Борьба Компартии против Церкви в 1920-е годы

 

В начале 20-го века Россия столкнулась с воинствующим безбожием и интернациональным коммунизмом, явлением совершенно новым, дотоле неиспытанным ни одним народом в истории человечества.

К роковым испытаниям начала 20-го века земной институт Русской Православной Церкви не был в состоянии дать должный отпор воинственному безбожию. В результате двух с лишним столетий «европеизации» Церковь оказалась в полном подчинении государству. Планомерная секуляризация культурной, общественной и духовной жизни отравила целые поколения русских людей ядом неверия или религиозного безразличия и равнодушия. Теоретический нигилизм Запада на русской почве вырос в воинствующий нигилизм практического осуществления, а идеалы Святой Руси остались мечтой меньшинства. Были расшатаны традиционные устои религии и государственности. Конечно, были отдельные оазисы благочестия и благоразумия, и отдельные праведники и мыслители, которые предвидели надвигающуюся опасность и предупреждали о ней россиян, но эти старания возродить народное благочестие находили слабую поддержку.

Новые властители Руси, помимо всех физических и экономических понуждений, от русского народа потребовали еще и полной отдачи души. А душа России - в ее вере, в ее Церкви.

Тотчас после большевистского переворота 1917 года православные священнослужители подверглись самым чудовищным за всю историю Церкви Христовой гонениям. Особенно пострадал епископат Русской Православной Церкви. Арестовывались епископы, включая самого Патриарха. Вслед за епархиальными архиереями арестовывались и их преемники. Вместе с клиром страдали рядовые верующие. Этими репрессиями систематически разрушалась церковная организация в центре и на местах.

Трагизм этого труднопредставимого современнику периода лаконично выразил свят. Тихон в ответном слове соборной делегации, сообщившей ему об избрании его на Патриарший Престол.

«Сколько и мне, - сказал новоизбранный Патриарх, - придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно - в настоящую тяжелую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа- Моисею, и мне придется говорить ко Господу: для чего Ты мучаешь раба Твоего? (Числ. XI. II).

В пору кампании по изъятию церковных ценностей, в течение одного года (1922-1923) было физически уничтожено 8100 священнослужителей.

В продолжение двадцатых годов большевистские гонения против Русской Православной Церкви то интенсифицировались, то ослабевали.

Несмотря на то, что большевики использовали мощный арсенал средств антирелигиозной борьбы, противостояние Церкви оказалось более сильным, чем богоборцы предполагали. В начале 1920-х годов, еще при жизни Святейшего Патриарха Тихона, большевики стали приходить к убеждению, что физически уничтожить Православную Церковь невозможно и даже невыгодно. Коммунистам не было чуждо опасение, что обострение борьбы с религией может привести к нежелательным результатам. Тогда решено было применить иную тактику - безбожники поставили своей целью склонить священноначалие Церкви к сотрудничеству с их режимом и в интересах этого режима.

Главным интересом режима было полное уничтожение религии. «При этом, - говоря словами историка Л. Регельсона, - задача властей заключалась в том, чтобы уничтожаемая Церковь не только взывала к сопротивлению со стороны верующей народной массы, но в процессе своего уничтожения помогла перевоспитать эту массу в духе преданности советской власти и идеалам коммунизма».

В числе документов, обнаруженных парламентской Комиссией Верховного Совета России по расследованию причин и обстоятельств государственного переворота (августовского путча 1991 г.), фигурируют отчеты о деятельности 4-го отдела 5-го управления КГБ СССР. В этих отчетах говорится о вербовке священнослужителей на службу госбезопасности. Согласно архивным данным, вербовка духовенства фактически началась с первых лет Советской власти⁴.

В этом преисполненном цинизма документе чекисты признаются, что в то время - 1921 г. - вербовка духовенства Русской Православной Церкви давалась трудно ("самый больной в ЧК" вопрос). Зато эту унизительную роль охотно взяла на себя группа духовенства, организовавшая так называемую "Живую" или "Обновленческую" Церковь. Это были священники, которые еще до Революции 1917-го года примыкали к "левому крылу", а также лица, соблазнившиеся перспективой своеобразной (опекаемой властью) духовной карьеры при коммунистическом строе и потому решившие стать на путь церковно-политических авантюр. Коммунисты всемерно поддерживали деятельность обновленцев, так как в духовенстве этого типа они видели послушное орудие, которое могло помочь им в разрушении Церкви изнутри.

Однако церковный народ не поддержал обновленцев и оставался верен подвергшемуся гонениям патриарху Тихону.

Видя, что большевики захватили власть всерьез и надолго, патр. Тихон, опираясь на провозглашенный Конституцией 1918 г. принцип отделения Церкви от государства, признал новую государственную власть и провозгласил аполитичность самой Церкви. В послании от 25 сентября 1919 г. Святейший Патриарх предписал духовенству прекратить участие в политической борьбе и не вмешиваться в политическую жизнь страны, не примыкать ни к какой партии и повиноваться предписаниям советской власти, если они не противоречат требованиям веры, так как, по слову Апостола, Бога нужно бояться больше, чем людей.

В заявлении Патриарха Тихона Верховному Суду от 16 июня 1923 г. (из заключения) и в его обращениях к верующим после выхода из тюрьмы, он продолжал отстаивать эту позицию. Нетрудно заметить, что в них проводится одна и та же линия аполитичности Церкви.

Свои соображения о задачах Церкви он сформулировал в послании, опубликованном в «Известиях» от 6 июля 1923 г. В этом послании Патриарх твердо отстаивает следующие принципы:

Церковь стоит вне политики и потому не желает быть ни красной, ни белой; она должна быть и будет единой Соборной Апостольской Церковью, и все попытки с какой бы то ни было стороны втянуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены.

Эти же мотивы прозвучали и в опубликованном в «Известиях» 15 апреля 1925 г. так называемом «завещании» патр. Тихона.

«Не допуская никаких компромиссов в области веры, - говорится в завещании, - в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к советской власти». Такое повиновение ей «побудит власть, - как надеялся патр. Тихон, - относиться к нам с полным доверием, даст нам возможность преподавать детям наших пасомых Закон Божий, иметь богословские школы для подготовки пастырей, издавать в защиту православной веры книги и журналы».

Патриарх Тихон стремился истолковать провозглашенный советской властью принцип «отделения церкви от государства» в контексте сохранения обособленности и независимости устроения внутренней жизни Церкви. Предстоятель Русской Церкви признал советское правительство, осуждал посягательства на него. Но все сдержанные формулировки священноисповедника были далеки от того, чего домогалась советская власть. В качестве предварительных условий легализации Церкви советское правительство настаивало на опубликовании декларации определенного типа, куда были бы включены, среди прочего, требования устранения от церковной жизни неугодных власти епископов и осуждение заграничных иерархов в случае неповиновения их церковной власти в СССР. Советское правительство видело, что от патр. Тихона им не добиться всего желаемого и оставалось с ним во враждебных отношениях до самой его кончины.

После смерти патр. Тихона (1925 г.) некоторое время продолжалась выработанная им политика последовательного отстаивания принципа отдаления Церкви от государства

Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополит Сергий (Страгородский) в целях легализации церковного управления обратился «к епископам, священникам и верующим Московской Патриархии» с особым посланием от 10 июня 1926 г. В этом послании он выражает точку зрения, близкую к воззрениям патр. Тихона и Соловецких епископов-узников (о которых речь впереди). В нем митр. Сергий от имени иерархов и народа заявляет о твердом намерении «быть лояльными по отношению к правительству» и «совершенно не принимать участия в политических партиях и организациях враждебных Союзу». «Будучи искренними до конца» - заявлял он в духе Соловецких епископов - мы не хотим замалчивать того противоречия, которое существует между нами - православными и коммунистами, управляющими Союзом».

Здесь митр. Сергий решительно отвергал возможность согласовать несогласуемое, приспособить православную веру к коммунизму или видоизменить православное учение или каноны. «Мы убеждены, - читаем далее в послании 1926 года, - что православный христианин, священно храня свою веру и живя согласно с ее заповедями... будет полезным и образцовым гражданином в любом государстве, включая советское, во всяком социальном положении...»

Обещая полную лояльность, митр. Сергий вместе с тем подчеркивал, что представители церковной иерархии «не могут взять на себя особое обязательство доказывать свою лояльность, принять, например, обязанность наблюдать за политическим направлением своих единоверцев» и использовать церковный контроль по отношению к недоброжелателям советской власти. В 1926 году митр. Сергий не считал возможным применение мер церковного наказания по отношению к заграничному духовенству за его непризнание советской власти. Такое отношение митр. Сергий обосновывал указанием на то, что революция 1917г. освободила Церковь от всех политических задач.

Безусловно, такой поход был абсолютно неприемлем для советской власти.

Чекисты с новой силой принялись репрессировать духовенство и в результате церковная жизнь была расстроена до предела. Церковный центр был плохо осведомлен о жизни епархий, а епархии и приходы лишь по слухам узнавали о деятельности центра. Некоторые епархии и приходы жили отдельной жизнью, часто не зная за кем идти, чтобы сохранить православие. Вскоре митр. Сергий был арестован.

Отбыв три с половиной месяца в тюрьме митр. Сергий вышел на свободу 27 марта 1927 года. В мае того же года, с согласия советского правительства, в качестве центрального управления Церкви был организован, в составе восьми человек, Временный Патриарший Священный Синод. 29 июля 1927 г. было обнародовано известное «Послание к пастырям и пастве» - известное под названием «Декларации» митрополита Сергия.

Этим посланием устанавливался совершенно иной курс по сравнению с тем, какой указывался в послании 20 июня 1926 г.

В новом послании митр. Сергий и его Синод подчеркивают необходимость «поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования». Митр. Сергий представляет себя продолжателем дела патр. Тихона, которому будто бы его преждевременная кончина и «разные обстоятельства,... главным образом выступления зарубежных врагов советского государства» не дали возможности довести дело до конца». Принятая патр. Тихоном тактика аполитичности, нейтральности и независимости Церкви в ее внутреннем управлении Декларацией митр. Сергия была заменена тактикой открытой поддержки советской власти.

"Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди... но и самые ревностные приверженцы его... - говорится в послании от 29 июля 1927 г. - Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз... сознается нами, как удар, направленный в нас...".

В Декларации митрополита Сергия предлагалось самоустраниться тем из духовных лиц, кто не захотел принять его условий. В ней содержались угрозы по адресу заграничного русского духовенства и впервые от имени стремящейся к узаконению советским правительством Московской Патриархии выражалась благодарность советскому правительству "за его внимание к нуждам православного населения».

Формально создавались так называемые "нормальные отношения" между последователями митр. Сергия и правительством СССР, фактически же центральное церковное управление Московской Патриархии не только попало под контроль органов коммунистической диктатуры, но стало их послушным орудием во внутренней и внешней политике.

Своей Декларацией митр. Сергий принял советские условия легализации Церкви, проигнорировав 34-е Апостольское правило, которое, в частности, гласит: "...Первый (епископ - В.П.) ничего да не творит без рассуждения всех, ибо тако будет единомыслие". Этим самым митрополит Сергий в представлении многих церковных людей поставил под сомнение многие последующие решения и действия Московской Патриархии.

Протопресвитер Иоанн Мейендорф отчасти так объясняет поступок митр. Сергия: «Согласиться на упразднение патриаршего "центра" означало передачу монополии "легализованной" церковности обновленческому "синоду" (признанному Восточными Патриархами!!!), который постепенно получил бы пользование всеми открытыми церквами».

Историк М.В. Шкаровский считает, что «Митрополит Сергий при всей своей дальновидности и осмотрительности ошибся в расчетах на то, что его уступки позволят свернуть репрессии священнослужителей. Однако в свете событий последующего десятилетия, когда встал вопрос уже не о подчинении, а полном уничтожении Православия в стране, компромиссная позиция Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, позволившая хотя бы частично сохранить Церковь, представляется во многом оправданной».

Но для многих Декларация митрополита Сергия была расценена в то время либо как малодушие, преступный компромисс, его архиерейской совестью, либо как превышение церковной власти. Митрополит Сергий получил массу письменных протестов, к нему прибывали делегации духовенства и мирян, которые умоляли его отказаться от взятого им курса и сложить с себя полномочия. По сведениям митрополита Иоанна (Снычева), в некоторых епархиях до 90 процентов приходов не приняли эту Декларацию, отослав ее обратно автору.

Несмотря на множество заявлений-протестов, митрополит Сергий занятой позиции не изменил. В связи с этим в различных областях Советского Союза возникали центры церковной оппозиции. Вокруг митрополитов Казанского Кирилла (Смирнова), выдвигавшегося на пост Местоблюстителя Патриаршего Престола и Петроградского Иосифа (Петровых) собирались ревнители канонической чистоты Церкви. Приверженцы двух опальных митрополитов не стремились к подрыву советской власти, а искали приемлемые тгути для спасения от полной политической зависимости.

Уместно в этой связи вспомнить отношение новомученика митрополита Казанского и Свияжского Кирилла, первого из Местоблюстителей по завещательному распоряжению Святейшего Патриарха Тихона Компромиссный поступок митр. Сергия он не считал догматическим отступлением, а «личным грехом» Заместителя Патриаршего Местоблюстителя. В его распоряжении Казанской епархии, копию которого он послал митрополиту Сергию (Страгородскому), владыка Кирилл, в частности, пишет:

«...Воздержанием с моей стороны (от общения с митр. Сергием -В.П.) ничуть не утверждается и заподазривается якобы, безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств (да сохранит всех нас Господь от такого помышления), но только подчеркивается нежелание и отказ участвовать в чужих грехах. Посему литургисать с митрополитом Сергием и единомышленными ему архипастырями я не стану, но в случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее напутствие от священника сергиева поставления или подчиняющегося учрежденному им Синоду, если не окажется в наличии священника, разделяющего мое отношение к митрополиту Сергию и так называемому Временному Патриаршему Синоду. Подобным образом, находясь в местности, где все храмы подчиняются так называемому Временному Патриаршему Синоду, я не пойду в них молиться за общим богослужением, но совершить в одном из них литургию в одиночку или с участием единомышленных мне клириков и верующих, если бы таковые оказались в наличии, признаю возможным без предварительного освящения храма. Так же, по моему мнению, может поступить и каждый священнослужитель, разделяющий мое отношение к митрополиту Сергию и учрежденному им Синоду.

Что касается мирян, то участвовать деятельно в церковноприходской жизни приходов, возносящих имя митрополита Сергия за храмовым богослужением, в качестве возглавляющего иерархию архипастыря, по совести не следует, но само по себе такое возношение имени митрополита Сергия не может возлагаться на отвественность мирян и не должно служить для них препятствием к посещению богослужения и принятию Св. Даров в храмах, подчиняющихся митрополиту Сергию, если в данной местности нет православного храма, хранящего неповрежденным свое каноническое отношение к Местоблюстителю Патриаршего Престола.

Молиться же о митрополите Сергии наряду с остальными архипастырями и вообще православными христианами (запись в поминовении на проскомидии, молебне и т. п.) не является грехом, - это долг всех православных христиан, пока общецерковное рассуждение не объявит учиненное митрополитом Сергием злоупотребление доверенной ему церковной властью грехом к смерти (Мф. 18: 15-17; 1 Ин. 5: 16)». Достойно внимания в этом взвешенном высказывании святителя, бывшего тогда узником советского Архипелага ГУЛАГа, отсутствие этического ригоризма.

По отношению к святителю Кириллу митр. Сергий применил суровую меру церковного наказания - в 1929 году он предал его церковному суду, отстранил его от занимаемой кафедры и запретил в священнослужении. Советская власть докончила это мероприятие физической расправой с митрополитом Кириллом. В 1937 году, вместе с митрополитом Иосифом Петроградским (Петровых) он был расстрелян.

9 сентября 1927 года, тщательно рассмотрев Декларацию заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного Патриаршего Синода и приняв во внимание, что высшая церковная власть в России находится в тяжком пленении у врагов Церкви, не свободна в своих деяниях, Окружным Посланием Собор архиереев РПЦЗ определил прекратить сношения с плененной Церковью в России впредь до восстановления нормальных сношений. Следует отметить, что в этом документе архиереи РПЦЗ, объявляя о прекращении отношений между обеими Церквами отнюдь не утверждают разрыва между ними. Зарубежная Церковь и дальше придерживалась единства Русской Церкви, считая себя неотъемлемой частью Русской все-Церкви, состоящей из Патриаршей Церкви, Зарубежной Церкви и «катакомб».

Документ Послания архиерейского Собора 1927 года настолько примечательный, что полезно напомнить некоторые его формулировки.

«Заграничная часть Всероссийской Церкви, - говорится в этом Послании, - должна прекратить сношения с Московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и канонического управления Церковью.

2) Чтобы освободить нашу иерархию в России от ответственности за непризнание советской власти заграничной частью нашей Церкви, впредь до восстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти, заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама, согласно священным канонам, определениям Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917-18 гг. и постановлению Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года, при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов, под председательством Киевского митрополита Антония (Храповицкого - В.П.).

3) Заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно-единою ветвью великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери Церкви и не считает себя автокефальною. Она по-прежнему считает своим главой Местоблюстителя митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями.

4) Если последует постановление митрополита Сергия и его Синода об исключении заграничных епископов и клириков, не пожелавших дать подписку о верности советскому правительству, из состава клира Московского Патриархата, то такое постановление будет неканоническим».

Аналогичную позицию по отношению к митрополиту Сергию и его Декларации заняли и многие иерархии на территории Советской России. В частности, отбывающие заключение в Соловецком монастыре епископы-исповедники.

Уместно вспомнить некоторые соображения одного из выдающихся епископов, пользовавшегося непререкаемым духовным авторитетом, Дамаскина Глуховского. На два вопроса, поставленные митрополиту Сергию епископом Дамаскиным: «считаете ли Вы, что решение Ваше является голосом соборного иерархического сознания Российской Церкви?» и «имеете ли Вы основание считать Ваш личный авторитет достаточным, чтобы противопоставить его сонму маститых иерархов, совершенно не разделяющих Вашу точку зрения?»

Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола не дал ответа. Тогда владыка Дамаскин от имени многочисленных иерархов назвал поступок митрополита Сергия изменой.

«В живом теле Церкви, - писал владыка Дамаскин, - в массе верующих сейчас происходит глубокий процесс духовной дифференциации по отношению к главной спасительной идее Церкви. И именно ваша Декларация вызвала этот процесс......Внемлите общему голосу верующего народа, каковой несомненно является и "голосом Божиим".., вглядитесь в открывающуюся перед Вами пропасть неизбежного раскола: ужаснитесь ответственности за угасание огня веры в массах... и откажитесь от Вашего курса, от Ваших компромиссов; аннулируйте Вашу Декларацию, как акт личного Вашего заблуждения и выходящий за пределы Ваших полномочий; явите себя глашатаем Вечной Правды и истинной Любви Евангельской пред миром: отбросьте человеческие мудрования и расчеты и станьте на путь твердого исповедничества во имя Христово: не бойтесь возможности горших скорбей и испытаний для Церкви (они неизбежны, и Ваши компромиссы лишь принижают их значимость), ибо Церковь возликует, идя вслед за сим на новую Голгофу, и даже в страданиях своих благословит имя Ваше, зная, что главнейший источник разлагающего ее начала Вами уничтожен...».

Была ли у Церкви альтернатива избранному митрополитом Сергием курсу? Была. Она выражена в «Памятной записке соловецких епископов», томившихся в известном СЛОНе (соловецком лагере особого назначения). В этом обращенном к правительству СССР документе епископы заявляют, что «в самых основах миросозерцания между Церковью и безбожным государством не может быть никакого внутреннего примирения, потому что условие се бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицается коммунизмом». Обратимся к самому историческому посланию. Вот некоторые характерные фрагменты.

«Подписавшие настоящее заявление отдают себе полный отчет в том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных отношений между Церковью и государством в условиях текущей действительности, и не считают возможным об этом умолчать. Было бы неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и притом бесцельной и ни для кого не убедительной, если бы они стали утверждать, что между Православной Церковью и государственной властью Советских республик нет никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чем желает его видеть политическая подозрительность и в чем его указывает клевета врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т.к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительства всех стран, в границах которых имеет своих членов... Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею правительства Советских республик.

...Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными изменениями в своем вероучении или перетолкованиями его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами...

...При таком непримиримом идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновение их в работе дня может быть предотвращено только последовательно проведенным законом об отделении Церкви от государства, согласно которому ни Церковь не должна мешать гражданскому правительству в успехах материального благополучия народа, ни государство стеснять Церковь в ее религиозно-нравственной деятельности. Такой закон, изданный в числе первых революционным правительством, вошел в состав Конституции СССР и мог бы при изменившейся политической системе до известной степени удовлетворить обе стороны. Церковь не имеет религиозных оснований не принять его. Господь Иисус Христос заповедал предоставить "кесарево", т.е. заботу о материальном благополучии народа, "кесарю", т.е. государственной власти, и не оставил нам, своим последователям, завета влиять на изменение государственных форм или руководить их деятельностью. Согласно этому вероучению и традициям. Православная Церковь всегда сторонилась политики и оставалась послушной государству во всем, что не касалось веры».

15 февраля 1930 г., в то время, когда многие авторы "Соловецкого Послания", большинство иерархов и многие священнослужители Русской Православной Церкви томились в лагерях и ссылках и пребывали в тяжких обстоящих, митр. Сергий и его Синод провели пресс-конференцию, во время которой категорически отрицали преследование Церкви в СССР.

Основная неправда документов, вышедших из-под пера митрополита Сергия в эти годы, заключается в том, что вопреки очевидности он покрывал в них преступления большевиков ценой церковной чистоты и правды.

Православная Церковь, говоря словами тех же соловецких епископов, не может, по примеру обновленцев свидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы такой полной свободой. Она не может говорить вслух всего мира этой позорной лжи, которая может быть внушена только или лицемерием, или сервилизмом, или полным равнодушием к судьбам религии.

 

В сложные и трагичные 20-е годы церковным руководством вырабатывалось отношение к беспрецедентной в истории власти, которая с такой целенаправленностью боролась против Бога и всякой религии.

Перед священноначалием 20-х годов открывались несколько путей реализации своего отношения к богоборческой власти.

Во-первых, категорически не признать ее и призвать народ к борьбе с ней.

Отделить себя от власти и вести нейтральную политику по отношению к ней.

Уйти в катакомбы.

Признать ее и устраивать жизнь в соответствии с существующими реалиями.

Первый путь привел к пролитию моря крови. В итоге в политическом отношении победили большевики.

Второй путь в глазах большевиков ничем не отличался от первого. «Кто не с нами, тот против нас». И отношение их к Церкви в таком случае определялось однозначно: «если враг не сдается, его уничтожают». Да и не может Церковь не осуждать беззакония власти.

Третий путь - катакомбы - был просто нереален в условиях, когда Церковь окормляла миллионы своих членов. Катакомбное существование, на которое пошли некоторые церковные деятели, трудно было широко организовать в обстановке тоталитарного полицейского режима.

К десятилетней годовщине советской власти Церковь в основных чертах определила свою (церковную) политику по отношению к ней. Это - лойяльность с сохранением внутренних основ и внешней структуры.

Еще патриарх Тихон пытался сформулировать приемлемые принципы сосуществования Церкви в условиях безбожной большевистской власти. И нетрудно проследить эволюцию взглядов патриарха от прямого анафематствования этой власти до полного признания.

Митрополит Сергий окончательно сформулировал для себя и своих последователей эти принципы и стал на путь полной лояльности. К сожалению, эта лояльность переросла в духовное сотрудничество с ней. Но здесь нельзя смешивать две совершенно различные вещи: сотрудничество с богоборческой властью это - не учение, а ошибочное поведение, есть грех, нравственный грех, и в нем повинен лично каждый, кто сотрудничал с ней, то есть, это личный их грех, а не грех Церкви (на Церкви, как Теле Христовом, нет и не может быть и тени греха); но это не догматическое отступление, то есть не ересь, в которой некоторые обвиняют Московскую Патриархию.

Ошибочно думать, что когда-нибудь могла существовать на земле какая-то поместная Церковь или какая-то часть поместной Церкви, которая неизменно шла прямым Божиим царским путем, никогда не уклоняясь ни в какое бездорожие. История таких Церквей не знает. Константинопольская, Александрийская, Антиохийская, Российская, Грузинская Церкви неоднократно допускали ошибки, уклонялись от царского пути, но потом исправляли их. Важно только не впадать в гордыню и высокоумие, уметь смириться и покаяться. Сила Соборной Церкви в том, что ее чада могут осознать и исправить ошибки.

 

Наша сегодняшняя встреча - скромный, но существенный шаг на пути к преодолению печального разделения Русской Церкви. Дай Бог, чтобы мы услышали друг друга, научились друг у друга и дали бы честную оценку первым двум десятилетиям истории советского периода нашей многострадальной Церкви. Церковное прошлое, особенно недавнее, живет среди нас. Его корни в нашем сознании, в нашем быту, в нашем словаре. Поэтому разобраться и дать оценку страшным событиям 20-30 годов прошлого столетия - одна из насущных задач на пути к достижению чаемого полного единства в нашей Церкви.

 

С.Л. Фирсов

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: