Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Лекция 6 Нации и глобализация




ПЛАН

1. Определение национализма. Политический и культурный национализм.

2. Разновидности национализма. Опасности его его радикальные форм.

3. Национальное государство и его перспективы.

Национализм —

это детская болезнь человечества,

что-то вроде кори.

Альберт Эйнштейн. Письмо (1921)

 

1. Определение национализма. Политический и культурный национализм. На протяжении последних двухсот лет нация была единственной (если не единственно возможной) формой политической организации общества. До сих пор в основе всего международного права лежит та идея, что нации, как люди, обладают целым рядом неотъемлемых прав, в частности правом на политическую независимость и самоопределение. Но никогда национальная проблема не стояла так остро, как со времен становления националистических идеологий. Национализм оказался силой, совершенно затмившей, казалось бы, куда более солидные и основательно разработанные идеологии (мы их рассматривали ранее). С этой идеологией разжигались войны и революции, рождались новые государства, распадались империи и перекраивались границы; под его лозунгами люди как разрушали политические режимы, так и стремились увековечить их. Сегодня, однако, есть основания полагать, что эпоха наций подходит к концу. Нация-государство — идеал, к которому стремились целые поколения националистически настроенных политиков — сегодня обременена уж слишком большим количеством проблем, как внутренних, так и внешних.

Хейвуд понятие «нацонализм» толкует в духе западной политологической традиции как философию или идеологию нации, выражение ее духа. В отечественной политологии этот термин понимается по-иному — как идеология отдельных слоев общества, использующих национальную идею для достижения тех или иных, как правило, агрессивных целей.

Нации (от лат. nasci — родиться) — это сложный феномен, образуемый совокупностью культурных, политических и психологических факторов. В культурном измерении нации представляют собой общность людей, связанных между собой общими обычаями, языком, религией и исторической судьбой, хотя для каждой нации эти факторы действуют по-своему. В политическом измерении нация — это общность людей, осознающая себя как естественно сложившееся политическое сообщество, что чаще всего находит выражение в стремлении к обретению — или сохранению — государственности, а также в присущем этой нации гражданским самосознании. Наконец, в психологическом аспекте нации предстают общностью людей, связанных отношениями внутренней лояльности и патриотизма. Последнее, однако, не является объективной предпосылкой принадлежности к нации, — человек принадлежит к ней и в отсутствие этих установок.

Все споры, которые ведутся вокруг феномена национализма, во многом идут от того, что до сих пор, собственно, нет единого понимания нации. Сама идея нации столь привычна, что мало кто задается мыслью ее проанализировать или поставить под сомнение, — она попросту принимается как нечто само собой разумеющееся. Но вопросы остаются и даже обостряются. Тем временем термин «нация» с равным успехом применяется к весьма разным явлениям — к государству, стране, этнической группе и даже к расе. Организация Объединенных Наций, например, названа совершенно неправильно, поскольку это организация государств, а не национальных сообществ. Каковы же тогда характерные признаки нации? Что отличает нацию от других социальных групп, от других форм общности людей?

Начнем с того, что дать здесь сколь-нибудь точные определения и в самом деле нелегко, потому что нации являют собой единство объективного и субъективного, сочетание культурных и политических характеристик. С объективной точки зрения, нация — это культурная общность, — иными словами, группа людей, разговаривающих на одном языке, исповедующих одну религию, связанных общим прошлым и т.п. Как раз такое понимание дела и лежит в основе национализма. Жители канадского Квебека, например, идентифицируют себя на основе того, что они говорят на французском языке, тогда как остальная часть Канады — на английском. Национальные проблемы в Индии связаны с религиозным противостоянием: примеры — борьба сикхов в Пенджабе за «родной дом» (Халистан) или движение кашмирских мусульман за присоединение Кашмира к Пакистану. Проблема, однако, в том, что определить нацию на основании одних лишь объективных факторов невозможно, ибо в действительности нации являют собой куда более широкую комбинацию весьма и весьма специфических культурных, этнических и расовых черт. Швейцарцы остались швейцарцами и при том, что в стране, не считая местных диалектов, говорят на трех языках (французском, немецком и итальянском). Различия между католиками и протестантами, столь остро проявляющие себя в Северной Ирландии, для остальной территории Великобритании принципиального значения не имеют, а, скажем, в Германии они и вовсе несущественны.

Все это наталкивает на ту мысль, что в конечном счете нация есть то, что под таковой субъективно понимают принадлежащие к ней люди, — это своего рода политико-психологическая конструкция. От любой другой группы или общности нацию отличает прежде всего то, что принадлежащие к ней люди сами себя осознают как нацию. Что это значит? Это значит, что о нации можно говорить лишь тогда, когда принадлежащие к ней люди осознают себя целостным политическим сообществом, в чем, собственно, и заключается отличие нации от этнической группы (Этническая группа — большая группа людей общего происхождения, внутренне связанная отношениями культурной и исторической идентичности). Ведь этническая группа тоже связана и чувством внутреннего единства, и общей культурой, но, в отличие от нации, у нее нет политических устремлений. Нации же исторически всегда стремились к тому, чтобы получить (или сохранить) свою государственность и независимость, в крайнем случае к тому, чтобы обеспечить себе автономию или полноправное членство в рамках федерации либо конфедерации государств.

Сложность проблемы, однако, этим не исчерпывается. Феномен национализма подчас ускользает от строгого анализа еще и потому, что его же собственные разновидности по-разному понимают нацию. Здесь выделяются две концепции. Одна представляет нацию преимущественно культурной общностью, подчеркивая при этом значение глубинных этнических связей — материальных и духовных; другая усматривает в ней преимущественно политическое сообщество, акцентируя роль гражданских — общественных и политических — связей. Предлагая свой взгляд на происхождение наций, обе концепции нашли себе место и в разных течениях национализма.

Идея о том, что нация прежде всего и главным образом являет собой этническую и культурную общность, справедливо считается «первичной» концепцией нации. Своими корнями эта идея уходит в Германию XVIII в. — к работам Гердера и Фихте. Согласно Гердеру, характер всякой нации определяется такими факторами, как природная среда, климат и физическая география, — факторами, формирующими и стиль жизни, и трудовые привычки, и предпочтения, и творческие наклонности людей.

Превыше всего Гердер ставил фактор языка; в нем он видел воплощение характерных для народа традиций и его исторической памяти. Каждой нации, по Гердеру, присущ свой Volksgeist (ДУХ НАРОДА), что находит свое выражение в песнях, мифах и легендах и является для данного народа источником всех и всяких форм творчества. Национализм Гердера следует понимать как своего рода культурализм, где на первый план выдвигаются национальные традиции и коллективная память, но никак не государственность. Идеи такого рода в немалой степени способствовали пробуждению национального сознания немцев в XIX столетии, когда они открыли для себя древние мифы и легенды, как это проявилось, например, в сказках братьев Гримм и операх Рихарда Вагнера.

Главная идея гердеровского культурализма заключается в том, что нации — это «естественные», или органические сообщества, которые уходят корнями в древность и будут существовать, пока существует человечество. Такую же позицию занимают современные социальные психологи, указывающие на потребность людей образовывать группы, дабы обрести чувство безопасности, общности и сопричастности. Разделение человечества на нации, по данной точке зрения, как раз и идет от этой естественной склонности людей объединяться с теми, кто близок к ним по происхождению, культуре и образу жизни. Психологические реконструкции, однако, не объясняют исторического феномена национализма — явления, возникшего в определенное время и в определенном месте, а именно, в Европе начала XIX века.


В книге «Нации и национализм» (1983) Эрнест Гелнер показал, что национализм связан с модернизацией, особенно с процессом индустриализации. По его концепции, в докапиталистическую эпоху общество скреплялось великим множеством самых разных уз и связей, столь характерных для феодализма, — возникшие же индустриальные общества сделали ставку на социальную мобильность, самостоятельность и конкуренцию: для сохранения культурного единства общества все это потребовало уже какой-то совершенно новой идеологии. Роль такой идеологии и взял на себя национализм — реакция на новые социальные условия и обстоятельства. Со всем этим, по мысли Гелнера, национализм принципиально неискореним, поскольку вернуться к доиндустриальным общественным отношениям общество уже не может. Постулат о связи между национализмом и модернизацией, однако, вызвал возражения со стороны Энтони Смита, который в работе «Этнические корни наций» показал преемственность между современными нациями и издревле существовавшими этническими общностями: такие общности он назвал этносами. По Смиту, нации являют собой исторически обусловленный феномен: они складываются на основе общего культурного наследия и языка — всего того, что возникает много раньше какой бы то ни было государственности или борьбы за независимость. Хотя этносы и предшествуют всем и всяким формам национализма, Смит согласился с тем, что современные нации родились лишь тогда, когда уже вполне сформировавшиеся этносы восприняли идею политического суверенитета. В Европе это произошло на рубеже XVIII — XIX столетий, а в Азии и Африке — в XX веке.

Вне зависимости от того, как решается вопрос о происхождении наций, очевидно, что некоторые формы национализма имеют исключительно культурный, а не политический характер. Культурный национализм обычно принимает форму национального самоутверждения, — чего-то такого, что дает людям ярко выраженное чувство общности и где особое значение имеют национальная гордость и самоуважение. Характерным примером может служить валлийский национализм, проявляющийся не столько в идеологии независимости, сколько в стремлении сохранить язык и культуру Уэльса. «Черному» национализму в США, Вест-Индии и многих частях Европы также присущ культурный характер. Главной здесь является идея о том, что людям темной кожи необходимо обрести свое собственное сознание и чувство самоуважения: в работах Маркуса Гарви и Малколма Экс все это было поставлено в прямую связь с необходимостью заново открыть Африку как духовную и культурную родину многих и многих миллионов людей. Нечто подобное наблюдается и в современной Австралии, отчасти в Новой Зеландии. В Австралии, скажем, местное республиканское движение стремится переосмыслить идею нации, отделяя ее в политическом и культурном отношении от бывшей метрополии — Великобритании, — процесс, который, помимо прочего, опирается на богатую местную мифологию, новые отношения с аборигенным населением и сохранение народной культуры переселенцев.

Немецкий историк Фридрих Майнеке пошел еще дальше, разделив нации на «культурные» и «политические». «Культурные» нации, по его мнению, характеризуются высоким уровнем этнической однородност и: этнос и нация в данном случае почти синонимы. «Культурными» нациями Майнеке считал греков, немцев, русских, англичан и ирландцев, но под его концепцию подходят и такие этнические группы, как курды, тамилы и чеченцы. Эти нации можно считать «органичными»: они возникли скорее в ходе естественных исторических процессов, чем каких-либо процессов политического характера. Сила «культурных» наций состоит в том, что, обладая сильнейшим и исторически детерминированным чувством национального единства, они, как правило, более устойчивы и внутренне едины. С другой стороны, «культурные нации», как правило, претендуют на исключительность: чтобы принадлежать к ним, недостаточно одной лишь политической лояльности, — нужно уже быть членом этноса, унаследовать свою национальность. Иными словами, «культурные» нации склонны считать себя чем-то вроде большой семьи родственнико в: невозможно «стать» немцем, русским или курдом, просто усвоив их язык и веру. Такая исключительность порождает замкнутые и очень консервативные формы национализма, так как в сознании людей практически нивелируются различия между нацией и расой.

Те, кто считает нацию исключительно политическим организмом, отличительным ее признаком видят не культурную общность, а гражданские связи и вообще присущую ей политическую специфику. Нация в этой традиции предстает общностью людей, связанных между собой гражданством вне какой бы то ни было зависимости от культурной или этнической принадлежности. Считается, что такой взгляд на нацию восходит к Жану-Жаку Руссо — философу, в котором многие усматривают «прародителя» современного национализма. Хотя Руссо специально не касался ни национального вопроса, ни самого феномена национализма, его размышления о суверенитете народа, — и особенно идея «общей воли» (или общественного блага), — собственно, и посеяли те семена, из которых затем взросли националистические доктрины Французской революции 1789 г. Провозгласив, что правление должно основываться на общей воле, Руссо тем самым, в сущности, отказал в существовании как монархии, так и всяческим аристократическим привилегиям. В годы Французской революции этот принцип радикальной демократии нашел свое отражении в той идее, что все французы суть «граждане» со своими неотъемлемыми правами и свободами, а не просто «подданные» короны: суверенитет, таким образом, исходит от народа. Французская революция и утвердила этот новый вид национализма с его идеалами свободы, равенства и братства, а также теорией нации, над которой нет иной власти, нежели она сама.

Идея о том, что нации суть политические, а не этнические, сообщества, в дальнейшем была поддержана многими теоретиками. Эрик Хобсбаум (1983), например, нашел множество подтверждений тому, что нации в известном смысле являют собой не что иное как «вымышленные традиции». Не признавая тезиса о том, что современные нации сформировались на основе издревле сложившихся этнических сообществ, Хобсбаум считал, что всякие разговоры об исторической преемственности и культурной специфике наций, по сути дела, отражают лишь миф, — и миф, порожденный собственно национализмом. С этой точки зрения, как раз национализм и создает нации, а не наоборот. Свойственное современное человеку осознание своей принадлежности к нации, утверждает исследователь, получило развитие лишь в XIX столетии и сформировалось, может быть, благодаря введению национальных гимнов, национальных флагов и распространению начального образования. Под вопросом в таком случае оказывается и идея «родного языка», что передается из поколения в поколение и воплощает в себе национальную культуру: на самом деле и язык изменяется по мере того, как каждое поколение приспосабливает его к собственным нуждам и современным ему условиям. Не вполне ясно даже, можно ли говорить о «национальном языке», коль скоро до XIX в. большинство людей не владели письменной формой своего языка и обычно разговаривали на местном диалекте, имевшем мало общего с языком образованной элиты.

Бенедикт Андерсон (1983) также считает современную нацию артефактом, или, по его выражению, «воображаемой общностью». Нация, пишет он, существует скорее как умозрительный образ, чем как реальное сообщество, ибо в ней никогда не достигается такого уровня непосредственно личного общения людей, который только и может поддерживать реальное чувство общности. Внутри собственной нации человек общается лишь с крохотной частичкой того, что предположительно является национальным сообществом. По этой логике, если нации вообще существуют, то они существуют разве что в общественном сознании — как искусственные конструкции, поддерживаемые системой образования, средствами массовой информации и процессами политической социализации. Если в понимании Руссо нация есть нечто такое, что одухотворяется идеями демократии и политической свободы, то представление о ней как о «вымышленном» или «воображаемом» сообществе скорее совпадает со взглядами марксистов, полагающих национализм разновидностью буржуазной идеологии — системы пропагандистских ухищрений, призванных доказать, что национальные связи сильнее классовой солидарности, и тем самым привязать рабочий класс к существующей структуре власти.

Но и вынося за скобки вопрос о том, возникают ли нации из стремления к свободе и демократии или это не более чем хитроумные изобретения политических элит и правящего класса, следует понимать, что некоторым из них присущ однозначно политический характер. В духе Майнеке такие нации вполне можно отнести к категории «политических» — таких наций, для которых момент гражданства имеет куда большее политическое значение, чем этническая принадлежность; часто такие нации состоят из нескольких этнических групп и потому культурно неоднородны. Классическими примерами политических наций считаются Великобритания, США и Франция. Великобритания, скажем, по сути дела является союзом четырех «культурных» наций: англичан, шотландцев, валлийцев и северных ирландцев (хотя последних можно разделить на две нации — протестантов-юнионистов и католиков-республиканцев). Национальное чувство британцев, насколько о нем можно говорить, имеет своей основой политические факторы — преданность в отношении короны, уважение в отношении парламента и приверженность идее исторически завоеванных прав и свобод британцев. Ярко выраженный полиэтнический и поликультурный характер имеют Соединенные Штаты — «страна иммигрантов»: поскольку национальная идентичность здесь не могла развиться из каких-либо общих культурно-исторических корней, идея американской нации сознательно конструировалась через систему образования и культивирование уважения к таким общим ценностям, как идеалы Декларации независимости и Конституции США. Аналогичным образом национальная идентичность французов многим обязана традициям и принципам Французской революции 1789 года.

Для всех этих наций, по крайней мере теоретически, характерно одно: они сформировались путем добровольного следования каким-то общим принципам и целям, подчас даже в противоречии с существовавшей до того культурной традицией. Таким обществам, говорят, присущ особый стиль национализма — толерантный и демократичный. Идея здесь одна: коль скоро нация это прежде всего политический организм, доступ в нее заведомо открыт и не ограничен какими бы то ни было требованиями по языку, религии, этнической принадлежности и так далее. Классические примеры — США как «плавильный котел» и «новая» Южная Африка — «общество радуги». Понятно, однако, и то, что время от времени таким нациям недостает того чувства органического единства и историчности, которое свойственно «культурным нациям». Может быть, как пишут, этим и объяснятся известная слабость общебританского национального чувства по сравнению с шотландским и валлийским национализмом, а также распространенным чувством «доброй старой Англии».

С особыми проблемами в своем стремлении к национальной идентичности столкнулись развивающиеся государства. Эти нации выступают как «политические» в двух смыслах. Во-первых, во многих случаях они обрели государственность лишь по завершении своей борьбы против колониального господства. Под идеей нации здесь, следовательно, было особое объединяющее начало — стремление к национальному освобождению и свободе, почему национализм в «третьем мире» и получил столь сильную антиколониальную окраску. Во-вторых, исторически эти нации нередко формировались в территориальных границах, определенных прежними метрополиями. Это особенно характерно для Африки, где «нации» часто состоят из целого спектра этнических, религиозных и местных групп, которых, за исключением общего колониального прошлого, весьма мало что связывает друг с другом. В отличие от классических европейских «культурных» наций, выработавших государственность на основе уже сложившейся национальной идентичности, в Африке, напротив, «нации» создаются на основе государств. Это несовпадение политической и этнической идентичности то и дело порождало острейшие противоречия, как это, например, имело место в Нигерии, Судане, Руанде и Бурунди.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...