабак он, но твёрдой уверенности в себе нет. От того и тревожно.

На потолке тенями пять прямоугольников начерчены. Лёва Баскин в них бы решётку усмотрел, за которой ему два года мыкаться. А Сердитову эти прямоугольники этапами начала жизни представляются, курсами жизненного университета. Четыре курса пройдены: школа, институт, спорт, завод. Армия – пятый курс, выпускной, ход дальнейшей судьбы определяющий. Хочется, чтобы судьба счастливой оказалась…

Сонная пелена наплыла на Сердитова, замедлила движение мыслей, стала обрывать их, растворять. Последняя – «Пятый курс… Выпускной…» – ещё какое-то время цеплялась за уголки сознания, но и она исчезла. Осталась лишь улыбка на губах лейтенанта…

 

Бутылка «Совиньона»

Звание младшего лейтенанта и специальность командира взвода дивизионной артиллерии Сердитов получил, пройдя обучение на военной кафедре института, но офицером себя не ощутил. Образцом офицера для него был отец с широкой колодкой орденских планок и двумя ромбами военных академий на полковничьей форме, – неулыбчивое волевое лицо и твёрдый голос, который и обычные фразы произносил коротко и чётко, словно армейские команды. С тёмно-зелёной книжкой билета офицера запаса, но без военного диплома, элементарных командирских навыков и права ношения офицерской формы, глупо даже мысленно равняться с отцом. Потому Сердитов испытывал унизительное чувство неполноценности: не настоящий он офицер, а полуфабрикат, черновая заготовка, сделанная впрок, про запас, на всякий случай, авось, сгодится.

Чувство неполноценности всколыхнулось в нём с новой силой ровно через три года, когда он прибыл в военкомат с призывной повесткой. Начальник третьего отделения изъял у него военный билет, а взамен вручил удостоверение личности офицера, где, в графе: «воинское звание», красовалось – лейтенант. Холодок досады волной прокатился по лопаткам, исказил лицо гримасой.

Это не укрылось от опытного взгляда начальника отделения.

– Что так разволновался, лейтенант?

– Какой из меня командир взвода, товарищ майор, если я не служил в армии и забыл почти всё, чему меня учили на военной кафедре?

– А ты не робей и не комплексуй, – легковесно, как показалось Сердитову, отмахнулся майор. – Не тебя одного мобилизуем. Начнёшь служить, потом на учебные сборы вызовут. На них всё вспомнишь.

 

* * *

 

На сборы в учебный артполк Сердитов прибыл в двенадцатом часу дня. На КПП выяснил, как найти нужную казарму. Легко отыскав её, потянулся к ручке входной двери и услышал оклик.

– Товарищ лейтенант, не проходите мимо!

С лавочки напротив ему белозубо улыбался тёмноволосый лейтенант с тетрадкой в руках.

– Имел неосторожность явиться на сборы в числе первых и тут же получил работу – отмечать в списке каждого прибывающего коллегу, – словно в оправдание пояснил тот. – Как ваша фамилия? – Поставил галочку в нужном месте списка и протянул руку. – А я – Владимир Ерёмин.

– Многих уже отметил? – Сердитов охотно пожал протянутую руку.

– Не торопятся люди, ты – девятый.

– Некуда спешить – служба-то идёт. За оставшиеся год и одиннадцать месяцев ещё намаршируемся.

– А мне год и десять месяцев осталось, – похвастал Ерёмин. – После университета я сразу – в строй. Только отпуск дали отгулять.

– Куда мне теперь?

– Поднимись на второй этаж. Попадёшь в анфиладу из трёх залов. Выбирай любую койку и жди дальнейших указаний.

Ерёмин сразу понравился Сердитову. Открытый взгляд, располагающая улыбка, непринуждённая манера общения. Несколько фраз – и словно давно знакомы.

– А ты где устроился? Не будешь возражать, если я рядышком размещусь?

– Буду рад. Дальний зал, угловая койка в левом крыле справа. Ориентир – гитара в матерчатом чехле.

Бросив чемодан на койку рядом с гитарой, Сердитов вернулся.

– Новое место, все незнакомые – тоска! – посетовал он, присаживаясь на лавочку рядом с Ерёминым.

– Потерпи до вечера. Народ соберётся, возможно, увидишь знакомое лицо, – охотно откликнулся тот.

– Одно увижу точно – Лёвы Баскина.

– Я и говорю – потерпи. Объявится твой Баскин, и повеселеешь.

– Кому как, а я с ним за месяц жизни в одной комнате вдоволь повеселился. Приходилось быть для этого Лёвы и папой, и мамой, и няней. Рохля. Истфак окончил, хотел в аспирантуру поступать, да армия опередила. Жалко!

– Что его жалеть, пусть послужит.

– Не Лёву жалко, а себя. Одна нервотрёпка с этими гуманитариями.

Ерёмин нахмурился.

– Я тоже – гуманитарий. Окончил философский факультет.

Сердитов заметил резкую перемену в лице Ерёмина и поспешил исправить оплошность.

– Не принимай на свой счёт, Володя. С первого взгляда видно, что ты не на пюре со сливками вырос.

Взгляд Ерёмина смягчился.

– Образование не есть воспитание, а делать обобщённый вывод по отдельному факту – грубейшая методологическая ошибка.

Прибывающие на сборы офицеры потянулись один за другим. Ерёмин едва успевал отмечать их, и ему стало не до Сердитова. Только поздно вечером им удалось продолжить знакомство.

Ерёмин забрался под одеяло и с наслаждением вытянулся.

– Коечка, конечно, не перина, но хороша-а-а! Держит в тонусе и удобна. Случись тревога, сбросит с себя мячиком.

– А я к солдатским койкам с детства привык, благодаря отцу, кадровому офицеру. И армейским духом я, как шофёр бензином, насквозь пропитан, но профессию в гражданском институте предпочёл получить. Офицерская семья, Володя, – это перекати-поле. Если дерево периодически пересаживать, что с ним станет? Захиреет и засохнет. Отслужу два года и в завод буду врастать намертво.

– В любом случае, нам следует взять от армии как можно больше полезного для себя, – подытожил Ерёмин.

– А отдать армии что-нибудь не желаешь?

– Разве два года жизни – это мало? Служить я собираюсь, как положено. У меня отец тоже войну прошёл, и в глаза ему я хочу смотреть прямо.

Сердитов удовлетворённо улыбнулся.

– А я служить, как положено, не обещаю, зато, как смогу, – гарантирую. Выше головы не прыгнуть, а ниже – самоуважение не позволит.

– Позиция скользкая. Не уверен в себе и заранее соломку стелешь?

– В себе уверен, а «как смогу» не значит, что плохо. Не всё от меня будет зависеть. Тебе бы, Володя, по специальности надо служить: замполитом.

Тот коротко рассмеялся.

– Философов в замполитах держать вредно. Философия – наука вольномысленная, её движитель – сомнение. Ты когда-нибудь видел сомневающегося замполита?

– Эй, философы, закрывайте диспут! – раздалось с соседних коек.

 

* * *

 

Учебные сборы – это жёсткий распорядок рабочего дня. С утра до обеда – теоретические занятия в классах и практика в парке или в поле. После обеда – самоподготовка. Потом ужин и два часа личного времени. Воскресенье – выходной, когда можно отлучиться из расположения до понедельника. В будние дни отдыхать и расслабляться некогда, и к вечеру силы остаются лишь на приятельские разговоры. Все понимают, что такая напряжённая нагрузка необходима, и потому недовольных лишь двое: Лев Баскин и Николай Миронов.

Недовольство Баскина заметно по не сходящей с лица гримасе мученика и бесконечным жалобам на отвратительную пищу, издевательский режим, иезуитскую жестокость преподавателей, оскорбительные построения. Первое время коллеги выслушивали Баскина, пытались что-то ему объяснять, советовать. Потом стали просто гнать прочь, словно назойливую муху.

Николай Миронов обратил на себя внимание, явившись на первое построение в штатском костюме.

Начальник сборов полковник Грудин изумлённо вскинул густые брови, остановил перекличку и подошёл к Миронову.

– Вы почему не в военной форме?

– Видите ли, товарищ полковник, – снисходительно улыбнулся тот, – головотяпы из военкомата призвали меня в армию по ошибке. В ближайшие дни ошибка будет исправлена. Я приехал сюда, чтобы поставить вас об этом в известность.

– Вы инвалид?

– Ну что вы, я во всех отношениях здоров.

– В таком случае, до завтрашнего дня вы свободны, но в четырнадцать часов должны быть на построении в форме.

Назавтра Миронов в расположении сборов не появился. Предстал перед Грудиным только спустя неделю, но в форме.

– Вы нарушили мой приказ, – возмутился полковник, – и совершили самовольное оставление части сроком на семь суток.

– В отпущенные вами одни сутки я не мог решить все свои проблемы. Мне пришлось лично выезжать в Москву. Вот, прошу, – Миронов протянул Грудину лист бумаги.

– Что это?

– Это копия письма Президента Академии наук Министру обороны с ходатайством о моём освобождении от службы в армии.

– Вы уже академик? – не удержался от иронии полковник.

– Пока кандидат наук, специалист в области ядерной физики. Заканчиваю работу над докторской диссертацией, которая позволит науке сделать большой шаг вперёд. Вы должны понимать, что армия не позволит мне вовремя защитить диссертацию, а в науке я принесу обществу заведомо больше пользы.

– Значит, так, лейтенант Миронов, – побледнел Грудин. – Пользуясь правами начальника сборов, приравненными к правам командира отдельной части, за самовольное оставление места службы я объявляю вам пять суток ареста с содержанием на гауптвахте. Наказание будете отбывать после окончания сборов. А сейчас вместе со своей «филькиной грамотой» отправляйтесь в учебный взвод.

– Это невозможно! – в свою очередь побледнел Миронов. – Я – физик-атомщик, а не артиллерист.

– Не знаю, какой вы физик, но человек вы никчемный. Будете служить или пойдёте под трибунал. Шагом марш во взвод, и впредь без моего разрешения из части ни шагу!

Миронов выскочил из кабинета. Больше на сборах его никто не видел.

Спустя три недели сборы срочно сняли с занятий и построили на плацу. Рядом с ним стоял военный «воронок». Полковник Грудин вышел к строю с папкой, оглянулся на УАЗ и махнул рукой. Задняя дверь «воронка» распахнулась. Два старших лейтенанта вывели из него Миронова в шинели без ремня и поставили перед строем.

– Сборы, ровняйсь! Смирно! Слушай приказ Министра обороны! – скомандовал начальник сборов и раскрыл папку. – «За систематическое злостное уклонение от воинской службы, несовместимое с высоким званием офицера, приказываю: Миронова Николая Витальевича воинского звания «лейтенант» лишить. – Грудин сделал паузу. – Старшие лейтенанты сорвали с шинели Миронова лейтенантские погоны. Тот конвульсивно качнулся, бросил полный ужаса взгляд в сторону строя и уронил голову на грудь. – Для дальнейшего прохождения срочной воинской службы направить рядового Миронова в распоряжение Дальневосточного военного округа». – Полковник захлопнул папку. – Увести рядового Миронова. Сборы, вольно!

Бывшего лейтенанта затолкали в «воронок». Мотор взвыл, и машина медленно покатила в сторону КПП. Сто семьдесят девять лейтенантов проводили её в полном молчании.

– Товарищи офицеры! – сурово продолжил полковник. – Этот человек поставил личные интересы выше воинского долга и получил по заслугам. В военное время он был бы расстрелян, как дезертир. Прошу вас сделать правильные выводы из случившегося и желаю всем успешной службы. Разойдись!

Строй рассыпался.

– Сурово! – вздохнул Ерёмин. – Говорят, Миронов – талантливый физик.

– Сказано же – получил по заслугам, – жёстко отозвался Сердитов. – Мы тоже не бездари, но служим, отдаём долг Родине. Чем он лучше?

– Теперь – ничем.

 

* * *

 

Чужого полковника в общевойсковой форме первым увидел Лёва Баскин, когда зашёл по личному вопросу в кабинет начальника сборов. Бесцеремонное вторжение оборвало разговор, но Баскин успел услышать окончание последней фразы: «отбор в ГСВГ», и, прежде чем его выставили за дверь, разглядеть на столе перед гостем несколько стоп папок личных дел офицеров. «Похоже, отбирают людей для службы в Германии», – догадался он и немедля поделился новостью с товарищами.

С

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: