Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Дискантовый ключ, или ключ «до»




Гамма ароматов

 

Басовый ключ, или ключ «фа»

Паула с головой ринулась изучать искусство композиции, однако после смерти отца все внезапно закончилось. Оказалось, что ее чудесный отец был заядлым игроком, который для каких-то сомнительных дел заложил двор бабушки Йозефы. Двор был продан на аукционе, как и вилла, и большинство предметов мебели. И только благодаря Йоханнесу Карлу Пауле удалось забрать из лаборатории некоторые приборы и оставить их в надежном месте у одного из друзей Йо.

Для ее матери мир рухнул, после смерти своего мужа она словно остолбенела, и только маленький Густав не позволял ей совсем опуститься. Но Паула каждую ночь слышала ее рыдания и причитания.

И, будто этого было мало, Йо ввиду ухудшения финансового положения семьи пошел служить в армию, где с ним произошел несчастный случай, который стоил ему ноги, в результате чего он стал непригоден для службы. Справиться с ужасной фантомной болью ему мог помочь только морфий. Он попал в зависимость от наркотика, и все попытки Паулы убедить его принимать менее опасное лекарство срывались из-за невыносимой боли. Когда Паула однажды утром обнаружила своего брата мертвым в постели, это окончательно ее сломило. Она больше не могла и не хотела ничего есть, сильно исхудала. И лишь тогда, когда она была уже настолько слаба, что практически не могла ходить, ее мать начала выбираться из своей летаргии. Она кормила Паулу различными лакомствами и принялась ее наряжать. Для этого она заложила даже свои украшения, первым делом — лазуритовое колье. Она велела сшить Пауле роскошные бальные платья и заботилась о том, чтобы ее дочь постоянно получала приглашения на балы. Все еще костлявую фигуру Паулы прикрывали объемной тканью, кружевными воланами и шелковыми розами, а ее непослушные волосы часами укладывали в локоны. Сначала Паула радовалась подаркам матери, пока не поняла, что та хочет выдать ее замуж. Как можно быстрее, и не за кого угодно, а за богатого мужчину, который спас бы их всех от нищеты, причем не важно, какой ценой.

Паула еще раз понюхала свежее пальмарозовое масло, которое всегда помогало ей справиться с бессонницей, залезла под одеяло и закрыла глаза.

Камфора

Различают японское камфорное дерево Laurus Camphora L. и борнеол Dryobalanops Camphora L., родина которого — Борнео и Суматра; последнее имеет намного более утонченный, более насыщенный, напоминающий амбру аромат.

На следующий день они выступили, как всегда, с рассветом, примерно в полшестого, чтобы преодолеть последнюю часть пути, позавтракав рисом и супом.

Пауле было легче оттого, что путь лежал через широкую долину с рисовыми полями, на краю которой на голубом холме возвышалась Амбохиманга. Чем ближе они подбирались к своей цели, тем более крутой становилась тропинка, которая узкой и каменистой лентой обвивала гору.

Нориа — после ночного разговора ее словно подменили — шла рядом с Паулой и рассказывала ей о короле-святом, который возвел Амбохимангу, по имени Андрианампуинимерина. Согласно легенде, его дедушка первый понял, какой потенциал в нем таится, хотя имел двенадцать внуков, в каждом из которых текла королевская кровь. В один прекрасный день дедушка позвал к себе всех внуков. Он собрал для них самые прекрасные и заманчивые подарки, благородное оружие и украшения, и каждый должен был что-то себе выбрать. Андрианампуинимерина взял себе самую неприметную вещь — корзинку с землей Мадагаскара. Тогда мудрый дедушка понял, кто будет наилучшим правителем.

— Это больше похоже на сказку братьев Гримм, — заметил Мортен, пребывавший в приподнятом настроении, и Паула удивилась тому, что вчерашнее чрезмерное потребление рома на нем никак не сказалось.

— Откуда такой человек, как ты, знает сказки? — Ласло спросил так, будто сказки были чем-то неприличным.

Мортен внезапно закашлялся.

— Моя бабушка была из Люнебурга и долгими темными ночами в Норвегии всегда рассказывала нам сказки.

Когда Мортен произносил слово «сказки», это звучало как «шшшкажжки», что Пауле безумно нравилось. Она могла бы слушать его часами.

— А мне больше по душе сказки братьев Гримм, чем Андерсена. В немецких сказках по крайней мере счастливый конец.

— Поэтому они и называются сказками, — вмешался Вильнев. — В реальной жизни никогда не бывает счастливого конца.

— Если ты рассчитался со своим создателем, то да! — Замечание Мортена прозвучало иронично и не было похоже на замечание миссионера.

— Этот суеверный фокус раскрыт! — Вильнев горько рассмеялся. — Существует только то, что научно доказуемо. И ничего больше. Абсолютно ничего!

— Боюсь, из этого следует, что и рая не существует, — с тревогой сказал Мортен.

— Не приставай ко мне с раем, его не существует, так же как и ада.

Ласло плюнул на красную пыль, будто чтобы обозначить свою позицию.

— Есть только мгновение. Ничего больше!

«Ад, наверное, есть, — подумала Паула, — но для того, чтобы его испытать, не обязательно умирать». Она уже его пережила, но в рай тоже больше не верила.

Внезапно она услышала громкое и радостное пение, сопровождаемое громким и низким звучанием разных флейт, барабанов и нежных цитр. Озадаченная Паула остановилась вместе со своими попутчиками.

— Что это? — спросила она Нориа.

— Сейчас узнаем, но мне кажется, что это фамадихана, праздник перезахоронения усопшего, который отмечают особенным образом здесь, на плоскогорье.

В этот момент из-за угла вышла танцующая, поющая и музицирующая толпа людей. Нориа радостно кивнула им. Путники отошли в сторону и наблюдали за шествием, в центре которого мужчины и женщины несли над головами что-то завернутое в циновку, словно реликвию. Паула непроизвольно улыбнулась: было просто невозможно не заразиться этим праздничным настроением. Когда процессия миновала и снова воцарилась тишина, всем стало интересно, что представляет собой церемония перезахоронения.

— Я вам уже объясняла, насколько важны для нас предки. Поэтому примерно каждые десять лет из могил достают усопших, облекают их останки в роскошные платки и заворачивают в циновку. Затем мы проносим их по деревне и показываем им, что именно с момента их смерти изменилось, показываем их внуков и новые дома. При этом собирается вся семья и устраивает большой праздник.

— Какой прекрасный обычай, — сказала Паула.

— Абсолютно негигиенично, — с отвращением заметил Вильнев.

— Но таким образом сохраняется память об умерших, — ответил Ласло, и Паула заметила, с какой нежностью он посмотрел на Вильнева. Но тот только пренебрежительно поднял брови.

— Мертвые мертвы. Все остальное — это просто смешная детская вера. Давайте идти дальше.

Спустя полчаса Нориа, едва переводя дух, остановилась и указала на расположенный вдали холм; казалось, что он дрожит в голубом тумане.

— Вы хотите еще что-нибудь узнать о нем? — спросила она своих попутчиков.

— Конечно, — сказал Вильнев, и остальные кивнули. — Все, что нам может понадобиться в беседе с Ранавалуной II.

— Хорошо, Андрианампуинимерина… — начала Нориа.

У Паулы закралось подозрение, что Нориа нравится повторять эти непроизносимые имена так часто и так быстро, чтобы европеец не мог их запомнить.

— Во времена его правления, с 1788 по 1810 год, царство народа мерина становилось все больше, чему способствовал еще и тот факт, что он женился на двенадцати женщинах из различных регионов и таким образом обеспечивал мир среди провинций.

— А как он обеспечивал мир среди двенадцати жен? — вмешался Вильнев, который как раз шел за ними. — Мне это представляется намного большей проблемой….

«Какой наглый, — подумала Паула, — как всегда!» Нориа по его просьбе рассказывает о мужчине, которого почитали как святого, а Вильнев подшучивает над этим.

Однако Нориа не обиделась, она бросила хитрый взгляд на Паулу.

— Андрианампуинимерина был умным мужчиной, и поэтому он велел возвести на двенадцати священных холмах вокруг Антананариву по одному дворцу для каждой из своих жен и навещал их по очереди.

На лице Вильнева раздражение сменилось улыбкой.

— Но первая и, соответственно, главная жена Андрианампуинимерины жила постоянно с ним — здесь, в Амбохиманге.

— Я все еще не вижу никаких домов. — Голос Ласло прозвучал так, будто ему наступили на ногу. — Мы правильно идем?

Паула спросила себя, почему Вильнев взял именно Ласло в качестве ассистента.

— Амбохиманга укреплен стеной с семью воротами, и вокруг Голубого холма запрещено вырубать или сжигать лес, поэтому издалека кажется, что на холме никто не живет. Но если внимательно присмотреться, то вон там, — Нориа указала на скопление пальм, — можно увидеть хижины.

И за следующим поворотом они уже достигли своей цели. Они стояли перед стеной укрепления, которую издалека не было видно из-за красновато-коричневого цвета кирпича, почти не выделяющегося на фоне земли.

Ворота представляли собой огромную круглую дыру, закрытую обломком скалы.

Нориа обратилась к двум часовым, которые смотрели на них через стену. Они втроем говорили все громче, часовые качали головами и размахивали ружьями, но Нориа не позволяла себя испугать, и непонятно было, кто из них победит.

Паула присела на скалу в тени под деревом гибискуса, а через полчаса к ней присоединились Мортен и Вильнев. Еще через полчаса к ним подсел Ласло, и мужчины начали заключать пари, пройдут ли они сегодня через ворота или нет.

В конце концов Нориа вернулась к ним с опущенными плечами.

— Из-за купального праздника фандроана чужим на территорию дворца сегодня нельзя.

— Но это же определенно вопрос денег! — Вильнев надул губы и возвел к небу глаза, намекая, что она туго соображает.

Нориа покачала головой.

— Нет, это не так. Все ворота были закрыты после того, как юные девушки наполнили священную ванну водой, и их откроют лишь завтра утром, когда королева произнесет кабари, свою новогоднюю речь, и начнется большой праздник.

— Ну тогда завтра! — с облегчением сказал Мортен.

— Нет, завтра чужим тоже нельзя входить.

Вильнев простонал и раздраженно покачал головой.

«Мора-мора, — подумала Паула, — терпение также не относится к сильным сторонам врача».

— Но я постоянно слышала на Нуси-Бе, что Ранавалуна II и премьер-министр Раинилаиаривуни, — Паула внутренне торжествовала, что ей удалось без запинки выговорить их имена, — радуются визитам европейцев и тепло их приветствуют.

— Да, в этом есть доля правды, но от иностранцев ожидают, что они будут чтить наши традиции и проявлять уважение к ним, а Амбохиманга — священное место.

— И все же есть путешественники, которые там останавливались и даже писали об этом книги. Например, Ида Пфайффер, австрийка, которая гостила у Ранавалуны I.

Нориа вздохнула.

— Как я уже говорила, существуют исключения. Вы не должны принимать это на свой счет. Просто сейчас не самый подходящий момент для европейцев.

— Тогда мы оденемся как мерина, — предложил Мортен, обладатель светлых волос, и это вызвало у всех смех и разрядило обстановку.

— Неужели мы проделали такой длинный путь, чтобы здесь потерпеть неудачу?

Вильнев сделал глоток из своей серебряной фляги и пустил ее по кругу. В этот момент даже Паула почувствовала, что уже созрела для рома. Она не стала напоминать Вильневу, как еще в Антананариву Нориа говорила им, что попасть в Амбохимангу для европейца практически невозможно. Паула так же, как и он, надеялась, что это просто слухи.

— О чем королева будет говорить в своем обращении? — спросила Паула.

Нориа пожала плечами.

— О своих предках, о том, чего она хочет для королевства мерина и для Мадагаскара…

— И чего королева хочет?

— Конечно, англиканскую церковь, — вмешался Мортен.

— И медицину для народа. — Голос Вильнева вдруг зазвучал оптимистично.

— Как лучше начать год, если не с такими двумя проектами?

«Он прав», — подумала Паула, которая понимала, к чему он клонит. Он хотел аудиенции. Им нужно попасть к ней на прием, и они должны этого добиться. И мысль о том, что Иде Пфайффер удалось повидаться с Ранавалуной Свирепой, хотя эта страшная правительница чуть ли не ела на завтрак европейцев, выводила Паулу из себя.

После длительного путешествия из Европы сюда, после вечного ожидания попутчиков и после всего, что ей довелось пережить в пути, она не может уйти ни с чем.

И единственные, кто мог ей помочь, — это королева и премьер-министр. Как ей определенно удалось выяснить после бесконечных походов по ведомствам в столице, не существовало никакого учреждения и никакого кадастра, которые дали бы ей необходимую информацию. Она устала и хотела наконец добиться своей цели. Почему бы не прибегнуть к хитрости, к маленькой лжи, которая никому не повредит?

— А нельзя ли сказать Ранавалуне II, — сердцебиение Паулы значительно ускорилось, — что мы — посланники немецкого кайзера с подарками к Новому году? — Она была удивлена тем, как легко она проговорила эти чудовищные вещи. «Тебе следовало бы стать аферисткой, вместо того чтобы заниматься ароматами», — раздался ее внутренний голос.

— Вы — посланники?

Нориа недоверчиво посмотрела на них, и Паула не могла осудить ее за это. Посланники кайзера определенно выглядят иначе, более роскошно, более великолепно.

— Ну, мы приехали инкогнито. — Ласло, который вдруг снова оживился, одобрительно и заговорщически посмотрел на Паулу.

— Инкогнито? — Нориа смущенно взглянула на Паулу, затем на Мортена.

— С тайным поручением, — объяснила Паула.

— Почему тайным?

— Потому что… — Паула собралась с духом. — Потому что немецкий кайзер очень заинтересован в торговом соглашении с Мадагаскаром. — Ей самой это казалось крайне неправдоподобным, и она уже ждала, что Нориа сейчас громко рассмеется, но в этот момент Вильнев откашлялся и одобрительно кивнул.

— Если бы кайзер это официально признал, это привело бы к неприятностям с французами и англичанами, которые чувствуют себя здесь практически как дома.

«Я бы ему поверила, — подумала Паула, — он говорит очень убедительно».

Нориа прикусила свои красивые губы.

— Раинилаиаривуни, премьер-министр, наверняка захочет увидеть верительные грамоты…

Вильнев снова кивнул.

— Само собой разумеется, мы предъявим их королеве в свое время.

Даже Паула готова была ему поверить, по крайней мере, она на какое-то мгновение задумалась, нет ли их и в самом деле у него в карманах. Но ей сразу же показалось это сомнительным, так как ни один из мужчин на Нуси-Бе не рассказывал о подобной миссии. Напротив, Мортена она встретила в борделе, Ласло внезапно появился в госпитале с тяжелыми травмами, а Вильнев думал, что они познакомились во время одного из его визитов в лазарет, но она увидела его намного раньше. В одной маленькой часовне на берегу, где она его заметила, когда он зажигал свечу и долго смотрел на огонь, пока та вся не сгорела. Тогда он вдруг так быстро вышел из церкви, будто за ним гнался сам дьявол.

Она вдруг снова поняла, как мало знает об этих мужчинах и о том, что у них в действительности на уме. Не рискованно ли это — затевать с ними подобный обман? Ее обман!

Что, если ее попутчики задумали покушение на королеву или что-то ужасное в этом роде? Тогда она станет соучастницей. Она посмотрела на троих мужчин. Дружелюбное лицо Мортена с белокурой курчавой бородой, Ласло с гладко выбритым ангельским профилем и загадочной улыбкой, и зеленовато-карие глаза Вильнева на жестко очерченном лице с трехдневной щетиной. Кто эти трое на самом деле?

«Нет, что за бред, — она попыталась успокоиться, — это все твоя фантазия, тебе нужно подышать лавандовым маслом, чтобы у тебя в голове снова прояснилось».

— Кто бы мог подумать, что премьер-министр умеет читать, — прошептал себе под нос Ласло.

— Тччч. — Мортен покачал головой и гневно шикнул. — Почему вы всегда такой непочтительный, Ласло, почему?

— Если вы действительно посланники немецкого кайзера, почему тогда мне об этом никто не сказал? — Нориа сверкнула глазами на Мортена.

Мортен уклонился от ее взгляда и, нервно пожимая плечами, посмотрел на Паулу так, будто надеялся на ее помощь. Пауле показалось странным, что с Нориа он не так легко справлялся, как с Ласло.

Вильнев поспешно пришел ему на помощь.

— Тайно — это значит, что никто не должен об этом знать, — ловко объяснил Вильнев, и Паула задалась вопросом, как ей различать, когда он говорит правду, а когда врет.

Нориа была так поражена и озадачена этим фактом, что Пауле стало жаль ее.

Итак, Нориа удостоверилась в том, что правильно все поняла, и снова отправилась к часовым, где общалась с ними уже более строгим тоном.

— У кого-нибудь есть документ, хоть какой-нибудь, который мы могли бы выдать за верительную грамоту кайзера? — Вильнев бросил на спутников проницательный взгляд.

— Или подарок, достойный быть подарком от кайзера? Мадам Келлерманн, вы говорили, что у вас есть подарки к Новому году, не так ли?

— Ничего у меня нет, даже украшений.

Вильнев тяжело вздохнул.

— Тогда сегодня ночью мы должны составить грамоту. Есть у кого-нибудь бумага, чернила и печать?

— Я думала, у исследователей этого добра в избытке. Разве вы не должны каталогизировать и описывать растения, которые находите?

— Разумеется, — сказал Ласло, — но они нам еще пригодятся.

— Мне мои тоже нужны.

— Это была ваша идея! — Вильнев произнес это, будто хотел сказать: и вот ее последствия. Паула пришла в смятение, чувствуя себя так, словно она настолько глупа, что не в состоянии понять, к чему приведут ее предложения. Она была вынуждена принять срочное решение.

— Бумагу и чернила я предоставлю, — сказала она, хотя ей было неприятно отдавать что-то из своих ценных запасов, на которых она собиралась записывать новые рецепты, — но сургуча у меня нет. — Паула взяла его очень мало, и он должен был ей понадобиться, чтобы запечатывать свои ароматворения надежно, герметически.

Мортен почесал бороду.

— Давайте возьмем свечной воск.

Вильнев покачал головой.

— Нет, он слишком мягкий. Кроме того, нам необходима печать.

— Если кто-то нарисует мне оригинал, я смогу ее вырезать, — сказал Ласло.

— Один из нас должен наблюдать за Нориа.

Вильнев посмотрел на Паулу и вопросительно поднял брови.

— А если что-то пойдет не так? Никто не думал об этом? — поинтересовалась она еще раз.

Отрицательный ответ прозвучал из уст всех трех, как выстрел пистолета.

— Даже вы, Мортен?

— «Ты не имеешь права спрашивать: что это и зачем это? Потому что все случается в свое время». Сирах, 39, стих 17. Или, как любила говорить моя бабушка: пути Господни неисповедимы, вне всякого сомнения, только Господу известно, попадем мы на землю язычников верной дорогой или нет.

— Аминь! — Ласло произнес это так громко, что Нориа и часовые закончили спорить и обернулись.

— Хорошо, тогда нам нужно разбить палатки и все подготовить.

— Но нам еще нужен подарок, — настаивал Вильнев и снова посмотрел на Паулу. — Совсем никаких украшений?

— Нет.

Единственное, что у нее было, — это маленькая серебряная колба с замочком в виде посеребренного крыла бабочки. В ней оставалось несколько капель аромата, который она создала, вдохновившись голубыми флаконами. Эта колба висела у нее на длинной кожаной ленте под корсажем, и она скорее умерла бы, чем отдала ее.

— Что же, черт возьми, тогда находится в сундуках, которые вы с собой носите?

— Это вас не касается!

— Правильно, — парировал Вильнев, — но мы не можем заявиться к королеве без подарка.

— Ну а что насчет вас? Вы носите серебряное распятие на тяжелой цепочке из чистого золота, а у вас, Мортен, есть Библия старинного вида, а вы, Ласло, вы… — В голову ничего не пришло, потому что у него было так же мало багажа, как и у Нориа. Лицо Вильнева стало светло-зеленого цвета, как орхидеи, которые здесь цвели повсюду, Мортен, напротив, покраснел под цвет земли, на которой они стояли.

— У нас обоих есть что дать королеве, — Вильнев холодно посмотрел на Паулу, — и за это мы рассчитываем получить ее поддержку. Вы же, наоборот, желаете чего-то только для себя, поэтому было бы уместно, если бы вы проявили большее участие. — Вильнев ни словом не обмолвился по поводу креста на своей шее, который никогда не снимал.

Паула была уверена, что эти мужчины лгали, и каждый из них тоже хотел получить что-то для себя. Но она не знала, что им возразить, и уже давно поняла: лучше в таких случаях держать рот на замке. Но, разумеется, ей это не удалось.

— Ну, тогда забудем о бумаге и чернилах. Вернемся обратно.

— Принцесса на горошине заговорила — и собирается сдаваться при первых же трудностях. — Голос Вильнева казался веселым, что раздражало Паулу еще больше. — Я так понял, что ваш отец вытаскивал вас из любых бед, в которые вы попадали.

Паулу накрыла волна возмущения, она сжала руки в кулаки, и одновременно с этим на глазах показались слезы, которые она отчаянно пыталась сдержать. Этот жалкий подлец, он абсолютно ничего о ней не знал и брался судить ее. Но свой крест он отдавать не хотел.

Нориа вернулась к ним, и на этот раз на ее устах была улыбка.

— Завтра утром мы сможем пройти через ворота короля, и нас отведут прямо к премьер-министру.

Паула проглотила свои слезы и свой гнев.

— Нориа, это прекрасно, значит, незамужние девушки действительно принесли нам удачу!

Нориа злобным взглядом заставила ее замолчать, и Паула решила, что это фади — рассказывать о том, что они видели ночью.

— Только сначала вашими рекомендациями будет заниматься премьер-министр Раинилаиаривуни. Если он сочтет их подлинными, тогда вам можно будет сесть за праздничный стол королевы.

— А если нет? — спросил Ласло.

— Тогда вы умрете.

Мортен несколько раз кашлянул.

— Это шутка?

«Нет, — подумала Паула, — нет». Она почувствовала себя так, словно ее лоб стянула металлическая лента. Никогда в жизни она не подумала бы, что такая маленькая хитрость может караться смертью. Нужно немедленно положить конец этой шараде, и это ее задача, ведь именно она все затеяла.

— Нет, господин Вальштрем, это не шутка, — сказала Нориа, как показалось Пауле, с удовольствием. — Такой обман считается государственной изменой, преступлением против королевы, и относится к тринадцати преступлениям, за которые предусмотрена смертная казнь. И только благодаря Раинилаиаривуни вместо восемнадцати их теперь всего тринадцать. Он еще отменил ответственность всех членов семьи за деяния, совершенные одним из ее членов, а также рабство. Это хорошо для нашей страны.

Паула, Мортен, Ласло и Вильнев обменялись потрясенными взглядами — государственная измена? Смертная казнь оставалась смертной казнью, и вот уж это было не хорошо.

— Почему вы так странно смотрите на меня? Вам же нечего бояться, не так ли?

— И кто в этом Богом забытом месте решает, достаточно ли подлинные наши документы для премьер-министра? — с иронией спросил Ласло.

— У Раинилаиаривуни много советников, среди них — его сын, который был удостоен чести встретиться с немецким кайзером в Берлине.

Металлическая лента вокруг головы Паулы сжалась сильнее. Она должна была все прояснить.

— Ну, Нориа, дело в том, что… — начала она, но Вильнев грубо перебил ее:

— Конечно, нам нечего бояться, все в порядке.

Мортен непривычно резко хлопнул в ладоши, кивнул носильщикам и велел им ставить палатки, затем недовольно посмотрел в Пауле в глаза.

— А теперь нам пора спать. Завтра у нас много дел.

Все согласно забормотали, и Паула поняла, что это значит. Мужчины не собирались отступать. Значит, этой ночью изготовят правдоподобную грамоту и подделают печать кайзера. Пока носильщики ставили палатки и Нориа разводила костер для приготовления ужина, они собрались у скалы, якобы для того, чтобы насладиться видом.

— Это просто пустые угрозы, — сказал Мортен.

— Я так не думаю, малагасийцам незачем подлизываться к европейцам. — Ласло наморщил свой красивый высокий лоб. — И наша смерть станет в этой связи лишь красивой историей, которая только укрепит их славу среди французов и англичан, и без того знающих, что с малагасийцами шутить не стоит.

— Мы хотим поговорить с королевой, значит, нам нужно позаботиться о грамоте.

Вильнев снял шлем и помассировал голову.

— Ласло, найдите кусочек дерева, из которого вы вырежете печать, а вы, мадам Келлерманн, несите бумагу, ручку и чернила. Вы, Мортен… Вы просто молитесь.

— Но мы не можем этого сделать! Нет, раз это настолько опасно, — возразила Паула.

Все трое посмотрели на нее.

— Нам нельзя отступать, я уверен, что даже попытка такого обмана наказуема. — Мортен и Ласло кивнули в подтверждение слов Вильнева, как механические фигуры.

Паула подавила в себе все последующие возражения, потому что ей в голову не приходили аргументы, с помощью которых она могла бы спорить с Вильневом. Она развернулась и неохотно принялась искать в своих сундуках необходимые предметы.

Она подождала, пока поставят палатки, затем собрала все и пошла в палатку Вильнева, где прежде ни разу не была.

Она с удивлением осматривала роскошную обстановку. Там были складные стулья, ковер и стол, за которым уже сидел Ласло с кусочком дерева и ножом и ждал указаний. Мортен сидел возле Ласло на корточках, так что и для Паулы нашелся складной стул. В воздухе витало на удивление веселое, суетливое настроение, будто ее попутчики были детьми, которые готовились ко дню рождения. Но это было не так, в конце концов, их жизни стояли на кону.

Так как ни у кого не было идей относительно печати, Паула предложила использовать имперского орла с купюры в пять марок, с чем все согласились. Затем они вместе обдумали, какой текст следует написать. В этом деле Ласло оказался намного более способным, чем Вильнев и Паула. Так, он настоял на том, чтобы каждому из них обзавестись благозвучным титулом, указывающим на их положение. У Ласло был самый красивый почерк, так что он в конце концов и взял перо.

Мы, Вильгельм, немецкий кайзер по милости Бога

Светлейшей королеве Мадагаскара Ранавалуне II

Этой грамотой нижеподписавшийся хотел бы рекомендовать четверых своих подданных, а именно Паулу Викторию баронессу фон Келлерманн, князя Ласло Каласа из Трансильвании, графа Генри Вильнева при Нашем дворе и Нашего датского союзника по доброй вере и в действительности епископа Мортена Вальштрема, всемилостивейше посланных к Вам с миссией. Мы, Наше Священное Кайзерское Величество, хотели бы выяснить инкогнито, не заинтересовано ли Высочайшее Малагасийское Величество в союзе, который при обоюдном согласии был бы полезен для развития торговых связей наших стран. Так как из надежного источника Нам стало известно, что французское правительство в ноябре этого года выведало Ваше отношение к совместной антинемецкой политике с англичанами, Нам представляется необходимым выяснить, разделяют ли и другие дружественные государства опасения относительно гарантии мира в Мировом океане, которые овладели нами при упомянутых обстоятельствах.

Каждый из перечисленных Наших подданных имеет полномочия говорить по Нашему поручению. Мы, Наше Кайзерское Величество, выражаем наибольшее сожаление относительно того, что не имеем возможности посетить лично прекрасный, но отдаленный остров Мадагаскар. Мы надеемся, что Наши посланники встретят Ваше милостивое расположение, и кланяемся Вам с глубоким уважением в надежде на положительные донесения с Вашей стороны через названных посланников.

Вильгельм, кайзер Германской империи по милости Бога

— Нужно будет позаботиться о том, чтобы уничтожить это послание. Хотя в Германии нас за такой обман не повесят, но точно возьмут под стражу.

Вильнев посмотрел на письмо и несколько раз его прочитал. Паула с удивлением заметила, что он шевелит губами при чтении, будто плохо умеет читать.

— Я не уверен, следует ли указывать на проблему с Францией. — Вильнев наморщил лоб. — Мысль о том, что англичане и французы действуют сообща, кажется мне, мягко говоря, очень рискованным заявлением.

— На Нуси-Бе я слышала, что Раинилаиаривуни — такой человек, — Паула убеждающе подняла руки, — который любит сталкивать лбами колониальные державы, чтобы укрепить свои собственные позиции. Такой человек наверняка хорошо понимает, что кайзер может использовать загадочные намеки. И только тогда есть смысл в том, что мы путешествуем с тайной миссией, не так ли? Нам еще нужно поставить печать. У меня есть немного сургуча.

Паула ждала, что они спросят ее, почему она изменила свое мнение, но никто ничего не сказал. Она вышла из палатки Вильнева и чуть не столкнулась с Нориа, которая стояла прямо у входа. Паула испугалась; она боялась, что Нориа могла подслушать их разговор, и быстро попыталась сообразить, как ей действовать дальше.

— Еда готова.

Нориа с непроницаемым лицом указала на кастрюлю, стоящую на огне.

— Я скажу остальным, — ответила Паула и вернулась в палатку. — Я думаю, Нориа что-то слышала.

— Тогда у нее уши должны быть, как у рыси, — сказал Вильнев, — и, кроме того, мы каждого сможем уверить в том, что ее неидеальное знание немецкого языка привело к неправильным предположениям.

Они сели у костра и отведали куриный суп с имбирем и рис. Никто не разговаривал, все были заняты своими мыслями.

С каждой ложкой супа Паула все больше ощущала тяжесть в животе, которую она так часто в своей жизни игнорировала, а потом была вынуждена горько за это расплачиваться. Хотя им удалось составить убедительную грамоту, ей было понятно, что из этой чудовищной лжи ничего хорошего не выйдет. То, что они делали, было неправильно. Не только из-за последствий, с которыми им всем придется считаться, если выяснится, что они солгали, но и в большей степени из-за того, что ей не хотелось начинать новую жизнь с обмана. Она должна была убедить мужчин найти честный путь во дворец королевы, даже если бы это заняло намного больше времени. Все же еще было не поздно.

После ужина они снова встретились в палатке Вильнева.

— Где сургуч? Я вырезал отличную печать — имперский орел с плюмажем. — Ласло воодушевленно размахивал круглым куском дерева.

— Мы не можем этого сделать. — Когда никто не отреагировал, Паула сказала еще раз, теперь уже громче: — Так не пойдет, мы не можем так поступить!

— Она права. — Мортен пришел ей на помощь. — Я не понимал, какие размеры принимает наша ложь, а сейчас я постоянно думаю о том, что сказано в Библии: «Если властитель слышит ложь, все его слуги становятся негодяями».

Ласло постучал печатью себе по лбу.

— Это будет просто смешно, если мы сейчас отступим назад.

Вильнев согласился с ним.

— Я тоже так думаю. И что может случиться? Кто, скажите ради бога, видел здесь герб кайзера? Да никто из нас не смог бы его с точностью распознать. Я подумал о том, какие последствия этот обман будет иметь в немецкой империи, но очень маловероятно, что это письмо когда-либо попадет в Германию.

— Но разве мы здесь не для того, чтобы начать все сначала, — начала Паула, — разве мы все не оставили что-то позади, разве это хорошо — начинать с обмана?

— Господи! Почему нет? — Ласло посмотрел на Паулу, качая головой. — Никто не ранен, никому не причинен вред, наоборот, это только польстит королеве. Это же ее образ жизни, не так ли? — Он говорил саркастическим тоном. — Придумать, как решить проблемы четырех человек, и отказаться от этой идеи при малейшей трудности? Вы действительно так слабы?

«Да как он смеет так со мной разговаривать! — подумала Паула и почувствовала, что его слова приводят ее в раздражение. — Что этот красавец может знать о том, какие трудности я уже пережила?» Она бросилась на него, чтобы дать ему пощечину.

Вильнев встал так, что Паула наскочила на него, и это рассердило ее еще больше.

— Уже слишком поздно, — сказал Вильнев и попытался успокоить ее взглядом своих зеленовато-карих глаз. — Мадам Келлерманн, Ласло абсолютно прав, мы будем выглядеть смешно, пути назад нет. Значит, мы ставим печать и утверждаем, что наши подарки были украдены пиратами возле Нуси-Бе, вследствие нападения которых нам удалось спасти только кайзерскую грамоту и себя.

Паула повернулась к Мортену и выжидающе посмотрела на него, но этот трус только пожал плечами. У нее самой не было шансов против Вильнева и Ласло. Она ненавидела себя за то, что не нашла лучших аргументов и не уговорила их отступить. Она неохотно принесла сургуч, чтобы помочь им сделать обман совершенным.

Тяжесть в ее животе, усиливавшаяся при изготовлении грамоты, превратилась во внушающие опасения спазмы, и когда Паула позже залезла под одеяло, она думала, что не будет спать всю ночь, но, к своему большому удивлению, она проспала до утра крепким сном.

Письмо Матильды

Амбалавау, утро 9 августа 1856 года

Флоренс, моя дорогая дочь!

Приходил иезуит отец Антоний, который руководит детским домом в Анталахе и который хотел убедить меня пойти с ним, потому что они вместе с детьми отправляются на прекрасный остров Святой Марии, поскольку боятся того, что здесь происходит. Гроза заставила его переночевать у меня, что только усилило его беспокойство.

Чтобы избавиться от него, я пообещала ему вскоре присоединиться к ним, хотя у меня и в мыслях не было покидать это место, так как я жду Эдмонда, и без него я больше никуда не поеду. Только для него я приобрела у Лабора этот участок земли, обменяв его на украшения, а поскольку ему было этого мало, я добавила еще голубой флакон с «Парфюмом императрицы Евгении», чтобы он согласился. И тогда я смогла наконец посадить эту прекрасную, эту окаянную ваниль.

Но я забегаю вперед. Я так хотела бы, чтобы ты, Флоренс, когда-нибудь прочитала это длинное письмо, но это не в моей власти. И если бы я верила в силу жертв, то ради этого я принесла бы в жертву зебу. Все, во что я еще хочу верить, — это справедливость, и, если мне не удастся выполнить задуманное, то я умоляю тебя завершить это ради меня. Я наделю тебя всем необходимым, и ты будешь сполна вознаграждена — это я, по крайней мере, могу тебе обещать.

Чтобы сохранить нашу тайну, я спрячу это письмо так, что никто его не найдет, кроме тебя. Я знаю, как легко все выходит из-под контроля. Пираты поджидают повсюду. На тот случай, если твой муж благородного происхождения, а я боюсь, что именно такого ты себе и нашла, я должна позаботиться о том, чтобы только от тебя зависело, что ты ему захочешь оставить. В глазах многих людей я только навлекла позор на себя и свою семью, вела себя как жалкая старая, даже преступная чудачка. Но ты должна знать, как все было на самом деле. Я испытываю детское желание получить твое прощение или хотя бы понимание, которое вызвано как моей любовью к тебе, так и осознанием того, что жизнь не вечна. Ты, наверное, помнишь, что после побега от пиратов мы потерпели кораблекрушение на острове Реюньон, где нас тепло приняли владельцы плантаций. Я склоняюсь к мысли, что их радушие было вызвано в значительной мере золотыми монетами, которые я украла у Ле Томаса в качестве вознаграждения за годы нашей неволи.

Нас великодушно приняли мосье Фереоль Белье Бомон и его семья, которые на плантации Святой Сюзанны на восточной стороне острова, кроме сахарного тростника и апельсинов, выращивали также ваниль и содержали приличное количество темнокожих рабов. Я надеюсь, что этот маленький мужчина с большим животом не стерся в твоих воспоминаниях. Он постоянно лицемерно проповедовал Слово Божье, но по-настоящему плакал, когда в 1848 году Франция потребовала отменить рабство.

Но его дом на плантации нравился мне так же, как и тебе. Каменные лестницы, выложенные обожженной плиткой, ведут к веранде, которая по бокам закрыта белой решеткой от назойливого солнца. На каждом окне — ставни, также есть ванная комната, выложенная кафелем, с ванной и туалетом. До того момента ты ни разу не в

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...