Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 3. Коммуникативное поведение




 

3.1. Постулаты коммуникативной лингвистики [3]

 

Любое исследование строится на определенной аксиоматике, эти аксиомы часто остаются за кадром, но рано или поздно возникает потребность определиться и обозначить основные позиции, которые исследователь принимает за основу и не собирается доказывать. Некоторые из этих положений носят общенаучный характер, другие касаются специфической области знания. В науке о языке изложение теории в виде постулатов имеет солидную традицию.

Широко известны положения Ф. де Соссюра (1977) о произвольности языкового знака, выделении языковых уровней, разграничении языка и речи, синхронии и диахронии, линейных и ассоциативных связей знаков. Эти положения составили аксиоматику структурной лингвистики.

Перспективы развития языкознания определены в тезисах Пражского лингвистического кружка (1965) о языке как функциональной системе, об учете как выраженной, так и внутренней речевой деятельности, о взаимосвязи интеллектуальности и аффективности языковых проявлений, о том, что каждая функциональная речевая деятельность имеет свою условную систему, о противопоставлении устной и письменной, диалогической и монологической речи, об учете различных социально-ситуативных характеристик участников общения, о специфике разговорного, литературного и поэтического языка.

Л. Ельмслев (1960) разработал основы глоссематики, в которых сформулированы принципы алгебры языка. В этой абстрактной системе зависимостей выражение лингвистических знаков осуществляется без обращения к фонетическим признакам, а содержание этих знаков устанавливается без обращения к их семантике. Однако полная теория описания языка у датского лингвиста включает существенные метасемиотические сущности – стилистические формы (стихи, проза), стили (творческий и подражательный), оценочные стили (регистры – высокий, низкий и нейтральный), средства (речь, письмо, жесты и др.), эмоциональные тоны, идиомы (формы бытования языка – говоры, национальные и региональные языки, индивидуальные особенности речи).

А.Е. Кибрик (2005) излагает основные положения современной содержательной лингвистики в виде следующих принципов: 1) постулат о естественности модели (адекватная модель языка должна объяснять, как он устроен «на самом деле»), 2) постулат о функциональных границах языкознания (все, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики), 3) постулат о примате семантики (как содержательные, так и формальные свойства синтаксиса в значительной мере предопределены семантическим уровнем), 4) постулат о границах семантики (к области семантики (в широком смысле) относится вся информация, которую имеет в виду говорящий при развертывании высказывания и которую необходимо восстановить адресату для правильной интерпретации этого высказывания), 5) постулат о модели языка (необходима разработка лингвистических моделей класса «мысль – сообщение»), 6) постулат об исходной точке описания (исходными объектами лингвистического описания следует считать значения (и предопределяющие их исходные для речемыслительного процесса сущности) и им ставить в соответствие выражающие их языковые формы), 7) постулат о мотивированности (исторически исходное соотношение между смыслом и грамматической формой мотивировано: устройство грамматической формы отражает тем или иным образом суть смысла), 8) постулат о простоте (сложны лингвистические представления о языке вследствие их неадекватности, а язык устроен просто).

Аксиоматика когнитивной лингвистики сформулирована в статье А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского (1997). Авторы обосновали семь основных положений этой области знания: 1) о примате когнитивного (когнитивные структуры определяют функционирование любых компонентов языковой системы), 2) о нерелевантности противопоставления лингвистического и экстралингвистического знания (для описания знания различных типов приемлем один и тот же метаязык), 3) о тенденции к экономии усилий (любая ситуация сводится к стандарту, в котором воплощен предшествующий опыт человека), 4) о множественности воплощения когнитивных структур в языке (одна и та же когнитивная структура может выражаться значениями разных языковых единиц), 5) о неоднородности плана содержания языкового выражения (в значении выделяются ассертивные и неассертивные компоненты, это объясняется нелинейностью когнитивных структур), 6) о множественности семантического описания (наличие в плане содержания принципиально различных компонентов требует использования разных метаязыков для описания этих компонентов), 7) о значимости нестандартных употреблений (идея нормирования противоречит принципу полноты семантического описания).

В ином ключе основные черты семантико-когнитивного подхода к языку обозначены З.Д. Поповой и И.А. Стерниным (2005), в теории которых выделяются положения о концепте как единице мышления и значении как единице семантического пространства языка, о разграничении психологически реального и лексикографического значения, о необязательной вербализации концепта, об организации концептов по полевому принципу, о структуре концепта, включающей чувственный образ, информационное содержание и интерпретационное поле.

Параллельно с когнитивной лингвистикой происходит интенсивное развитие лингвокультурологии, основной единицей которой также является концепт. С позиций лингвокультурологии на первый план выходят следующие характеристики концептов: 1) комплексность бытования (лингвокультурный концепт существует в сознании, обусловлен культурой и опредмечен в языке), 2) ментальная природа (лингвокультурный концепт есть факт сознания), 3) ценностность (центром концепта является ценность), 4) условность и размытость (сознание синкретично, и его членение производится в исследовательских целях), 5) изменчивость (в ходе жизни языкового коллектива актуальность концептов, а также их образная и понятийная составляющие могут меняться, 6) ограниченность сознанием носителя (существуют общечеловеческие, этнокультурные, групповые и индивидуальные концепты), 7) многоаспектность (в составе лингвокультурного концепта можно выделить ценностный, образный и понятийный компоненты), 8) полиапеллируемость (существует много способов языковой и неязыковой апелляции к любому лингвокультурному концепту), 9) многомерность (для изучения концепта могут использоваться различные исследовательские конструкты – фреймы, когнитивные метафоры и др.), 10) методологическая открытость и поликлассифицируемость (лингвокультурные концепты могут исследоваться при помощи как лингвистических, так и нелингвистических методов, противопоставление языка и речи в лингвокультурологии не является релевантным, лингвокультурные концепты могут классифицироваться по различным основаниям (Карасик, Слышкин, 2005).

Сформулируем постулаты коммуникативной лингвистики.

1. Важнейшей характеристикой языка как коммуникативного явления является его органическая встроенность в ситуацию общения. Коммуникативное поведение ситуативно. Речевое поведение является разновидностью поведения как такового, т.е. проявления мотивированной и отчасти немотивированной символически опосредованной активности, направленной на поддержание контакта, эмоционального взаимовлияния, обмена информацией и самовыражения. В риторике положение о ситуативном характере общения было сформулировано Цицероном, сказавшим, что важнейшей характеристикой речи является уместность (Цицерон, 1972, с.345). В развернутом виде тезис об уместности коммуникативного поведения раскрывается в работах, посвященных постулатам общения (Grice, 1975; Leech, 1983; Lakoff, 1983; Шмелева, 1983). Для понимания смысла в любой коммуникативной ситуации необходим учет всех значимых параметров этой ситуации. Текстуальная сторона общения является лишь одним из аспектов общения, при этом в устной речи вербальное общение в информативном плане выступает как дополнительное по отношению к невербальному. Словесный способ общения вторичен по отношению к указательному, и поэтому дейктики различного типа в явном и неявном виде пронизывают любой акт коммуникации. Намеренное нарушение уместности общения является сигналом, свидетельствующим о стремлении говорящего пересмотреть соотношение своего социального статуса и статуса партнеров либо ценности и нормы, лежащие в основе коммуникации. Ненамеренное нарушение уместности общения является знаком принадлежности говорящего к иной культуре.

2. Коммуникативное поведение детерминировано культурой. Множество осознаваемых и неосознаваемых ориентиров поведения, концентрированного опыта, прецедентных явлений лежит в основе любого коммуникативного действия. Культура задает стандарты поведения и определяет границы креативности индивидуума. Любой акт коммуникации есть подтверждение идентичности культурно-языкового сообщества. Фактуальные и фикциональные компоненты культуры равнозначны для языкового сообщества (Слышкин, 2004).

3. Единицей коммуникативного поведения является транслируемый смысл, т.е. символически выраженное переживаемое отношение участников общения к миру, ситуации, партнеру и себе. Это отношение может быть квантом переживаемого знания, коммуникативным стереотипным рефлексом, значимым отсутствием поддержания контакта. Транслируемый смысл может передаваться вербально и невербально в соответствии с культурными сценариями, усвоенными представителями соответствующего коммуникативного сообщества. Транслируемый смысл соотносится с индивидуальным смыслом как фактом сознания, культурой как системой коллективных смыслов, в концентрированном виде выражающих опыт сообщества, и смыслами, зафиксированными в виде значений языковых единиц.

4. Транслируемые смыслы допускают множественную интерпретацию. Знаковая природа языкового общения предполагает возможность обозначения разных сторон одного и того же объекта, коллективный опыт приводит к признанию некоторого стандартного значения, но в нестандартной ситуации человек начинает искать дополнительные смыслы в воспринимаемой информации. Стандартность и нестандартность ситуаций относительны. Тезис Л.С. Выготского о том, что всякое высказывание есть иносказание акцентирует активную роль адресата в коммуникации. Понижение такой активности есть исключение из правила, и в этом плане прямая коммуникация есть особый тип общения, в котором адресат вынужден воспринимать информацию только в буквальном смысле. Естественное общение строится по правилам непрямой коммуникации, т.е. допускает некоторую свободу интерпретации, наличие переносных смыслов, намеки, шутки (Дементьев, 2006).

5. Естественное общение характеризуется синкретичностью рационального и эмоционального содержания. В определенных жанрах речи и в содержании определенных языковых единиц баланс между рациональным и эмоциональным отношением к действительности может быть смещен в сторону одного из названных типов отношения. Выделение и отдельное рассмотрение любого из этих типов является исследовательским приемом. Рациональное в общении тяготеет к развернутому линейному выражению того или иного содержания, к противопоставлению объективного и субъективного в высказывании (диктума и модуса, по Ш.Балли), эмоциональное в общении характеризуется нелинейностью, разрывом логической последовательности, нейтрализацией различия между диктумом и модусом. Рациональная сторона в общении направлена на объяснение, на признание возможности постепенного уяснения и понимания, допускает определенную свободу в толковании смыслов, эмоциональная сторона направлена на мгновенное озарение, инсайт, взаимное переживание смыслов и достижение синтонности, т.е. сходной тональности в восприятии действительности, смысл не раскрывается, а моментально считывается.

6. Коммуникативное поведение многомерно и партитурно. Оно реализуется как совмещение нескольких планов общения – поддержания контакта, воздействия, информационного обмена, самопрезентации и др. С исследовательской целью эти планы общения можно условно разделить и проанализировать отдельно, в таком случае каждый отдельный акт общения будет представлен как партитура, одновременное выражение нескольких коммуникативных партий. Естественное общение представляет собой органическое сочетание разных коммуникативных планов, каждый из которых имеет свои доминантные средства выражения, при этом только информирование о ненаблюдаемых событиях или явлениях имеет принципиально текстовый характер, остальные коммуникативные линии выражаются преимущественно невербально или паравербально, но могут получить и словесное воплощение.

7. Важной характеристикой общения является его функциональная подвижность (лабильность). Коммуниканты способны моментально перестроиться в ходе естественного общения, эти переключения могут быть почти незаметны. В коммуникативной лингвистике разработаны три модели общения: кодовая, инференционная и интеракционная (Макаров, 2003, с.33-40). В первом случае коммуникация моделируется как цепочка, в начале которой находится передаваемая информация, поступающая в кодирующее устройство, проходящая по каналу связи, получаемая в декодирующем устройстве и в итоге квалифицируемая как принятая информация. Эта кибернетическая модель базируется на допущении об идентичных языковых знаниях у коммуникантов. Во втором случае на первый план выступают интенции отправителя сообщения и способы выведения смысла. Наряду с правилами языкового кода значимыми оказываются инференционные правила. В третьем случае в центре внимания оказывается демонстрация смыслов, не всегда предназначенных для интерпретации реципиентом. Здесь на первый план выдвигается позиция интерпретатора, который лабильно модифицирует свое поведение в зависимости от меняющихся обстоятельств и под влиянием социально-культурных правил поведения.

8. Коммуникативное поведение проявляется в определенном дискурсе – формате общения, обусловленном культурно-ситуативными нормами, и конкретизируется в виде определенных речевых жанровисторически сложившихся ситуативных форм речевого поведения. Классификация дискурса строится на различных основаниях, с позиций социолингвистики в качестве критериев классификации дискурса выступают его типовые участники, с позиций прагмалингвистики – типы коммуникативной тональности, с позиций лингвосемантики – темы общения, с позиций структурного моделирования дискурса — жанры. Жанровые формы весьма разнообразны. Существуют первичные и вторичные речевые жанры, первые усваиваются в естественном общении в семье, вторые требуют специального обучения, как первые, так и вторые могут отличаться как шаблонностью, так и оригинальностью (Бахтин, 1996). Важнейшим показателем высокого уровня коммуникативной компетенции является умение человека пользоваться различными речевыми жанрами в разных коммуникативных условиях.

9. Коммуникативное поведение характеризуется как регулярными моделями передачи смыслов, так и отклонениями от этих моделей. Наиболее частотные и коммуникативно важные единицы языка выходят за рамки парадигмы своего класса. В этом состоит существенное отличие естественного языка, включающего множество аномальностей, от искусственного языка, в идеале не знающего исключений. Наличие таких аномальностей отражает важное свойство языкового существования – значимое нарушение парадигматической регулярности, обусловленное неравномерным распределением ресурсов памяти для языковых единиц. Эта идея развернуто доказана в книге Б.М. Гаспарова (1996). Язык вырабатывает особый способ такого привилегированного закрепления ресурсов памяти для наиболее значимых единиц – супплетивизм, наличие разнокорневых слов для обозначения форм словоизменения (парадигма личных местоимений, глаголы «быть», «идти», степени сравнения наиболее важных прилагательных). Исторически все факты возникновения формальных и смысловых отклонений от регулярных моделей образования единиц по принципу аналогии объясняются разными причинами, но психологически здесь действует общий принцип нарушения парадигматической регулярности, суть которого состоит в выделении важной коммуникативной единицы из общего ряда.

10. Интерпретация реального общения строится на основе экзегетики, т.е. развернутого ситуативно-культурного толкования, а не декодирования текста. Элементы декодирования, расшифровки знаков, составляющих текст, присутствуют в любом общении как его материальная составляющая, но в целом интерпретация действительности носит более сложный характер, чем действие по модели «стимул – реакция», в которой знак представляется стимулом. Адаптивная теория сознания предполагает наличие установки, предшествующей непосредственному стимулу (Матурана, Варела, 2001). Соответственно, интерпретативная деятельность в процессе общения предполагает упреждающее моделирование коммуникативной ситуации, затем – получение сигнала и его соотнесение с опытом и, наконец, реакцию. Экзегетическая интерпретация основана на принципе целостного, гештального восприятия, декодирование есть поэлементное движение, которое имеет место лишь в ограниченном числе коммуникативных ситуаций, например, в тех случаях, когда требуется расшифровка текста.

11. Исследовательские модели коммуникации основаны на учете трех параметров общения – личности, концептов и дискурса. Учет характеристик личности отражает антропологическую фокусировку лингвистики и всех гуманитарных наук, изучение концептов представляет собой раскрытие языкового освоения фрагментируемой действительности, моделирование дискурса направлено на выявление значимых признаков общения в типизируемых ситуациях. Изучение языкового сознания и коммуникативного поведения в аспектах личности, концептов и дискурса пришло на смену важнейшему противопоставлению имманентной лингвистики – дихотомии языка и речи.

Приведенные постулаты коммуникативной лингвистики представляют собой обобщение концепций, разработанных в различных областях науки о языке. Список этих постулатов не является закрытым. Полемизируя с одним из известных отечественных лингвистов, считающим, что язык устроен просто, а сложность моделей его описания есть свидетельство несовершенства этих моделей, мы полагаем, что язык отражает бесконечность человеческого опыта, и любая модель описания общения включает приемы схематизации объекта. Мир многопричинен и многовариантен, соответственно таковы и модели описания языка. Общенаучный принцип дополнительности Н.Бора объясняет многомерность любого объекта научного исследования. Формулирование постулатов коммуникативной лингвистики – это не констатация множественности подходов к языку, а приглашение продолжить дискуссию.

Определение дискурса

 

Размышляя о сущности языка, современные лингвисты пришли к выводу о том, что множество языковых характеристик можно свести к признакам языкового сознания и коммуникативного поведения. В первом случае нас интересует то, каким образом посредством языка человек интерпретирует действительность, как осуществляется категоризация мира, эти проблемы составляют суть когнитивной лингвистики. Во втором случае мы обращаем внимание на ситуацию общения, на то, каким образом происходит взаимовлияние людей в процессе коммуникации, эти проблемы рассматриваются в рамках коммуникативной лингвистики, прагмалингвистики и теории дискурса. Эти направления науки о языке, сориентированной на выявление характеристик коммуникативного поведения, во многом пересекаются. Их специфика состоит, главным образом, в тех теориях и концепциях, которые были разработаны для изучения коммуникативной практики. Например, специалисты в области коммуникативной лингвистики интересуются принципами общения, условиями успешности коммуникации, характеристиками участников общения, ученые, исследующие проблемы прагмалингвистики, обращают внимание на компоненты коммуникативной ситуации, на соотношение явного и скрытого смыслов, на коммуникативные интенции и стратегии общения, на структуру речевых актов, лингвисты, рассматривающие проблемы дискурса, обсуждают соотношение текста и дискурса, анализируют проявления интертекстуальности, изучают специфику дискурсивного поведения в обиходном общении и в рамках различных социальных институтов.

Понятие «дискурс» широко используется в современной лингвистике (обзоры различных подходов к изучению дискурса приводятся в следующих работах: Демьянков, 1982, 2005; Степанов, 1995; Slembrouck, 1998; Кубрякова, 2000; Чернявская, 2001; Макаров, 2003; Карасик, 2004; Trappes-Lomax, 2004).

В.З. Демьянков развивает интерпретативный подход к дискурсу и понимает дискурс как смысловое развертывание некоторого опорного концепта, в результате чего создается общий контекст. «Элементы дискурса — излагаемые события, их участники, перформативная информация и «не-события», т.е. а) обстоятельства, сопровождающие события; б) фон, поясняющий события; в) оценка участников событий; г) информация, соотносящая дискурс с событиями» (Демьянков, 1982, с.7). Такое понимание дискурса уточняется в одной из новейших работ цитируемого ученого следующим образом: «В лингвистической литературе дискурсом чаще всего называют речь (в частности, текст) в ее становлении перед мысленным взором интерпретатора. Интерпретатор помещает содержание очередной интерпретируемой порции дискурса в рамки уже полученной промежуточной или предварительной интерпретации. В результате устраняется, при необходимости, референтная неоднозначность, определяется коммуникативная цель каждого предложения и шаг за шагом выясняется драматургия всего дискурса. По ходу такой интерпретации воссоздается – «реконструируется» – мысленный мир (universe of discourse), в котором, по презумпции интерпретатора, автор конструировал дискурс и в котором описываются реальное и желаемое (пусть и не всегда достижимое), нереальное и т.п. положение дел. В этом мире мы находим характеристики действующих лиц, объектов, времени, обстоятельств событий (в частности, поступков действующих лиц) и т.п. Этот мысленный мир включает также домысливаемые интерпретатором (с его неповторимым жизненным опытом) детали и оценки» (Демьянков, 2005, с.49-50).

Ю.С. Степанов обосновывает идеологический подход к дискурсу и пишет, что дискурс – «это «язык в языке», но представленный в виде особой социальной данности. … Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, — в конечном счете – особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила синонимичных замен, свои правила истинности, свой этикет. Это – «возможный (альтернативный) мир в полном смысле этого логико-философского термина» (Степанов, 1995, с.44-45). При таком подходе акцентируется специфическое использование языка в рамках определенной идеологии. В качестве примера приводится советский новояз с его номинализациями и сочинительными цепочками, проанализированный П. Серио.

В.Е. Чернявская предлагает рассматривать дискурс в генеративно-тематическом аспекте как «конкретное коммуникативное событие, привязанное к определенным прагматическим, ментальным условиям порождения и восприятия сообщения и определенным моделям текстопорождения – типам текста», и как «совокупность тематически соотнесенных текстов» (Чернявская, 2001, с.19). Такое понимание дискурса как матричного образования позволяет выйти на изучение дискурсивных жанров и формул. А.И. Варшавская рассматривает взаимосвязанные понятия «дискурс» и «текст» и устанавливает между ними соотношение «процесс – структура» (Варшавская, 1999, с.26).

Г.Н. Манаенко суммирует различные понимания дискурса, определяя его как «общепринятый тип речевого поведения субъекта в какой-либо сфере человеческой деятельности, детерминированный социально-историческими условиями, а также утвердившимися стереотипами организации и интерпретации текстов» (Манаенко, 2003, с.37). Автор строит детальную модель описания дискурса в виде конструкта, включающего четыре компонента: 1) среда (тип социального события, его цель, социально-идеологические условия, обстановка), 2) социальный субъект (социальный статус, ролевые отношения, социальная активность участников, их личные отношения), 3) содержание (интенции и цели, мировоззренческие позиции, общий фонд знаний, знания правил и норм коммуникации), 4) текст (тема речевого общения, отнесенность к какому-либо речевому жанру, композиционное построение высказываний, специфика отбираемых языковых средств для речевого взаимодействия) (там же, с.38). На мой взгляд, этот подход является интерпретативно-идеологическим.

Х. Трэппс-Ломэкс показывает наиболее существенные различия в понимании дискурса как языка в действии на примере короткого диалога:

A. You threw it so you get it. – Ты бросила, ты и доставай.

B. I’ll call my mum. – Я маму позову.

Четыре лингвиста осмыслили и описали бы этот диалог по-разному.

Первый лингвист фиксирует текст – вербальную запись речевого события, нечто видимое и осязаемое, состоящее из различных языковых значений (слова, фразы, просодические элементы и т.д.). Этого исследователя интересует то, как части данного текста соотносятся друг с другом, формируя смысл высказывания.

Второй лингвист видит за этим текстом событие, знаком которого является этот текст. Этот исследователь делает примечание к диалогу: [летний воскресный полдень, Эдинбургский ботанический сад, две девочки 7 или 8 лет на тропинке, одна из них бросила в кусты мяч, которым они играли]. Этого ученого интересуют взаимоотношения между различными факторами данного события: участники, их социальное происхождение, их отношение друг к другу, обстановка, выбор языковых средств и т.д.

Третий лингвист принимает во внимание текст и коммуникативное событие, но его интересует исполнение (performance), драматургическое развитие этого диалога: что произошло, на ком лежит ответственность, как девочки оценивают эти факты (т.е. как они соотносят эти факты со своими знаниями и установками), чего они хотят достичь, каковы их стратегии. Этого ученого интересует интерактивная динамика происходящего процесса.

Четвертый лингвист воспринимает текст, стоящее за текстом событие и его драматургическую динамику как воплощение некоторой когнитивной структуры (the framework of knowledge and power), с помощью которой можно объяснить, почему эти двое детей ведут себя и воспринимают происходящее таким образом (Trappes-Lomax, 2004, p.135). С помощью этого остроумного приема аргументации цитируемый автор сводит различные понимания языка в его функционировании к основным четырем позициям: 1) текст как использование языка, 2) коммуникативное событие, 3) сценарий, лежащий в основе такого события, 4) культурная схема, объясняющая такой сценарий. Эти позиции с некоторыми оговорками соответствуют исследовательским установкам имманентной лингвистики, прагмалингвистики, теории дискурса и когнитивно-культурологической лингвистики. Обратим внимание на то, что названные позиции не являются взаимоисключающими, а предполагают друг друга для построения целостной модели дискурса.

Драматургический подход к дискурсу, вытекающий из соответствующего понимания социального действия, был обоснован известным американским социологом, социальным психологом и социолингвистом Ирвингом Гофманом (Erving Goffman). В основе этого подхода лежит идея сходства повседневного поведения с театральным представлением. Понятийный аппарат драматургической теории социального взаимодействия включает благо (the good), притязание (the claim), роль претендующего на благо (the claimant), препятствие на пути к благу (the impediment), роль препятствующего получению блага (the counter-claimant), действующие лица, которые играют обозначенные роли (the agents) (Goffman, 1972, p.51). Эти понятия соотносимы с известными функциями действующих лиц волшебной сказки, выделенными В.Я. Проппом: герой, помощник, даритель, отправитель, царевна, вредитель, ложный герой (Пропп, 1928, 88-89). К близким выводам пришел французский литературный критик Жорж Польти, разбивший в 1900 году все драматические сюжеты на 36 типичных ситуаций (мольба, избавление, преступление и др.) (цит. по: Hare, Blumberg, 1988, p.18). И в том, и в другом случае перед нами – схема развития сюжета, в основе которого находится некоторый конфликт. Персонажи волшебной сказки разработаны более детально, их функции более трафаретны, чем функции участников естественной коммуникации. Разумеется, человеческое поведение нельзя сводить к ограниченному набору стереотипных функций, сущность человека метафункциональна, но выделение тех или иных функций позволяет понять природу социальной интеракции.

В другой книге основатель социальной драматургии выделяет три роли говорящего: 1) исполнитель (animator), произносящий текст, 2) автор (author), выбирающий слова и фразы, 3) хозяин (principal), отвечающий за выраженное мнение (Goffman, 1981, p.226). Разграничиваются и роли слушающего: адресат (addressee), случайный участник общения (overhearer) и подслушивающий (eavesdropper). Эти персонажи выделяются на разных основаниях: применительно к субъекту речи важно противопоставить контроль и исполнение коммуникативного действия, применительно к адресату – легитимное либо нелегитимное участие в общении. В этой связи несомненный интерес представляют идеи, высказанные в исследованиях, посвященных феномену коммуникативной власти (Халипов, 1997; Ким, 2004; Осетрова, 2004; Черватюк, 2006) и молчанию в общении (Богданов, 1986; Кибрик, 1991; Крестинский, 1993; Бабаян, 1999; Меликян, 2000).

К числу важнейших понятий в теории И. Гофмана относятся «ключ» и «переключение» (key and keying): «ключом» ученый называет набор конвенций, благодаря которым некоторое действие, имеющее смысл в определенной системе установок, трансформируется в иное действие, имеющее сходство с первым, но воспринимаемое иначе, например, обычное действие переносится на сцену и становится частью спектакля, или церемония повторяет некое событие, или действие разыгрывается с иными мотивами у его участников (Goffman, 1974, p.43-44). Переключением является пародия на некоторый текст или коммуникативное действие, которое становится частью учебного процесса. И. Гофман рассматривает переключение как неотъемлемую характеристику естественного общения, справедливо полагая, что любой коммуникативный акт пронизан ассоциациями с другими подобными актами и отличается от них. С иных позиций эта идея получает развитие в исследованиях, посвященных интертекстуальности. Итак, драматургический подход к пониманию коммуникации, предложенный И. Гофманом, позволяет акцентировать в дискурсе меняющееся позиционирование ситуантов (я не случайно использую этот термин: в статье под характерным названием «The Neglected Situation» — «Ситуация, на которую не обращают внимания» — цитируемый ученый подчеркивает, что социальные ситуации имеют свойства, не сводимые к характеристикам действующих лиц) (Goffman, 1979, p.63).

Заслуживает внимания концепция дискурса, разработанная известным британским лингвистом Норманом Феэрклафом, который выделяет три функции коммуникативного поведения – действие, репрезентацию и идентификацию, при этом коммуникативное действие проявляется в виде различных жанров, репрезентация – в виде отдельных социально и личностно обусловленных дискурсов, идентификация – в виде стилей поведения (Fairclough, 2003, p.28). Коммуникативные жанры трактуются этим ученым как дискурсивные способы действия и взаимодействия в рамках социальных событий (genres are the specifically discoursal aspect of acting and interaction in the course of social events) (ibid., p.66). Как известно, М.М. Бахтин выделил первичные и вторичные речевые жанры (первые существуют в естественной ситуации обиходного общения, вторые – в ситуациях, выходящих за границы бытовой коммуникации). Н. Феэрклаф освещает неоднородность жанров дискурса с иных позиций, противопоставляя коммуникативные образования четырех типов: 1) собственно жанры, 2) имеющие более абстрактный характер, чем жанры (преджанры – pre-genres), а именно: повествование, рассуждение, описание и диалог, 3) проявляющиеся в различных жанрах (disembedded genres), например, интервью как собеседование при приеме на работу и как беседа с журналистом, 4) являющиеся ситуативными уточнениями жанров (situated genres), например, этнографическое интервью (ibid., p.71). Соглашаясь с цитируемым автором в том, что целесообразно противопоставлять жанры по вертикали (супержанры и субжанры) и по горизонтали (монодискурсивные и полидискурсивные жанры), я бы не стал считать композиционно-речевые формы (повествование, рассуждение, описание) разновидностями жанров. На мой взгляд, это особый аспект рассмотрения дискурса. Разговор (conversation), или диалог, также представляет собой особый модус дискурса.

Очень интересна идея Н.Феэрклафа о жанровом переносе как способе расширения типов общения, суть такого переноса состоит в реконтекстуализации, т.е. в проявлении жанра в новом коммуникативном пространстве, например, определенный жанр академического дискурса становится жанром делового общения (ibid., p.33). Развивая продуктивную классификацию социальных действий, предложенную Ю. Хабермасом, который выделяет коммуникативные и стратегические действия, Н. Феэрклаф противопоставляет целесодержащие и нецелесодержащие жанры речи (например, интервью и дружескую беседу) (ibid., p.71). Коммуникативные действия направлены на достижение понимания, стратегические – на совершение определенного действия в интересах инициатора общения. Автор прав, замечая, что исследователи дискурса часто основывают свои рассуждения на неявном признании тезиса о наличии цели в любом типе общения. Такая позиция, по мнению Н. Феэрклафа, объясняется резким расширением целесодержащих жанров речи в современной Западной культуре, доминантой которой является продвижение товара (promotion). Стратегическая коммуникация в рамках этой понятийной системы представляет собой понижение статуса адресата до объекта воздействия, который должен выполнить то или иное действие либо принять ту или иную позицию в интересах отправителя речи.

Дискурс в рассматриваемой концепции трактуется как позиционирование коммуникантов, которые могут по-разному освещать подачу информации в общении. Например, определенные характеристики событий могут быть названы или опущены в общении, выдвинуты на первый план либо нейтрализованы, обобщены либо конкретизированы, представлены в том или ином порядке, дополнены объяснениями, обоснованиями и оценкой (ibid., p.139). Таким образом, участвуя в том или ином коммуникативном событии, которое дано нам как нечто внешнее и объективное по отношению к нам, мы принимаем определенную позицию и тем самым проявляем свою сущность. В этой триаде – действие, репрезентация и идентификация – разворачивается коммуникативное поведение человека. Интересно отметить, что как жанр, так и стиль в рамках данной системы понятий не зависят от коммуникативного субъекта, который должен принять правила игры, действуя по законам жанра, и проявить свою идентичность в том или ином стиле поведения. От человека зависит только репрезентация событий, т.е. дискурсивное позиционирование. Такая исследовательская модель представляется весьма продуктивной как для понимания сути коммуникативного поведения, так и для его описания.

Вместе с тем хотелось бы подчеркнуть, что человек говорящий наделен большей свободой действий в общении, чем это показано в модели Н. Феэрклафа. Во-первых, участники общения вправе поменять коммуникативный жанр по своему усмотрению. Например, пациент может сделать врачу комплимент, не относящийся к профессиональной деятельности, и тогда общение может перейти из институционального жанра диагностической беседы в личностно ориентированный жанр флирта. Во-вторых, один из участников общения либо все коммуниканты могут карнавально перевернуть жанр общения, пародируя его характеристики либо изменив тональность речи. Например,

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...