Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Ящик розового шампанского: 2000 очков 3 глава




– Знаете, я ее куплю, ладно? – говорю я, едва дыша. – Куплю эту чертову книгу.

Я выхватываю книгу из его лап и, прежде чем он успевает что-то сказать, спешу к кассе. Сердце в пятки ушло.

У соседней кассы стоит та самая старушка в голубом пальто. Я стараюсь не смотреть в ее сторону. Но она меня замечает и восторженно кричит:

– Я послушалась вашего совета! Купила кое-что другое. Думаю, ей понравится!

– Замечательно, – отвечаю я, отдавая кассирше книгу.

– Называется «Галопом по Индии»! – Старушка машет толстой книженцией в синей обложке. – Слышали про такую?

– Ой, да, но…

– С вас 24 фунта 99 пенсов, – говорит мне кассирша.

Что? Я смотрю на нее с ужасом. Двадцать пять фунтов за вшивую книжку с рецептами?! Ну почему я не выбрала что-нибудь подешевле, в мягкой обложке? Вот зараза! Я неохотно достаю кредитку и протягиваю кассирше. Одно дело ходить за покупками, а другое дело, когда тебя заставляют брать то, что ты не хочешь. Я бы на эти деньги могла купить классное белье.

Но если разобраться, думаю я, отходя от кассы, это же прибавка к бонусным очкам на карточке. На сумму… 50 пенсов! И теперь у меня сколько угодно рецептов карри, не надо тратиться на рестораны и полуфабрикаты! Да, можно считать эту книгу вложением капитала.

Не хочу хвастаться, но следующие два дня я держалась молодцом. Единственные вещи, приобретенные мной, – симпатичный хромированный термос, чтобы было в чем кофе на работу носить (и в придачу кофе в зернах и электрическая кофемолка – просто обидно в такой чудный термос наливать гадкий растворимый кофе), и еще шампанское и цветы для Сью в день ее рождения.

Но эти покупки мне были дозволены, ибо Дэвид Бартон учит: «Друзей надо беречь и ценить». По его словам, сам факт преломления хлеба с друзьями есть древнейший и важнейший ритуал в истории человечества. «Продолжайте дарить подарки своим друзьям, – пишет он. – Пусть не самые дорогие, проявите творческий подход, попробуйте сделать подарки своими руками».

Поэтому я покупаю не целую бутылку шампанского, а половину, а круассаны, вместо готовых дорогих из кондитерской, испеку из специального теста, которое продается в тюбиках.

Вечером мы идем в ресторан «Терацца» с кузиной Сьюзи, Фенеллой, и кузеном Таркином. Честно говоря, ужин, скорее всего, обойдется жутко дорого. Но ничего, ведь это считается преломлением хлеба с друзьями. (Вот только хлеб в «Терацце» – булочки с травами и сушеными помидорами по четыре с половиной фунта за корзинку.)

Фенелла и Таркин приезжают в шесть часов. Как только эти двое появляются в поле зрения Сьюзи, она начинает визжать от восторга. Я у себя в комнате заканчиваю макияж, оттягиваю момент, когда мне придется выйти и поздороваться. Я не в восторге от Фенеллы и Таркина. Они мне кажутся немного странными. Взять хотя бы наружность. Она у них… необычная. Оба худые – такие костлявые и бледные, и зубы у них торчат. Фенелла старается хоть как-то скрасить свое уродство при помощи косметики и нарядов и выглядит не слишком ужасно. Но Таркин, честное слово, похож на полинявшего суслика или исхудавшую куницу. В общем, на какое-то маленькое костлявенькое существо. И ведут они себя странно. Ездят на велике-тандеме и носят одинаковые свитера, связанные их старой няней. А еще они говорят на своем «семейном» языке, который ни один человек не понимает. Например, бутерброды они называют «бородами», а выпивка у них называется «чутка», вода – «да». Поверьте, это очень быстро начинает действовать на нервы.

Но Сьюзи в них души не чает. В детстве она каждое лето проводила с ними в Шотландии и, конечно, не замечает их странностей. Но хуже всего то, что в их обществе она тоже переходит на язык «бород», «чуток» и так далее. Меня это откровенно бесит.

Но что я могу поделать? Они уже тут. Заканчиваю красить ресницы и смотрюсь в зеркало.

Очень даже ничего выгляжу. На мне сегодня простой черный топ, черные брюки, а вокруг шеи свободно повязан мой обворожительный, шикарный шарфик от «Денни и Джордж». Какая все-таки это была удачная покупка. Просто потрясающая.

Я еще немного кручусь перед зеркалом, потом, смирившись, открываю дверь.

– Привет, Бекки! – восклицает Сьюзи, глядя на меня сияющими глазами.

Она сидит по-турецки на полу в коридоре и вскрывает упаковку подарка, а Фенелла и Тар-кин стоят рядом и смотрят. Слава богу, сегодня они не надели одинаковые свитера. Но на Фенелле очень странная юбка из ворсистого красного твида, а у двубортного костюма Таркина такой вид, словно его шили еще во времена Первой мировой.

– Привет! – говорю я и вежливо целую их обоих.

– Вот это да! – вопит Сьюзи и вытаскивает картину в старой позолоченной раме. – Не может быть! Потрясающе!

Она переводит восторженный взгляд с Таркина на Фенеллу, а я с любопытством заглядываю через ее плечо. Скажу вам откровенно – я не впечатлена. Во-первых, картина выцветшая – в болотно-зеленой и коричневой гамме; во-вторых, на ней просто лошадь, стоящая посреди поля. Что, не могли нарисовать лошадь, скачущую через препятствие или вставшую на дыбы? Или лошадь, галопирующую по Гайд-парку с девушкой в шикарном платье (типа тех, что показывают в фильме «Гордость и предубеждение»)?

– С днем паденья! – хором тянут Таркин и Фенелла. (Еще один пунктик. День рождения они называют днем паденья, после того как… впрочем, очень уж скучно объяснять почему.)

– Потрясающе! – с энтузиазмом говорю я. – Очень красиво!

– Правда же? – радуется Таркин. – Посмотри, какая палитра.

– М-м… да, – киваю я.

– А какие мазки! Удивительно тонкая работа. Мы были буквально потрясены, когда увидели эту вещь.

– Да, на редкость красивая картина, – зачем-то хвалю я эту мазню. – Смотришь на нее, и хочется нестись верхом на коне по холмам и полям!

Что за бред я несу?! Почему не могу просто и откровенно сказать, что картина мне не нравится?

– Ты ездишь верхом? – спрашивает Таркин, глядя на меня с некоторым удивлением.

Верхом я ездила один раз. Это была лошадь моей кузины. Я упала и дала себе слово никогда больше не садиться на этих тварей, но в этом я ни за что не признаюсь Мистеру Лошадь Года.

– Раньше ездила, – смущенно улыбаюсь я. – Да и то не очень хорошо.

– Уверен, ты сможешь снова сесть в седло. – Таркин так и сверлит меня взглядом. – А охотой ты не увлекаешься?

Господи, я что, похожа не деревенскую девушку?

– Слушайте, – говорит Сьюзи, с любовью прикладывая картину к стене. – А может, примем по чутке перед выходом?

– Конечно! – быстро подхватываю я, отворачиваясь от Таркина. – Отличная идея.

– Да, – вторит Фенелла, – у вас шампанское есть?

– Где-то было. – Сьюзи уходит на кухню, и в это время звонит телефон.

Я захожу в гостиную и снимаю трубку:

– Алло?

– Здравствуйте, могу я попросить Ребекку Блумвуд? – спрашивает незнакомый женский голос.

– Да, – безмятежно отзываюсь я. На кухне Сьюзи открывает и закрывает дверцы шкафов, и я думаю, есть ли у нас шампанское помимо того, что осталось от полбутылки, выпитой нами на завтрак…. – Слушаю вас.

– Миз Блумвуд, это Эрика Парнел из банка «Эндвич», – сообщает голос, и я столбенею.

Черт, та тетка из банка! Господи, они же послали мне письмо, а я так ничего и не предприняла. Что сказать? Быстро, что сказать?

– Миз Блумвуд? – повторяет Эрика Парнел.

Так, вот что я скажу. Мне известно, что я слегка превысила лимит, и в ближайшие дни я намерена принять меры. Да, подходит. Принять меры – это внушительно. Ну, поехали.

Я приказываю себе не паниковать и убеждаю себя, что банковские служащие – тоже люди. Делаю глубокий вдох и… одним плавным, неожиданным для себя самой движением кладу трубку.

Несколько секунд я смотрю на замолчавший телефон, сама не веря в произошедшее. Зачем я это сделала? Эрика Парнел знает, что говорила со мной. И она может перезвонить прямо сейчас. Да наверняка уже гневно набирает номер!..

Быстро сую аппарат под диванную подушку. Вот, теперь она меня не достанет, я в полной безопасности.

– Кто звонил? – спрашивает Сьюз, входя в комнату.

– Никто, – отвечаю я, а у самой коленки трясутся. – Ошиблись… Слушай, а давай не будем дома пить, пойдем в бар!

– Давай! – соглашается Сьюзи.

– Зачем дома сидеть?! – продолжаю трещать я, уводя ее от телефона. – Пойдем в какой-нибудь хороший бар, выпьем по коктейлю, а потом поедем в «Тераццу».

На будущее, думаю, надо взять за правило включать определитель. Или отвечать с иностранным акцентом. Или вообще сменить номер. Точно!

– Что происходит? – спрашивает Фенелла, появляясь в дверях.

– Ничего! – слышу свой голос. – Идем выпить по «чутке», а потом сразу на «жин».

Господи, только этого не хватало! Я становлюсь такой же, как и они!

 

Когда мы входим в «Тераццу», я почти успокоилась. Естественно, Эрика Парнел подумает, что нас разъединили из-за неполадок на линии.

Ей и в голову не придет, что я просто бросила трубку. Мы же взрослые люди, а взрослые люди так не поступают.

А если мне доведется встретиться с ней (не дай бог, конечно), я скажу: «Странно, как нас тогда разъединили, да?» Или даже пошучу: дескать, зачем это она трубку бросила.

В ресторане полно народу – кругом сигаретный дым, гул голосов. Мы усаживаемся за столик и открываем огромные серебристые меню. Обожаю ходить в рестораны. Кстати, мне полагается побаловать себя после стольких дней умеренности и воздержания. Мне было нелегко, но я справилась. В субботу проанализирую свои расходы: уверена, что они снизились как минимум на семьдесят процентов.

– Что будем пить? Таркин, выбирай, – говорит Сьюзи.

– Ой, смотрите! – вопит Фенелла. – Это же Эдди Лейзенби! Пойду поздороваюсь. – Она вскакивает и устремляется к лысеющему типу в блейзере, что сидит за десять столиков от нас. Как она углядела его в такой толпе – ума не приложу.

– Сьюзи! – доносится чей-то голос. Блондинка в аккуратном костюме пастельного розового цвета плывет к нашему столику, раскинув руки. – И Тарки!

– Привет, Тори, – говорит Таркин, вставая. – Как Манго?

– Он тут! – улыбается Тори. – Пойдемте, поздороваетесь с ним!

Не понимаю, как это получается – Таркин и Фенелла почти все время проводят где-то в дебрях Пертшира[12], но стоит им ступить на лондонский асфальт, как вокруг них тут же собирается целая толпа давних друзей.

– Эдди передает привет, – объявляет Фенелла, возвращаясь к столику. – Тори! Как дела? Как Манго?

– О, у него все отлично, – отвечает Тори. – А вы слышали, что Каспар вернулся?!

– Не может быть! – восклицают все, я с трудом удерживаюсь, чтобы не присоединиться к хору. Никому и в голову не пришло представить меня Тори, но в этой компании всегда так – ты сам вступаешь в беседу. Только что ни с кем не знаком, а уже через две минуты вопишь вместе со всеми: «А слышали про Винетту и Себастьяна?»

– Нам пора сделать заказ, – говорит Сьюзи. – Тори, мы придем к вам чуть позже.

– Ладно. Чао. – И Тори летящей походкой ускользает от нас.

– Сьюз! – кричит еще кто-то, и к нам подскакивает девушка в черном платье. – И Фенни!

– Мила! – орут они в ответ. – Как дела? Как Бенджи?

Господи, этому конца не будет. Сижу тут как дура, делаю вид, что изучаю закуски в меню, и чувствую себя уродом каким-то. Никто не хочет со мной общаться, зато Фенелла и Таркин – самые популярные люди года. Это нечестно. Я тоже хочу встретить здесь кого-нибудь. Какого-нибудь старого друга детства. (Хотя, откровенно говоря, единственный, кого я знаю так давно, – это Том, сын соседей, который сейчас в своей кухне с дубовым гарнитуром.)

Но на всякий случай опускаю меню и внимательно изучаю публику. Ну хоть бы кто-нибудь из знакомых попался на глаза. Хоть кто-нибудь. Чтобы тоже можно было с восторгом подбежать, расцеловаться и завопить: «Нам обязательно нужно как-нибудь вместе пообедать!» Боже мой, ну неужели я никого здесь не знаю…

И тут я с радостью замечаю знакомое лицо, и всего в нескольких шагах от нас! Это Люк Брендон, он сидит за столом с элегантной пожилой парой.

Другом детства его вряд ли можно назвать, но я ведь его знаю? Да и выбора нет. Я же хочу пойти поздороваться с приятелем, как и все остальные!

– Ой, смотрите, это же Люк! Не могу не подойти! Нужно поздороваться с ним! – Вопить я стараюсь потише, чтобы он не услышал.

И пока все смотрят на меня с удивлением, я откидываю волосы, вскакиваю и ухожу, внезапно оживившись. Я тоже могу! Ха! Вот я тоже иду поздороваться с давним знакомым, которого случайно увидела за соседним столиком в ресторане «Терацца»! Вот так вот!

И только за метр от его столика я замедляю шаг и думаю, что же я ему скажу…

Ну, просто проявлю вежливость. Поздороваюсь и – умница! – еще раз поблагодарю его за одолженные двадцать фунтов.

Черт, я ему отдала долг? Да или нет?

Отдала. Послала такую миленькую открытку из коричневой бумаги, на которой были нарисованы красные маки, и приложила к открытке чек. Да, точно. Ну, главное не волноваться и быть спокойной и уверенной в себе.

– Здравствуйте! – говорю я, но вокруг стоит жуткий гул, и Люк меня не слышит.

Понятно, почему у всех подруг Фенеллы такие пронзительные голоса. Чтобы пробиться через эту шумовую завесу, нужно выдать не меньше шестидесяти пяти децибелов.

– Здравствуйте! – повторяю я громче, но опять в пустоту.

Люк убеждает в чем-то пожилого человека, а женщина внимательно слушает их. Ни один даже не удостоил меня взглядом.

Это уже неудобно. Стою тут столбом, и меня откровенно игнорирует единственный человек, с которым я могла бы поздороваться в этой толпе. По-моему, больше ни у кого таких проблем не возникает. Почему он не вскакивает в ответ с визгом: «Слышали новость про „Форланд Инвестментс“?» Глупо получается. И что теперь делать? Тихонько убраться за свой столик? Притвориться, что шла в туалет?

Мимо протискивается официант с подносом, толкает меня прямо к столику Люка, и в этот самый момент Люк поднимает голову и смотрит на меня отсутствующим взглядом, как будто первый раз видит, и от испуга у меня в животе бурчит.

– Здравствуйте, Люк! – весело восклицаю я. – Вот, решила подойти… поздороваться!

– Тогда здравствуйте, – отвечает он, помедлив. – Мама, папа, это Ребекка Блумвуд. Ребекка – это мои родители.

О нет! Что я наделала? Я прервала семейную встречу. Надо отступать. Быстро.

– Добрый вечер, – говорю я и слабо улыбаюсь. – Что ж, не буду вас больше отвлекать…

– А откуда вы знаете Люка? – спрашивает миссис Брендон.

– Ребекка – известный финансовый журналист. – Люк делает глоток вина. (Он что, вправду так считает? Ого! Надо будет упомянуть об этом в беседе с Клэр Эдвардс. И с Филипом тоже.)

Я довольно улыбаюсь миссис Брендон, чувствуя себя очень важной персоной. Я – известная журналистка, подошедшая поболтать к известному бизнесмену в известном лондонском ресторане. Круто, да?

– Финансовый журналист? – ворчит мистер Брендон и опускает очки, чтобы получше меня разглядеть. – И что вы думаете по поводу заявления премьер-министра?

Господи, чтобы я еще раз подошла к кому-нибудь в ресторане… да ни в жизнь!

– Ну, – уверенно начинаю я, лихорадочно размышляя, как бы поудачнее изобразить, будто увидела подругу за дальним столиком.

– Папа, вряд ли Ребекка хочет говорить о работе в ресторане, – спасает меня Люк.

– Действительно! – поддерживает сына миссис Брендон и улыбается мне. – Ребекка, какой у вас красивый шарф. Это от «Денни и Джордж»?

– Да! – радостно отвечаю я, довольная, что разговор свернул с заявления премьер-министра. (Что он там еще заявил?) – Купила на распродаже на прошлой неделе!

Краем глаза вижу, что Люк как-то странно смотрит на меня. Почему, интересно? Чего это он такое…

О черт! Дура я, дура!

– На распродаже… для своей тети, – быстро соображаю я. – Купила для тети, в подарок. Но она… умерла.

За столиком все в шоке, молчат. Я и сама с трудом верю, что могла такое ляпнуть.

– Боже мой, – сокрушенно качает головой мистер Брендон.

– Тетя Эрминтруда умерла? – спрашивает Люк не своим голосом.

– Да, – киваю я, заставив себя взглянуть ему в глаза. – Это было ужасно.

– Какой кошмар! – сочувственно вздыхает миссис Брендон.

– Она ведь в больнице лежала? – продолжает Люк, наливая себе воды. – Что у нее было?

Короткая пауза.

– У нее… нога болела.

– Нога? – обеспокоенно переспрашивает миссис Брендон. – А что у нее было с ногой?

– Ну, она вся опухла, а потом случилось заражение. И ногу пришлось ампутировать. Вот она и умерла.

– Господи! – восклицает мистер Брендон. – Эти врачи – вредители! – Он гневно смотрит на меня. – Она лечилась в частной клинике?

– Э-э… м-м… не знаю, – бормочу я, пятясь. Больше не вынесу этого. Ну почему нельзя было просто сказать, что тетя мне этот чертов шарфик подарила? – Приятно было с вами повидаться, Люк. Мне пора – друзья ждут!

Я беспечно машу им рукой, стараясь не встречаться с Люком взглядом, поворачиваюсь и возвращаюсь к Сьюзи. Сердце колотится, как у перепуганного зайца, а лицо красное как помидор. Боже мой, какое поражение.

Но к моменту подачи первого блюда я сумела успокоиться. Еда! Мне приносят морских гребешков, обжаренных на гриле, и, откусив первый кусочек, я чуть не впала в экстаз. После стольких дней дешевой и безвкусной гадости я словно оказалась в раю. Я готова расплакаться – как заключенный, выпущенный на свободу, или как дитя блокады, узнавшее, что наконец-то отменили продуктовые карточки. После гребешков я попросила мясо по-французски с картошкой, от десерта все отказались – все, кроме меня, заказавшей шоколадный мусс. Потому что неизвестно, когда еще я попаду в такой ресторан. Может, мне предстоят несколько месяцев сэндвичей с сыром и кофе из термоса, и ни одного светлого пятна в этом монотонном меню.

Да, я выбрала нелегкий путь. Но результат должен того стоить.

Пока я жду свой десерт, Сьюз и Фенелла решают, что им необходимо пойти поболтать с Бенджи, который сидит на другом конце зала.

Они вскакивают, зажигают сигареты и уносятся, а Таркин остается со мной. Он вообще, похоже, не слишком стремится пообщаться со знакомыми. Весь вечер Таркин был какой-то молчаливый. И еще я заметила, что выпил он больше нас. По-моему, он того и гляди упадет лицом на стол. Ну пусть, мне-то что?

Некоторое время мы молчим. Честно говоря, Таркин такой странный, что я даже не считаю нужным поддерживать с ним беседу. И тут он вдруг спрашивает:

– Тебе нравится Вагнер?

– Да, – без запинки отвечаю я, хотя ни разу не слушала Вагнера. Но я же не могу показаться невеждой, даже если это всего лишь Таркин. Да и в опере мне доводилось бывать, правда, кажется, там давали Моцарта.

– Тат-та-та… помнишь, из «Тристана», – он мотает головой, – ти-та-та…

– Та-ти-ти, – отвечаю я и киваю, как мне кажется, с очень умным видом. Наливаю вина себе и ему. Осматриваюсь в поисках Сьюзи. Очень похоже на нее – вот так бросить меня со своим пьяным в стельку кузеном.

– Та-та-та-та, таааа-та-та…

Господи, он всерьез распелся. Не очень громко, конечно, но весьма экспрессивно. И смотрит мне в глаза, будто ждет, что я присоединюсь к его вою.

– Та-та-та-та…

Вот, закрыл глаза и раскачивается. А теперь это действительно неудобно.

– Та трам-пам-там та тааа…

– Прекрасно, – весело говорю я. – Разве может быть что-нибудь прекраснее Вагнера?

– Тристан… и Изольда. – Он открывает глаза. – Из тебя бы вышла восхитительная Изольда.

Что бы из меня вышло? И пока я продолжаю пялиться на него, он берет мою руку, подносит к губам и начинает целовать.

На несколько секунд я от изумления теряю дар речи и способность двигаться. Потом говорю как можно строже, пытаясь отдернуть руку:

– Таркин. Таркин, пожалуйста, не надо… – В отчаянии оглядываю зал в поисках Сьюзи и встречаюсь взглядом с Люком Брендоном, который уходит из ресторана. Он слегка хмурится, машет на прощанье и исчезает в дверях.

– Твоя кожа пахнет розами, – бормочет Таркин.

– Да заткнись ты! – в гневе кричу я и с такой силой выдергиваю руку, что его зубы оставляют следы на коже. – Отстань от меня!

Я бы влепила ему пощечину, но он, вероятно, воспринял бы это как поощрение.

Тут, к счастью, возвращаются Сьюзи и Фенелла с кучей новостей про Бенджи, и Таркин замолкает. Весь оставшийся вечер он не поднял на меня глаз. И слава богу! Надеюсь, он понял намек.

 

 

Очевидно, намека он не понял, потому что в субботу мне пришла открытка. На ней изображена девушка кисти одного из прерафаэлитов, со стеснительным взглядом через плечо. А на обороте Таркин написал:

 

 

Прошу прощения за свое бестактное поведение. Хотел бы искупить свою вину. Билеты в Байреут[13] или хотя бы ужин вдвоем?

Таркин.

 

 

Ужин с Таркином. Представляете? Сидеть напротив этого суслика весь вечер. И какой еще Байреут? Я и слыхом не слыхивала про Байреут. Это что, новый спектакль? Или он имел в виду Бейрут? Господи, ну с чего это мы попремся в Бейрут?

В общем, бог с ним, с этим Таркином. У меня сегодня есть дела поважнее. Сегодня – мой шестой день экономии и первый аскетичный выходной. Дэвид Бартон говорит, что это очень опасный момент, на котором многие сходят с выбранного пути, – день свободный, и без привычного похода по магазинам кажется, что заняться совершенно нечем.

Но я слишком упряма, чтобы сдаться. Я уже все продумала. К магазинам сегодня и близко не подойду. Утром отправлюсь в музей, а вечером, вместо того чтобы тратить деньги на дорогие рестораны, сама приготовлю карри для себя и Сьюзи. Я даже с нетерпением жду наступления вечера.

Вот мой бюджет на сегодняшний день.

Поездка в музей: бесплатно (у меня есть проездной).

Музей: бесплатно.

Карри: 2,50 фунта (Дэвид Бартон пишет, что можно приготовить карри на четырех человек всего за пять фунтов, нас двое, так что это должно быть вдвое дешевле).

Итого расходов в день: 2,50.

Вот это я понимаю. И наконец-то причащусь к Культуре вместо обычного Материализма – еще один плюс. Я решила пойти в Музей Виктории и Альберта[14], потому что раньше там ни разу не была. Если честно, даже не знаю, что там имеется. Статуи королевы Виктории и принца Альберта?

Ну, что бы там они ни держали, наверняка это очень интересно и познавательно. И к тому же бесплатно!

Выхожу из метро. Солнце шпарит вовсю, и я шагаю по улице, жутко довольная собой. Ведь обычно по воскресеньям днем я смотрю телевизор и готовлюсь к походу по магазинам. А сегодня все иначе! Ощущаю себя деловой столичной дамой, как персонаж из фильма Вуди Аллена. Для полноты образа мне не хватает только длинного вязаного шарфа и темных очков, тогда бы я была точь-в-точь Даяна Китон. (Даяна Китон в молодости, конечно, и не в одежде времен семидесятых.)

А в понедельник, когда меня спросят, как провела выходные, отвечу: «Да так, сходила в „В и А“». Или нет, лучше по-другому: «Заскочила на выставку». Так намного круче звучит. (И почему люди говорят «заскочить на выставку»? Как будто мимо них проносилось стадо диких картин, и они на них заскакивали на ходу.) А потом меня спросят: «Неужели? Мы и не знали, что вы, Ребекка, такая поклонница искусства». А я холодно отвечу: «Да. Большую часть свободного времени я провожу в музеях». А они посмотрят на меня уважительно и скажут…

Ой, так увлеклась, что проскочила мимо входа. Признаться, воображаемый диалог я вела с Люком Брендоном. Интересно, почему именно его лицо всплыло у меня перед глазами? Наверное, потому, что встретила его в ресторане. Впрочем, неважно. Пора сконцентрироваться на музее.

Возвращаюсь и вхожу в вестибюль, постаравшись сделать вид, будто бываю тут регулярно. Не то что кучка японских туристов, столпившихся вокруг своего гида. «Ха! – с гордостью думаю я, – я-то не туристка! Это – мое культурное наследие». Небрежно беру буклет, словно мне он и не нужен вовсе, и просматриваю список лекций по темам вроде «Керамика династии Юань и ранней династии Минг», а потом бреду в первую галерею.

– Мисс! – окликает меня женщина у входа. – Вы заплатили?

Что? С каких это пор нужно платить за вход в музей? А, ну да, она, наверное, пошутила. Я смеюсь в ответ в знак дружеского расположения и иду себе дальше.

– Мисс! – опять кричит она, и рядом со мной тут же возникает охранник. – Вы заплатили за вход?

– Он же бесплатный! – удивленно восклицаю я.

– Боюсь, что нет, – говорит смотрительница и указывает на табличку за моей спиной. Я поворачиваюсь, читаю и от удивления едва не падаю.

«Вход: 5 фунтов».

Да, я в полном шоке. Куда катится мир? Они теперь дерут деньги даже с посетителей музеев. Возмутительно! Все знают, что музеи должны быть бесплатными. Если брать деньги за вход в музей, туда же никто ходить не будет! Наше культурное наследие будет утрачено для целого поколения из-за непреодолимого финансового барьера. Нация окончательно оболванится, и цивилизованное человечество окажется на краю бездны серости и тупости. Неужели этого добивается наш доблестный Тони Блэр?

И вообще, у меня нет пяти фунтов. Я намеренно вышла из дому без денег, прихватив только два с половиной фунта на продукты для карри. Боже, как это раздражает. Нет, в самом деле. Я пришла культурно просветиться, я хочу посмотреть эти… ну что там они сейчас выставляют… а меня не пускают!

Вот, теперь на меня пялится вся толпа японских туристов, будто я преступница какая. «Кыш! – мысленно отгоняю их я. – Идите, пяльтесь лучше на какое-нибудь произведение искусства».

– Мы принимаем к оплате кредитные карты, – говорит женщина. – «ВИЗА», «Свич», «Американ Экспресс».

– Ах, – вздыхаю я. – Ну ладно.

– Абонемент на сезон стоит пятнадцать фунтов, – добавляет она, пока я достаю кошелек. – Но зато он дает право неограниченного входа в течение года.

Неограниченный вход в течение года! Постойте-ка, Дэвид Бартон учит, что при покупке чего угодно нужно просчитывать «среднюю стоимость каждого использования», для этого надо разделить стоимость вещи на количество раз, сколько ее можно использовать. Допустим, отныне я буду посещать этот музей раз в месяц. (Думаю, это возможно.) Если я куплю сезонный билет, то одно посещение обойдется мне всего в… 1,25 фунта.

Выгодное дельце, а? Вообще, если подумать, неплохое вложение средств.

Я протягиваю свою кредитку:

– Хорошо, я беру сезонный билет. Ну, Культура, вот и я!

Начинается все хорошо. Я осматриваю каждый экспонат, внимательно читаю все надписи.

 

 

Потир, серебро. Голландия, 16 век.

Тарелка с изображением Святой Троицы. Италия, середина 15 века.

Миска глиняная, начало 17 века.

 

 

Да, мисочка симпатичная – во мне вдруг пробудился интерес, – любопытно, сколько это может стоить? Выглядит дорого… И только я начала вглядываться, пытаясь высмотреть ценник, как поняла, где нахожусь. Ой, это же не магазин. Тут ценников нет.

И зря, между прочим. С ними было бы намного познавательнее. Вот так просто смотреть на вещи быстро надоедает. А повесь на каждом предмете ценник – совсем другое дело. В общем, считаю, во всех музеях надо бы указывать цену на экспонаты. Смотришь, например, на серебряный потир, или на мраморную статую, или на портрет Моны Лизы, или на что там еще – и восхищаешься красотой и исторической важностью реликвии. А потом разглядываешь ценник и, затаив дыхание, шепчешь: «Подумать только, сколько она стоит!» О, так в музее стало бы намного интересней.

Надо будет черкнуть эту идею в их книгу жалоб и предложений. У меня ведь сезонный абонемент как-никак. Они должны прислушаться к моему мнению.

А пока перейдем к следующему экспонату.

 

 

Резной кубок. Англия, середина 15 века.

 

 

Черт, я бы за чашку кофе сейчас жизнь отдала. Сколько же я тут пробыла? Наверное, не меньше…

Ох, только пятнадцать минут.

 

На выставке истории моды мой настрой сразу меняется – я рассматриваю все с дотошной тщательностью. В этом зале я провела времени больше, чем во всех остальных, вместе взятых. Но вскоре череда платьев и туфель заканчивается, а за ними снова идут статуи и всевозможные вещички в стеклянных витринах. Я то и дело поглядываю на часы, ноги гудят, и в конце галереи я в изнеможении падаю на диван.

Не поймите меня превратно, музеи я люблю. Честное слово. И корейское искусство мне небезынтересно. Просто очень уж твердые здесь полы, а сапоги на мне узкие, и вообще страшно жарко, так что пришлось снять пальто, и оно так и норовит соскользнуть с руки. И странно, но мне все время чудится звук кассового аппарата. Наверное, воображение разыгралось.

Сижу, в голове пусто, только одна мысль – смогу ли я найти силы встать. Но когда в зал вваливаются японские туристы, я понимаю, что просто обязана встать и сделать вид, будто что-то рассматриваю. Встаю, задерживаю взгляд на гобелене и иду дальше, в длинный коридор с образцами древней индийской плитки. Размышляю, а не обновить ли нам плитку в ванной, но тут боковым зрением замечаю что-то… за металлической решеткой. И я застываю как вкопанная.

Неужели брежу? Или это мираж? Передо мной кассовый аппарат, а к нему очередь, и витрины с ценниками…

Боже мой! Мне не показалось! Это магазин. Ма-га-зин! Прямо в музее.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...