Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Теория доказательств в Уставе уголовного судопроизводства императора Александра II. 3 глава




Вo-первых, судебное действие, коим установляется доказательство. Например, допрос свидетеля (441 ст. Устава уголовного судопроизводства).

Во-вторых, установление доказательства например, составление протокола показания свидетеля (ст. 453, 408 и 409 Устава уголовного судопроизводства).

В-третьих, пользование доказательством. Cюда относятся все постановления, имеющие в виду обеспечить истину, например, относительно свидетелей, следующие статьи Устава уголовного судопроизводства: 442 (о присяге свидетелей); 446 (допрос свидетелей порознь); 447 (характер вопросов свидетелю); 448 (предложение свидетелю новых вопросов по предложению обвиняемого, которому прочтено показание свидетеля); 452 (очные ставки) и т. д.

 

Определение двенадцатое

Доказательственным правом охранительным называется совокупность законодательных постановлений, определяющих принудительные меры, коими располагает судебная власть как для обеспечения доставления доказательств третьими лицами, так и для ограждения достоверности этих доказательств.

Основания

Всякое право содержит в себе санкцию принуждения, исходящего от государства; доказательственное право было бы какою-то академическою методологиею, если бы судебная власть не имела в своем распоряжении мер принуждения по отношению к третьим лицам, которые могут, но не желают доставить доказательства судебной власти. Поэтому, в доказательственное право входит значительная доля принуждения, падающая тяжелым, но неизбежным бременем на общество. Cмотря на то, как на суде распинают допросами ни в чем не повинного свидетеля, невольно думаешь, не в этой ли моральной пытке осуществляется ответственность общества за преступление, нашедшее в его грехах свою благоприятную почву, а в его равнодушии к нравственному злу свое поощрение?

Доказательственное право охранительное будет излагаться в учении об отдельных видах доказательств. Здесь же, для примера, приведем какую-нибудь ст. Устава уголовного судопроизводства, в которой содержится принудительная мера. Cт., например, 438 гласит в случае неявки свидетеля без представления законных причин, указанных в ст. 388, судебный следователь налагает на него денежное взыскание не свыше пятидесяти рублей и посылает к нему вторичную повестку. Если и затем свидетель не явится в срок и не представит законных к тому причин, то он приводится к следствию". Здесь, таким образом, принуждение направляется на то, чтобы доставлено было доказательство. Далее, свидетель приводится к присяге; если он не желает принять ее, то он привлекается за это к ответственности.

Доказательственное право охранительное не столько интересно теоретически, сколько важно в практическом отношении. Падая большою тяжестью на общество, оно достойно особенного внимания законодателя как задача довольно трудная: необходимо согласить интересы правосудия с возможно большим щажением свободы и спокойствия частных лиц, несущих повинность на пользу юстиции.

 

 

 

(20) На основании помещенных в упомянутом сборнике пословиц можно составить довольно полную теорию доказательств. Меткость многих пословиц поразительна. Чувственная очевидность, как ясно из множества пословиц, считается лучшим доказательством; это выражено, например, в следующем двустишии: "Die Wahrheit darf Beweises nicht, die man hort, greift und sieht", т. е. что можно слышать, осязать и видеть, не нуждается в доказательствах. Лучшие свидетели поведения человека окольные люди: "Wer will wissen, wer er sei, Frag' der Nachbarn zwei bis drei, Sollten's ihm die drei vertragen, Wird es der vierte sagen", т. е. не один, так другой сосед скажет правду. Можно пожалеть, что русские юридические пословицы еще не получили такой прекрасной обработки, как немецкие. Большинство встречающихся у Даля пословиц рисует безотрадное положение юстиции. "Тем только и дышим, что знать не знаем, ведать не ведаем". "На себя не наговаривай, а с друга сговаривай". "Попался да отмолчался". "В суд ногой - в карман рукой". "Ах судья, судья, четыре полы, восемь карманов". "Эта вина стоит полведра вина". "Наши правы, а сто рублей дали". "Знает и сила правду, да не любит сказывать". "Судья что плотник: что захочет, то и вырубит". "Суд прямой - да судья кривой". "Пути ясны, да очи слепы". "Судья праведный - ограда каменна".

(21) Настоящее правило выработано в Англии, где уравновешенный (благоразумный) человек есть правило, а не исключение, как во многих местах на континенте, но число 12 (присяжных) до известной степени все же гарантирует благоразумие.., по крайней мере, в спокойные времена, когда общество не охвачено аффектом.

(22) При этом дается следующее поэтическое сравнение: "The sky seems tobe a roof, and fire-fy appears to be a fire; yet there is no roof to the atmosphere, nor fire in fire-fly". "Небо кажется сводом, а светящаяся муха - огнем; но в атмосфере нет свода и нет огня в светящейся мухе".

(23) "Я всегда,- говорил один адвокат Cтивену (Indian Evidence Act, p. 43),- имею обыкновение смотреть на ноги свидетелю при перекрестном допросе. Я заметил, что, как только свидетели начинают врать, они всегда переминаются с ноги на ногу".

(24) В законе Хамураби также встречаются правила о доказательствах (ордалии, свидетели, присяга), ясно показывающие, что, наряду с ордалиями, уже действовали правила о доказательствах, основанных на опыте. (Cм. Hamurabi's Gcsetz, von I. Kohlеr und F. Peiser, 1904).

(25) Все вообще правила law of evidence могут быть названы правилами о допустимости (admissibillity) доказательств. Но в каждом уголовно-процессуальном кодексе имеются наставления о допустимости уголовных доказательств. О допустимости доказательств судят судьи, о силе допущенных доказательств - присяжные заседатели.

(26) В своем сочинении "Суд присяжных" мы доказывали очень подробно, что английский порядок ведения судебного следствия отличается целесообразностью. Речи сторон, предпосылаемые следствием обвинительному и защитительному, представляют как бы конспекты того, что должно воспоследовать на самом следствии. Понятно, что сторона в этой речи будет стараться о том, чтобы в кратком очерке приготовить присяжных к рассмотрению доказательств. Cтороне желательно будет возбудить внимание присяжных, наметить те пункты, которые она постарается сейчас доказать. Таким образом, поддерживается постоянная связь между эксплуатацией доказательств и прениями сторон. Заключительные прения сторон в русском уголовном суде, оторванные от разбора доказательств, легко уклоняются в сторону от фактов судебного следствия.

(27) Миттерман, Golddammеr's Archiv, Bd. VI, s. 157, между прочим замечает о прениях сторон в английском процессе: "На характер судебного следствия в Англии и прения сторон решающим образом влияет строго соблюдаемый принцип, что стороны должны приводить только то, что может считаться доказательством. Уверения обвинителя, что он "глубоко убежден" в виновности подсудимого и, vice versa, трогательные утверждения защиты о степени ее глубокой убежденности в невинности подсудимого не могут иметь места в английской судебной речи. Если и бывают такие случаи, то судья в своем заключительном слове непременно выскажет строгое порицание неуместной декламации ораторов.

(28) Общегерманское уголовное судопроизводство 1877 г., ст. 260 гласит: "Ueber das Ergebniss der Beweisaufnahme entscheidet das Gericht, nach seiner frein, aus dem Inbegritfe der Verhand lung geschopften Ueberzeugung", т. е. результат исследования доказательств суд определяет по своему свободному убеждению, вынесенному из всего судебного разбирательства.

(29) Cм. Тауlоr, A treatise on the Law of evidence, p. 37. Stephen, A digest of the law of evidence, Art 121. Приведенное предостережение против осуждения на основании ничем не подтвержденного оговора есть предостережение, освященное law of evidence.

(30) В превосходном своем заключении по делу Cаратовско-Симбирского банка обер-прокурор А. Ф. Кони поддерживает приведенный взгляд правового Cената: "Правильно понимающий свои обязанности председатель не только может, но в известных случаях, обусловленных составом присяжных, неравенством сил сторон или способом установки на суде того или другого доказательства обязан высказать присяжным свое мнение об относительной силе каждого из главнейших доказательств".

(31) Пользуясь тем, что уголовно-судебная достоверность есть достоверность историческая, лишь высокая степень вероятности, обвинители, делая какое-нибудь вероятное предположение, сваливают коварно onus probandi на подсудимого. Иногда защитники легкомысленно принимают на себя бремя доказания и тем ставят в опасное положение не только подсудимого, но и самое правосудие. Так, обвинитель часто не считает нужным доказать достоверно присутствие подсудимого на месте преступления, а защитник легкомысленно берет на себя доказательство alibi. Неудача в таком доказывании дает в глазах присяжных силу обвинения, между тем как это последнее пользуется только неудачею защиты. Иногда ложь невинного человека, попавшего под суд, делается предметом доказания защиты, конечно, неудачного, и все дело направляется по ложному пути. Логика уголовного процесса требует, чтобы обвинение было самостоятельно доказано, а не ограничивалось промахами бестактной, неопытной или легкомысленной защиты.

(32) Это прямо вытекает из того, что судьи постановляют приговор по внутреннему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела (ст. 766 и др.). Внутреннее убеждение должно быть основано на обстоятельствах, добытых судебным разбирательством, а не иных каких-либо сведениях, см. кассационные решения 71/299 Митрофанова; 71/1187 Бухвостовых.

(33) (с. 141) Нет ничего неправильнее и противнее правилам адвокатской морали, как ссылки защитника на то, что у него составилось полное убеждение в достоверности того или другого пункта в деле. Cсылка на убеждение неуместна, потому что роль защитника - роль аргументатора на основании фактов, имевших место на суде. Всякая ссылка на убеждение без приведения оснований его выводит адвоката на дорогу "авторитета", которому верят. Защитник может пользоваться установленными на суде обстоятельствами со всею силою логического анализа; но он не имеет права ссылаться на свое "убеждение", на свою "совесть", на свой "опыт". Баллантайн (Some experiences of a barrister's life, v. I, p. 93) замечает, что защитник по самому существу своей обязанности ни при каких обстоятельствах не должен ссылаться на свое "собственное убеждение" (It is of the essence of advocacy that counsel should under no circumstances convey his оwn belief or use expressions to bo so). Priedmann (ib., p. 378) также замечает, что содержанием защитительной речи может служить только то, что имело место на суде. Конечно, сказанным мы не желали проводить мысли, что защитник - машина без убеждения. Но пусть, если у защитника имеется сильное и искреннее убеждение, оно выразится в точном анализе доказательств, в мощном слове, пусть оно объективно выразится в его речи.

(34) Здесь идет речь не только об общих соображениях касательно силы доказательств вообще, но и об особенностях доказательств различных видов преступлений. Мы, далее, не должны забывать, что существует масса остроумных соображений о достоверности, выработанных в судебной медицине и не имеющих специально-медицинского характера. Изнасилование, например, кроме медицинских доказательств (в особенности в случаях, связанных с растлением), имеет свои доказательства, носящие типический характер.

(35) Положение это принято и в нашем Врачебном уставе. Медицинское свидетельство, как известно, состоит из четырех частей: введения, исторической части, мнения и заключения. О мнении Врачебный устав говорит: "Мнение cиe должно быть подтверждаемо достаточными и ясными доказательствами, согласно правилам анатомии, физиологии, патологии и химии, не менее того и здравым суждением и заключением, основанным, если можно, на несомненных опытах и наблюдениях классических по сему предмету авторов" (ст. 1753). По учению английской теории доказательств, факт, вообще не находящийся в связи с обстоятельствами дела (irrelevant), почитается находящимся в таковой связи (relevant), если он поддерживает или опровергает заключение эксперта, представленное на суде (Stephen. A digest of the law of evidence, Art. 50). Например: вопрос заключается в том, был ли А. отравлен известным ядом? Факт, что другие лица, подвергшиеся отравлению тем ядом, представляли такие-то болезненные симптомы, признаваемые или не признаваемые экспертом по делу, считается находящимся в связи с обстоятельствами разбираемого случая (relevant).

 

*(4) В этих статьях Австрийского кодекса вычислены улики, дающие право начать следствие. Несколько обстоятельств по этим статьям часто составляют одну улику (einen Verdachtsgrund). Авт.

*(5) Дело, производившееся между другими (inter alios), не имеет отношения к рассматриваемому, хотя бы оно и было подобно. Авт.

*(6) Cвидетель, показывающий на суде по слуху от других, передает чужое показание. На суде является, таким образом, показание лица, не вызванного в качестве свидетеля. Авт.

*(7) Cвидетели на суде дают только факты. Авт.

*(8) Сказанным не исключается, однако, психологическое значение общего впечатления при образовании убеждения присяжных. Авт.

*(9) Кассационные решения 1867 г. n 492; 1872 г. n 350. Авт.

*(10) Cюда, конечно, не относится справка о судимости как факт, судебным порядком установленный (res judicata). Авт.

Условие первое. Бремя доказания (onus probandi) на обвинителе.

Определение первое

В смысле юридической обязанности бремя доказания (onus probandi) всех обстоятельств дела, существенных для постановления уголовного приговора, нераздельно лежит на плечах обвинителя.

Основания

Бремя доказания (onus probandi) в уголовном процессе, сравнительно с гражданским, управляется особыми началами.

Onus probandi как юридическая обязанность особого органа в процессе предполагает отделение власти обвинительной от судебной. Вот почему о бремени доказания как об особой обязанности не может быть речи в строго следственном процессе, где судья в одном своем лице соединяет обязанности обвинителя, судьи и защитника. При этой форме процесса судья, рассматривая письменное производство дела, сам формулирует обвинение, сам исследует оправдательные доказательства и сам же постановляет приговор. Состязательного начала, т. е. судебной борьбы обвинения и защиты, в этом процессе нет; нет, следовательно, и бремени доказания как обязанности специального органа не может быть и речи о распределении этого бремени. В этом отношении судья в строго следственном процессе напоминает историка, исследующего какое-нибудь прошедшее событие. Пред ним не производится судебного следствия; он не соприкасается непосредственно с доказательствами; не выслушивает подсудимого и свидетелей; стороны не разрабатывают в его присутствии доказательств; пред ним не располагаются в отчетливых группах утверждения обвинения и защиты. У него один материал письменные акты, и своим личным беспристрастием он должен заменить те гарантии, которые даются разработкою дела двумя заинтересованными сторонами, из которых каждая исчерпывает всевозможные доводы, чтобы убедить судью. Впрочем, строго следственный судья по условиям своей деятельности и не нуждается в убеждении по делу: он только подводит имеющиеся факты под требования формальной теории доказательств. Он не исследователь; он применяет закон к факту. Логическая потребность в разделении обвинения, защиты и суждения, однако, так велика и настоятельна, что даже в строго следственном процессе судья не может обойтись без отделения, пo крайней мере, в своем уме, доказательств обвинения от доказательств защиты. Но такое разделение функций в уме, как показал опыт, кончалось обыкновенно тем, что судья наклонялся скорее в сторону обвинения, чем защиты. Строго следственный процесс представляет неравную борьбу между следственным судьей и подсудимыми: первый является всесильным обвинителем, второй собственным, обыкновенно плохим, защитником. Из сказанного ясно, что в строго следственном процессе бремени доказания как юридической обязанности особого органа в суде не было. Бремя доказания лежало на том, кто решал дело на суде; а этот перемещал его на подсудимого.

Перейдем теперь к обвинительному процессу. Строго обвинительного уголовного процесса, вполне тождественного по своим началам с гражданским, нет и даже быть не может по преступлениям, преследуемым во имя общественного интереса. Если мы говорим об обвинительном процессе, то имеем в виду ту форму последнего, которая наиболее приближается к состязательному гражданскому судопроизводству.

Уголовный процесс, ближе всего стоящий к чистой обвинительной форме, есть английский. Посмотрим, в чем состоит учение английской теории доказательств о бремени доказания (burden of proof). Для этого изложим учения лучших писателей по данному вопросу и сделаем общий вывод. Основанием этих учений, конечно, служит английская судебная практика. Стивен (A digest of law of evidence. London, 1906, p. 108) дает следующие правила о бремени доказания в уголовном процессе(1). Бремя доказания, что данное лицо виновно в совершении преступления, лежит на том, кто утверждает это. Исходным пунктом этого правила служит общее положение, что невинность лица предполагается, доколе не доказано противное. Однако, по Стивену, в течение дела бремя доказания может переместиться и на подсудимого, если обвинитель докажет какие-либо факты, возбуждающие предположение в пользу его утверждений. Например, замужняя женщина А. обвиняется в краже и признает себя невиновною. Бремя доказания лежит на обвинителе. Доказано, что она вскоре после совершившейся кражи владела крадеными вещами. Бремя доказания перемещается на А. Она показывает, что украла вещи в присутствии своего мужа. Бремя доказания, что она не была принуждена к краже мужем, перемещается на обвинителя. Далее Стивен выставляет следующее положение: "Бремя доказания какого-либо отдельного факта лежит на той стороне, которая желает, чтобы суд убедился в действительности того факта. Исключение составляют случаи, когда сам закон определяет, на какой именно стороне лежит бремя доказания. Но в течение дела бремя доказания может перемещаться с одной стороны на другую. При определении количества доказательства, необходимого для такого перемещения, суд принимает во внимание те благоприятные условия, в которых находились стороны для знания и, следовательно, возможности доказания подлежащего факта. Например, А. обвиняет В. в воровстве и желает убедить суд, что В. сознался в своем преступлении лицу С.; А. должен доказать, что это сознание действительно было сделано. В. желает убедить суд, что во время совершения преступления он находился в другом месте. В. должен это доказать". Наконец, последнее правило, даваемое Стивеном, заключается в том, что бремя доказания факта, который должен быть удостоверен для того, чтобы стороне дозволено было представить какое-либо доказательство, лежит на той стороне, которая желает представить то доказательство. Например, А. желает доказать, что В. дал предсмертное показание(2). А. должен доказать, что В. умер и что он потерял всякую надежду на жизнь в то время, когда давал свое показание. С. желает доказать путем второстепенного доказательства содержание потерянного документа. С. должен доказать, что документ был действительно потерян. В своем "Индийском акте о доказательствах, 1872 г." (The Indian Evidence Act, 1872) Стивен, исходя из того же начала, что бремя доказания лежит на том, кто утверждает что-либо, дает следующее правило о перемещении бремени доказания в уголовном процессе. "При обвинении кого-либо в преступлении бремя доказания обстоятельств, подводящих дело под действие общих исключений Индийского уголовного кодекса, или под какое-либо условие в другой части кодекса, или под какой-либо закон, определяющий самое деяние, лежит на обвиняемом. Доколе не представлено доказательство, суд должен предполагать отсутствие таковых обстоятельств". Например, А., обвиняемый в убийстве, утверждает, что вследствие душевной болезни он не понимал свойства своего деяния. Бремя доказания душевной болезни лежит на А. В., обвиняемый в убийстве, утверждает, что вследствие сильной и внезапной провокации, он потерял всякое самообладание. Бремя доказания лежит на В.

Учение Стивена о бремени доказания в уголовном процессе сводится к следующим положениям:

1) В уголовном суде невиновность лица предполагается, доколе не доказано противное.

2) Бремя доказания, что данное лицо совершило преступление, лежит на обвинителе.

3) Бремя доказания перемещается на подсудимого, если представленные обвинителем доказательства вызывают предположение в пользу основательности обвинения.

4) Бремя доказания отдельного факта лежит на том, кто желает, чтобы суд верил в существование этого факта; но это бремя может перемещаться и на другую сторону. Перемещая это бремя, суд принимает во внимание, насколько данная сторона находится в благоприятных условиях для знания и, следовательно, для возможности доказания данного факта. Это последнее правило в "Индийском акте о доказательствах" (Ind. Evid. Act. 106) выражено таким образом: "Если какой-либо факт по обстоятельствам особенно известен одной из сторон, то бремя доказания этого факта лежит на этой именно стороне. Например, лицо совершает какое-либо действие, с каким-либо намерением, отличным от того, которое непосредственно выражается самим действием; бремя доказания того намерения лежит на совершителе действия. А. обвиняется в том, что ехал по железной дороге без билета. Бремя доказания, что билет был взят, лежит на А.

5) Бремя доказания факта, который предварительно должен быть удостоверен пред судом для того, чтобы стороне разрешено было представление какого-либо доказательства, падает на ту сторону, которая желает представить это доказательство.

Наконец, пояснением к учению Стивена о бремени доказания может послужить следующее, помещенное им в "Индийском акте о доказательствах" правило, которое должно оказать большое влияние на распределение бремени доказания между сторонами на суде.

6) Суд может предполагать существование фактов, которые он считает вероятными на основании обыкновенного хода физических явлений, человеческого поведения, общественных и частных дел.

Для объяснения этого правила Стивен дает следующие примеры судейских предположений: "Человек, во владении которого находятся краденые вещи, вскоре после совершенной кражи, есть или вор, или приобретатель этих вещей, с знанием, что они уворованы. Подобное предположение имеет силу, пока не доказано противное обвиняемым лицом". "Показание соучастника можно считать не стоящим веры, пока обстоятельства такого показания не подтверждены". "Можно предполагать, что ответ, который дать кто-нибудь отказывается, был бы для него неблагоприятен".

Вникая в эти предположения, можно сказать, что, по учению Стивена, бремя доказания должно перемещаться на подсудимого во всех тех случаях, когда предположение, основанное на обыкновенном ходе физических или нравственных явлений, возникает против подсудимого. Правда, Стивен в дальнейших своих объяснениях указывает случаи, когда вышеприведенные предположения не должны иметь силы; но во всех указанных им случаях одно предположение уничтожалось другим. Принцип, выставленный Стивеном, не теряет своей силы от того, что он его ограничивает естественными пределами, вне которых нет основания для его применения. В сочинении, гораздо ранее указанном, Стивен объясняет, что в случаях доказывания посредством улик бывает момент, когда обвинитель сделал все, что мог сделать, и когда остается одно потребовать доказательств от подсудимого; если последний таких доказательств не представляет, то остается сделать из этого неблагоприятные для него заключения.

Бэст в изложении учения о бремени доказания (burden of proof), исходит от мысли, что правила об onus probandi имеют в своем основании начала логики (principles of natural reason). Всякий вообще спор в конце концов сводится к тому, что одна сторона утверждает что-либо, а другая это отрицает или, по крайней мере, не признает. Понятно, что где нет оснований предполагать, что утверждения одной стороны имеют за себя больше вероятностей, чем отрицания другой, и где средства доказывания одинаково доступны для спорящих, там сторона, что-либо утверждающая, должна и доказать свои утверждения на ней лежит onus probandi. Отрицающая сторона не должна приводить никаких доказательств противного, пока утверждающая не представит более или менее убедительных доказательств в подкрепление своих положений. Таковы логические основания известного процессуального правила, выраженного во многих юридических максимах: "Actori incumbit onus probandi", "Actori incumbit probatio", "Actore non probante reus absolvituг". Иcтeц дoлжeн нa пepвыx порах сделать свой иск доказанным, по крайней мере, prima facie: "Melior est conditio rei, quam actoris", "In dubio secundum reum, potius quam secundum actorem litem dari oportet", "Semper in obscuris quod minimum est sequimur". Если ответчик вместо простого отрицания того, что противная сторона утверждает, ссылается на какой-нибудь факт, который, буде достоверен, послужит ответом, то бремя доказания перемещается на него, ответчика. Он должен доказывать, по крайней мере, настолько, чтобы его положение представлялось подтвержденным prima facie: "Agere is videfur, qui exceptione utitur: nam reus in exceptione actor est", "Reus excipiendo fit actor", "In genere quicunque aliquid dicit, sive actor sive reus, necesse est, ut probet".

После этих общих оснований Бэст излагает учение о бремени доказания; из него можно извлечь следующие правила:

1. Время доказания лежит на том, кто ставит, в споре положительное утверждение.

Это правило выражается в правиле: "Ei incumbit probatio qui dicit, non qui negat". Однако правило это должно быть правильно понято, иначе оно может повлечь за собою странные выводы. Отрицание, конечно, не может быть доказываемо, когда оно в себе ничего, кроме голого "нет", не содержит. Нечто решительно ничем неопределенное, понятно, не может быть доказываемо. Обвинитель утверждает, что случилось событие, не объясняя где, когда и при каких обстоятельствах. Как может подсудимый доказать свое отрицание, что в известном месте, неизвестно когда и при неизвестных условиях, указанное событие не случилось? Напротив, отрицание, содержащее в себе положительное утверждение, negativa, praegnans, может быть доказываемо. Отрицание, не содержащее в себе ничего положительного, не потому не может быть доказываемо, что оно отрицание, а потому, что оно совершенно неопределенно. "Si negativa indefinia probari non potest, говорит старинный юрист, id non inde est, quia negativa, sed quia indefinita, nес affirmativa indefinita potest". Следовательно, правило о том, что отрицание не может быть доказываемо, относится не к отрицательной форме вообще, а к совершенно неопределенным отрицаниям. Далее, и положительное отрицание, если оно отличается полною неопределенностью, не может быть доказываемо. Предположим, что подсудимый утверждает, будто он всегда носил пуховую шляпу. Как он может это доказать? Ему нужно было бы собрать свидетелей каждого своего появления на улице в течение всей жизни, чтобы доказать свое неопределенное "я носил". Если же он скажет, что носил такую шляпу в течение двух, трех дней, то утверждение делается более определенным и более удобным для подтверждения его фактами.

2. Бремя доказания может быть перемещено на другую сторону: а) теми юридическими презумпциями, которые позволяется опровергать (praesumptiones juris); б) сильными фактическими предположениями и в) всяким видом доказательств, которые создают предположение в пользу утверждающего что-либо на основании этих доказательств.

Когда презумпция идет в пользу стороны отрицающей, то это лишнее основание для того, чтобы бремя доказания пало на плечи утверждающего; но когда презумпция идет в пользу стороны, утверждающей что-либо, то отрицающая сторона должна принять на себя бремя доказания. Например, обвинитель утверждает, что подсудимый совершил такое-то преступление. Praesumptio juris идет в пользу подсудимого; он предполагается невиновным, доколе не доказано противное. Здесь praesumptio juris дает лишнее основание для того, чтобы бремя доказания лежало на обвинителе; говорим "лишнее основание", потому что и без того на нем лежит это бремя, ибо он утверждает. Обвинитель на основании доказательств утверждает, что, судя и по действию подсудимого и на основании обычного хода человеческих дел, он совершил убийство предумышленно. Здесь, по английскому учению, praesuniptio juris идет против подсудимого умысел предполагается на основании действия, доколе противное не доказано (Malice is presumed from the act of killing, unless its absence be shewn, бремя доказывания непредумышленности падает на подсудимого". Далее, бремя доказания перемещается вследствие всякого сильного фактического предположения, возникающего из представленных доказательств. Когда обвинитель сделал все, что от него разумно может быть потребовано в деле подтверждения обвинения, в пользу его обвинения возникает благоприятное фактическое предположение, и бремя доказания перемещается на подсудимого. Конечно, в каждом отдельном случае только суд может решить, когда именно наступает этот момент перемещения onus probandi. Обвинитель, например, доказал по делу об отравлении, что подсудимый купил яд. Больше от обвинителя, по мнению английских писателей, нельзя требовать. Суд должен потребовать от подсудимого доказательств в том, что цель покупки яда была невинная. Владение крадеными вещами вскоре после совершения кражи, доказанное обвинителем, переваливает бремя доказывания на подсудимого: они должен доказать, как он приобрел их, доказать, что он не знал, что они краденые.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...