Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава I. Феномен народной культуры 1 глава




ОТ АВТОРА

Центральную часть Кавказа населяют осетины, которых в равной мере можно считать северокавказским и закавказским народом. Они занимают особое место среди кавказского окружения, являясь потомками скифо-сарматов, известных в истории под названием алан. Их язык соответственно относится к восточно-иранской подгруппе большой индоевропейской языковой семьи. Более двух тысяч лет осетины и их предки активно участвуют в этнокультурных процессах Кавказского региона. В конце XIV века после нашествия Тимура аланы-осетины закрепляются в горных ущельях. В этих природно-географических и социокультурных условиях продолжаются этнические процессы, и происходит их дальнейшее развитие.

Аланы-осетины давно попали в поле зрения ученых. Этот интерес имел своим результатом значительное число исследований их истории и культуры. Были опубликованы обобщающие труды, знаменующие завершение определенного этапа изучения и познания культурных ценностей наших предков. Подведя итоги проделанным исследованиям, они с наглядностью обнаруживают пробелы, на которых следует остановить особое внимание.

Такой сферой оказалась традиционная культура. На протяжении всей своей истории каждый народ создает конкретные образцы национальной культуры. Народы и культуры в своем взаимодействии составляют единство человеческого потенциала, его духовный мир.

Долгое время у нас считали, что культурная мозаика тормозит развитие духовных и нравственных ценностей Отечества. Еще во второй половине XIX в. царская администрация начала уничтожение «вредных народных обычаев». Но деятельность дореволюционных чиновников, в этом смысле, не сравнима с активностью наших современников, смело поднявших руку на гуманитарное наследие своего народа. Многолетние запреты и полуофициальные формы бытования оставили заметный след на традиционной культуре. Старшие порою перестали подавать примеры приличия, а младшие с большой готовностью отказали им в уважении. Вольное поведение перехлестнуло все нормы народного этикета. На смену подлинным образцам народной обрядности появились всевозможные суррогаты. Они стали частью этнокультурной специфики и воспринимаются частью населения как традиции этнические, чисто национальные.

Предстоит большая и сложная работа, в которой каждый должен оценить собственную позицию. Все, кому дороги интересы народов, их культур и добрые отношения между ними, должны принять искреннее и деятельное участие в благотворном процессе сохранения и развития культурного многообразия народов мира. Подчеркивая важность этого процесса 21 января 1988 г. Генеральная ассамблея Организации Объединенных наций провозгласила Всемирное десятилетие развития культуры (1988–1997) и проходящее под эгидой ООН и ЮНЕСКО.

По словам генерального директора ЮНЕСКО Фредерико Майора «научившись управлять механизмом взаимосвязи культуры и развития, мы могли бы обеспечить условия для раскрытия творческой индивидуальности каждого, избежать стандартизации, способствовать созданию равных возможностей для самовыражения различных культур и их более плодотворных обменов» (№, 1988, № 12, с. 5).

Этот процесс предполагает утверждения всеобщих гуманистических принципов демократии, справедливости и солидарности, без которых не мыслим никакой диалог, поощрения свободы поиска и новаторства, являющихся главной предпосылкой всякой культурной жизни. Десятилетие сформулировало план действий и основные направления работы: 1. Признание культурного аспекта развития. 2. Утверждение и обогащение культурной самобытности. 3. Расширение участия в культурной жизни и 4. Развитие международного интеллектуального сотрудничества.

Представляется, что настоящая книга полностью соответствует этим задачам.

Предлагаемая книга является попыткой представить один из феноменов традиционной культуры — народный праздник. Будучи краеугольным камнем общинной жизни, праздник воплощал в себе множество незабываемых событий. Чего только не синтезировалось в нем: божественное и земное, ритуал и непосредственность, традиция и раскованность, богатство и бедность, одиночество и сплоченность, разум и стихия. На время праздника ломается привычный ритм повседневности, примиряются противоположности и возникает своеобразный элемент таинства, позволяющий участникам ощутить свое единство с истоками всего сущего.

Праздник снимал внутреннюю напряженность и расцвечивал все земное яркими красками. Ведь давно замечено, что способность самозабвенно радоваться чаще всего встречается у тех, кто знаком с тяжким трудом, давящим гнетом социальной системы. Без преувеличения можно сказать, что роль праздника во всей истории человечества была огромна. Ведь практически он неотделим от самой природы человека, стремившегося к самовыражению и художественному творчеству в игре. Кавказовед В.Б. Пфаф писал в этой связи об осетинах: «Праздники имели большое значение, на них происходило что-то вроде олимпийских игр, были состязания в верховой езде, кулачном бою, стрельбе, танцах, пении и т. д.» (2, с.134).

Попытки систематического описания осетинских народных праздников известны с дореволюционного времени. Частично они были сопряжены с деятельностью духовенства и церковной обрядностью. Иные были очень фрагментарны или вообще стали библиографической редкостью. Учитывая те или иные сильные стороны работ моих предшественников, в данной книге предложена версия целостного представления о празднике и тесно связанном с ним народном календаре.

С этой целью были привлечены соответствующие материалы, составляющие две условные группы. Описание народных праздников и календари осетинских праздников. В первую очередь отмечу такие работы как: Б.Т. Гатиев «Суеверия и предрассудки осетин» (1876 г.), В.Ф. Миллер «Осетинские этюды» (1882 г.), А.А. Кануков «Годовые праздники осетин» (1892 г.). В последние годы были опубликованы своего рода энциклопедии осетинского быта, принадлежащие перу Б.М. Каргиева «Осетинские обычаи» (1988 г.) и М.К. Гарданти «Общественные нравы и обычаи» (1991 г.).

Использованы материалы о сезонных праздниках и народном календаре, опубликованном во «Владикавказских епархиальных ведомостях» (1900 г.). Отдельными изданиями аналогичные календари были опубликованы священником Вано Рамоновым в 1911 г. в типографии Шишкова во Владикавказе. В следующем 1912 г. в типографии Шувалова и в 1914 г. в типографии Гадзибе Габисова.

В 1923 г. осетинский календарь был издан Елбасдуко Гутновым в собственной типографии в Берлине. Еще один календарь был им издан на 1925 г. Экземпляры двух последних календарей хранятся в фондах Северо-Осетинского института гуманитарных исследований (3, фольк., 29/1, п. 72). Там же хранится рукопись календаря на 1926 г., подготовленная священником Хадзретом (о. Харлампием) Цомаевым (3, фольк., 47/16, п. 76). После долгого перерыва осетинский календарь на 1991 г. был издан во Владикавказе. Подготовил его бывший учитель, пенсионер Федр Хозиев.

Помимо указанных материалов были использованы фундаментальные исследования В.И. Абаева, Б.А. Калоева и Л.А. Чибирова. А так же полевые этнологические материалы, собранные автором в различных районах Осетии.

В процессе работы над текстом, с большой теплотой вспоминались мои информаторы, бескорыстные хранители культурных ценностей. Мне постоянно не хватало глубоких народных знаний этих, порой неграмотных людей. С особым чувством вспоминал я Иналука Джелиева и Дзыппа Есенон — идеальную супружескую пару, приоткрывших мне прелесть народного быта. Светлой памяти дорогих людей посвящаю свою книгу.

ГЛАВА I. ФЕНОМЕН НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ

Изучение культуры тесно связано с повторяемостью исторических событий и фактов. Некоторые из них предстают перед нами своеобразным овеществленным комплексом. Важнейшим из них является народный праздник — синтезирующий в себе многосложное явление этнической культуры. Знакомство с новейшими исследованиями этой проблемы дает возможность определить смысловое содержание понятия.

Праздник — это отрезок времени, обладающий особой связью со священной сферой человеческой жизни и поэтому отмечаемый как строго ритуальное действо.

В конкретных этнических традициях праздник представляет собой единую последовательность составляющих его элементов. Различные празднества передают единый смысл, что в значительной степени способствует совпадению их внутренней структуры. Имеются в виду элементы праздничной композиции, многочисленные ритуальные действа, материальные атрибуты, система общепринятых символов и прочее.

Естественно, что мотивировка праздника вносила определенные коррективы внешнего характера. В свою очередь они в некоторой степени влияли на актуализацию тех или иных элементов. Этот факт явился причиной условного деления народных праздников на сезонные и семейные. Своеобразную подгруппу составляют торжества, связанные с конкретными случаями в жизни общества или человека.

Важнейшими в жизни народа были сезонные или календарные праздники, приуроченные к определенным датам. Известно, что одной из основных черт миропонимания в глубокой древности был циклизм. Размеренность и периодичная смена производственных сезонов сельской жизни была основным, если не главным регулятором социального ритма всего общества.

В частности, развитие хозяйственной деятельности требовало четких точек отсчета времени для определения начала и конца сельскохозяйственных работ. Появлялась возможность своевременно подготовиться к весенним полевым работам, проведению этих работ, охране посевов и сбору урожая. С другой стороны, все это определяло весенний выгон скота на пастбище и осеннее возвращение его на зимовку. Все основные этапы хозяйственного года фиксировались календарными праздниками.

Другую значительную группу составляли праздники жизненного цикла. Среди них такие как родильные, свадебные, похоронно-погребальные. В этих социальных актах выражалась ритуальная реакция общества на такие неотъемлемые черты бытия как бракосочетание мужчины и женщины, смерть, стремление поддержать своих собратьев в трудную минуту. К праздникам семейного или жизненного цикла примыкают торжества, обусловленные, преимущественно, непредвиденными обстоятельствами. Подобный комплекс, получивший в советской науке название «окказиальный», был связан с частной жизнью отдельного человека и, как правило, не выходил за рамки семейного быта.

Как и все классификации, предложенное деление относительно. К примеру, каждый сезонный праздник отмечается и в семье. В то же время все семейные праздники практически всегда выходили за рамки семьи и касались многих членов общины. Иначе говоря, отбор актуализируемых элементов праздника не отменял единой сущности, лежащей в основе всех праздников во всем их многообразии. Не случайно исследователи давно отметили черты заметного сходства или единства многих календарных праздников с одной стороны и основных праздников жизненного цикла — с другой. Эту оговорку об отсутствии резких границ между разновидностью народных праздников мы будем иметь в виду.

По своей смысловой нагрузке праздник противопоставлен обычным, непраздничным дням или будням. Подобное противостояние двух основных понятий является определяющим, все остальное должно восприниматься как производное от указанного противопоставления. Более подробная дифференциация подчеркивает тот факт, что праздник является антитезой особенно «плохим» будням. В своей идеальной форме он направлен на достижение наилучшего психофизического состояния всех участников или восстановления обыденного уровня, нарушенного отрицательной ситуацией, к примеру: несчастьем, ущербом или смертью.

Важно учесть и терминологическую сторону. Не надо быть большим знатоком языка, чтобы увидеть первичный смысл слов. Праздник — это праздный, освобожденный от повседневных работ день. Подобное толкование однозначно отражает важнейшую характеристику рассматриваемого общественно-культурного явления.

В осетинском языке для обозначения аналогичного понятия употребляется слово бæрæгбон, которое в дословном переводе означает не просто праздник, а собственно приметный день. Думается, что мы можем говорить, в первую очередь, о тех народных праздниках, которые более или менее четко соотносились с календарными датами. Данное название, вероятно, возникло как желание выделить памятный день из череды трудовых будней и зафиксировать его в сознании каждого члена.

Следовательно, можно предполагать, что в традиционном обществе время различается по своей наполненности трудом «праздное/пустое» и «насыщенное» или «приметное/выделяемое». Отрицается качественная оценка, но не количество времени. «Как физическое пространство человек формирует при помощи перспективы, так и во времени, чтобы определить его движение и измерить собственные действия, человеку надо было установить ориентиры. Праздничные фиксированные даты и стали вехами, помогающими измерить время, дать ему направление: от праздника к празднику» (4, с. 41).

Не будет преувеличением сказать, что народный праздник занимал значительное место не только в гуманитарной сфере культуры. Этот социальный институт определял уровень духовной жизни общества. Новейшие изыскания открыли нам праздник, как своеобразный механизм упорядочения фактов и отношений прошлого и настоящего. Одновременно можно говорить о том, что праздник способствует овладению будущим, причем желаемым будущим.

Практически праздник предстает как форма диалога с судьбой, ведь стремление отвоевать у нее удачу прослеживается во всех его структурообразующих элементах, во всех сюжетных линиях народного торжества. Можно предполагать, что все разнообразные действа в рамках традиционного праздника служили отмеченному факту. Подводился итог конкретному этапу жизни общины, определялось ее состояние и на текущий момент и, что самое главное, создавалась установка на успех и уверенность в будущем. Иначе говоря, через праздничный разрыв в будничном времени осуществлялась организация социального и психологического времени.

Данное жизнеутверждающее начало представляется очень важным для конкретного общества. Поясню этот факт следующим образом. Из года в год праздник повторяется в одной и той же точке отсчета и примерно в той же форме. Праздничные формы в ходе истории изменяются, ибо переменчивость феноменов закономерна. Но скорость этих изменений значительно меньше, чем у других сфер культуры. Праздник по сути своей архаичен и смысл его в том, чтобы позволить людям не превышать скорость прогресса, не оторваться от традиций. Ведь он является актом коллективного самовыражения, проявлением постоянно обновляющейся жизненной силы народа, а порой и отражением его утопических чаяний.

«Французский социолог начала века Эмиль Дюркгейм видел в обрядах и праздниках неукротимость духа, помогающую укреплению сплоченности социальной группы как целого народа; символическое отражение незримых связей между человеком и природой; институт, посредством которого поддерживаются, обновляются и воспроизводятся социальные отношения между членами общества» (1, 1990, №2, с. 11).

Наличие циклической организации годичных календарных праздников на относительно прямой дороге исторического развития реальной жизни и взаимное противоречие этих векторов выражает направление развития общества. Взаимодействию двух видов времени: праздничного и исторического, выражаемых графически кругом и прямой, в своем равнодействии дало их конечный образ, принятый современным диалектическим мышлением в виде спирали.

Формы и значение праздников далеко не одинаковы в разных этнических культурах. Кроме того, они всегда испытывают влияние таких факторов как мода и уровень развития техники. Однако вне зависимости от своих масштабов праздник всегда связан с трансцендентной творческой силой. Поэтому в праздничной структуре важную роль играет не только определенный набор элементов, но и эмоциональный, игровой характер совершаемых действий.

Особое место в структуре народного праздника принадлежит не только обрядовым жертвоприношениям и молитвословиям, но всевозможным играм и развлечениям. Наряду с атлетическими упражнениями военно-прикладного характера, почетное место отводилось песням, музыке, танцам. Собственно невозможно представить себе праздника без мощного игрового начала.

Не удивительно, что большинство специалистов определяют сегодня игру как деятельность, имеющую смысл и оправдывающую свое существование. «По выражению немецкого философа Эвгена Финка, она оазис счастья в пустыне серьезной жизни. Играть — значит в данный момент не требовать от жизни ничего другого, кроме ее самой, не иметь другой цели кроме жизни. Сама игра — это желание того, с чем ты играешь. В этот момент мы не думаем, чего нам не хватает или чего хотелось бы иметь. Иными словами, игра — это вкус к жизни как таковой без стремления к тому или иному ее типу, продиктованному привычкой или модой» (1, 1991, № 7, с. 14).

Игровое начало представляет один из приемов гармонизации человеческого бытия. Игра достигает свою цель сочетанием имеющихся и желаемых реалий, путем отображения гармонии и успеха в игровом контексте — упрощенной метафоре истинного мира. Дух соревнования и условный конфликт становятся в этом искусственном мире игры средством инструментовки бытия, позволяющей обществу преодолеть сложности жизни.

Имея развлекательную основу, народные игры являются, как правило, составной частью разнообразной обрядности. Часть их связана с календарными праздниками и обрядами, посвященным производственным процессам и циклам. Другие, наоборот, сопровождают праздники и торжества, связанные с основными этапами жизненного цикла человека.

Следовательно, мы можем предполагать два аспекта игры — бытовой или профанный и ритуальный или сакральный. Во втором, более архаичном, мы имеем дело с игрищем, в котором главенствующее место отводилось ритуальным танцам. Вспомним осетинское слово хъазт/гъазт в современном употреблении означающее несколько фактов культуры, а именно: игра/танцы. Оно образовано от лексикализованного причастия хъазын/гъазун — «играть». В сочетании оно дает несколько новых значений, что свидетельствует об активной продуктивности: «хъазтизæр — вечеринка», «бæхыл хъазт» — джигитовка», «топпæй хъазт — состязание в стрельбе», «хъаматæй хъазт — фехтование» и др. Подобный перепад значений «игра/пляска» широко распространен у многих народов мира.

Наличие двух видов игры и игрища дает возможность выделить два хронологических этапа в процессе их зарождения и бытования. Для практической цивилизации характерно стремление постоянного восполнения недостатка. Она вся нацелена на прогресс, на непрерывное изобретение и удовлетворение новых потребностей. «Для нее игра — враг. Вот почему она воспринимается как нечто отрицательное, несерьезное, оттесняется на задний план как в теории, так и на практике. Чтобы свести ее воздействие к минимуму, ей отводится особое время (праздники) и рамки (игры)» (2, 1991, №7, с. 15).

На мой взгляд, время и рамки игры предполагают, особенно в ритуальном контексте, наличие социальных норм — или строго установленных нормативов праздничного и игрового поведения. Все вышесказанное предполагает тесную связь народного праздника со многими сферами культуры. Праздник в равной степени касается гуманитарной, социо-нормативной, жизнеобеспечивающей сфер культуры. В некотором смысле он, особенно календарный праздник, взаимообусловлен сферами культуры первичного производства.

Тесная связь со всеми сферами культуры была не случайной. В этой связи напомню, что праздничная обрядность способствовала единению всех участников праздника между собой, а их в свою очередь — с природой. Подобное социальное и экологическое единство манифестировало общее восприятие бытия и неуемную жажду жизни. Традиционная форма праздника вовсе не является его внешним пассивным атрибутом, а воплощает в себе внутреннюю сущность праздничного ритуала, своего рода экзистенциальный акт, попытку вмешаться в законы бытия. Истоки формирования праздничной обрядности были, таким образом, двуедины.

Хозяйственная деятельность человека протекала в ежегодной смене сезонов, поэтому они отражали причастность общества к труду и к жизни природы. В этом отношении начинает проясняться смысл сочетания обрядовых элементов трудовой деятельности с наиболее значительными явлениями астрономического цикла.

Четкая ритмическая повторяемость движения небесных светил во времени и пространстве давала населению любого района наиболее объективные, универсальные суточные, сезонные и другие ориентиры. Они были необходимы для успешной организации общественного производства, и соответственно определяли наиболее наглядные представления о закономерных явлениях окружающего мира. Более того, обрядовое оформление сезонных праздников и их смысловая нагрузка представлялась как бы «осуществлением договора человека с силами природы, в рамках идеи космической взаимности» (4, с. 45). Именно эти даты приобрели особую функцию перманентной гарантии жизни, в том числе успехов в трудовых действиях. С их помощью человек реализовывал структуру своего жизнеобеспечения.

Упомянутый выше тезис предполагает небольшой экскурс в историю календаря вообще и осетинского в частности. Напомню, что календарь — это сложное, многоаспектное явление человеческой культуры. Оно основано на исчислении больших промежутков времени и ориентировано на накопление знаний о природе, человеке и обществе для оптимального их использования в повседневной практике. Вся хозяйственная деятельность требовала навыков измерения времени.

Годичная смена сезонов, сроки биологического развития злаков, овощей, фруктов и домашнего скота определяли годовые циклы. Членение годового времени по сезонам отражало экологические реальности и соответственно своеобразие хозяйственной деятельности. Цикличность этих явлений явилась основой календарных систем, ведь наиболее древнейшие из них представляли собой праздничный ряд — последовательность календарно приуроченных годовых праздников.

Трудовой опыт убедил человека, что основные периоды сельскохозяйственных работ следует согласовывать с астрономическими фактами. Наиболее естественным способом отсчета отрезков времени были сутки — череда дня и ночи. О глубокой древности понятия день свидетельствует сакрализация светлого времени. В осетинском языке слово бон восходит к древнеиранскому bany — «свет» и означает не только день, но и такие понятия как: сила, богатство. Развитие значения «свет/богатство» отражает мифологические воззрения, по которым источником силы, власти, богатства мыслилось именно небо (5, т.1, с.265–267).

Не будет преувеличением сказать, что в сложении системы отсчета времени значительную роль сыграли длительные наблюдения над наиболее яркими астрономическими явлениями. В частности, возможность для созерцания циклического времени представляет Луна. Вследствие наглядности основных лунных фаз: новолуние, первая четверть, полнолуние и последняя четверть — ими можно пользоваться как показателем текущего времени, даже не умея считать до тридцати.

Историческая древность народной астрономии нашла свое отражение в мифологических сюжетах. Причем мифов о Луне значительно больше, чем о Солнце. При этом в мифологических трактовках функции Луны предстают как более консервативные и универсальные. С Луной обычно связывались представления о плодородии, о судьбе, динамике различных процессов. Этот факт нашел свое косвенное отражение во многих языках, в том числе и осетинском. Слово мæй/мæйæ означает такие парные понятия как луна/месяц и календарный месяц.

Не останавливаясь на многосложных вопросах истории календаря, отмечу лишь, что существует несколько версий названий месяцев в осетинском языке. Побывавший в самом начале XIX века в Осетии немецкий востоковед Юлиус Клапрот писал: «Месяцы они называют по-своему: я приведу здесь с разъяснениями дигорские названия, которые не очень отличаются от других осетинских.

январь — анзур;

февраль — комахсун, то есть время игр, так как в этом месяце танцуют, ездят верхом, играют и пируют, как у русских на Масленице;

март и апрель — называются марухо дуа маи или два месяца поста;

май — николай май или месяц Николая, от праздника св. Николая греческой церкви;

июнь — амистуал;

июль — сосан, то есть трясущий головой, так как в этот месяц лошади постоянно встряхивают головой для того, чтобы отогнать слепней;

август и сентябрь — рухана дуа маи, то есть два месяца криков оленя, так как в эти месяцы происходит олений гон;

октябрь — кефти май, то есть рыбный месяц;

ноябрь — горгуба, от св. Георгия;

декабрь — атзолагозарт или время, когда недостает хлеба и мяса» (6, с. 163).

Приведенные здесь названия являются наиболее ранней фиксацией. Они несколько отличаются от ныне известных. В первую очередь это касается названий «сдвоенных» месяцев. Однако будем помнить, что речь идет о названиях, записанных в 1807–1808 годах.

В 80-е годы прошлого века В.Ф. Миллер по этому поводу писал: «Названия месяцев не одни и те же по всей Осетии и притом месяцы не совпадают с нашими. У дигорцев употребительны следующие названия:

 

1. Басилти мæйæ — месяц Василия, соответствующий концу декабря и половине января. Название его объясняется влиянием христианства.

2. Комахсæн — заговение — приблизительно соответствует второй половине января.

3. Комдарæни мæйæ — месяц поста — соответствует приблизительно нашему февралю.

4. Марти мæйæ — март.

5. Никкола — месяц Николая, соответствует второй половине апреля и первой мая; название объясняется праздником св. Николая Чудотворца.

6. Фæлвæра — месяц Фалвары (патрона домашнего скота), соответствует приблизительно второй половине мая и первой — июня.

7. Амистол — приблизительно половина июня и июля, происхождение названия неизвестно.

8. Сосæни мæйæ — месяц мотания головой (у лошадей).

9. Рухæн — август. Месяц гона у оленя; рухæн — называется звук, издавемый оленем в этот период.

10. Кæфти мæйæ — рыбный месяц, приблизительно конец сентября и начало октября. Название объясняется тем, что с наступлением холодов рыба из Терека идет в притоки и тогда бывает хороший улов.

11. Цæппорсе — приблизительно соответствует концу ноября и половине декабря; происхождение названия Цæппорсе, иронское «Цпурс — неизвестно» (7, II, с.263–264).

Интересные сведения по этому вопросу содержатся в очень интересной книге известного осетиноведа Л.А. Чибирова. Всех интересующихся подробностями отсылаю к этой монографии о земледельческом календаре (8, с.25–34). В данном случае приведу лишь точку зрения проф. В.И. Абаева, который дал свою, наиболее точную версию названий месяцев в осетинском языке.

1. Тъæнджы мæй; Æнсури/Басилти мæйæ — январь

2. Æртхъирæны мæй/Комахсæн — февраль

3. Комдарæн — март

4. Сыфтæры мæй; Никкола — апрель

5. Кæрдæджы мæй; Фæлвæра — май

6. Кæхцгæнæн; Амистол — июнь

7. Сусæны мæй; Сосæни мæйæ — июль

8. Майрæмы куадзæны мæй — август

9. Рухæн — сентябрь

10. Кæфты мæй; Кæфти мæйæ — октябрь

11. Джиоргуба; Геуæргоба — ноябрь

12. Цыппурс; Цæппорсе — декабрь (5, т.И, с.83).

Начало года связано с зимним месяцем «Тъæнджы мæй/Басилти мæйæ», соответствующему общепризнанному у нас январю. За ним в соответствующей последовательности следует одиннадцать месяцев. Знакомство с осетинскими названиями свидетельствует о древних традициях, основанных на природных явлениях. Другая их часть отражает тесную связь с ранним христианством и носит названия важнейших церковных праздников и ритуалов.

Интересно вспомнить, что решительные действия с уточнением календарной системы связаны с римским императором Юлием Цезарем в 46 г. до н. э. По его указанию календарный год начинался первого января. «Январь был первым месяцем после зимнего солнцестояния, началом удлинения дня, «входа солнца в новое русло». С переходом к летоисчислению по солнцу этот месяц становится более естественным началом года». (2, с.34).

С христианским влиянием следует связать не только названия некоторых месяцев, ведущих свое начало от праздников святых, но названием ряда дней недели. В первую очередь хуцаубон/воскресенье. Во II в. н. э. римский император Адриан перенес еженедельный день отдыха с субботы (от еврейского саббат — конец работы, покой) на следующий день недели, день Солнца (dies Solis, англ. Sunday, нем. Sonntag). Принявший христианство император Константин в 321 г. переименовал его в «воскресение», — день, посвященный чудесному воскресению Христа.

В 325 г. на Никейском церковном соборе юлианский календарь был принят в тех европейских странах, где к этому времени утвердилось христианство. Следовательно, христианские названия праздников и производные от них названия месяцев: Басилтæ, Комахсæн, Комдарæн, Никкола, Фæлвæра, Амистол, Майрæм, Джиоргуба, Цыппурс, и дней недели: Дыццæг/Геуæргибон, Майрæмбон, Сабат, Хуыцаубон могли проникнуть в гуманитарную культуру алан-осетин вместе с идеями Слова божьего и к началу X века прочно вошли в их сознание.

С 40-х годов XVIII века, Осетия активно входит в круг внешнеполитических интересов России. В 1774 году Осетия добровольно входит в состав Российского государства. Естественно, что эти и последующие исторические события способствовали генерации христианских идей, хотя долгое время они продолжали бытовать в форме своеобразного «народного христианства». Данная тема заслуживает специального исследования, поэтому в последующих разделах будут приведены конкретные факты этого любопытного симбиоза двух культурных традиций.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...