 |
Мой дом – в твоих объятьях
|
|
|
|
Мой дом –
в твоих объятьях:
и я уйти не смею,
и скованы запястья
за дымоходом шеи,
и пламя очага
пылает в твоём сердце,
и в теплоту дыханья –
так хочется одеться,
в глаза твои, как в окна,
смотрю туманно-нежно,
в них огонёк улыбки
и
океан безбрежный.
Сквозь пальцы
по мгновеньям
сочится время –
в счастье,
а я в твоих объятьях,
и скованы запястья.
МаргОЛИа (с)
Ночной город
Ночью город можно почувствовать кожей:
предгрозовую пьянящую духоту,
дыханье реки прохладное на мосту,
и в спину – знакомо пугающее до дрожи
молчание улиц на несколько тонких минут,
и прерывание песнями поздних прохожих,
уснувший, казалось бы, город вдруг ожил,
но вновь затихает, пока тишину не вспугнут.
Ночью города звуки становятся громче:
шепот шин на дорогах и шорох листвы во дворах,
всхлипы птиц пролетающих где-то в ночных облаках,
стук колёс запоздавшего поезда чёткий.
Ночью город живёт светом окон и фар,
пробегающих мимо друг друга, как будто чужие,
будто им безразличны покой и движенье мирские,
будто их разделяет вневременной тротуар,
будто эти застывшие стертые тени домов
и помноженные тени деревьев и веток
помнят больше людей и не ставят заметок,
знают больше людей, но не ведают слов.
Ночью город так сказочно близок и мал
под повешенной в небе полной луною,
а она серебрит облака пыльцой кружевною,
но …
опять стал восток ослепительно ал.
FFW* (И что за нелепость: Футбол – мужская игра?)
И что за нелепость: Футбол – мужская игра?
Нет,
не претендуем совсем мы на Ваше место.
Мужчины для женщин – логика жизни проста,
не принимаем здесь
никаких протестов.
И актуальность игры, и грубейший подкат,
|
|
|
и голевые моменты,
и наш фол у чужих ворот,
и построение в стенку, и пасы назад,
сейв вратаря и контратак разворот,
и карточек цвет, и арбитра резкий свисток,
соперника спасший, офсайд на последней минуте –
нам не мешает рассматривать мышцы ног,
широкие плечи,
и лица в минуты дебюта.
Мы также отчаянно любим игру мячом,
и можем понять все тонкости схем и тактик.
Мы также встаём на трибунах плечо в плечо,
и также имеем настойчивый твёрдый характер.
Рука в руке, нога к ноге
Рука в руке, нога к ноге –
шагами мерим мы дороги.
Глаза в глаза,
и поцелуй,
прервавший наши диалоги.
Вдох, выдох,
частота дыханья,
знакомство с нежностью твоей,
уверенность, очарованье,
улыбчивый размах бровей.
Рука в руке, нога к ноге –
спешим куда-то
или медлим,
и чётко – только на песке,
а так –
шаги наши бесследны.
Вдох, выдох,
прерывает страсть
дыханья равномерность ночью.
Тайна познания
нам – сласть,
тела сплетённые воочью.
Рука в руке, нога к ноге…
в мечтах:
зеркальность и вторичность
таких же ножек на песке,
и ручек новых
идентичность,
улыбчивости детских глаз,
частиц слиянья.
Вдох и выдох.
А лето это
лишь для нас,
для поцелуев и улыбок.
Я никогда не буду одинокой
Я никогда не буду одинокой,
и если ты уйдешь - останусь я.
Я та, которая еще полюбит.
Я та, которая еще твоя.
Я та, что плачет от любовной драмы.
Я та, что презирает романтизм.
Я, мнящая себя прекрасной дамой.
Я - бесполезный мнимый организм.
Я скучная, тоскливая наседка.
Я страстная, веселая шпана.
Я, та, что бьется
вольной птицей в клетке.
Я, та, кого зовут
"Моя весна!".
Я та, что пальцем никого не тронет.
Я та, кого боится Мастер Ши.
Я та, что не заплачет, не застонет.
Я - вечное страдание души.
Я - суть порока и его основа.
Я так чиста, как небо в ясный день.
Я - трудоголик без серпа и лома.
|
|
|
Я без дивана и подушки лень.
Я непонятное создание природы.
Я сладко-горечна и горечно-сладка.
Я без ума, без племени, без рода.
Я поколений прежних голова.
Я потеряюсь
в трех высоких соснах.
Я разыщу
частицу бытия.
Я - это я.
Со мною очень просто.
Я не одна.
Со мной
всегда
есть я.
Жила-была скрипичная душа
Жила-была скрипичная душа
в обычной и потрёпанной гитаре,
и, нотами последними дыша,
она звездой была в паршивом баре.
И, струны её нежные щипая,
горланил песни в баре пьяный бард.
Она, от грубости такой страдая,
ритмично сокращала миокард.
И сердце скрипки тихо умирало,
она ждала, когда придёт смычок,
сомкнётся с нею, как в мечтах бывало,
и зародится новый завиток.
И обе деки, гриф и обечайки
так ждали ласки, талию храня,
на все шесть струн играя мурки-зайки,
в душе же вторя только четырьмя.
Лады её потрёпанного грифа
истёрлись от вспотевших пьяных рук,
гитара-скрипка всхлипывала тихо
и издавала мягкий томный звук.
Лютье её с душою Страдивари
с любовью струны натянул на ней…
Она была звездой в паршивом баре –
дыша последней нотой каждый день.
ОТРАВЛЕНИЕ
Каплю яда – сладость ночи,
горечь солнечного дня,
тайно радость впрыснуть хочет
в безнадёжную меня…
Получилось. Я не против:
пусть струится по ручьям,
по аортам, венам, нервам.
По рукам.
И по ногам.
Спазматические боли,
лихорадочный пикап,
подступающие волны,
неразмеренный масштаб,
горячащий сердце приступ,
холодящий ужас жженья,
малодушное удушье,
безголовое круженье.
Корни в судорогах, ветки.
Ветер с мыслями в лицо.
В костяной для сердца клетке
выбью левое ребро.
А старуха подступает,
дышит амброю, зовёт,
вдалеке вдруг кто-то всхлипнул,
кто-то жалобно поёт,
странный холодок по коже,
зашуршало за спиной…
Облегченье долгожданно
накрывает с головой.
Крики дико: «Отравленье!»
Будто в радость смерть моя.
Нет.
Не насмерть отравилась.
Отравилась жизнью я.
ЗЯБКОСТЬ
Брожу сиротою по улицам,
весна ветром северным
дует,
озноб заставляет сутулиться,
луч солнца
бездушно целует,
и кончики пальцев немеют,
меж рёбер
мурашками холод,
нос, уши легонько белеют
и прячутся в поднятый ворот,
|
|
|
пупырышки,
волосы дыбом,
морозная свежесть дыханья,
и палантин перегибом
вкруг шеи
до замиранья,
кристаллики красные
крови
по белым прозрачным сосудам,
барс снежный
царапает в зёве
тропинку весенней простуде,
и слёзная снежность
в глазницах,
зрачок до хрусталика мрачен,
снежинки
кружат в роговицах,
а воздух весенне прозрачен,
и мысли
застыли
на месте,
сердечная
изморозь
градом,
и в личном моём манифесте
нет места старинным обрядам.
РАССТАВАНЬЕ
Расставанье растаяло,
растворилось,
расклеило.
Расставаться с любимыми
не умею я,
не умею я.
Расставанье развеяло,
расплескалось
и
в творчество.
Расставаться с любимыми –
это шаг
в одиночество.
Расставанье раскрыло мне
все пороки природные.
Расставаясь с любимыми –
становлюсь я свободною.
Горлум в глубинах
Ковыряет чёрным ногтем
глубину моих глубин
мерзкий и противный горлум,
и,
похоже,
не один.
Благородный рыцарь
вышел,
хлопнув дверцею глубин,
и страданий не расслышал…
выпуская эфедрин,
лишь кольцом всевластья медным
глубины моих глубин
он, как горлум, также бредит.
Благородный господин
так же мерзко
ногтем грязным
расцарапывает в кровь,
с любопытством лживо-праздным
ищет в глубине любовь…
И глубины сковырнулись,
гноем внутренним пошли.
Поздно лекари проснулись –
мы давно уже ушли
(я и глубина в коростах,
в кровоточащих рубцах) –
доживать под эти звёзды
в заколдованных лесах.
Открытие (шутка)
Я думала,
что в сердце остается
багровой нитью прежняя любовь,
и сердце
по-особенному бьётся,
и зеленеет
от тоски зелёной кровь.
Но это всё бессмыслица
и бредни
безосновательные и высокопарные.
И в сердце
(как открыли мне намедни)
артерии живут лишь коронарные.
ИЗОЛЯЦИЯ СТРАСТИ
На мне
обёртка страсть-изоляционная,
нейротоксичный жар в моей крови.
И борозда двойная
странгуляционная
на шейке тоненькой задушенной любви.
Со мной
Танатос говорит ночами,
во мне
перерождённый пофигизм.
|
|
|
И я железом
сердце облачаю,
а нежность превращаю в атавизм.
Я чёрное пятно
на светлом мире,
том, где ещё жила во мне любовь.
Воюя с тенью,
прячусь в капонире,
чтобы готовой быть со всех фронтов.
За мною
армии бушующая кровь
в доспехах стали
страсть-изоляционной.
И воинов всех тщедушная любовь
с двойною бороздой
странгуляционной.
ПИТНИЦА
Лёгкий градус в крови,
питница, вечер,
хочешь, но…
нет любви,
делать нечего…
Темнота, тишина,
только рокот машин,
в звуках улиц одна.
Не спеши…
не спеши!
Полуночный азарт,
гормональный надрыв,
подфонарный клипарт,
виртуальный отрыв.
Звёзд не видно:
огни
городские вокруг.
Мы с тобою одни,
незнакомый мой друг.
Тишина, темнота,
в крови градус шалит,
и в душе пустота –
для безумцев
магнит.
Кавалер (шутка)
Я познакомилась с прекрасным кавалером,
он мне казался бесконечно мил:
он бесконечно комплименты делал,
ухаживал и на руках носил.
Он рост измерил мой и восхитился,
обхваты бёдер, талии, груди,
сказал: «В твои симметрии влюбился
до самой-самой гробовой доски!»
Слова я эти что-то упустила
и говорила больше с ним смешком.
«Ты робишь кем? - шутя его спросила.
А он ответил, что гробовщиком.
ВЕСЕННИЙ ДИАГНОЗ
Серенько, уныло, хмуро.
Облачно, снежно-дождливо.
Паршиво душонке крамольной.
Думать не думаю.
Дура.
Верить не верю.
Тоскливо.
Психопассивность.
Безвольна.
Сенсорная депривация.
Зима ли, весна ли на улице?
Вроде
на боль реагирую?
Мысленная изоляция.
Мысли внутри где-то крутятся.
Надежда агонизирует.
Асоциальность рождается.
Хотя это вряд ли.
Была:
тотальным контролем заширмилась,
и не ходила покаяться,
и медленно, верно росла.
И сколько идей тут повывелось,
сшибающих с ног,
руки вывихнув,
слетавшихся как мотыльки.
Мой мозг изнемог.
Головою взмотнув,
раскину свои волоски.
Вестибуляция в норме:
на грани затменья вибрирую,
пространство –
располагаю.
Баланс весь хранится во мне:
сама я себя мотивирую,
сама за себя я решаю.
Сознание бессознания.
Расширилось или защелилось?
«Диагноз поставьте мне точный,
назначьте мужского влияния,
чтобы в мужчин снова верилось» –
телеграфирую.
Срочно!
В ответ: «Не волнуйтесь вы, милая,
Весеннее обострение.
Ах! Вы ещё и любили же?
Ведь это неизлечимо!
Прошло?
Вам не нужно лечение?
Ну, в общем, такая картина:
бескрайняя любознательность,
изменчивость проблематичности,
потерянная невнимательность
и
неустойчивость личности…
Нарушен баланс, сожалеем.
Гармония нынче не в тренде.
Сомнительное колебание –
|
|
|
его мы советом рассеем:
согласно последней легенде –
вам нужно мужское внимание.
Вы знаете?
Что ж.
Извините.
Диагноз конечный?
Пишите:
бессмысленная демагогия,
тревожное беспокойство,
невыясненная этиология…
Устойчиво
только
расстройство».
ПАУЧИХА
Томно.
Полуночно.
Тихо.
Плетёт сети паучиха.
Чёрная вдова хлопочет,
паучонка встретить хочет,
манит в сети,
зазывает,
страстно в танце обнимает.
Танго самки и самца
закружило молодца.
Сети вязкие вокруг
замыкают чёрный круг.
Он мечтал о королеве.
Он ошибся
в страстной деве.
Танго кружит и сжигает.
Паука
не отпускает.
Совокупность страстных тел.
Бесконечности предел.
Чёрный ужас вихрем вкруг.
Что?
Попался, милый друг?
Тихо.
Полуночно.
Томно.
Смерти поцелуй
любовно
дарит паучиха другу.
Трепет носится по кругу,
покрывая вмиг самца,
Смерть!
Встречай же мертвеца!
Он: вчера и сегодня
Вчера пиздец пришёл игривый:
абсент и пиво помогли.
Официант был очень милый -
жаль мы его не обрели.
Сегодня мой пиздец больнючий:
абсент и пиво - это жесть!
И если к вечеру не скрючит -
к пиздцу придёт гадюка-месть!
Ему я отомщу сурово:
абсент и пиво - в помощь мне!
С помощниками встречусь снова -
Увы! уже не в том кафе!)))))))
Хочу в Голландию
Хочу в Голландию – страну тюльпанов!
В конце апреля там – оранжевый сезон.
Я танцевать там буду без дурмана,
Элементарно, просто, как бозон.
Как хиггсов механизм, спонтанно нарушая
Уклад привычный, въеду в Амстердам.
Пройдусь я, тихо бёдрами виляя,
Меж красных фонарей, ко всем стыдам.
Хочу в Голландию – страну тюльпанов!
Голландский пить ликер и дальше в путь!
Потом женЕвер пить в больших стаканах
И в кабачке каком-нибудь уснуть.
Хочу в Голландию – страну тюльпанов!
Ах! Мне бы все цветы скупить!
Но это только в моих планах,
А в них ещё … мир захватить!
Так душно
Так душно, что хочется выбежать из тесной квартиры, из жмущего тела.
И упасть в сугроб, и лежать в темноте, чувствуя, как мороз берёт до кости.
Чтобы чувствовать, что в столь поздний час никому до меня нет дела.
Чтоб бег мыслей и чувств, что живёт во мне или сохранить, иль хоть часть спасти.
Страшно потерять, страшно изменить. Это я была. Стану снова я.
Лишь уйдёт в ночи, по подвалам гулять. Та, что я. Но совсем не та.
|
|
|
