 |
Два месяца пути. Рыбаки после праздника. Рыбаки на «шершавых». Переправа через Малую Сухую. Землянка 1955 года. Зимовьё на мысе Толстом. Больные колени. Ночь в надежде увидеть НЛО
|
|
|
|
Третий месяц разменяли. Утро солнечное. Море спокойное. «Пьяный» «Ярославец» замер в километре от берега. Веселая компания угомонилась к утру и сейчас отсыпается. А с берега в сторону корабля периодически взлетают ракеты – кто-то их пытается разбудить.
Эти кто-то оказались тоже рыбаками, сильно страдающими с похмелья. Они вчера не попали на корабль, поэтому пили на берегу и сейчас отпиваются холодным бульоном вчерашней ухи. Угостили и нас уставших. Вова хорошо пошутил. Вертел в руках ракетницу и попытался щёлкнуть, направив в мою сторону. Я успел сообщить ему, что она заряжена (видно в стволе красный патрон). Он удивленно открыл её и убедился в правоте моих слов. Очень расстроился и признался, что щёлкнуть всё-таки хотел. Оружие деткам не игрушка! Я почему-то тоже ждал, что он спустит курок. Поэтому, когда он расстроился, я обрадовался. Будем считать – повезло обоим.
По узкой мокрой песчаной полоске, намытой ночным прибоем, идти крайне не удобно – ноги утопают в песке, проскальзывают, каждый шаг отдается в нервных клетках организма. А организм жутко устал от нескончаемых раздражителей, нагрузок и малого поступления питательных веществ.
На подходе к мысу Тонкий встретились весёлые рыбаки-браконьеры. Сразу видно, городские парни состоятельного сословия. Всё шутят, смеются и подкалывают друг друга. Они второй день пытаются поймать шершавого, чтобы отметит по настоящему День рыбака. «Шершавый» в их понятии это байкальский осётр. Способы его ловли отличаются от способов ловли омуля. Я не буду раскрывать их секреты, чем, надеюсь, сохраню поголовье ценной породы байкальского эндемика. Скажу только, что ребята осетра не поймали. Но зато нас перевезли через реку Малая Сухая. И на том спасибо.
|
|
|
На мысе Бакланий обнаружили землянку 1955 года рождения (так, по крайней мере, говорят записи на её стенах). Помнится, на мысе Анютка мы встречали зимовьё 1957 года – это старше. Правда, это не зимовьё, но как жильё – старше.
Вечерело, и мы спешили за мыс Толстый – там должно быть зимовьё. Зимовьё действительно было и к счастью пустое. Двое рыбаков причалили к нам вечерком, попугали нас предстоящими прижимами, наврали, что до Болдакова пятнадцать километров (об этом мы узнаем завтра, а пока это сообщение расстроило нас – мы предполагали 7–8, не более), полюбопытствовали о наличии у нас водки и удалились восвояси, солоно не нахлебавшись (какой-то замысловатый оборот у меня получился, но пусть так остаётся).
Приготовив ужин, мы занялись лечением меня. Колени ныли уже не переставая и необходимо было срочно предпринимать меры. Вова накормил меня обезболивающими средствами, растер колени своими секретными мазями и мы рухнули спать.
Через пару часов, проснувшись от нестерпимой боли в коленях, я подогревал на костре чайник и пытался успокоить боль. Проснулся и Вова. Снова провёл свои процедуры. Боль отпустила. Мы попили чайку и сели с биноклем на берегу наблюдать ночное звездное небо, надеясь увидеть летающие тарелки. Только их-то мы ещё и не встречали. Не встретили их и в эту ночь.
ЭТАП
«С тёлкой в сеновале»
М. Толстый – д. Сухая – у д. Дубинино – д. Тресково
(12.07.92–14.07.92)
12.07.92
Прощай последнее зимовьё. Вова сорвался с прижима. Рыболовецкая станция. Всё! – Кончилась тайга. Преподаватели Бурятского сельхоза, обед за их счёт. Вновь геологи. Ночёвка в «финском» домике
Сегодня мы дойдем до Болдаково, а от него лесных участков уже не будет. Весь путь пройдет по дорогам, трассам и шпалам. Мы это отлично понимали, поэтому хотелось скорее проскочить последние прижимы и выходить на дорогу, ведущую к дому. Прощай, зимовьё – ты последнее зимовьё нашего путешествия.
|
|
|
Спешка до добра не доводит – Вова сорвался с прижима. К счастью удачно рухнул в воду, ничего не повредил. Выбрался на берег и мы продолжили наши последние преодоления препятствий. Маленькое напоминание о тайге – два медвежьих черепа на берегу. Мы уже встречали подобную картинку на Севере, и, почему-то, тоже было два черепа. Знать не любит старый медведь драться один на один.
Тропинка вывела к рыболовецкой станции. Но угнетающая тишина, пустые дома, открытые машины, заброшенные огромные сети на берегу и замученная собака, убежавшая, увидев нас, говорили о том, что станция вымерла. Вчера все встречали свой профессиональный праздник – болеют. Только старик сторож, опытный и стойкий рыбак, угостил нас булкой хлеба. И ушёл болеть дальше.
Всё! Проезжая дорога. Судя по всему, здесь начинается проезжий путь к Иркутску (в нашем понимании). Повеселев, мы рванули в направлении Болдаково.
За деревней, на прибрежной летней лужайке разбили стоянку преподаватели Улан-Удэнского сельскохозяйственного института. Яркие палатки, навес – летняя кухня, дети, большие женщины в халатах и мужчины в бородах. Здравствуйте. Нас усадили за стол, расспрашивали о пережитых приключениях и слушали, открыв рот. Мы, открыв рот, шутили, воображали и ели всё, чем угощали. Милые городские люди, не подозревали, что салатик, тарелка супа, картошечка с котлеткой, жидкий (для нас) чаёк и пара конфеток для нас это не еда. В нормальных человеческих условиях мы, конечно же, наелись бы, но сегодня мы могли съесть всё, что у них было на столе на всю компанию. И это всерьез.
Одному из преподавателей мы очень понравились. Он не отходил от нас, всё расспрашивал и даже пошёл провожать за деревню. Халявский обед – туристская радость. Назойливый собеседник – не велика беда. От него тоже польза – принес сухарей. Спасибо, друг. Спасибо и пока.
До деревни Заречье оставалось пара километров и менее часа светового дня. По дороге нам на встречу стали попадаться пьяные люди и компании. Из деревни доносилась музыка, шум и редкая стрельба.
– Отмечают, рыбаки, – со злостью сказал Вова, кивая в сторону деревни.
|
|
|
– Отмечают, – подтвердил я.
– Что-то мне не хочется тащиться через деревню, – сказал Вова.
– Мне тоже, – ответил я.
– Может, здесь где-нибудь заночуем?
– Давай. Всё равно времени не хватит через деревню пройти. А нарваться на скандал – в лёгкую можно.
– Ну, всё – ночуем здесь?
– Ага.
Пройдя ещё немного по дороге в поисках места для ночлега, распугивая из придорожных кустов молодёжные парочки деревенских влюбленных, мы набрели не лагерь геологов. Геологи всегда были своими парнями. В данном случае своими парнями стали две геологини. Женщины убирали со стола после ужина и, увидев замученных нас, пригласили попить чаю. Вот так всегда у геологов – не спрашивают лишнего. Садись, угощайся, надо будет – сам расскажешь. Ну, мы и рассказали. Еды прибавилось и чаепитие переросло в ужин. Ужин перерос в рассказы у костра. Нам уже выделили финский домик с железными кроватями, в котором мы замкнули свои вещи. Теперь, имея крышу, мы могли долго рассказывать о себе и слушать о геологии. К тому же Вова поймал клеща. Заботливые женщины сочувствовали нам ещё больше и кормили, кормили, кормили. Красота!
13.07.92
Вновь тринадцатое число – глисты. Быстрое лечение по схеме Михайлюка. Кончаются деньги, а почты закрыты. Яркий автобус – пробег инвалидов Владивосток – Москва. Пастухи-коноводы, раненый конь. Пьяные мотоциклисты. Вожители «жигулей», «КамАЗы», ночёвка в сене
С утра ели с геологами суп. Теперь варим кашу – мало нам супа. Геологи скоро тоже снимают лагерь, поэтому продуктов у них в обрез, так бы выделили. Без проблем – мы благодарны за ужин, завтрак и, главное, за дом. К тому же в компании геологов вероятность пьяных разборок с местным населением исключена. А вот к одинокой яркой желтой палатке люди тянулись бы как мухи на мёд (на мёд, на мёд, конечно!). Нет, как мотыльки на яркий свет. Да! Так лучше.
Что делать? – вновь тринадцатое число! Свежий (если подойдет это слово) подарок – у меня глисты. Твою мать! Только этого не хватало! Настроение – в ноль.
– Это медвежатина, – сказал Вова, довольный сбывшимся прогнозом. – Сейчас придумаем что-нибудь. Если только глисты – ерунда, вылечим быстро.
|
|
|
– Успокоил – «если только». Что ещё-то может быть?
– Да чего только может не быть. Лучше не будем – накаркаем.
– Согласен. Давай, что там у тебя есть? – я заглядывал в нашу аптечку.
Вова достал какие-то иностранные крутые таблетки. Дал мне пару штук и сам съел столько же (на всякий случай). Обещал, что пару дней – и всё пройдет. Хорошо бы. Геологов этой новостью не стали напрягать – закроются на карантин и будут материть нас – гниложопых засранцев. Надеюсь, я их никого не заразил. А они угостили нас ещё хлебом и сыром, когда мы пришли отдать ключ от дома и попрощаться. Ох! Как стыдно, но я просто вздохнул.
В деревне Сухая есть сберкасса и почта с междугородним телефоном. Но почта закрыта до обеда – принимают вчерашнюю выручку. Выручка накануне столь значимого праздника очень большая. Нам посоветовали не дергать дверь и подождать до обеда. Нет, милые – некогда нам. Придется Сереге звонить из Оймура или любой другой деревни, где будет телефон. А звонить надо – еда кончается, деньги кончились, нужна дозаправка и разгрузка лишних вещей: оружия, часть одежды, снасти, книги.
Долгая дорога в гору по жаре и без воды порядком умотала нас. Я, видимо перегревшись на солнце, насобирал у бурхана монет. Но вовремя одумался, и всё вернул обратно. Тринадцатое число – не шути с Богами!
Яркий автобус и множество машин накрыли нас рыжей пылью.
– Кто это, такие весёлые? – спросил я у местного жителя, попавшегося на дороги.
– Это инвалиды. Пробег Владивосток – Москва слышал? Вот, это они, – ответил мне человек.
– Да брось, ты. Они же на инвалидных колясках жарят по московскому тракту, а тут до тракта, как до луны, – что-то не верил я ему.
– Я откуда знаю? Привозили на День рыбака, – обиделся мужик и ушел.
– Ты ему веришь? – спросил я у Вовы.
– Да хер его знает – всё может быть, – Вову мало волновал это вопрос.
Мы двинулись дальше, но в моей душе затаился гаденький червь зависти и злости. Вот бы у нас был корабль сопровождения с баночным пивом. И ещё обидно, что про них знает любой прохожий, а про нас только мои глисты. «Твою мать!» – опять вспомнил!
Через двадцать пять километров пыли и жары сели на обед на полевом стане у пастухов-коноводов. Чистая речка, свежий лесной воздух и тень – что ещё нужно для правильного пищеварения? Два молодых пастуха бурята присоединились разделить нашу трапезу, пополнив разнообразие пущи своими продуктами. Кони паслись на лугу.
– Чё, мужики, как жизнь тут у вас? – я развалился на траве в тени дома, попивая чаёк.
|
|
|
– Нормально, – ответили пастухи.
– Работа, я гляжу, у вас не из легких, – я добрый, когда наемся – лещей кидаю.
– Да, нормальная работа. Только медведь заколебал.
– Какой медведь? – мы приподнялись.
– Медведь на табун повадился. На лесной тропе уже завалил одну лошадь, а вчера вон коня ранил, – парень показал пальцем на пасущихся поодаль коней.
У одного из них круп был порван сантиметров на двадцать. Три огромных незаживающих пореза. Кожа свисала, как стружка от рубанка.
– Сидит, сука, в кустах, а когда табун идет, вылетает и бьёт по хребту. Этот вчера увернулся, а лошади сломал хребет, – продолжал парень.
– Не хрена себе шуточки. Так и вас завалит.
– Опасно, конечно. И хитрый, гад. Мы уже охотников вызвали, пока не убьют, в лес не сунемся.
– Так он сюда выйдет.
– Не выйдет – дороги боится. А выйдет, здесь его бить легче, ружье у нас есть.
Весёленький рассказик. И спокойно так ребята об этом говорят. Сломал хребет, этот увернулся. Во, силища – ударом лошади хребет сломать.
На подходе к Оймуру два пьяных мотоциклиста докопались до нас – кто да чё. Мы объяснили, что Байкал обходим. Они не поверили и обиделись, что мы, яко бы, врем. Атмосфера накалялась. Спорить с пьяными бурятами – гиблое дело. Чем больше споришь, тем больше злишь. А они подраться по пьянке очень любят. Но нам удалось убедить ребят не волноваться, и ребята уехали. Этот неприятный инцидент насторожил нас. Теперь будет много населенных пунктов. Нужно меньше иметь контактов и быстрее двигаться.
А Байкал блистал серебром. Красиво – не то слово.
В Оймуре купили у старушки булку хлеба и на ночлег устроились на берегу за деревней. Разожгли костер. Полюбовались закатом. Пообщались с водителем «жигулей». У его машины были Иркутские номера, поэтому он и привлек наше внимание. За чаем он рассказал, что ездит из Ангарска на рыбзавод за омулем. Сегодня не успел купить рыбы, будет ждать до завтра. Стемнело, и он уехал. А мы хотели было ставить палатку, но тут приперлись, переполненные омулем, два «Камаза»-рефрижератора с пьяными водителями и весёлой девушкой. Полночи они бродили по берегу, по очереди залезая в кабину к милашке. Нас их расспросы с восточным акцентом достали, и мы ушли спать в развалившейся стог сена. Под открытым небом, без палатки мы спали впервые. Ничего – много звезд.
14.07.92
Ночь с тёлкой. Деньги на исходе – связи никакой. Марево тракта. Привет, геологи. В Быково обед на обочине. Найти бы деньги! – пожалуйста. Град. Паром. Ночёвка у паромщика
Утром я проснулся от тяжелого дыхания у меня над головой. Вова так дышать не мог. Открыв глаза, я увидел корову. Она лежала рядом, привязанная веревкой к колышку, торчащему рядом из земли. Ночью я её не заметил. Вот так, выходит и я с ненаглядной певуньей в стогу ночевал. Вова же не преминул спросить, как мне с тёлкой спалось. Да, нормально спалось – тёплая она.
«КамАЗы» и глисты исчезли. Собираемся в путь с лёгким сердцем и кровавыми мозолями на ногах. Передвижение по асфальту гораздо легче, чем по лесной тропе, но за всё нужно платить. Ноги об асфальт сбиваются напрочь.
Очень мало осталось продуктов. Решаем так: идем до Кудары, оттуда звоним в Иркутск Сереге и договариваемся о встрече. Если Сереги не окажется – будет очень не легко 400 км идти на подножном корму. Но об этом будем думать, если обломимся с дозаправкой. И самое главное, в Селенгинские протоки не лезем – без достаточной еды и лодки нам там делать нечего. А у нас ни лодки, ни еды. Идем по тракту в Тресково на паром. Переправившись, ждем Серегу в Селенгинске, либо из Селенгинска звоним всем людям доброй воли. Как говорил Никита Хрущёв «Цели ясны, задачи определены – за работу, товарищи!».
Пекло, марево, жажда. Такое было только в Тажеранской степи. Нос обгорел и болит. Телеграфные столбы с блестящими изоляторами напомнили старый французский «Конец недели». Бесконечность пути и безысходность жизни в вечном движении по ней.
Кудара осталась позади – дорога не проходит через деревню, мы промахнулись. Значит звоним с переправы, а пока, не теряя времени, идем до Быково. Может там есть телефон. По крайней мере, там есть вода, пообедаем.
Скрип тормозов и радостные приветствия геологов отвлекли от мрачных мыслей плавящихся мозгов. Ура! Водичка! Полная фляжка и два пирожка в придачу. Спасибо, дорогие! Даст Бог, свидимся.
В Быково попросили воды. Набрав флягу, чайник и котелок, прямо у дороги из строительного мусора разожгли костёр и сварили обед. Проезжающие смотрят на нас, как на идиотов. Ещё бы, в трусах, белые, как трупы с синими реками натруженных вен, но, зато, с обгоревшими рожами и руками до локтей, мы мало напоминали нормальных людей. Середина лета, а тут два таких чуда у дороги варят обед. Я бы, наверное, сам посмеялся.
И снова утомительный путь по горячей дороге. В такие бестолковые и нудные часы я сочиняю рассказы, «пишу письма» сыну и мечтаю найти деньги. Первый рассказ о том, как на автозаправке нас напоили водой – сбылся. Даже более – нам ещё дали по шоколадной конфетке. А мечта найти денег сбылась в последовательности: 5 рублей и 2 карамельки «Яблоко» и 5 копеек. Нужно ещё помечтать!
Град нас накрыл у самого парома. Вымокли, бежали, но на паром успели. Переправились и остались ждать паромщика около его дома. «Запарковав» своё транспортное средство, паромщик превратился в сторожа и разрешил нам переночевать у него на переправе. За это на ужин он получил порцию спирта, а мы горячую воду, чтобы помыться, теплый уютный ночлег в доме и замечательные вечерние горные виды Малого Хамар-Дабана, которого мы по наивности окрестили Саянским хребтом. Не важно! Для нас важно то, что там, за Селенгой есть дорога, ведущая в порт «Байкал» и она железная во всех смыслах.
ЭТАП
«Зубная поросячья боль»
|
|
|
