Пари, которое невозможно выиграть
Тим хоть и не без тревоги думал о Генуе, в то же время никак не могдождаться, когда вдали покажутся очертания города. Однако прошло еще немало дней, прежде чем пароход "Дельфин" вошел вгенуэзскую гавань. Было это в ясный, сияющий голубизной полдень. Тим подкаким-то предлогом забежал в штурвальную рубку и теперь стоял рядом сДжонни, глядя на приближающийся город; на нем были брюки в черно-белуюклетку и фартук из грубого серого полотна, который дал ему надеть кокЭнрико, пока он чистит картошку. Дома на улицах Генуи были уже хорошо видны. Можно было различить дажеавтобусы и автомобили. С каждой минутой видимость становилась все лучше илучше. Вдруг у Джонни вырвался возглас изумления - что-то среднее междуклекотом и рычанием. Тим удивленно взглянул на него: рулевой зажмурился,потом осторожно открыл глаза, но только затем, чтобы тут же опятьзажмуриться. Наконец он снова широко раскрыл глаза и сказал медленно,почти торжественно: - Я схожу с ума! Тим начинал понимать, в чем дело. У него пересохло в горле. Но он неосмеливался перевести взгляд на город. Он все еще не сводил глаз срулевого. Теперь и Джонни взглянул на Тима и, качая головой, сказал: - Ты был прав, Тим, в Генуе есть летающие трамваи. Ты выиграл пари. Тим сглотнул слюну. Какой смысл отводить глаза? Придется это увидеть.Он повернул голову и стал смотреть вдаль - на город. Там на одной из улицмежду домами летел по воздуху трамвай - самый настоящий трамвай: его былоочень хорошо видно. Но вдруг под колесами трамвая оказались рельсы и твердая мостовая избулыжника. Трамвай теперь уже больше не летел, а катил по рельсам вдоль поулице. - Это был просто мираж! - почти с восторгом крикнул Тим. - Я проиграл! - Ты словно рад, что проиграл! - удивленно сказал Джонни. И Тим понял,что допустил ошибку. Но раньше чем он успел поправиться, Джонни продолжал: - И все-таки ты выиграл спор, Тим. Ведь мы спорили о том, увидим ли мыв Генуе хоть один летающий трамвай, а не о том, есть ли они там на самомделе. А видеть - мы его видели, во всяком случае - я. Тут уж никакихсомнений быть не может. - Так, значит, я все-таки выиграл? Вот хорошо! - сказал Тим. На сей разон постарался произнести это с радостью. Но голос его был хриплым, иникакой радости в нем не чувствовалось. К счастью, в эту минуту Джонни былзанят своим рулем. - И как толь, ко тебе пришло в голову заключить такое дурацкое пари? -спросил он Тима через плечо. - Тебе что, часто так везет в спорах? - Да. Я еще ни разу в жизни не проиграл ни одного пари, - равнодушноответил Тим. - Я выигрываю любое. Рулевой пристально взглянул на него: - Только не воображай чересчур много, паренек! Есть такие пари,выиграть которые просто невозможно. - Например? - взволнованно спросил Тим. - Назовите мне хоть одно! Рулевой снова остановил на нем испытующий взгляд, всего на однусекунду. С этим мальчиком творилось что-то неладное. Но Джонни привыкотвечать на поставленный вопрос. И, сдвинув на лоб свою белую фуражку, онпочесал в затылке. В это мгновение что-то снова пролетело мимо окошкарубки, стукнувшись о стекло. Джонни обернулся, но ничего не увидел. Ивдруг он придумал: - Пожалуй, я знаю одно пари, которого тебе ни за что не выиграть, Тим. - Я согласен держать с вами это пари, рулевой, даже не зная, о чем оно.Если я проиграю, я отдам вам назад вашу бутылку рома. - Хочешь купить кота в мешке, паренек? Ну что ж! Я согласен. Ром всегдаостается ромом. И раз уж ты во что бы то ни стало решил проиграть -пожалуйста! Итак, спорим... - Рулевой на минуту умолк, взглянул намальчика и спросил: - Ты наверняка пойдешь со мной на пари? Я этоспрашиваю только из-за бутылки рома. - Наверняка! - ответил Тим так решительно, что Джонни отбросил все своисомнения. - Тогда держи со мной пари, что ты еще сегодня вечером станешь богаче,чем самый богатый человек на земле. - Значит, богаче, чем барон Треч? - тихо спросил Тим. У негоперехватило дыхание. - Вот именно. Тим протянул ему руку куда быстрее, чем ожидал Джонни. Это было пари,которое невозможно выиграть. Значит, Тим его обязательно проиграет. Онгромко сказал: - Спорю на бутылку рома, что еще сегодня вечером я стану богаче, чембарон Треч! - Ты, малыш, просто маленько того... - сказал Джонни, отпуская рукуТима. - Но, по крайней мере, я хоть получу назад мою бутылку. В этомгновение в рубку вошел капитан. - А юнге что здесь понадобилось? - угрюмо спросил он Джонни. - Я позвал его, чтобы он принес мне чашку кофе, - ответил Джонни. - Тогда пусть поторапливается. Тим со всех ног бросился в камбуз. В эту минуту ему хотелось запеть. Нотот, кто не умеет смеяться, не может и петь. Когда он вернулся в штурвальную рубку, неся на подносе чашку - подороге кофе только два раза чуть-чуть расплескался, - то увидел, чтокапитан все еще стоит на том же месте. Джонни, широко улыбнувшись, подмигнул ему за спиной капитана, и Тимответил ему тем же, но с совершенно серьезным лицом. Потом он выскочил изрубки и сбежал на палубу. Ему так хотелось сейчас расхохотаться! Но ротего только скривился в жалкое подобие улыбки. Низенькая пожилая голландка, которая шла в это время по палубенавстречу Тиму, испугалась, увидев его искаженное гримасой лицо. Позже онасказала своей соседке по каюте: - С этим мальчиком дело нечисто. Тут какая-то чертовщина. Надо запиратьна ночь покрепче дверь каюты. Тим, чтобы никому не показать своего волнения, спрятался на корме закабестаном с намотанной якорной цепью и решил сидеть здесь, на свернутыхканатах, сваленных в кучу, пока пароход не причалит к Генуе. Он слыхал,что в Генуе есть знаменитый кукольный театр. Вот куда он пойдет и будетсмеяться там вместе со всеми. Но еще приятнее было представить себе, какон гуляет по улице и вдруг улыбнется кому-нибудь совсем незнакомому -маленькой девочке или, может быть, какой-нибудь старушке. И Тим погрузилсяв мечты о солнечном мире, полном света и дружелюбия. Солнце сияло вовсю наголубом небе, светило ему прямо в лицо, и мечты от этого были еще большепохожи на правду. С судовой радиостанции скучным голосом передавали какое-то сообщение,но Тим не обращал на это никакого внимания. Он мечтал. Через некоторое время сообщение начали повторять снова. Услыхав своеимя, Тим очнулся и стал прислушиваться. До него долетел конец фразы: "...Талеру к капитану в штурвальную рубку". Словно мыльные пузыри, лопнули радужные мечты. Тиму показалось, чтосолнце палит нестерпимо. Угрюмый капитан еще ни разу за все это время необратил на него внимания. Раз он вызывает его к себе, значит, случилосьчто-то из ряда вон выходящее. Тим выбрался из-за кабестана с якорной цепью, прошел по юту, взобрался,уже в третий раз за это утро, по железной лестнице на верхнюю палубу. Рукиего, хотя он держался за холодные железные перила лестницы, были мокрымиот пота. Когда он вошел в рубку, капитан посмотрел на него как-то странно: в еговзгляде не было и следа обычного равнодушия. Рулевой вглядывался в даль идаже не повернул головы в сторону Тима. - Тебя зовут... - Капитан запнулся, откашлялся и начал снова: - Васзовут Тим Талер? - Да, господин капитан. - Вы родились... Капитан прочел по бумажке, которую держал в руке, год и место рожденияТима, а также важнейшие даты его биографии. И Тим после каждой датыотвечал: - Да, господин капитан! От напряженного ожидания на глазах его выступили слезы. Когда допроскончился и капитан опустил наконец руку с листком, наступила поразительнаятишина. На полу рубки дрожал солнечный зайчик, а Тим упорно глядел наширокий затылок рулевого - тот все еще, не оборачиваясь, смотрел вперед. - Значит, я могу поздравить вас первым, - нарушил тишину капитан. - С чем, господин капитан? - срывающимся голосом спросил Тим. - А вот с чем... - Капитан кивком головы показал на бумажку, которуюдержал в руке. И тут же спросил: - Вы что, приходитесь родственникомбарону Тречу? - Нет, господин капитан. - Но вы знаете его лично? - Да, знаю... - В таком случае я зачитаю вам радиограмму: "Барон Треч скончался тчк Сообщите Тиму Талеру назначении единственнымнаследником тчк Брат-близнец покойного новый барон Треч принимаетопекунство до совершеннолетия тчк Генуя пароходство Треча "Феникс" тчкГлавный директор Грандицци". Тим стоял с окаменевшим лицом, все еще не сводя глаз с затылкарулевого. Он выиграл самое невероятное пари на свете. Всего лишь забутылку рома. Он, четырнадцатилетний мальчик, стал в это мгновение самымбогатым человеком на земле. Но его смех умер вместе с бароном и теперьвместе с ним будет похоронен. Он, самый богатый человек на земле, беднеевсех людей. Он навсегда потерял свой смех. Затылок рулевого дрогнул. Джонни медленно повернул голову. Чужие,удивленные глаза смотрели на Тима. Но Тим видел их всего лишь однострашное мгновение. Джонни едва успел подхватить на руки упавшего безсознания Тима.
СУМАТОХА В ГЕНУЕ
Широкое небритое лицо склонилось над Тимом: - Ты меня слышишь? - Да, рулевой, - прошептал Тим. Заботливая рука приподняла его голову, и в рот его капля за каплейпотекла вода. Он снова услышал над ухом голос рулевого: - Как же так вышло, что я видел в Генуе летающий трамвай? И почемубарон так срочно умер? Почему ты радуешься проигранным пари и падаешь безчувств, когда выигрываешь? В сознании Тима, которое понемногу стало проясняться, все снова и сновазвучали эти "почему", напоминая ему его собственные "почему", так иоставшиеся без ответа. Его охватило смятение, и он чуть снова не лишилсячувств. В эту минуту послышались голоса и шаги, и капитан вошел в штурвальнуюрубку в сопровождении какого-то незнакомого человека. Тиму, лежавшему на скамье, прежде всего бросился в глаза огромный,ослепительной белизны кружевной носовой платок, торчавший у незнакомца изверхнего кармана пиджака его черного костюма. Потом до него донесся запахгвоздики. Этот запах буквально ударил Тиму в нос, когда незнакомецприблизился к нему, чтобы представиться: - Диретторе Грандицци. Я считай себя очень счастлив первый васпоздравить от имени всей нашей фирма, синьор! Я жалей, что ви нездоров, ноя понимай - небольшой шок. - Он развел руками и склонил голову набок. -Ах, такой богатый в одна маленький минутка. Это чертовски не так легко,но... Что говорил затем директор Грандицци, Тим не понял. Вслушиваться в егоречь было слишком утомительно. Только последняя фраза дошла до него,потому что директор произнес ее, наклонившись к самому его уху: - Теперь я пересаживать вас на баркас, синьор! Но тут на сцену выступилДжонни. - Предоставьте мальчика мне, - пробурчал он. - Я сам отнесу его набаркас. Господин капитан, вам придется пока постоять у руля. Несмотря на то, что корабль уже бросил якорь, общая суматоха была таквелика, что капитан послушно поплелся в штурвальную рубку и встал за руль. К пароходу пришвартовался баркас пароходной компании, присланный забогатым наследником. Джонни с Тимом на руках спустился по трапу на баркасс такой легкостью, словно он нес не Тима, а узелок с бельем. ДиректорГрандицци подбегал к нему то с одной стороны, то с другой, и егоблагоухающий кружевной платок развевался, словно хвост у пуделя,прыгающего вокруг своего хозяина. Только теперь Тим заметил, что директор почти совсем лысый. Двепоследние черные пряди, красовавшиеся по обе стороны головы, были зачесаныв виде остроугольного треугольника прямо на лоб. Это придавало кругломулицу директора что-то опасное и делало его похожим на маску. Очутившись на баркасе, рулевой посадил Тима в угол скамьи на корме. Приэтом он успел ему шепнуть: - Тебе еще нужно взять у меня две бутылки рома - твой выигрыш. Приходив восемь часов к памятнику Христофора Колумба. Только один. А если тебепонадобится помощь - тем более приходи! Понял? Тим не кивнул. Он только тихонько сказал: "Угу", потому что уженаучился быть осторожным. - Желаю удачи, малыш! - пробасил Джонни, взглянув на директора. Затемон пожал Тиму руку своей огромной лапищей и вернулся назад на корабль. Как только баркас отвалил, Тима снова обдало запахом гвоздики. ДиректорГрандицци уселся с ним рядом. Двум нарядно одетым господам, сидевшимнапротив, на носу баркаса, он сделал знак разговаривать потише. Тепонимающе кивнули и стали о чем-то шептаться, поглядывая на Тима снескрываемым любопытством. - Синьор, я отвезу вас в отель, - вполголоса сказал директор. - Там вибудет отдыхать один часок, а потом наша пароходная компания ожидает вас намаленький прием. Тим, который еще только сегодня утром был юнгой и помощником стюарда натоваро-пассажирском пароходе средней величины, чувствовал себя нескольконепривычно в роли богатого наследника, окруженного подчеркнутым вниманием.Но ему уже не раз приходилось терпеть всякие превращения в погоне за своимсмехом, и к этой новой перемене он отнесся довольно хладнокровно. Егомучило совсем другое: теперь его погоня не имела никакого смысла - ведьсмех его умер. В ответ на все, что говорил директор Грандицци, Тим рассеянно кивал.Только один раз он покачал головой - когда директор сказал, чтопресс-конференция назначена на восемь часов. - Ах, ви не любить пресса, синьор? Но газеты - полезная вещь, синьор,очень полезная! - Я знаю, - ответил Тим. Здесь, в мягко покачивающемся баркасе, он чувствовал себя гораздолучше. - Раз ви признает необходимость газет, то зачем не хотите маленькийконференция? - не отставал директор Грандицци. - Потому что... - Тим лихорадочно придумывал предлог для отказа. - Всеэто для меня так ново и неожиданно. Нельзя ли отложить конференцию назавтра? - О, конечно, синьор. Но сегодня вечером... - Сегодня вечером я хочу погулять один - осмотреть город, - резкоперебил его Тим. (Грандицци говорил с такой подобострастностью, что еговсе время хотелось одернуть.) Однако директора не так-то легко было сбить с толку. - Нет, нет, синьор, не один, - поспешно возразил он. - Вас теперьвсегда будет сопровождать детектив - как это? - телохранитель. Вы ведьтеперь такой богатый! - А я хочу побродить по городу один! - крикнул Тим. Нарядно одетые господа, сидевшие на носу, поглядели на Тима весьмаозадаченно. Один из них, балансируя на качающемся баркасе, подошел к немуи спросил: - Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? Моя фамилия Пампини. Яглавный переводчик фирмы. Он, как видно, решил использовать случай, чтобы представиться богатомунаследнику. Но когда он протянул Тиму руку, баркас резко накренилсявправо. Переводчик Пампини повалился прямо на колени Тиму, потом кое-какподнялся, бормоча тысячу извинений, но тут же снова повалился на колени кдиректору Грандицци. Разъяренный директор наорал сначала на переводчика,потом на рулевого баркаса. Одного он обозвал болваном, другого - ослом.Тут он сообразил, что рулевой не понимает по-немецки, и повторил своиругательства по-итальянски, причем на этом языке они оказались, по крайнеймере, раз в пять длиннее. Переводчик, ссутулившись, забился в уголскамейки на носу баркаса. В это время баркас причалил к ступеням мола. Нанижней ступеньке уже стоял наготове шофер в синей форме, почтительно держав руке синюю фуражку. С его помощью - он протянул руку Тиму и осторожноподтянул его к себе - и в то же время поддерживаемый под руку директором,правда скорее символически, Тим первым сошел с баркаса на землю. Всеобращались с ним так, будто он какой-нибудь очень старый и совсем больнойгосподин. Наверху, на молу, толпилось множество мужчин в черных костюмах - онизаслоняли Тиму вид на Геную. Директор Грандицци стал по очередипредставлять их Тиму. У всех у них были фамилии, оканчивающиеся на "ици"или "оци", и все эти фамилии Тим забывал в ту же секунду. Самое странное в этой торжественной процедуре представления было то,что ее устроили для четырнадцатилетнего мальчика в закатанных до коленклетчатых брюках, какие обычно носят коки, и в свитере с чужого плеча. Поправде сказать, глядя на эту сцену, можно было помереть со смеху. Но всеее участники оставались убийственно серьезными, и это, пожалуй, было дажехорошо для бедного Тима. Подкатил шикарный черный автомобиль, и шофер почтительно распахнулдверцу. Сначала влез Тим, за ним - директор Грандицци; они сели на красныекожаные сиденья, машина тронулась; господа в черных костюмах с серьезнымиминами и исполненными важности жестами выстроились в ряд и, подняв вверхправую руку, замахали им вслед. Только теперь, в пути, Тим вспомнил про матросский рюкзак, подаренныйгосподином Рикертом: он остался на пароходе вместе со всеми вещами. Тимрассказал об этом директору, но Грандицци только улыбнулся. - О, разумеется, синьор, мы можем забрать ваши личные вещи с парохода.Но господин барон уже позаботились о вашем новом, более элегантномгардеробе. - Барон? - с недоумением спросил Тим. - Новый господин барон, синьор! - Ах, вот оно что! - Тим откинулся на кожаную подушку сиденья и толькосейчас увидел в окно улицу Генуи, по которой они проезжали - мраморныйпортал и медную дощечку у подъезда: "Отель Пальмаро". Потом мимо окна пронесся веер невысокой пальмы, круглая клумба с кустомлаванды посередине, и автомобиль мягко затормозил. Дверцу автомобиляпоспешно растворили; швейцар в ливрее с золотым позументом подал Тиму рукуи снова с такой осторожностью помог ему выйти из машины, словно Тим был немальчишкой, а глубоким стариком. Теперь Тим стоял в самом низу широкоймраморной лестницы. Какой-то человек, приветственно махнув ему рукой сверхней ступеньки, крикнул: - Добро пожаловать! Человек этот был одет в клетчатый костюм, а на носу его красовалисьогромные черные очки от солнца. - Новый господин барон, брат-близнец прежнего! - шепнул Грандицци наухо Тиму. Но Тиму как-то не верилось, что это брат-близнец. И когда новый барон, спустившись с лестницы, воскликнул, смеясь: "О, какой у тебя прелестный разбойничий наряд!" - Тим догадался о том,о чем не догадывался директор. Он узнал этого человека по своемусобственному смеху. Никакого брата-близнеца не существовало. Барон был жив. А значит, жив был и смех Тима.
РАЗБИТАЯ ЛЮСТРА
В роскошном номере отеля, представляющем собой анфиладу из трех комнат,Тим впервые оказался наконец совсем один. Барон уехал на какое-тосовещание, сказав, что зайдет за ним, когда вернется. Тим как был, в клетчатых брюках и широком свитере Джонни, прилег натахту. Под головой у него была целая гора полосатых шелковых подушек. Тимне сводил глаз с люстры, похожей на причудливое образование из застывшихстеклянных слез. Впервые за долгое время он чувствовал себя снова почти совсем спокойно.Не из-за тех превращений, которые произошли с ним благодаря свалившемуся снеба богатству - об этих превращениях Тим пока еще имел весьма слабоепредставление, - а из-за того, что теперь он знал твердо: смех его жив. Иеще ему во всей этой неразберихе стало ясно одно: барон - его опекун, азначит, он никуда больше не исчезнет; теперь они словно привязаны друг кдругу. В погоне за своим смехом Тим, казалось, был почти у цели.Оставалось только найти уязвимое место барона... Увы, Тим тогда еще незнал, что издали многое видно гораздо лучше, чем вблизи. В дверь постучали, и Тим еще не успел ответить "войдите", как в номервошел барон. - Ты отдыхаешь? Прекрасно! - сказал Треч в дверях. Потом его длинная,худощавая фигура сложилась вдвое, словно перочинный нож, и он уселся вроскошное кресло с инкрустацией из слоновой кости. Положив ногу на ногу,он с усмешкой взглянул на Тима. - Последнее пари - просто блеск! Примите мое уважение, Тим Талер! Тим глядел на барона и молчал. Казалось, и это забавляет барона. Онспросил: - А по совести говоря, ты что хотел - проиграть или выиграть это пари?Мне было бы очень интересно это узнать. Тим осторожно ответил: - Чаще всего пари заключают, чтобы выиграть. - В таком случае, это была отличная находка! - воскликнул барон. Онвскочил с кресла и, скрестив руки на груди, начал ходить взад и вперед пономеру. Тим, полулежа на тахте, спросил: - А наш контракт еще действителен? Ведь я заключил его с первым барономТречем, а не с его братом-близнецом. Треч вернулся из спальни обратно в гостиную и на ходу ответил: - Контракт был заключен с бароном Ч.Тречем. Меня зовут Чарлз Треч. А доэтого я называл себя Чезаре Треч. И в тот раз Ч., и в этот раз Ч., мойюный друг! - Но раз нет никакого брата-близнеца, - поинтересовался Тим, - кого жетогда похоронили вместо вас? - Одного бедного пастуха, у которого не было никакой родни. Треч говорил, словно смакуя каждое слово. - В Месопотамии находится моя главная резиденция - небольшой замок.Там-то ему и устроили торжественные похороны. Барон снова направился в дальнюю комнату. Тим услышал его удаляющийсяголос: - Ты никогда не слыхал про людей, заключивших контракт с чертом иподписавших его своей кровью? Барон уже возвращался в комнату, где лежал Тим. Тим довольно равнодушноспросил: - А разве черт есть на самом деле? Треч снова опустился в кресло с инкрустацией из слоновой кости и почтипростонал: - Ты что, правда совсем дурачок или только прикидываешься? До чертатебе, кажется, вообще нет никакого дела! Тим никак не мог понять, почему этот разговор так волнует барона.Однако, услыхав слово "контракт", он насторожился. Он подумал, что Тречрешил поговорить с ним насчет контракта. Но барон все продолжалразглагольствовать. Он говорил о Вельзевуле, властителе ада, о демонахФорказе, Астароте и Бегемоте, о ведьмах и о черной магии, о знаменитомволшебнике докторе Фаусте, у которого одно время был слугой известный чертМефистофель. Заметив, что на мальчика эти разговоры наводят скуку, он поднялся скресла и пробормотал: - Придется действовать более прямо. Тим снова положил голову на подушки. Правой рукой, свисавшей с тахты,он рассеянно теребил шелковую домашнюю туфлю, - эти туфли принесли сюда,как только он вошел в номер. Взгляд Тима снова обратился к люстре: в еестеклянных слезах множество раз отражалась крохотная и нелепоискривленная, худощавая фигура барона. - Хочешь выучить заклинание, - решительно спросил Треч, - которымдоктор Фауст вызывал черта? - Нет, - ответил Тим, не поворачивая головы. Он увидел, как исказилисьгримасой лица маленьких баронов в сверкающих каплях люстры. - Тогда давай хоть я произнесу заклинание! - сказал барон. В голосе егозвучала плохо скрытая досада. - Как вам угодно, барон, - равнодушно ответил Тим. И все-такилюбопытство его пробудилось, когда он увидел, как множество крошечныхТречей, отраженных в множестве переливающихся стекляшек, подняли вверх длязаклинания свои тонюсенькие ручки. Медленно, глухим голосом Треч принялся произносить какие-то неслыханныеслова: Багаби лака бахабе, Ламак кахи ахабабе, Ламак, ламек бахляз, Кабахаги забаляс... Как только барон дошел до середины заклинания, люстра начала легонькопокачиваться - наверное, оттого, что он так сильно размахивал руками, - ипотревоженный громадный паук стал быстро спускаться с нее вниз на своемтонком канате. Тим всегда терпеть не мог пауков, а тут еще таинственное заклинаниебарона усилило чувство омерзения, и, схватив шелковую домашнюю туфлю, он вбешенстве швырнул ею в паука. Барон как раз договаривал последние слова заклинания: Бариолаз Лагоцата кабелаз... Вверху на потолке что-то хрустнуло, и вдруг громадная люстра с грохотоми звоном рухнула на пол рядом с креслом всем грузом своих переливающихсястеклянных слез. Тим испуганно поджал ноги. Барон, раскрыв рот и все еще подняв вверхруки, стоял за спинкой кресла с огромной шишкой на лбу. Как видно, осколок люстры угодил ему в голову. В номере стало необычайно тихо. Но грохот, вероятно, был слышен во всемотеле. Кто-то уже решительно колотил в дверь. Только теперь барон опустил руки. Сгорбившись, усталой походкойокончательно выдохшегося человека подошел он к двери, чуть приоткрыл ее исказал в щелку несколько слов по-итальянски. Тим их, конечно, не понял.Потом он снова захлопнул дверь, прислонился к ней спиной и произнес: - Все бесполезно. С простаком не сладишь! Тиму эта фраза была так же малопонятна, как и таинственное заклинание.Не вставая с тахты, он приподнялся и спросил: - Что бесполезно? - Средневековье! - ответил барон без всякой видимой связи. И Тимостался в полном недоумении. Больше он ничего не стал спрашивать, толькосказал: - Извините меня, пожалуйста, за люстру. Я хотел попасть в паука. - Этопустяки. Нам просто поставят в счет стоимость люстры, - пробормотал барон. - Почему же нам? - переспросил Тим. Он вдруг вспомнил, что он чудовищнобогат, и потому добавил: - За люстру, барон, заплачу я. - Вряд ли это окажется возможным, - возразил Треч, и на губах его сновапоявилась усмешка. - Ты ведь еще не достиг совершеннолетия, мой милый, азначит, не можешь истратить ни копейки без согласия опекуна. А опекунтвой, как тебе хорошо известно, барон Треч. - Он поклонился с насмешливойулыбкой. - Но, разумеется, ты будешь получать деньги на карманные расходы. Тим, юнга в клетчатых брюках и старом свитере, поднялся с тахты и тожепоклонился: - И вам, барон, приходят иногда в голову блестящие идеи. Разрешите мнетеперь переодеться. Я хотел бы остаться один. В первый момент Треч уставился на мальчика, не произнося ни слова.Потом он вдруг весело рассмеялся. И, все еще продолжая смеяться,воскликнул: - А ты, оказывается, способен на большее, чем я думал, Тим Талер!Поздравляю! Только теперь он заметил, что Тим, слушая его смех, побледнел. Этот смех - веселые раскаты и переливы, - которым он всякий раз, словнолассо, ловил своих собеседников, не подействовал на мальчика. По отношениюк нему он не имел никакой силы. Ведь это был его собственный смех. Треч поспешно направился к двери. Но прежде чем выйти из номера, онвытер рукавом своего пиджака полированную поверхность небольшогописьменного столика, стоявшего на его пути, почти у самой двери; при этомон, искоса взглянув на Тима, пододвинул локтем на середину стола кожаныйбювар с письменными принадлежностями. Только после этого он открыл дверь и, оглянувшись через плечо, сказал: - Всегда к вашим услугам, господин Талер! Я позову камердинера. Этоочень преданный мне человек, родом из Месопотамии. - Спасибо, - сказал Тим. - Я привык одеваться сам. - Что ж, тем лучше, - усмехнулся барон. - Значит, на этом мы сэкономим. Наконец он вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. На лестничнойплощадке барон постоял немного в раздумье. - Парень, видно, решил заполучить назад свой смех, - пробормотал он. -Он презирает могущество, которое дают темные силы. Или равнодушен к нему.Он хочет света, а свет... - барон медленно направился в свой номер, - асвет, как известно, преломляется зеркалом. Надо будет попробовать этотспособ. Войдя в свои апартаменты, Треч тут же снова опустился в кресло. Над егоголовой висела точно такая же люстра, как в номере у Тима. Взгляд баронаупал на легонько покачивающиеся стеклянные слезы, и, вспомнив, как Тимшвырнул туфлей в паука, он вдруг расхохотался. Он так хохотал, то наклоняясь вперед, то откидываясь назад, сотрясаемыйсмехом, что кресло под ним скрипело. Он хохотал, как мальчишка. Смехподымался откуда-то изнутри и выходил на поверхность, как пузырьки встакане с газированной водой. И все снова и снова рулада смехаоканчивалась счастливым, захлебывающимся смешком. Но барон был из техлюдей, которые никогда не отдаются с веселой беззаботностью своимчувствам. У него отсутствовал талант быть счастливым. Он имел привычку всеобъяснять и разлагать на части, даже свои собственные чувства. И на этотраз, как только смолк последний счастливый смешок, барон задумался надтем, чему он, собственно говоря, смеялся. И тут он с изумлением установил,что смеялся над самим собой, над своей неудачной попыткой завоеватьрасположение Тима при помощи фокусов с черной магией. Итак, попытка неудалась. Треч оказался побежденным. И все-таки он смеялся. Это было что-тоновое для барона, совсем неожиданное. Он поднялся с кресла и, шагая взад и вперед по комнате, принялсярассуждать вслух. - Поразительное дело, - бормотал он себе под нос, - я купил этот смех,чтобы обрести власть над сердцами и душами других людей. И вот... - он былтак ошарашен, что даже остановился, - и вот я обрел власть над самимсобой, над моими настроениями, ужасающими капризами и причудами. У менябольше нет никаких настроений! Я их высмеиваю! Он снова стал шагать взад и вперед по комнате. - Раньше я приходил в бешенство, когда, испытывая свою власть,оказывался побежденным. Я мог буквально вцепиться зубами в ковер отярости. А теперь, даже потерпев поражение, я остаюсь победителем: ясмеюсь! Барон потрогал свою шишку на лбу - он выглядел при этом почтисчастливым - и воскликнул: - Невероятно! Все, чего я добился в жизни, я получил благодаряковарству и обману, козням и лукавым победам над другими. И вдруг теперьчто-то досталось мне само собой, просто так, без всяких усилий, толькопотому, что где-то внутри у меня сидит какое-то клокотание, которое можетв любой момент подняться на поверхность и явиться в мое распоряжение. Нет,смех стоит гораздо дороже, чем я предполагал! Да за него не жалко отдатьцелое королевство! И снова этот длинный, худощавый человек бросился в кресло. Лицо его намгновение стало лицом господина в клетчатом с ипподрома, замкнутым ихитрым. "Ну что ж, гонись за своим смехом, Тим Талер! Гонись, гонись! Тыникогда не получишь его назад! Я держу его крепко, изо всех сил, зубами икогтями!"
БОГАТЫЙ НАСЛЕДНИК
Обычная форма юных богатых наследников выглядела во времена Тима так:короткие серые штаны, курточка в красную и черную полоску, белоснежнаяшелковая рубашка, галстук в красную шотландскую клетку, такие же носки икоричневые замшевые полуботинки на толстой подметке. Тим стоял в этом костюме перед зеркалом в человеческий рост ипричесывался, в первый раз в жизни смочив предварительно волосыодеколоном. На ковре у его ног лежал раскрытый иллюстрированный журнал сфотографиями чемпиона по теннису. Тим старался уложить волосы точно также, как у чемпиона. Наконец это ему кое-как удалось. Некоторое время он пристально рассматривал свое лицо в зеркале, потомпопробовал приподнять вверх уголки рта. Но это даже отдаленно ненапоминало улыбку. Тим грустно отвернулся от зеркала и стал бесцельно бродить по своемуномеру из комнаты в комнату. Он покачался от нечего делать вкресле-качалке, подробно рассмотрел картины, висевшие на стенах - все этобыли корабли в открытом море, - потом поднял телефонную трубку цветаслоновой кости, но тут же снова положил ее на рычаг и, наконец, раскрылкожаный бювар с вычурным тиснением, который барон, уходя, пододвинул насамую середину полированного письменного стола. В бюваре лежала пачка почтовой бумаги. В левом верхнем углу первоголиста было напечатано прямыми серыми буквами: ТИМ ТАЛЕР, ВЛАДЕЛЕЦ ПРЕДПРИЯТИЙ "БАРОН ТРЕЧ И К
o". Справа стояло: "Генуя... числа... года". В шелковом боковом кармашке бювара лежали почтовые конверты. Тим вынулодин из них и прочел внизу под чертой: "Отправитель - Тим Талер. Генуя,Италия. Отель "Пальмаро". Тим сел в кресло у письменного стола, открыл авторучку, лежавшую рядомс бюваром, и решил написать письмо. Когда он взял из стопки листок бумаги и отодвинул бювар, он заметил,что в полированной поверхности стола, словно в зеркале, отразиласьнаоборот надпись, напечатанная вверху листика. А если прочитать ее? РЕЛАТ МИТ "К
o И ЧЕРТ НОРАБ" ЙИТЯИРПДЕРП ЦЕЛЕДАЛВ При этом ему бросилось в глаза слово "черт". "Похоже, там написано "черт", - подумал Тим. - Но, это уж известноедело, - прибавил он мысленно, - когда черта помянут, он везде имерещится". Он положил листок поровнее и начал писать письмо. "Дорогой господин Рикерт! Я добрался до Генуи не совсем благополучно. Барон умер, и теперь я егонаследник. Но я этого вообще-то совсем не хотел. Скорее уж наоборот. Ксожалению, сейчас я ничего не могу вам объяснить. Может быть, когда-нибудьпосле. Пожалуйста, постарайтесь установить связь со стюардом. Его зовутКрешимир, и у него аппендицит. Крешимир вам может все рассказать, а я, ксожалению, ничего! Поговорите еще, пожалуйста, с рулевым "Дельфина"; егозовут Джонни, и он родом из Гамбурга. Он знает все. Теперь я самый богатый человек на свете, и так называемый новый барон -мой опекун. Хорошего тут ничего нет, но, может быть, это мне поможет. Ястараюсь, чтобы барон не заметил, что я ничего этого не хочу. Вы, и Вашамама, и стюард, и Джонни были ко мне очень добры. Может быть, Вы найдетекакой-нибудь выход для меня. Но, наверное, я должен выпутываться сам. Иэто, наверное, очень хорошо, что у меня есть план и цель, потому что этопомогает мне забывать, что я теперь уже не настоящий человек. Передайте, пожалуйста, привет Вашей маме, и большое Вам спасибо отВашего грустного Тима Талера. Только, пожалуйста, не пишите мне. Может быть, потом я пришлю Вамкакой-нибудь тайный адрес. Тим." Он еще раз прочел письмо с начала до конца, потом сложил листоквчетверо и запечатал его в конверт. Но как раз в тот момент, когда онхотел написать адрес, за дверью послышались шаги. Тим поспешно сунул письмо во внутренний карман своей куртки. В ту жесекунду раздался стук в дверь, и, прежде чем Тим успел ответить "войдите",в его номер снова вошел барон. Он увидел рядом с раскрытым бюваром незавинченную ручку и спросил: - Что, пишите личные письма, господин Талер? С этим вам надо бытьпоосторожнее. Впрочем, в вашем распоряжении имеется секретарь. Тим закрылбювар, завинтил ручку и сказал: - Если мне понадобится секретарь, я его позову. - Неплохо прорычал, юный лев! - рассмеялся барон. - Мне кажется, что,надев новый костюм, вы мгновенно усвоили новые манеры. Это весьма и весьмапохвально! Снова раздался стук в дверь. Треч недовольно крикнул: - Che cosa vole? [Что вам угодно? (итал.)] - La garderoba per il signore Thaler! [Вещи господина Талера! (итал.)]- ответил кто-то за дверью. - Avanti [войдите (итал.)], - буркнул Треч. Слуга в длинном зеленом фартуке с поклоном внес рюкзак Тима, положилего на подставку для чемоданов и остался стоять у двери. Тим подошел кнему, протянул руку и сказал: - Большое спасибо! Слуга с удивлением и даже как будто с неудовольствием неловко пожалпротянутую ему руку. - Non capisco! [Не понимаю! (итал.)] - пробормотал он. - Он не понимает, - рассмеялся барон. - А вот это он наверняка поймет! С этими словами Треч вытащил из кармана пачку бумажных лир и одну избумажек протянул слуге. Слуга, просияв, воскликнул: - Grazie! Mille grazie! Tante grazie, signore barone! [Спасибо! Большоеспасибо! Огромное спасибо, синьор барон! (итал.)] - и, низко кланяясь,попятился к двери. Треч запер за ним дверь и сказал: - В прежние времена холоп, прежде чем переступить порог господскихпокоев, снимал обувь, а войдя, падал на колени и целовал своему господинуносок сапога. Увы, эти благословенные времена ушли безвозвратно! Тим не обращал внимания на слова барона. Его вдруг поразила мысль, чтов рюкзаке лежит его фуражка, а за подкладкой фуражки - контракт с Тречем.Как бы невзначай он подошел к рюкзаку, развязал его и тут же увиделфуражку - она лежала сверху. Взяв ее в руки, он услышал, как подподкладкой зашуршала бумага. Тим вздохнул с облегчением. Продолжая слушать разглагольствования барона, он старался незаметновытащить контракт из-под подкладки и переложить его во внутренний карманкуртки. - В таком отеле, как этот, - продолжал свою речь барон, - вполнедостаточно пожимать руку троим: портье, чтобы всегда говорил в случаенадобности, что вы только что вышли, директору, чтобы не разглашал вашихтайн, и шеф-повару, чтобы вкусно кормил нужных вам людей. - Я приму это к сведению! - заметил Тим. Про себя он подумал: "Когда я снова смогу смеяться, я с радостью пожмуруку всем слугам и горничным". Зазвонил телефон. Тим взял трубку и сказал: - Слушаю. Это Тим Талер. - Ваш автомобиль подан, синьор! - раздался голос в трубке. - Большое спасибо! - ответил Тим и нажал на рычаг. Барон, пристальнонаблюдавший за Тимом, заметил: - Никогда не называйте своего полного имени, мой милый! Вполнедостаточно сказать "да", причем таким тоном, чтобы дать почувствоватьнедовольство: ведь вас потревожили. И никогда не говорите "большоеспасибо", если вам сообщают, что автомобиль вас ждет. Совершеннодостаточно буркнуть "хорошо!". Богатство обязывает к определеннойневежливости, господин Талер. Очень важно уметь держать людей нарасстоянии. - Я приму это к сведению! - снова повторил Тим. И снова подумал: "Ну погоди, дай только мне вернуть мой смех!" Онивместе спустились по лестнице в зал - в таких фешенебельных отелях егообычно называют холлом, - и при их появлении некоторые господа поднялисьсо своих кресел и поклонились. Один из них подошел поближе и произнес: - Разрешите, господин барон... Даже не взглянув на него, барон ответил: - Мы спешим. Позже. Затем они сошли вниз по мраморной лестнице и направились к своемуроскошному автомобилю. Шофер распахнул перед ними дверцу, и барон с Тимом опустились накрасное ко
Воспользуйтесь поиском по сайту:
